- Вам вам, тебе Веня и вот этой, - Зверев словно только сейчас заметил девушку, - барышне.
- Я вам не барышня! - возмутилась Настя, - и вообще, в цивилизованном обществе принято здороваться.
- Здравствуйте товарищ Анастасия, давайте не будем придираться к словам, мне нужна любая информация по краже из монастыря. Я, как руководитель группы, даю вам, Анастасия Игоревна, официальное поручение - отправиться в Печоры и всё выяснить про кражу иконы. Вам нужно будет не только посетить местное отделение милиции, но по возможности, ещё и наведаться в монастырь. Меня интересует всё: что ещё было украдено, кто вёл дело, что стало с похитителями. Очень прискорбно, что в наших архивах по этому делу ничего нет.
- Всё ясно товарищ капитан. Прикажите отправляться в монастырь немедленно?
- Почему же немедленно? Праздник всё таки, послушайте музыку, по танцуйте.
- Не до танцев мне сегодня, дело прежде всего. Так что я готова убыть в ваши Печоры прямо сейчас. Готова даже постриг принять, если прикажете.
Зверев впервые улыбнулся:
- А вот с этим не торопитесь, к тому же, как мне известно, вы у нас не верующая.
- Надо же, вы и это знаете. А что вы ещё обо мне знаете? Ой, вы же тоже у нас опер, тоже все мелочи примечаете, как и ваш подопечный.
- Вы это о ком?
- Это она обо мне! - уяснил Костин. Анастасию Игоревну возмутило то, что я заметил её опухшую лодыжку.
- А что у неё с лодыжкой? - встревожился Зверев
- Растяжение.
- Тогда может я другого кого отправлю?
- Ничего страшного, - перебила Настя, - поездки в монастырь - это не помешает. Вот и замечательно, тогда после праздника и поедем. Встречаемся на автостанции в девять, а пока, - Костин бегло огляделся по сторонам, - раз товарищ Потапова у нас сегодня не танцует, думаю, что мне следует поискать себе другую, более подходящую партнёршу. Костин решительно направился в толпу, и вскоре уже кружил делопроизводителя Юленьку Кравченко. Зверев и Настя остались наедине.
- Хотите мороженого?
Настя посмотрела на Зверева с недоумением:
- Вы что же, опять?
-Что опять?
- Начинаете ко мне свои дурацкие приставания.
- Вот что, вы вовсе не в моем вкусе, и я желаю чтобы наше общение ограничилось лишь работой, - Зверев улыбнулся, пожал плечами, - просто чертовски жарко, я захотел мороженого, а есть самому и не предложить даме, это ведь неприлично. Верно?
- Вот ещё, идите и ешьте свое мороженое, не знаю зачем вы вообще рядом со мной встали - Настя отвернулась, но Зверев определённо не спешил уходить. Настя закусила губу, проклятый Костин оставил её тут с этим. Опер он понимаешь ли, ну растяжение, и что? Если не особо кружится, то можно было бы и по вальсировать. Только не со Зверевым конечно.
Словно прочитав её мысли, Павел Васильевич вдруг сказал:
- Обожаю эту мелодию, если согласитесь, что мы бы с вами могли потанцевать . Нет, я понимаю что у вас повреждена нога и всё такое, но не обязательно же рвать себя до упора, можно ведь не спеша, потихоньку, обещаю что буду беречь вашу ногу, и уж точно не дам вам упасть.
Настя хотела выдать очередную колкость, но вместо этого почему-то спросила:
- А как же мороженое?
- Обойдусь. Так что? - Зверев оживился, шагнул к девушке, протянул руку, - ну давай, по скалься у меня ещё.
- Ну да, хочется у меня танцевать и что? Почему я должна себя ограничивать?
- А давайте!
Оркестр заиграл «на сопках Маньчжурии».
- О боже, да будь что будет.
