Что связывает Фэйли с этими идиотами? Сейчас она уже сидела верхом на Ласточке, а они стояли рядом, глядя на нее снизу вверх. Зная ее характер, он вполне допускал, что она сама могла впутаться в эти их дурацкие дела, связанные с джи'и'тох.
Сеонид и Масури, с тремя Стражами, проскользнули сквозь проход вслед за последними двуреченцами. Хранительницы Мудрости прошли сразу за ними, что вовсе не удивительно. Они должны были не спускать глаз с Айз Седай. Сеонид подобрала поводья, точно собираясь влезть на лошадь, но Эдарра чуть слышно произнесла что-то, указав на могучий кривобокий дуб неподалеку, и обе Айз Седай как одна повернули головы, посмотрели на нее, обменялись взглядами и повели коней к дереву. Проблем не возникнет, если эта парочка всегда будет вести себя так покорно. Хотя слово «покорно» не совсем соответствовало действительности – шея Сеонид выглядела жесткой, точно в нее вставили прут.
Потом прошел гурт связанных по десять друг с другом заводных лошадей – под бдительными взглядами людей Добрэйна, которые умели обращаться с ними. Перрин совершенно бессознательно выделил взглядом Трудягу, который шел впереди; женщина, ухаживающая за ним, знала свое дело. Прокатилось множество нагруженных припасами телег на высоких колесах, возчики тянули коней и покрикивали, будто опасаясь, что проход раздавит их; телег было так много, потому что они перевозили меньше, чем фургоны, а телеги пришлось использовать из опасения, что фургоны не пройдут в переходные врата. Похоже, ни Грейди, ни Неалд не способны создать такой большой проход, как Ранд или Дашива.
Когда последняя телега наконец проехала, пронзительно скрипя плохо смазанной осью, Перрин подумал, что неплохо бы закрыть проход прямо сейчас, но Неалд, удерживающий его, оставался на той, кайриэнской стороне. Спустя мгновение, однако, было уже слишком поздно.
Широким шагом прошла через переходные врата Берелейн, ведя в поводу ослепительно-белую кобылу, и Перрин возблагодарил Свет, что ее серое платье для верховой езды закрыто до самого горла. Правда, верхняя его часть, начиная от талии, плотно облегала тело на тарабонский манер. Перрин застонал. С Берелейн прошли Нурелль и Бертайн Галленне, лорд-капитан ее Крылатой гвардии, седовласый, с черной повязкой на глазу, которую носил так, как другой мог бы носить плюмаж на шляпе. За ними двигались сами крылатые гвардейцы в красных доспехах – более девяти сотен. Нурелль и остальные, кто был у Колодцев Дюмай, носили на предплечье левой руки желтые повязки.
Взобравшись на лошадь, Берелейн устремилась вперед, Галленне – бок о бок с ней; Нурелль выстраивал крылатых гвардейцев среди деревьев. Берелейн и Фэйли разделяло шагов пятьдесят и несколько деревьев, но женщины, несомненно, заметили друг друга. И обменялись такими взглядами, что у Перрина волосы зашевелились на голове. Больше всего ему хотелось держать Берелейн как можно дальше от Фэйли, но придется терпеть. Чтоб тебе сгореть, Ранд!
Закрыв проход, Неалд пригладил свои нелепые усы, будто прихорашиваясь перед кем-то. Однако рядом никого не оказалось, и он с недовольной миной вскарабкался на коня.
Взобравшись на Ходока, Перрин поскакал вверх по пологому склону. Может, его и не все увидят за деревьями, но услышат наверняка. При его приближении по рядам пробежало волнение, все старались занять такую позицию, чтобы лучше видеть.
– Все глаза-и-уши, какие имеются в Кайриэне и чьи бы они ни были, – сказал Перрин, – могли видеть и слышать, что я изгнан, Первая Майена отправилась домой, а остальные, стоящие здесь сейчас, просто исчезли, словно туман под лучами солнца.
