Воодушевленная поездкой в Москву, Груша около месяца пребывала в некой эйфории по поводу предстоящей поездки. Однако, впервые попав в Москву, а потом и в Санкт-Петербург этой зимой, Груша была разочарована этими шумными, помпезными столицами, а также их высокомерными надменными жителями-дворянами. Именитые мужчины, едва знакомясь с Грушей, немедля начинали проявлять симпатию к девушке. Но, едва узнав, что она крепостная княжны Урусовой, утрачивали к ней всякий интерес, а при следующих встречах лишь бросали на нее странные долгие взгляды и не заходили в общении с ней далее приветствия. Великосветские дамы и девицы вообще презрительно и ехидно смотрели на нее и практически никогда не здоровались, явно считая себя выше. Это отношение московского и петербургского высшего общества почти не беспокоило Грушу, ибо еще с детства она осознавала свое положение в доме Урусовых и знала, что не должна жить подобно барышне, ведь ее настоящее место было среди простых крестьян и мастеровых, из среды которых были родом родители.

Оттого нынче, вернувшись в Никольское, Груша в воодушевлении поняла, что здесь, в деревне, где все люди проще, понятливее и добрее, она чувствует себя гораздо лучше и душевно, и морально. К тому же здесь жил Елагин, и именно этот факт делал загородное имение князей самым желанным и любимым местом для Груши. Никольское с его прудами, парком, ягодным садом и бурной рекой было неразрывно связано с детством девушки, с ее трепетной влюбленностью в молодого управляющего Андрея и с покойный, умиротворенным состоянием души.

— А сейчас я должна запереть себя в этой глуши, где нет никаких достойных развлечений, — печально заметила княжна, вздыхая.

— Можно съездить в гости к соседям или устроить бал, — подсказала Груша. — Вы немого развеетесь.

— Какой еще бал?! Для кого его устраивать в этой глуши? — раздраженно произнесла Татьяна. — Скорее бы уж Костя приехал из-за границы.

— Жаль, что Константин Николаевич не едет, — произнесла нужную фразу Груша, чувствуя, что ей совершенно все равно, приедет брат Татьяны или нет. В последний раз Груша видела Константина Николаевича Урусова, которому в сию пору было далеко за тридцать, давно, еще в раннем детстве. И его образ, какой-то расплывчатый и непонятный, не оставил в душе девушки никакого заметного следа.

— Да за границей веселее, нежели у нас в Петербурге, — пожала плечами княжна. — Как я его понимаю. Хотя, знаешь, Груша, — тихо добавила Татьяна, наклоняясь к девушке, — У нас-то молодые дворянчики все же лучше, чем там, в Европе. Ты ведь помнишь мой вояж с отцом в Париж прошлым годом. Насмотрелась я там на этих заграничных дворян. Бррр… странные они какие-то. Только глазами стреляют, да и все. Так вот, скажу я тебе, наши русские дворяне гораздо интереснее, смелее да романтичнее, чем европейские. Наши-то молодые люди и шаль придержат, и ручку так поцелуют, что аж до мурашек пробирает. Помнишь, как корнет Лежнев увивался за мной этой зимой? — мечтательно заметила княжна. — И не просто цветы каждый день от него приносили, а вон еще чего удумал: под моими окнами стоял. Да один раз даже на балкон залез! Ну, ты же помнишь, как вся дворня сбежалась, когда он спрыгнул ко мне на балкон, и я с перепугу закричала.

— Помню, — кивнула Груша и нахмурилась, отчетливо вспомнив, как этот корнет Лежнев в ту мартовскую теплую ночь вначале залез на балкон как раз Груши, когда она легла спать. Около полуночи его худощавая высокая фигура появилась под окном. Тогда Груша не на шутку испугалась и, проворно накинув шаль, вышла на балкон. А корнет бесцеремонно заявил, что влюблен в нее, и она непременно должна стать его возлюбленной. Груша же, зябко кутаясь в шаль и опешив от слов молодого человека, тогда заметила, что Лежневу нравится княжна Татьяна, все-таки именно ей он посылает каждый день цветы. На ее заявление корнет скорчил кислую мину и заявил, что заносчивая бледная княжна никогда не интересовала его, а вот она, Грушенька, уже второй месяц является предметом его дум и мечтаний, и только чтобы иметь возможность хоть иногда видеть ее, он был вынужден волочиться за княжной.