Спустя мгновение они уже кружили в общей толпе. Настя была поражена тем, что вовсе не чувствовала боли, Зверев придерживал её за талию не сжимал, а лишь мягко касался её пальцев. И Насте казалось, что он всё делает за нее. В глаза он ей смотрел лишь изредка, его рот был слегка приоткрыт, глаза были слегка прищурены. Настя прикрыла глаза, все навалившиеся на нее напасти, словно в одночасье исчезли. Она забыла про кучу вывалившегося из бочка мусора, про испорченное платье и вовсе не вспоминала, про поврежденную ногу. Оркестр на мгновение умолк, но тут же заиграл снова. Все громко кричали, смеялись, и даже напевали. Настя открыла глаза, но ощущение лёгкости не исчезло. Кто-то задел ее локтем и Настя чуть было не упала, но Зверев удержал её рукой. Рядом, довольно неуклюже вальсировали начмед Карен Робертович и его неизменная помощница Софочка. Зато архивариус Эмилия Эдуардовна, которую на этот танец ангажировал Свистунов, несмотря на природную грузность, танцевала очень даже умело.
- Так так, улыбочку! - откуда ни возьмись из толпы вынырнул Настин коллега по криминалистическому отделу со смешной фамилией Штыря.
Штыря Борис Фёдорович, которого за глаза все называли Борькой, сегодня, впрочем как и обычно, был одет по последнему слову моды: в белых наглаженных брюках, в клетчатом жилете, и в лихо заломленой на затылке шляпе. Боренька уже нацелил на Настю и Зверева свой новенький фэт и принялся энергично крутить объектив фотоаппарата ( Фэт - серия советских дальномерных и шкальных, малоформатных, фотоаппаратов, производимых в 1934 по 1996 годы.)
- Нет нет, не стоит! - Настя тут же остановилась и закрыла лицо рукой.
- Чего же Анастасия Игоревна делаете?, - тут же надулся, возмутился Штыря, - испортили понимаешь ли такой кадр.
- А вы почему без спросу фотографируете. Я вам кажется своего согласия на этого не давала.
- Подумаешь какая цаца, разрешение я видите ли у неё не спросил, мне между прочим сам Корнев приказал, для стенгазеты снимков на делать, а у меня вот плёнка кончается, - сердито продолжил Штыря и перевёл взгляд на Зверева, - если бы он меня заранее велел, я бы запасную пленку взял, а то получается что каждый снимок на вес золота а Анастасия Игоревна руками закрывается.
Зверев лишь пожал плечами.
- Я вообще то не фотокорреспондент, как вам известно, у меня камера то случайно оказалась, - продолжал возмущаться Штыря, - и теперь Корнев меня прибьёт. Я ведь всего несколько фото сумел сделать, а на счётчике уже ноль. Если повезёт, то не больше пары снимков от снять удастся.
- А снимите нас с Веней, - предложила Юля.
- Говорю же, у меня пленка кончается, снова заявил Боренька Штыря.
- А давайте тогда соберём народ и сделаем общее фото, - тут же нашёлся Костин. Идею тут же поддержали, к фонтану тут же стали стекаться желающие.
- О, фото на память. Возьмите и нас с Софочкой, - присоединился к собравшимся Оганесян грузный начмед и его помощница тут же встали в самую середину.
- Леонид Павлович! - окликнул Костин Свистунова, увидев что тот собирается уходить, - куда же вы? - не лишайте меня удовольствия сфотографироваться с любимым начальником.
- С бывшим начальником! - рассмеялся Свистунов, -вы же у нас, товарищ Костин, от меня сбежали, теперь вы опер, вам и флаг в руки. Вот и щёлкаете с Павлом Васильевичем, а я пожалуй побегу. Я и так тут подзадержался, меня вон, заместитель мой, я вижу разыскивает, мне ведь давно на доклад пора. У входа в управление, на крыльце, между белоснежных колонн и впрямь стоял Голобородько и кого то высматривал.