К его удивлению, они засмеялись. Раздались крики: «Перрин Златоокий!» – и кричали не только двуреченцы. Перрин дождался, пока все стихнет; на это понадобилось некоторое время. Фэйли не смеялась и не кричала – как и Берелейн. Обе женщины покачивали головой; обе не одобряли его речь. Потом они переглянулись и замерли, точно мухи в янтаре. Обеих выводила из себя даже мысль, что их мнение о чем-то может совпадать. Перрин ничуть не удивился, когда их взгляды устремились на него с совершенно одинаковым выражением. В Двуречье есть старая поговорка, хотя все вкладывали в нее разный смысл, в зависимости от собственных обстоятельств и отношения к жизни: «Мужчина всегда виноват». Как бы то ни было, одно он усвоил твердо: если любишь женщину, забудь о покое, она всегда заставит тебя поволноваться.
– Некоторые из вас, возможно, гадают, где мы и зачем, – продолжал Перрин, когда наконец воцарилась тишина; по толпе легкой рябью пробежал смех. – Это Гэалдан. – (Пронесся шепоток благоговейного страха и удивления при известии, что расстояние более чем в полторы тысячи миль преодолено за один шаг.) – Первым делом нам нужно убедить королеву Аллиандре, что мы не собираемся захватывать страну. – (Предполагалось, что вести переговоры с Аллиандре будет Берелейн, и Фэйли наверняка еще выразит свое недовольство по этому поводу.) – Потом мы должны найти того, кто называет себя пророком лорда Дракона. – (Что тоже наверняка не сулит ничего приятного; Масима был совсем не подарок и до того, как впал в помешательство и, перейдя все границы, поставил на дыбы всю страну.) – Из-за этого пророка возникли кое-какие трудности. Нужно растолковать ему, что Ранд ал'Тор не желает, чтобы его признавали из страха. И мы отведем к лорду Дракону и пророка, и тех его последователей, кто этого пожелает.
«А если понадобится, то припугнем Масиму так, что он выскочит из штанов», – мысленно добавил Перрин и криво улыбнулся.
На него обрушились бурные приветственные крики. Люди кричали, что пригонят этого пророка в Кайриэн к лорду Дракону; даже конюхи и возницы присоединились к остальным. Перрин понадеялся, что места здесь пустынные. И все же он молился про себя, чтобы никто их не услышал, даже случайно, но еще горячее он молился о том, чтобы все прошло гладко и быстро. Чем скорее он получит возможность увезти Фэйли как можно дальше от Берелейн, тем лучше. Он – та'верен, но пока это не принесло ему ничего, кроме беспокойства. Может, хоть раз это послужит доброму делу?
Глава 28
Хлеб и сыр
Мэт знал, что необходимость перебираться в Таразинский дворец доставит ему множество хлопот. Можно, конечно, и отказаться. Однако он считал, что нельзя руководствоваться тем, как ведут себя растреклятые игральные кости у него в голове, ведь обычно, когда они останавливались, было слишком поздно чего-то не делать. А между тем этот вопрос очень его интересовал. Ведь не просто так, в конце концов, они вертятся? И не по собственной прихоти останавливаются? Что-то же это означает? Но Мэту в очередной раз захотелось, чтобы в тот давно минувший день он схватил свое любопытство за глотку и придушил его.
Когда Найнив с Илэйн ушли и Мэт сумел унять боль в раскалывающейся голове, он сообщил своим людям, что перебирается во дворец. Все, казалось, сочли это совершенно нормальным. Он считал своим долгом подготовить их, но в этом, как выяснилось, не было необходимости.
– Прекрасно, милорд, – бормотал Нерим, помогая Мэту натягивать сапоги. – Наконец-то милорд поселится в приличном месте. Замечательно! – На мгновение лицо Нерима утратило обычное скорбное выражение. Правда, лишь на мгновение. – Я почищу красную куртку милорда; голубую милорд сильно запятнал вином.
Мэт нетерпеливо ждал, потом надел куртку и вышел в коридор.
– Айз Седай? – пробормотал Налесин, просовывая голову в ворот чистой рубахи; Лопин, его толстый слуга, суетливо вертелся у тайренца за спиной. – Гори моя душа, я не очень-то люблю Айз Седай, но… Таразинский дворец, Мэт!
Мэт поморщился; мало того что этот парень способен в одиночку выдуть бочонок бренди и наутро чувствовать себя отлично, он еще смеет так ухмыляться!