После этих слов Лежнев попытался обнять Грушу. И девушка, окончательно оторопев, возмущенно отскочила подальше от прыткого молодого человека, холодно заявив, что Лежнев ей совершенно безразличен, и потребовала, чтобы он немедленно покинул ее балкон. После этой ее фразы корнет побледнел, а затем сразу покраснел, выпалил, что для дворовой девки она слишком высокомерна, и с досады обозвал ее непотребным словом. Груша в ответ отвесила наглецу пощечину и велела ему уйти, пока она не позвала слуг. Лежнев окончательно разозлился и в бешенстве заявил Груше, что в отместку за ее холодность уж точно станет волочиться за княжной. Она никак не прореагировала на его слова. А корнет, видимо, желая подтвердить свою угрозу действиями, направился к перилам балкона и по парапету проворно перебрался на балкон княжны, где его и увидела Татьяна. Все подробности этой неприятной истории Груша, естественно, оставила в тайне, чтобы не разрушать романтичные мечтания княжны, которая потом месяц вспоминала дерзкий поступок корнета с поэтическим восхищением.

— Да… корнет Лежнев весьма горяч был, да и внешне он очень даже ничего. Но вот после того раза он более не ухаживал за мной, а жаль… — произнесла мечтательно Татьяна.

— Жаль, — кивнула Груша, вновь отчетливо вспомнив, как через неделю после той вылазки на балкон ночью Лежнев отчего-то появился около модной лавки, когда Груша дожидалась на улице княжну. Корнет возник рядом с нею неожиданно и, нервно кусая губы, выпалил:

— Вы холодное существо! И как я мог любить вас! Я вам совсем безразличен, вижу!

— Прошу вас, сударь, не надо снова об этом, — тихо произнесла Груша, оглядываясь и моля Бога о том, чтобы из лавки в этот момент не вышла княжна Урусова. — Я же вам уже все объяснила в прошлый раз на балконе…

— Ах! — воскликнул в сердцах Лежнев и трагическим тоном добавил: — Что ж! Завтра же я еду на Кавказ, и, ежели меня там убьют, в этом будете виноваты вы одна!

В этот момент на крыльце лавки появилась княжна. Увидев Грушу и корнета, о чем-то говорящих, Татьяна удивленно округлила глаза. Лежнев, так же заметив княжну, зло окинул взором Татьяну и проворно скрылся в толпе. Княжна же спустилась к Груше и спросила:

— Это был корнет Лежнев?

— Он, Татьяна Николаевна, о вас спрашивал, — мгновенно придумала Груша. — Он опечален тем, что в прошлый раз вы так раскричались на балконе, что отныне боится показаться вам на глаза.

— И напрасно, — кокетливо заметила Татьяна, довольно улыбаясь. — Я все обдумала и поняла, что он весьма приятен, этот корнет. И я была бы совсем не против, если бы он поухаживал за мной.

В данный миг, вспомнив все эти неприятные события, Груша нахмурилась, думая, как перевести разговор на другую тему.

— Странно, отчего ваш братец никак не возвращается? — сказала Груша. — Как-никак еще прошлым летом вы отписали ему, что Николай Васильевич умер.

— Да, и не говори. Константин даже на похороны родителей не приехал, — печально вздохнула Татьяна. — Да и в последнем письме братец писал, что в январе к нам уж точно приедет. А сейчас уже апрель, и где он?

— Рано или поздно надобно ему приехать в Россию, — заметила безразлично Груша. — Ведь ему пора вступить в наследование всеми землями и имениями.

— Да, ты права, — кивнула княжна и добавила: — Сколько же мы не виделись с братцем-то? Наверное, лет девять. Последний раз в Петербурге прощались. Интересно, изменился он или нет? Наверное, все такой же красавец и балагур…

Грушенька нахмурилась, пытаясь вспомнить, как выглядит Константин Николаевич, но память рисовала расплывчатый образ высокого светловолосого молодого человека. Последний раз она видела молодого князя, когда ей было лет пять или шесть, здесь, в усадьбе, летом. Тогда она играла во дворе с крепостными детьми и упала. Не прошло и минуты, как ее подняли чьи-то сильные руки, и Груша, узнав в своем помощнике молодого князя Константина, так испугалась, что не смогла сказать ни слова. А он лишь прищурился и улыбнулся маленькой девочке.