- Раз сами не хотите фотографироваться так Голобородько сюда пришлите, - трещала как сорока, неугомонная Юля, - он у нас мужчина импозантный любое, фото украсит.
Свистунов снова рассмеялся и указал настоявшего неподалёку Корнева, который о чем-то беседовал Шуваловым и сюСлавеном.
- Голобородько я вам конечно сейчас пришлю, но на вашем месте я бы и про начальника не забывал.
- И правда! Товарищ подполковник! Идите к нам фотографироваться, - только сейчас увидев Корнева громко крикнула Юля.
Корнев не сразу, но всё же присоединился к остальным, при этом он едва ли не силком притащил с собой Шувалова. Тот само собой долго упирался, Славен же присоединился к желающим сфотографироваться довольно охотно, заняв место Свистунова. Он встал возле Эмили Эдуардовны и несколько раз пригладил волосы.
- Ну что! Я вижу желающих больше нет. И так, снимаю!, Боренька щёлкнул фотоаппаратом, - готова! Хорошо хоть последний кадр удался, - после того как, у Бореньки кончилось плёнка, все снова отправились танцевать.
Глава 2, в которой случайные попутчики Насти размышляют о тяжёлой бабьей доле, а сама она предается юношеским воспоминаниям
В поезде пахло печной гарью и пивным перегаром. Большая часть вагона пустовала, но Настя всё же чувствовала себя неуютно. Веня, после того как поезд тронулся, уселся на свое место, откинулся назад и тут же тихонечко засопел.
После праздника, когда стемнело и танцы закончились, Веня отправился провожать Юлю. Насте было ужасно интересно, чем же закончился для них этот вечер, но спрашивать о том, провели они вместе ночь или нет, Настя, разумеется, не стала. Судя по тому, как быстро Веню сморило, он, явно не спал всю ночь. Для неё самой, вчерашний праздничный день тоже закончился необычно. Ночь выдалась бессонной, однако Насте не спалось и сейчас. Ведь после того, как Зверев вызвался проводить ее, Настя уже открыла было, рот хотела возмутиться и отказаться, но губы почему-то, словно бы онемели, она задержала дыхание, покачала головой и вдруг сказала: - Хорошо, но только до остановки. Дальнейшие события почему-то тоже пошли не так как она ожидала. Они дошли до остановки, сели в автобус и ехали, беседуя в основном про работу, потом вместо того, чтобы от остановки идти прямо домой, долго гуляли по саду и лишь потом отправились к Настеному дому. Когда он довёл её до подъезда, Настя уже заготовила было ответ, что дальше провожать её не нужно, но он почему-то и не предложил. Зверев просто поблагодарил её за вечер, ещё раз поинтересовался сможет ли она выполнить, данное им, поручение. Когда Настя сказала, что готова ехать хоть сейчас, Зверев просто протянул руку и после легкого рукопожатия удалился. В этот момент у нее из глаз едва ли не выступили слёзы. Почему он не стал напрашиваться на чай, или что обычно в этих случаях говорят мужчины? Он же бабник, не пропускает ни одной юбки, а с ней просто попрощался за руку.
Машинист дал протяжный гудок, Настя снова выглянула в окно, в глазах зарябило от мелькающей зелени. Стараясь не думать о вчерашнем, Настя достала томик Достоевского и уткнулась в строчки. Но и сосредоточиться на чтении тоже не получилось, убрав в дорожную сумку книжку, Настя уставилась в окно. Вдоль дороги вереницей мелькали покосившееся телеграфные столбы, за ними кустилась зеленая стена, деревья и кусты местами уже успели подёрнутся легкой желтизной, обещая раннюю осень и позднюю весну. Под мерный стук колёс Настя смотрела в окно, но вскоре ей это надоело и Настя стала изучать пассажиров.