– Ах, Мэт, теперь мы можем забыть о костях, будем играть в карты с людьми нашего круга. – Налесин имел в виду придворных, поскольку только они и могли позволить себе играть, не считая зажиточных торговцев, которые недолго оставались таковыми, если пытались ставить на равных с вельможами. Налесин радостно потирал руки, пока Лопин старательно расправлял его кружева; даже борода, казалось, топорщилась с каким-то особенным энтузиазмом. – Шелковые простыни, – пробормотал он.
Разве бывают шелковые простыни? В голове у Мэта ожили воспоминания давно умерших людей, но сейчас ему было не до них.
– Там полно благородных господ, – пробурчал Ванин внизу в общем зале, пожевав губами и явно желая сплюнуть. Теперь его взгляд совершенно бессознательно рыскал по сторонам – нет ли где госпожи Анан. Однако, так и не обнаружив ее, он все же решил глотнуть терпкого вина из кружки – таков был его обычный завтрак. – Приятно будет снова увидеть леди Илэйн. – Он поднял руку, точно собираясь приложить ее ко лбу в подобии воинского приветствия; жест выглядел совершенно бессознательным; Мэт мысленно застонал: эта женщина способна испортить любого хорошего человека. – Ты хочешь, чтобы я и дальше следил за Карридином? – продолжал Ванин, будто все остальное не имело особого значения. – На той улице столько нищих, что трудно что-то разглядеть, одно ясно – к нему приходит уйма народу.
Мэт сказал Ванину, что продолжить слежку было бы прекрасно. Неудивительно, что Ванина не беспокоило, сколько во дворце знати или Айз Седай; он все дни проводил, истекая потом на солнце и толкаясь в толпе. Хорошо устроился, одним словом.
Гарнан и остальные парни из Отряда Красной руки уминали на завтрак белую овсяную кашу и крошечные темные сосиски, подталкивая друг друга локтями и обмениваясь шутками по поводу служанок во дворце, которых, как они слышали, выбирали исключительно за красоту и легкий нрав. Они не сомневались, что дело обстоит именно так, и вряд ли имело смысл предостерегать их, чтоб не зарывались.
Не лучше вышло и тогда, когда Мэт отправился на кухню рассчитаться с госпожой Анан и вместо нее обнаружил там Кайру. Скверное настроение, в котором та пребывала еще вчера, теперь, похоже, совершенно овладело ею. Выпятив нижнюю губу, Кайра проворчала в ответ что-то невразумительное и тут же большими шагами удалилась на конюшенный двор, беспрестанно теребя юбку. Может, у нее неприятности, но, спрашивается, при чем тут он, Мэт Коутон?
Как выяснилось, госпожа Анан отсутствовала – вечно она организовывала какие-то кухни для беженцев или ввязывалась в другие благотворительные затеи, – но Энид, погоняя снующих туда-сюда помощниц длинной деревянной ложкой, охотно взяла у Мэта деньги, зажав их в могучем кулаке.
– Когда хватаешь сразу слишком много дынь, мой юный лорд, нечего удивляться, если какая-нибудь не слишком свежая лопается в руках, – мрачно изрекла она неизвестно по какому поводу. – Или две, – добавила она, кивая и наклонив вплотную к Мэту потное круглое лицо с явным намерением прочесть в его глазах ответ на какой-то интересующий ее вопрос. – Только неприятностей себе наживешь, если хоть словом обмолвишься. А ты ведь не скажешь. – Последние слова прозвучали отнюдь не как вопрос.
– Ни словечка, – ответил Мэт.
О чем, Света ради, она толкует? Однако его ответ, по-видимому, устроил Энид, потому что она кивнула и вперевалку отошла, размахивая своей ложкой вдвое энергичней, чем прежде. У Мэта даже мелькнула мысль, что она собирается ударить его этой ложкой. Поистине, у всех женщин в характере временами мелькает какое-то буйство.
Так все и шло – то одно, то другое, и все какая-то ерунда. Ощущение некоторого разнообразия возникло, лишь когда Нерим и Лопин начали в голос пререкаться, вещи чьего господина отнести первыми. Мэту и Налесину потребовалось не меньше получаса, чтобы унять их. Слуга, который пускается в пререкания, может отравить жизнь своему хозяину. Потом Мэту пришлось разбираться, кому из «красноруких» выпадет честь тащить сундук с золотом, а кто поведет коней. Как бы то ни было, вся эта кутерьма хоть немного отсрочила вселение в этот проклятый Таразинский дворец.