— Ну, ты и шустрая, Аграфена, всех мальчишек загоняла, — сказал тогда Урусов по-доброму и пошел дальше по направлению к конюшням. Тогда Константину Николаевичу было около двадцати пяти лет, он едва окончил свою военную карьеру в чине поручика и ушел в отставку. Чуть позже уехал с позволения отца за границу и уже более десяти лет жил на чужбине.

— Помню, как Константин в последний раз на целую неделю бал закатывал по случаю своей отставки, перед своим отъездом за границу. Ты-то не видела, а я в Москве как раз с матушкой была. Так я до сих пор помню, как всю неделю такой кутеж был, что весь квартал по ночам спать не мог. Пока уже отец не возмутился. — Татьяна звонко рассмеялась. — Да, погулять-то братец умеет. Только вот остепенился ли теперь? — продолжала Татьяна. — Все же отныне он глава семьи.

— А вы, Татьяна Николаевна, не забыли о моей просьбе? — очень вежливо и просяще спросила вдруг Груша, устремив на княжну любящий тревожный взор.

— Ты про вольную? — спросила Татьяна. — Нет, Груша, не забыла. Ты же знаешь, что я прав-то не имею. Адвокат ведь сказал, нынче все бумаги может только Константин подписывать. Жаль, что матушка не успела тебе подарить вольную к твоему шестнадцатилетию.

— Жаль, — кивнула Груша. Отчетливо вспомнив, как Мария Кирилловна скоропостижно скончалась два года назад. Ведь именно ко дню рождения Груши в декабре княгиня Урусова обещала выправить вольную для девушки, которую любила как собственную дочь. Позже отец Татьяны, старый князь Николай Васильевич, как-то позабыл о вольной, а Груша боялась просить его. В августе прошлого года старый князь умер от сердечного приступа, и девушка так и осталась без обещанной милости. Теперь же ей надо было ждать возвращения брата Татьяны, чтобы Константин Николаевич уже непременно дал ей вольную, как намеревалась сделать покойная княгиня.

— Ты не беспокойся, Груша. Как только Константин вернется, я сразу же переговорю с ним о тебе. Я думаю, все решится довольно скоро, — сказала Татьяна и подбадривающе улыбнулась девушке.

— Благодарю вас, Татьяна Николаевна, — кивнула Груша и так же улыбнулась княжне по-доброму.

— Знаешь, Груша, я давно хотела тебя спросить, что ты думаешь о нашем управляющем, о Елагине? — вдруг спросила княжна.

— А что я должна о нем думать? — произнесла удивленно Груша.

— Ну как же, Груша, — тихо сказала княжна, и глаза ее загорелись. — Согласись, все же он довольно интересен, не правда ли? — Грушенька пожала плечами и чуть нахмурилась. Она уже привыкла, что Татьяна еще с детства поверяла ей свои секреты и тайные мысли. — Да, да он весьма интересен, мне так кажется, — утвердительно добавила княжна и вдруг, чуть прикрыв глаза, мечтательно вымолвила: — Такой он мужественный, сильный, а выправка у него какая! Сразу видно, что бывший военный. Ты знаешь, Груша, хоть он и беден и оттого и служит у нас управляющим, но в нем сразу чувствуется порода, и что он из дворян. Держится так холодновато и с таким достоинством, что иногда так и хочется переодеть его в парадный фрак, и уж тогда он точно будет не хуже, а наверняка намного эффектнее выглядеть, чем некоторые богатые дворяне.

— Вы столько нафантазировали, Татьяна Николаевна, — улыбнулась Груша.

Княжна же в ответ лукаво улыбнулась и заметила:

— А что, я правду говорю. Вот даже сегодня, когда он забирал нас с вокзала, я обратила внимание на его руки, ладони у него хоть и широкие, но форма кисти такая красивая, мужская. А статный он какой? И плечи широкие, и ноги сильные. А взгляд-то у него какой! Если взглянет так, ах, мурашки по коже пробегают. Вот не был бы нашим управляющим, я бы в него вмиг влюбилась.