В самом конце вагона ехали трое, хмурого вида мужчин и парень в полосатой фуфайке. Эти притащили с собой несколько банок пива и пол литра Столичной, и тут же началась пирушка. Мужики попивали пивко, икали и со знанием дела смаковали костистую пожелтевшую тарань. Проводница, толстая тётка в синем форменном кителе, лишь косо посмотрела на пьющих, махнула рукой и скрылась в своем купе. Мужики то и дело ходили в тамбур курить, матерились, но делали это негромко, вполголоса. По соседству с любителями пива ехала семейная пара немолодого возраста и двое молоденьких солдат. Мужчина и женщина поначалу косо поглядывали на пьющих соседей, но увидев, что те не буйные осмелели, тут же достали из принесённых запасов хлеб сало, яйца, и малосольные огурцы. Не скупясь, мужчина и женщина угощали солдатиков, расспрашивали о службе. Солдатики с удовольствием принимали угощение, хотя время от времени все же поглядывали на банки с пивом и смачную тарань. На одной площадке с Настей ехали средних лет плюгавенький мужик и худосочная баба с грудным ребёнком на руках. Эта одной рукой удерживала ребёнка, а другой щёлкала тыквенные семечки, сплёвываешь шелуху в бумажный кулёк. Мужик, явно деревенского вида, поначалу робко оглядывался, потом раздухарился. Настин сосед, в отличие от прочих, разговаривал на весь вагон. Начал он с того, что рассказал о последней кормилице, гнедой колхозный кобыле, которая намедни захворала, и в скорости и сдохла. – Теперь, - горевал мужик, - снова придётся пахать на коровах, как в войну пахали. Когда женщина попросила соседа говорить по тише тот понимающе кивнул, на время утих, но вскоре забывался и снова начинал кричать. После смерти колхозный кобылы речь пошла о сынке громкоголосого мужика Тимохе, который три года прослужил в миномётной роте и вернулся в 44м без правой ноги. - До войны Тимоха, - продолжал тараторить мужик, - работал на току, теперь че вот, пособие получает, однако без дела не сидит, нет, шьёт, сети рыбацкие плетёт, а ещё намостырился, понимаешь ли, корзины плести. А уж на гармошке горазд.
- Нам сюда ещё только гармошки не хватает, - пробурчала женщина, укрывая в очередной раз спящего младенца платком, - ты чего же горластый такой? Контуженый что ли?
Мужик не ответил, будто и не услышал ничего, снова заговорил:
- А Люська то наша, эта сноха, да, знаешь какой кулеш варит? Ого! А уж голосище у Люськи!
- У вас, я вижу, вся семейка голосистая, - обречённо вставила женщина.
- Как достанет Тимоха мой гармонь свою, Люська в раз частушки петь начинает. Но ты не подумай, не матерные, не.
А дитё то у твоего сынка имеется? - крикнула женщина в самое ухо мужику.
- Ась? чего говоришь? Дите ю у Тимохи моего? А как же, имеет дите, и не одно, троих они ещё до войны народили, один захворал и помер, а уж после войны ещё одного ззаделали. Люська с пузом уже третий месяц ходит, - с гордым видом доложил мужик.
Женщина хмыкнула:
- Вот дела, без ноги, а троих на клепал. Куда столько? Тут одного то не знаешь куда деть.
Услышав подобное, Настя не удержалась:
- что же вы такое говорите женщина! - выкрикнула Настя так громко, что даже контуженый сосед вздрогнул, - дети это же цветы жизни, а вы не знаешь куда девать. У вас вон, малыш растет. Так радоваться нужно. А вы?
Женщина, удивившись, сперва насупилась, а потом распалилась не на шутку:
- А ты чего вообще в разговор лезешь? Цветы жизни понимаешь! Мужику детей наклепать – дело не хитрое. А кто тех детей растить, кормить да воспитывать станет если батя калека? А ещё того хуже, когда нет его, отца в смысле.