Когда же Мэт обустроился в своих новых комнатах, прежние тревоги почти вылетели у него из головы. В его распоряжении оказались большая гостиная, маленькая, так называемая комнатка уединения рядом с ней, и необъятная спальня с самой большой кроватью, какую ему когда-либо доводилось видеть, с массивными красными столбиками, покрытыми резьбой в виде переплетенных цветов. Бо́льшая часть мебели сияла ярко-красным или голубым лаком – там, где не лежала слоями позолота. Маленькая дверца рядом с кроватью вела в крошечную комнатку для Нерима, которому она показалась роскошной, несмотря на узкую постель и отсутствие окна. В комнатах Мэта были высокие стрельчатые окна с выкрашенными белой краской железными балконами, выходящие на площадь Мол Хара. Напольные светильники и рамы зеркал сверкали позолотой; в маленькой комнатке имелось два зеркала, в гостиной – три, а в спальне аж четыре! Часы – часы! – на мраморной каминной полке над очагом в гостиной тоже искрились позолотой. Умывальный таз и кувшин оказались из красного фарфора Морского народа. Мэт почувствовал себя почти разочарованным, обнаружив, что ночной горшок под кроватью просто белый, фаянсовый. В большой гостиной имелась даже полка с дюжиной книг. Это тоже впечатляло, хотя Мэт не так уж много времени проводил за чтением.
Стены, потолок и плитки пола были вызывающе яркими, что не мешало комнатам выглядеть откровенно роскошными. Мэт, пожалуй, станцевал бы здесь на радостях джигу – не догадывайся он, что женщина в комнатах, расположенных по соседству, готова вывернуть его наизнанку. Если Теслин, или Мерилилль, или кто-нибудь еще не доберется до него раньше, несмотря на его медальон. Почему кости у него в голове перестали кувыркаться, когда Илэйн упомянула об этих прокля́тых комнатах? Любопытство по-прежнему разбирало Мэта. Дома он не раз слышал одну поговорку – из уст женщин, конечно, и непременно с насмешкой. «Мужчины и кота заставят быть любопытным, – правда, кот, в отличие от мужчин, всегда сам себе на уме».
– Я вам не проклятый кот, – пробормотал Мэт, широким шагом возвращаясь из спальни в гостиную. Просто ему нужно понять, вот и все.
– Конечно ты не кот, – сказала Тайлин. – Ты – пухленький маленький утенок, вот ты кто.
Мэт вздрогнул и удивленно заморгал. Утенок? Да еще и маленький, вот как! Стоявшая рядом женщина была ему по плечо. Хотя его просто трясло от негодования, он ухитрился весьма изящно поклониться. Как-никак она королева, не следует забывать об этом.
– Ваше величество! Благодарю вас за прекрасные апартаменты. Я с удовольствием побеседовал бы с вами, но мне нужно идти и…
Улыбаясь, Тайлин заскользила к нему по красно-зеленым плиткам пола, шелестя шелковыми бело-голубыми нижними юбками и неотрывно глядя на Мэта большими темными глазами. Ему не доставляло никакого удовольствия смотреть на ее брачный кинжал, уютно устроившийся в ложбинке груди. Или на внушительный кинжал с усеянной драгоценными камнями рукоятью, засунутый за пояс, на котором сверкало еще больше драгоценных камней. Мэт попятился:
– Ваше величество, у меня важное…
Она принялась тихонько напевать. Мэт узнал мелодию – совсем недавно он сам напевал ее нескольким девчонкам. У него хватало ума со своим голосом не пытаться петь по-настоящему, кроме того, от слов этой песни, как она звучала в Эбу Дар, горели даже его уши. Повсюду в этих краях ее называли «Украду твое дыхание с поцелуем».
Нервно смеясь, Мэт попытался укрыться за инкрустированным лазуритом столиком, но Тайлин, двигаясь, казалось бы, с такой же скоростью, умудрилась каким-то образом обойти это препятствие первой.