— Так вы же в подпоручика Некрасова влюблены, — опешила Груша.

— Это уже в прошлом, — кисло заметила княжна. — Я вот еще зимой подумала, что наш-то Андрей Прохорович уж больно хорош. Так он у меня уже целый месяц из дум не выходит. А как ты думаешь, если я намекну ему на свои чувства, сможет ли он ответить мне тем же?

— Не знаю, Татьяна Николаевна, — пролепетала Груша, тут же опечалившись, и ощутила, что все ее существо сжалось от предчувствия надвигающихся страданий. Ведь последние несколько лет Елагин вызывал в душе Грушеньки противоречивые страстные думы. Уже давно Груша тайно любовалась и восхищалась Андреем и выделяла его среди других мужчин и молодых людей. Своим юным еще неопытным сердечком девушка осознавала, что влюблена в Андрея. Однако боялась открыться кому бы то ни было в своих тайных чувствах к молодому человеку, а более всего опасалась показать свою влюбленность самому Елагину.

Едва Груша оказывалась рядом с ним, она начинала бледнеть, дрожать и боялась даже поднять глаза на молодого человека, думая, что он непременно заметит ее интерес. Андрей всегда был вежлив с нею и добр. Но в последнее время Груша стала отмечать, что он стал к ней внимательнее. Ежедневно, при условии, что Елагин оставался в усадьбе, он находил время, чтобы поздороваться с Грушей, а если вдруг она оставалась ненадолго одна, Андрей часто сопровождал ее в прогулках по саду или к реке. Он с интересом расспрашивал Грушеньку обо всех ее занятиях, о том или ином событии и о ее взаимоотношениях с княжной. Во время этих прогулок, когда Елагин начинал уж больно пристально смотреть ей в глаза, девушка часто смущалась, но все же живо и с радостью отвечала на все его вопросы и с удовольствием поддерживала разговор, расспрашивая молодого человека о его работе, занятиях и семье. Пару раз они с Андреем даже ездили верхом прогуляться по окрестностям. Это было прошлой осенью, когда княжна болела и отказывалась ехать вместе с Грушей.

И сейчас, смотря на княжну, девушка отчетливо вспомнила ту верховую прогулку с Елагиным в прошлом октябре. Тогда на конюшне, встретив Андрея, Груша ответила на его вопрос, отчего она едет кататься одна, упомянув о болезни княжны. А молодой человек выразил желание сопроводить девушку на прогулку. Груша смущенно согласилась, в глубине души ликуя от радости. И молодые люди два часа провели вместе, объезжая окрестные луга и поля, обмениваясь впечатлениями об окружающей их увязающей яркой осенней природе. Всю зиму Грушенька провела в Москве и Петербурге с княжной и только сегодня вновь увидела Елагина. Андрей ей показался невозможно родным и желанным. Его голос, его взгляд вызвали в душе девушки трепетное обостренное чувство влюбленности. И в эту минуту, слушая княжну, Груша тихо вздыхала, прекрасно понимая, что та, несомненно права в том, что Елагин исключительный и очень притягательный молодой человек.

— Вот было бы чудесно, если бы Константин разрешил нам обвенчаться… — вымолвила Татьяна мечтательно.

— Но он же управляющий, — пролепетала тихо Груша, придумав тут же единственный аргумент, который, по ее мнению, должен был остудить пыл княжны. Хоть Груша и привязалась к Татьяне всей душой, но влюбленность в Андрея была гораздо сильнее в ее сердце. И одно лишь осознание того, что Елагин и княжна могут обвенчаться, вызвало в душе Груши страдания и боль.

— Ну и что? — капризно заметила Татьяна. — Согласна, он беден, но он все же дворянин! А коли уговорить Константина, то я бы своим богатым приданным составила счастье Андрея. Как ты думаешь?

