— Ваш братец, Константин Николаевич, сюда следует. Сейчас на дороге его встретила.
— Константин? — опешила княжна, пораженно уставившись на девушку.
— Да. У его коляски колесо слетело. Мужики как раз с ним возятся. Так, наверное, уже скоро сюда приедет.
— Вот новость-то! — воскликнула Татьяна обрадовано. — И хорошо, что он приехал. Прямо к нашему званому ужину.
Но Груша уже не слышала слов княжны, ибо стремительно шла в свою комнату. Достигнув ее спустя минуту, девушка захлопнула за собой дверь. Быстро скинув с себя амазонку, Груша устремилась в ванную комнату и проверила, есть ли в большой чугунной бочке вода. Воды было вдоволь. Девушка, понимая, что греть воду долго и для этого придется звать дворовых девушек, у которых и так в связи с грандиозным приемом уйма работы, решила, что помоется и под прохладной водой. Она проворно ополоснула голову два раза с мягким мылом, морщась от прохлады воды, а затем окатила тело. Уже через четверть часа она вышла из ванной комнаты, вытирая на ходу влажные волосы. Набросив простой легкий пеньюар, она начала выбирать платье для вечернего праздника.
Гардероб Груши был невелик и состоял всего из дюжины нарядов. В нем имелось лишь два вечерних платья. Одно — сильно открытое голубое, а второе — молочно-белое с округлым вырезом, обнажающим лишь верх груди. Именно на нем она и остановила выбор. Достав платье из шкафа и, положив его на край кровати, Груша принялась искать подходящие чулки. Уже вскоре, полностью подобрав наряд, девушка присела на кресло. Поджав ноги и свернувшись калачиком, она расправила волосы по спине, чтобы они сохли, и решила немного отдохнуть. Не заметив, как глаза устало закрылись, она невольно опустила голову на спинку сиденья и крепко уснула.
Проснулась Груша уже к вечеру и, едва распахнув глаза, заметила, что солнце уже садится. Метнув взор на часы, девушка отметила, что уже более шести. Она проворно вскочила на ноги и устремилась к комоду, на ходу потрогав волосы и ощутив, что они высохли. Проворно одевшись в подготовленный наряд, девушка села за туалетный столик и начала расчесывать длинные светлые локоны. Зная, что теперь без завивки не сможет сделать ни одну изысканную прическу, Груша поморщила носик и решила просто собрать волосы в хвост, как и с утра, лишь перевязать его жемчужными лентами. Так она и сделала. Однако, видя, что длинная густая копна волос, спускающаяся на спину, красиво отсвечивает в свете свечей, Груша решила, что надо и сверху украсить волосы жемчугом. С одного боку она так же закрепила пару тончайших ниточек и убрала концы под толстый хвост. Довольная прической, которую выдумала по ходу, она чуть покрасила губки бесцветным бальзамом и встала.
Часы пробыли семь, и Груша поняла, что княжна наверняка уже сердится оттого, что она все еще не спустилась. Девушка мгновенно оправила оборки платья на высокой груди и устремилась прочь из спальни. Едва она вышла из комнаты, как невольно прищурилась от яркого света, который давали множество свечей в коридорах и на лестницах. Видимо, по приказу княжны дворовые зажгли все имеющиеся канделябры. Груша проворно устремилась к лестнице и увидела, что княжна уже стоит внизу, встречая первых гостей. Девушка приблизилась к Урусовой и извинилась. Татьяна окинула ее оценивающим взглядом и холодно велела:
— Иди пока в залу. Ты понадобишься только через час.
Груша понятливо кивнула и направилась в золотую гостиную. Там она села на небольшое канапе и, вздохнув, принялась ждать. Лишь спустя час с небольшим, после обильного фуршета, что был накрыт в парадной столовой, княжна вместе с несколькими десятками гостей наконец появилась в огромной гостиной. Едва заметив входящую нарядно одетую помпезную публику, Груша проворно встала и окинула взглядом вошедших дворян. Здесь были и знакомые ей люди, и незнакомые. Княжна начала весело щебетать, следя за тем, как рассаживаются гости на заранее приготовленные места: на диванчики, стулья и кресла. Груша отметила, что среди вошедших нет князя Урусова, которого она повстречала чуть ранее на дороге и подумала, что Урусов наверняка устал и потому решил не посещать званый вечер, устраиваемый сестрой.
В этом году весна наступила раньше положенных сроков, и уже с начала мая стояла невозможная жара. В золотой зале было душно от множества приглашенного народа, и слуги настежь отрыли окна по правую сторону залы. Окна этой гостиной выходили прямо на обширный тенистый сад. Вечерние запахи едва распустившихся цветов яблонь наполнили легким приятным ароматом всю комнату.
Вечер открыла Татьяна, своим искусным исполнением на рояле одного из популярных произведений Штрауса «Вальса голубок». А затем продолжила аккомпанировать Груше, которая начала исполнять первые строки романса. Хотя девушка могла играть сама, но княжна, не обладающая должным слухом и голосом, все же пыталась показать свое умение хотя бы в искусной игре на рояле. Оттого она велела Груше стоять и петь.