Настя смутилась, виновато спросила:
- У вас наверное муж погиб?
- Я вам не барышня! - возмутилась Настя, - и вообще, в цивилизованном обществе принято здороваться.
- Здравствуйте товарищ Анастасия, давайте не будем придираться к словам, мне нужна любая информация по краже из монастыря. Я, как руководитель группы, даю вам, Анастасия Игоревна, официальное поручение - отправиться в Печоры и всё выяснить про кражу иконы. Вам нужно будет не только посетить местное отделение милиции, но по возможности, ещё и наведаться в монастырь. Меня интересует всё: что ещё было украдено, кто вёл дело, что стало с похитителями. Очень прискорбно, что в наших архивах по этому делу ничего нет.
- Всё ясно товарищ капитан. Прикажите отправляться в монастырь немедленно?
- Почему же немедленно? Праздник всё таки, послушайте музыку, по танцуйте.
- Не до танцев мне сегодня, дело прежде всего. Так что я готова убыть в ваши Печоры прямо сейчас. Готова даже постриг принять, если прикажете.
Зверев впервые улыбнулся:
- А вот с этим не торопитесь, к тому же, как мне известно, вы у нас не верующая.
- Надо же, вы и это знаете. А что вы ещё обо мне знаете? Ой, вы же тоже у нас опер, тоже все мелочи примечаете, как и ваш подопечный.
- Вы это о ком?
- Это она обо мне! - уяснил Костин. Анастасию Игоревну возмутило то, что я заметил её опухшую лодыжку.
- А что у неё с лодыжкой? - встревожился Зверев
- Растяжение.
- Тогда может я другого кого отправлю?
- Ничего страшного, - перебила Настя, - поездки в монастырь - это не помешает. Вот и замечательно, тогда после праздника и поедем. Встречаемся на автостанции в девять, а пока, - Костин бегло огляделся по сторонам, - раз товарищ Потапова у нас сегодня не танцует, думаю, что мне следует поискать себе другую, более подходящую партнёршу. Костин решительно направился в толпу, и вскоре уже кружил делопроизводителя Юленьку Кравченко. Зверев и Настя остались наедине.
- Хотите мороженого?
Настя посмотрела на Зверева с недоумением:
- Вы что же, опять?
-Что опять?
- Начинаете ко мне свои дурацкие приставания.
- Вот что, вы вовсе не в моем вкусе, и я желаю чтобы наше общение ограничилось лишь работой, - Зверев улыбнулся, пожал плечами, - просто чертовски жарко, я захотел мороженого, а есть самому и не предложить даме, это ведь неприлично. Верно?
- Вот ещё, идите и ешьте свое мороженое, не знаю зачем вы вообще рядом со мной встали - Настя отвернулась, но Зверев определённо не спешил уходить. Настя закусила губу, проклятый Костин оставил её тут с этим. Опер он понимаешь ли, ну растяжение, и что? Если не особо кружится, то можно было бы и по вальсировать. Только не со Зверевым конечно.
Словно прочитав её мысли, Павел Васильевич вдруг сказал:
- Обожаю эту мелодию, если согласитесь, что мы бы с вами могли потанцевать . Нет, я понимаю что у вас повреждена нога и всё такое, но не обязательно же рвать себя до упора, можно ведь не спеша, потихоньку, обещаю что буду беречь вашу ногу, и уж точно не дам вам упасть.
Настя хотела выдать очередную колкость, но вместо этого почему-то спросила:
- А как же мороженое?
- Обойдусь. Так что? - Зверев оживился, шагнул к девушке, протянул руку, - ну давай, по скалься у меня ещё.
- Ну да, хочется у меня танцевать и что? Почему я должна себя ограничивать?
- А давайте!
Оркестр заиграл «на сопках Маньчжурии».
- О боже, да будь что будет.