Груша молчала, печально думая о том, что зря размечталась о Елагине. Как-никак она была крепостной, а он дворянином, как напомнила ей княжна. Конечно же, как и сказала Татьяна, Андрей более подходил в мужья как раз княжне Урусовой, чем ей Груше. Наверняка никогда ни один дворянин не влюбится в крепостную девку и уже тем более не женится на ней. И именно поэтому Груша почти болезненно желала стать свободной. Ведь после этого она могла предполагать, что Елагин обратит на нее внимание и, может, она сделается его женой.

— А может, и правда устроить нам званый вечер? — спросила вдруг княжна. — Например, в эту среду? Как ты думаешь, Груша?

— Наверное, лучше в субботу, Татьяна Николаевна, — осторожно предложила Груша. — До среды всего пять дней осталось, не успеем подготовиться.

— Отчего же? Сейчас велю Агафье, чтобы девки дворовые генеральную уборку дома сделали и непременно все окна вымыли. Хочу, чтобы в гостиных светло было. Думаю, двух дней им хватит. Да и на кухне надо будет распорядиться, чтобы все сготовили. Ах, правда, надо меню банкетное составить. Но ты мне поможешь?

— Конечно, — кивнула Груша, в душе жалея дворовых девушек, поскольку весь помпезный особняк с окнами и лестницами возможно было вымыть не менее чем за неделю, а то и за десять дней. Но, видимо, из-за прихоти княжны дворовые служанки будут вынуждены работать без отдыха, лишь с коротким перерывом на сон. Думая о том, как помочь Агафье с уборкой, Груша почти не слушала княжну и поймала лишь последнюю фразу Татьяны:

— Надо к понедельнику придумать обеденные блюда, и пусть Матрена посчитает, каких продуктов изысканных да фруктов надобно будет. А Андрея Прохоровича пошлем во вторник в Москву, чтобы все привез.

— Но Андрей Прохорович нынче подготовкой к посевной занят. Ему, наверное, некогда будет, — тихо заметила Груша.

— И что же? Неужели эта, его посевная, важнее моего званого вечера? — ощетинилась негодующе княжна. Груша замолчала и более не стала спорить, зная, что Татьяна хоть и относилась к ней с добротой, но все же не любила, когда с ней спорят, а тем более Груша. — Ничего, найдет денек и съездит за продуктами в Москву. А ты не забудь к среде подготовить не менее дюжины романсов. Петь будешь.

— Как скажете, Татьяна Николаевна, — заметила Груша покорно.





Глава II. Полевые цветы




Весна уже завладела округой. Из-под земли под вековыми дубами уже пробивались подснежники, и показалась первая медуница. Лед на реке давно сошел, и яркие лучи солнца играли на глади водной бурлящей широкой серой Нары. Птицы заводили свои звонкие весенние трели. Наступил май, и погода стояла на редкость теплая и солнечная.

В этот понедельник поутру, пока княжна спала, Груша решила пройтись до высокого берега реки Нары. Девушка любила эти утренние часы до завтрака, когда природа едва просыпалась и первые золотистые лучи освещали утреннюю чащу. Сегодня уже с утра солнце припекало довольно жарко, и Груша ушла на прогулку лишь в одном летнем платье и легкой ажурной шали.

Спустя час девушка остановилась на высоком берегу реки и с восхищением посмотрела на бурлящий водный поток. Груша стояла, не шелохнувшись, долго, неподвижно, наслаждаясь окружающей ее тишиной и покоем. В какой-то момент она заслышала шаги за спиной. И даже не успела обернуться, как рядом раздался приятный баритон Елагина:

— Утро доброе, Грушенька…

Молодой человек уже оказался сбоку от нее, в двух шагах, и девушка обернулась. Увидев на лице Андрея приветливую белоснежную улыбку, которая сделала его лицо невероятно приятным, Груша смутилась и, опустив взор, ответила:

— Здравствуйте, Андрей Прохорович.

— Вы позволите? — спросил Елагин властно и протянул ей руку. Она согласно кивнула и приняла его ладонь, ощущая, как сердце трепетно застучало. Андрей быстро склонился и легко прикоснулся губами к ее пальчикам. Груша, смотря на его темноволосую склоненную голову, подумала о том, что он единственный мужчина, который целует ей руку. Потому что деревенские парни не умели этого, а дворяне явно считали это ниже своего достоинства. Молодой человек проворно выпрямился, и его взор прилип к личику девушки.