Прошел примерно час от начала концерта, и княжна взяла первые аккорды седьмого романса. Груша стояла рядом с открытым окном, боком к нему, и весенняя прохлада освежала ее разгоряченное лицо. Она очень волновалась, так как все глаза изысканной публики были устремлены на нее. Лишь однажды Груша пела перед посторонними. Это было еще два года назад, при покойной Марии Кирилловне, которая считала, что у девушки чудесный хрустальный голосок. Покойная княгиня очень любила слушать ее пение. И в эту минуту Груша, вовсе позабыв о голоде, ибо с утра она ничего не ела, старалась не сбиться с нот и не показать своего волнения. Пропустив нужное количество тактов, она с чувством запела:
В час роковой, когда встретил тебя,
Трепетно сердце забилось в груди.
Страстно, безумно тебя полюбя,
Весь я горю, как в огне.
Сколько счастья, сколько муки
Ты, любовь, несёшь с собой,
Час свиданья, час разлуки —
Дышит все тобой одной.
Андрей стоял в саду, среди яблонь, подпирая мощным плечом ствол дерева. Его глаза были устремлены на девушку, стоявшую у открытого окна у рояля, мелодичный голос которой завораживал его. Любуясь прелестным стройным станом Грушеньки в светлом платье, ее кокетливым поворотом головы, молодой человек стоял, замерев, скрытый ветвистыми ветвями яблони, не в силах отвести взор от чудесного лика девушки. Грушенька, естественно, не замечала его, хотя он стоял всего в двадцати шагах от окна в темноте и отчетливо видел, как она волнуется. Ее приятный, соблазнительный, сладкий голос ласкал слух Елагина, и его сердце трепетало. Он ощущал, что невероятно хочет оказаться там, в этой зале, среди гостей. Подойти к ней, поцеловать ручку и сказать, как она хороша в этот миг. Но не мог. Он был всего лишь управляющим в имении князей, а не гостем Урусовых. И настоящее время Андрей не мог, как когда-то давно, браво выхаживать в парадном мундире и поражать дам статью. Понуро опустив плечи, Елагин так и стоял недвижимый, словно изваяние, не спуская страстного взора с Груши. А она продолжала петь цыганский романс:
Снятся мне милые глазки твои,
Чудный твой стан и твоя красота.
Вся создана ты для знойной любви,
Вся ты любовь, вся мечта!
Сколько счастья, сколько муки
Ты, любовь, несёшь с собой,
Час свиданья, час разлуки —
Дышит все тобой одной.
Резвою птичкой, воздушна, как тень,
В вальсе беспечно носишься ты.
Мне же назавтра тоска целый день,
Ночью — все те же мечты!
Елагин наслаждался ее приятным голосом, который будил в его душе темные страсти. Пожирая влюбленным взглядом девушку в светлом платье, Андрей мучительно думал, что надо как можно скорее вывести Грушу на откровенный разговор и признаться ей в своей любви. Поскольку терпеть эту неопределенность и молчать о своей страсти у Елагина уже не было сил.
Закончив романс, Груша поклонилась гостям, которые зааплодировали ей. И уже через пару минут запела вновь, уже более трогательную песню о девушке, которую насильно выдавали замуж:
У церкви стояла карета,
Там пышная свадьба была,
Все гости нарядно одеты,
Невеста всех краше была.
Еще с верхних ступеней лестницы Урусов услышал чудесное пение. Привычным движением оправив парадный ментик, князь проворно спустился вниз по широкой лестнице и направился в сторону гостиной, откуда доносился пленительный голос:
На ней было белое платье,
Венок был приколот из роз,
Она на святое распятье
Смотрела сквозь радугу слез.
Едва Константин вошел в распахнутые двери помпезной большой гостиной, он устремил взор на девушку, стоявшую у рояля. Белоснежное легкое кружевное платье на сладкоголосой певице как воздушное облако окутывало ее стройную фигурку. Изящные руки, высокая грудь, невозможно тонкая талия, округлые бедра и светло-медовые волосы, собранные сзади и спадающие густым потоком на ее спину, слились для опешившего князя в образ совершенства. Лицо юной певицы было до того прекрасным и восхитительным, что могло бы принадлежать только неземной чудесной фее.
Ошеломленный, изумленный Урусов застыл у входа, отчетливо осознавая, что это та самая девушка, которая так поразила его на пыльной дороге. Нынче он знал ее имя. Ведь едва он приехал в усадьбу и задал простой вопрос первому попавшемуся конюху, который распрягал лошадей из его коляски, как услышал в ответ:
— Говорите, больно красивая да молоденькая, да еще и верхом, ваше сиятельство?
— Да, — тогда кивнул Урусов и глухо добавил: — Со светлыми волосами и в синей амазонке…
— Ну, это Аграфена Сергеевна. При вашей сестрице компаньонкой состоит, — ответил конюх.
— При моей сестре? — опешил Константин.
— Крепостная девка, которую матушка ваша покойная на воспитание взяла, — объяснил конюх.
— Так это Грушенька! — тут же осенило Урусова, и в его воспоминаниях появился образ шестилетней светловолосой малышки, которая играла с его сестрой в куклы. — Вот бы никогда не подумал, что она станет такой…
И теперь не в силах отвести завороженного сверкающего взгляда от светловолосой прелестницы, которая вдохновенно пела, князь ощущал, что еще никогда ему не доводилось встречать подобную красавицу, хотя за свою бурную жизнь он повидал множество хорошеньких девиц и красивых женщин. А в этот миг завораживающий сладкий голос Груши разливался по ярко освещенной золотой зале:
Горели венчальные свечи,
Невеста стояла бледна,
Священнику клятвенной речи
Сказать не хотела она.
Когда ей священник на палец
Надел золотое кольцо,
Из глаз ее горькие слезы
Ручьем потекли на лицо.