Спустя мгновение они уже кружили в общей толпе. Настя была поражена тем, что вовсе не чувствовала боли, Зверев придерживал её за талию не сжимал, а лишь мягко касался её пальцев. И Насте казалось, что он всё делает за нее. В глаза он ей смотрел лишь изредка, его рот был слегка приоткрыт, глаза были слегка прищурены. Настя прикрыла глаза, все навалившиеся на нее напасти, словно в одночасье исчезли. Она забыла про кучу вывалившегося из бочка мусора, про испорченное платье и вовсе не вспоминала, про поврежденную ногу. Оркестр на мгновение умолк, но тут же заиграл снова. Все громко кричали, смеялись, и даже напевали. Настя открыла глаза, но ощущение лёгкости не исчезло. Кто-то задел ее локтем и Настя чуть было не упала, но Зверев удержал её рукой. Рядом, довольно неуклюже вальсировали начмед Карен Робертович и его неизменная помощница Софочка. Зато архивариус Эмилия Эдуардовна, которую на этот танец ангажировал Свистунов, несмотря на природную грузность, танцевала очень даже умело.
- Так так, улыбочку! - откуда ни возьмись из толпы вынырнул Настин коллега по криминалистическому отделу со смешной фамилией Штыря.
Штыря Борис Фёдорович, которого за глаза все называли Борькой, сегодня, впрочем как и обычно, был одет по последнему слову моды: в белых наглаженных брюках, в клетчатом жилете, и в лихо заломленой на затылке шляпе. Боренька уже нацелил на Настю и Зверева свой новенький фэт и принялся энергично крутить объектив фотоаппарата ( Фэт - серия советских дальномерных и шкальных, малоформатных, фотоаппаратов, производимых в 1934 по 1996 годы.)
- Нет нет, не стоит! - Настя тут же остановилась и закрыла лицо рукой.
- Чего же Анастасия Игоревна делаете?, - тут же надулся, возмутился Штыря, - испортили понимаешь ли такой кадр.
- А вы почему без спросу фотографируете. Я вам кажется своего согласия на этого не давала.
- Подумаешь какая цаца, разрешение я видите ли у неё не спросил, мне между прочим сам Корнев приказал, для стенгазеты снимков на делать, а у меня вот плёнка кончается, - сердито продолжил Штыря и перевёл взгляд на Зверева, - если бы он меня заранее велел, я бы запасную пленку взял, а то получается что каждый снимок на вес золота а Анастасия Игоревна руками закрывается.
Зверев лишь пожал плечами.
- Я вообще то не фотокорреспондент, как вам известно, у меня камера то случайно оказалась, - продолжал возмущаться Штыря, - и теперь Корнев меня прибьёт. Я ведь всего несколько фото сумел сделать, а на счётчике уже ноль. Если повезёт, то не больше пары снимков от снять удастся.
- А снимите нас с Веней, - предложила Юля.
- Говорю же, у меня пленка кончается, снова заявил Боренька Штыря.
- А давайте тогда соберём народ и сделаем общее фото, - тут же нашёлся Костин. Идею тут же поддержали, к фонтану тут же стали стекаться желающие.
- О, фото на память. Возьмите и нас с Софочкой, - присоединился к собравшимся Оганесян грузный начмед и его помощница тут же встали в самую середину.
- Леонид Павлович! - окликнул Костин Свистунова, увидев что тот собирается уходить, - куда же вы? - не лишайте меня удовольствия сфотографироваться с любимым начальником.
- С бывшим начальником! - рассмеялся Свистунов, -вы же у нас, товарищ Костин, от меня сбежали, теперь вы опер, вам и флаг в руки. Вот и щёлкаете с Павлом Васильевичем, а я пожалуй побегу. Я и так тут подзадержался, меня вон, заместитель мой, я вижу разыскивает, мне ведь давно на доклад пора. У входа в управление, на крыльце, между белоснежных колонн и впрямь стоял Голобородько и кого то высматривал.