Елагин происходил из семьи потомственных военных. Его отец и дед славно служили в армии и только в старости вышли в отставку. И Андрей не мыслил для себя иной судьбы. Уже в шестнадцать лет он поступил простым корнетом в конный лейб-гвардии полк, который дислоцировался в Санкт-Петербурге. И сразу же в числе добровольцев был переведен на Кавказ, где три года спустя, уже в звании подпоручика, отличился особо мужественным поступком, сумев вывести свой отряд из окружения чеченцев около аула Кутиши. За это Елагин был удостоен Георгиевского креста четвертой степени. В 1849 году со своим полком он участвовал в подавлении мятежа в Венгрии, а позже во время Крымской войны нес службу по охране побережья Финского залива на случай высадки англо-французского десанта. Его покойный отец, выйдя в отставку, пристрастился к игре в карты и довольно скоро промотал и так небольшое состояние семьи. Умерев, родитель Елагина оставил лишь долги. Мать Андрея, чтобы удовлетворить всех кредитов, была вынуждена продать их имение и большой особняк и перебраться в маленький съемный домик на окраине Петербурга. Таким образом Андрей оказался единственным кормильцем в семье. Потому все свое небольшое военное жалование молодой Елагин посылал матери в столицу на проживание, а также на содержание младшего брата. К тому же Андрей постоянно помогал деньгами и своей свояченице, жене покойного старшего брата, которая также нуждалась в деньгах.

В начале 1853 года Елагин вновь участвовал в военных действиях на Кавказе и был тяжело ранен в плечо и колено. Пуля, попавшая в ногу Андрея, раздробила часть кости. Елагин перенес две сложнейшие операции, но доктора удрученно прогнозировали, что молодой человек не сможет ходить. Около четырех месяцев Андрей лечился во Владикавказе на минеральных источниках, хотя ни один врач не мог дать утешительного прогноза. Но молодой человек не собирался сдаваться и навсегда оставаться инвалидом. Его упорство, желание вновь встать на ноги, каждодневные нагрузки и тренировки сделали свое дело, и уже через полгода молодой человек не просто встал, но и начал безболезненно ходить, практически не ощущая своей немощи. Конечно, хромота осталась, но это, по мнению Елагина, было пустяком, ведь изначально доктора пророчили ему кресло инвалида.

Военное министерство выдало бумагу о том, что Елагин навсегда комиссован по состоянию здоровья на основании заключения лечащих докторов. Больное колено уже через год перестало доставлять молодому человеку неудобства, и постепенно нога приспосабливалась к нагрузкам и постоянному напряжению на работе, а хромота становилась все менее заметна. Уйдя в вынужденную отставку, Андрей решил поступить на службу управляющим. Именно так в начале 1854 года он попал в усадьбу князей Урусовых.

— Рекой любуетесь? — спросил Елагин, вновь улыбнувшись Груше, заметив, что та окинула его быстрым взором. Правая рука молодого человека была спрятана за спину, и девушка невольно подумала, что он, как обычно, держит короткую плетку — Андрей постоянно ездил верхом.

— Да. Такое завораживающее зрелище, — воскликнула Груша и вновь обратила взгляд на реку. Андрей, скользнув дерзким и жадным взглядом по изящной фигурке девушки, придвинулся.

— Может, прогуляемся вниз к реке? — вдруг предложил он.

— С удовольствием, — охотно ответила Груша. И отчего-то подумала о том, что посевная в самом разгаре. Но по какой причине Елагин вдруг вознамерился гулять с ней, когда она прекрасно знала, что у него много дел? Этого она не могла понять. Сердце девушки радостно застучало от его предложения прогуляться вместе, и в думы Грушеньки настойчиво влезла мысль о том, что Андрей Прохорович именно ради нее оставил свои многочисленные дела, чтобы побыть в ее обществе.

Елагин галантно предложил ей локоть, и Груша, осторожно просунув маленькую ладонь ему под руку, ступила на тропу рядом с молодым человеком. Они не прошло и пяти минут, как Андрей завел разговор:

— Вы не рассказали мне о том, как провели зиму в Москве, — заметил Елагин, внимательно глядя на прелестное лицо Груши.