- Раз сами не хотите фотографироваться так Голобородько сюда пришлите, - трещала как сорока, неугомонная Юля, - он у нас мужчина импозантный любое, фото украсит.
Свистунов снова рассмеялся и указал настоявшего неподалёку Корнева, который о чем-то беседовал Шуваловым и сюСлавеном.
- Голобородько я вам конечно сейчас пришлю, но на вашем месте я бы и про начальника не забывал.
- И правда! Товарищ подполковник! Идите к нам фотографироваться, - только сейчас увидев Корнева громко крикнула Юля.
Корнев не сразу, но всё же присоединился к остальным, при этом он едва ли не силком притащил с собой Шувалова. Тот само собой долго упирался, Славен же присоединился к желающим сфотографироваться довольно охотно, заняв место Свистунова. Он встал возле Эмили Эдуардовны и несколько раз пригладил волосы.
- Ну что! Я вижу желающих больше нет. И так, снимаю!, Боренька щёлкнул фотоаппаратом, - готова! Хорошо хоть последний кадр удался, - после того как, у Бореньки кончилось плёнка, все снова отправились танцевать.
Глава 2, в которой случайные попутчики Насти размышляют о тяжёлой бабьей доле, а сама она предается юношеским воспоминаниям
В поезде пахло печной гарью и пивным перегаром. Большая часть вагона пустовала, но Настя всё же чувствовала себя неуютно. Веня, после того как поезд тронулся, уселся на свое место, откинулся назад и тут же тихонечко засопел.
После праздника, когда стемнело и танцы закончились, Веня отправился провожать Юлю. Насте было ужасно интересно, чем же закончился для них этот вечер, но спрашивать о том, провели они вместе ночь или нет, Настя, разумеется, не стала. Судя по тому, как быстро Веню сморило, он, явно не спал всю ночь. Для неё самой, вчерашний праздничный день тоже закончился необычно. Ночь выдалась бессонной, однако Насте не спалось и сейчас. Ведь после того, как Зверев вызвался проводить ее, Настя уже открыла было, рот хотела возмутиться и отказаться, но губы почему-то, словно бы онемели, она задержала дыхание, покачала головой и вдруг сказала: - Хорошо, но только до остановки. Дальнейшие события почему-то тоже пошли не так как она ожидала. Они дошли до остановки, сели в автобус и ехали, беседуя в основном про работу, потом вместо того, чтобы от остановки идти прямо домой, долго гуляли по саду и лишь потом отправились к Настеному дому. Когда он довёл её до подъезда, Настя уже заготовила было ответ, что дальше провожать её не нужно, но он почему-то и не предложил. Зверев просто поблагодарил её за вечер, ещё раз поинтересовался сможет ли она выполнить, данное им, поручение. Когда Настя сказала, что готова ехать хоть сейчас, Зверев просто протянул руку и после легкого рукопожатия удалился. В этот момент у нее из глаз едва ли не выступили слёзы. Почему он не стал напрашиваться на чай, или что обычно в этих случаях говорят мужчины? Он же бабник, не пропускает ни одной юбки, а с ней просто попрощался за руку.
Машинист дал протяжный гудок, Настя снова выглянула в окно, в глазах зарябило от мелькающей зелени. Стараясь не думать о вчерашнем, Настя достала томик Достоевского и уткнулась в строчки. Но и сосредоточиться на чтении тоже не получилось, убрав в дорожную сумку книжку, Настя уставилась в окно. Вдоль дороги вереницей мелькали покосившееся телеграфные столбы, за ними кустилась зеленая стена, деревья и кусты местами уже успели подёрнутся легкой желтизной, обещая раннюю осень и позднюю весну. Под мерный стук колёс Настя смотрела в окно, но вскоре ей это надоело и Настя стала изучать пассажиров.
В самом конце вагона ехали трое, хмурого вида мужчин и парень в полосатой фуфайке. Эти притащили с собой несколько банок пива и пол литра Столичной, и тут же началась пирушка. Мужики попивали пивко, икали и со знанием дела смаковали костистую пожелтевшую тарань. Проводница, толстая тётка в синем форменном кителе, лишь косо посмотрела на пьющих, махнула рукой и скрылась в своем купе. Мужики то и дело ходили в тамбур курить, матерились, но делали это негромко, вполголоса. По соседству с любителями пива ехала семейная пара немолодого возраста и двое молоденьких солдат. Мужчина и женщина поначалу косо поглядывали на пьющих соседей, но увидев, что те не буйные осмелели, тут же достали из принесённых запасов хлеб сало, яйца, и малосольные огурцы. Не скупясь, мужчина и женщина угощали солдатиков, расспрашивали о службе. Солдатики с удовольствием принимали угощение, хотя время от времени все же поглядывали на банки с пивом и смачную тарань. На одной площадке с Настей ехали средних лет плюгавенький мужик и худосочная баба с грудным ребёнком на руках. Эта одной рукой удерживала ребёнка, а другой щёлкала тыквенные семечки, сплёвываешь шелуху в бумажный кулёк. Мужик, явно деревенского вида, поначалу робко оглядывался, потом раздухарился. Настин сосед, в отличие от прочих, разговаривал на весь вагон. Начал он с того, что рассказал о последней кормилице, гнедой колхозный кобыле, которая намедни захворала, и в скорости и сдохла. – Теперь, - горевал мужик, - снова придётся пахать на коровах, как в войну пахали. Когда женщина попросила соседа говорить по тише тот понимающе кивнул, на время утих, но вскоре забывался и снова начинал кричать. После смерти колхозный кобылы речь пошла о сынке громкоголосого мужика Тимохе, который три года прослужил в миномётной роте и вернулся в 44м без правой ноги. - До войны Тимоха, - продолжал тараторить мужик, - работал на току, теперь че вот, пособие получает, однако без дела не сидит, нет, шьёт, сети рыбацкие плетёт, а ещё намостырился, понимаешь ли, корзины плести. А уж на гармошке горазд.
- Нам сюда ещё только гармошки не хватает, - пробурчала женщина, укрывая в очередной раз спящего младенца платком, - ты чего же горластый такой? Контуженый что ли?
Мужик не ответил, будто и не услышал ничего, снова заговорил:
- А Люська то наша, эта сноха, да, знаешь какой кулеш варит? Ого! А уж голосище у Люськи!
- У вас, я вижу, вся семейка голосистая, - обречённо вставила женщина.
- Как достанет Тимоха мой гармонь свою, Люська в раз частушки петь начинает. Но ты не подумай, не матерные, не.
А дитё то у твоего сынка имеется? - крикнула женщина в самое ухо мужику.
- Ась? чего говоришь? Дите ю у Тимохи моего? А как же, имеет дите, и не одно, троих они ещё до войны народили, один захворал и помер, а уж после войны ещё одного ззаделали. Люська с пузом уже третий месяц ходит, - с гордым видом доложил мужик.
Женщина хмыкнула:
- Вот дела, без ноги, а троих на клепал. Куда столько? Тут одного то не знаешь куда деть.
Услышав подобное, Настя не удержалась:
- что же вы такое говорите женщина! - выкрикнула Настя так громко, что даже контуженый сосед вздрогнул, - дети это же цветы жизни, а вы не знаешь куда девать. У вас вон, малыш растет. Так радоваться нужно. А вы?
Женщина, удивившись, сперва насупилась, а потом распалилась не на шутку:
- А ты чего вообще в разговор лезешь? Цветы жизни понимаешь! Мужику детей наклепать – дело не хитрое. А кто тех детей растить, кормить да воспитывать станет если батя калека? А ещё того хуже, когда нет его, отца в смысле.
Настя смутилась, виновато спросила:
- У вас наверное муж погиб?