– Ваше величество, я…
Приложив ладонь к груди Мэта, Тайлин толкнула его в кресло с высокой спинкой и плюхнулась ему на колени. Мэт оказался в ловушке между ней и ручками кресла. О, ему ничего не стоило схватить Тайлин и поставить на ноги, то есть поступить с ней так, как она обошлась с ним, – применив силу. Но у нее за поясом был этот проклятый здоровенный кинжал; а он давно понял – положение мужчин и женщин в Эбу Дар отнюдь не равноценно. То, что позволялось женщине, со стороны мужчины могло быть воспринято как оскорбление. В Эбу Дар убийству мужчины женщиной всегда находилось оправдание, если только не было бросающихся в глаза доказательств ее вины. Он, конечно, легко мог поднять ее, если не считать…
В городе на прилавках торговцев рыбой Мэту попадались удивительные создания, называемые кальмарами и осьминогами, – подумать только, в Эбу Дар действительно ели этих тварей! – но куда тем до Тайлин. У этой женщины, казалось, было десять рук. Мэт боролся с ней, тщетно пытаясь вырваться, согнать ее с колен, а она лишь негромко смеялась. Между поцелуями, которыми она его награждала, Мэт, тяжело дыша, высказал опасение, что кто-нибудь войдет, но она лишь довольно захихикала. Он пробубнил что-то об уважении к ее короне, а Тайлин расхохоталась. Он заявил, что дома его ждет девушка, с которой он обручен и которой принадлежит его сердце. Это развеселило ее больше всего.
– Ее вряд ли огорчит то, о чем она не узнает, – пробормотала Тайлин; все ее двадцать рук ни на миг не переставали теребить Мэта.
И тут раздался стук в дверь.
Радуясь тому, что Тайлин не запечатала его уста очередным поцелуем, Мэт крикнул:
– Кто там?
Ну почти крикнул. Голос прозвучал хрипло, даже сорвался на писк. Ничего удивительного – он едва дышал.
Тайлин вскочила с его колен и мгновенно оказалась в трех шагах от него – Мэт и глазом моргнуть не успел. У этой женщины даже хватило самообладания бросить на него укоризненный взгляд! А потом она послала ему воздушный поцелуй.
Этот поцелуй еще только, можно сказать, слетал с ее губ, как дверь открылась и в комнату просунул голову Том.
– Мэт? А то я твоего голоса не узнал. О! Ваше величество! – Для сухопарого немолодого менестреля с претензиями Том, несмотря на хромоту, сумел отвесить прекрасный поклон. У Джуилина получилось несколько хуже, но и он сорвал с головы нелепую красную шапку и постарался как мог. – Извините нас. Мы не помешали… – начал было Том, но Мэт нетерпеливо прервал его:
– Входи, Том! – Протянув руку за курткой, он собрался было встать и внезапно почувствовал, что эта проклятая баба ухитрилась незаметно развязать пояс на его штанах. Эти двое, уж конечно, заметили, что рубашка расшнурована, но не хватало еще, чтобы они стали свидетелями того, как с него сваливаются штаны. И что самое удивительное, голубое платье Тайлин выглядело безукоризненно! – Входи, Джуилин!
– Я рада, что эти апартаменты устраивают тебя, мастер Коутон, – сказала Тайлин, вся просто воплощенное достоинство. Если не считать глаз, но ни Том, ни Джуилин не видели их. Выражение ее глаз придавало двусмысленность совершенно безобидным словам. – Я предвкушаю удовольствие, которое доставит мне твое общество. По-моему, очень интересно, когда рядом та'верен и в любой момент можно дотронуться до него. Но сейчас я вынуждена покинуть тебя. Нет-нет, не вставай, пожалуйста. – Последние слова были сказаны с явным намеком и сопровождались насмешливой улыбкой.
– Ну, мальчик, – приглаживая пальцами усы, сказал Том, когда Тайлин удалилась, – тебе повезло. Сама королева с распростертыми объятиями приветствует твое появление.
Джуилин с усиленным интересом рассматривал, вертя в руках, свою шапку.
Мэт настороженно посмотрел на них, мысленно умоляя обоих не произносить ни слова – ни единого слова! – но, когда он спросил о Найнив и Илэйн, все дурацкие треволнения тут же выскочили из головы. Женщины еще не вернулись. Услышав об этом, он чуть не вскочил на ноги, забыв о штанах. Обе они наверняка не придавали значения заключенному с Мэтом соглашению; достаточно вспомнить, как протекала их утренняя беседа. Мэт вынужден был объяснять Найнив и Илэйн все, что он намеревался предпринять, причем буквально каждое слово порождало вспышки недоверия, ему даже пришлось прямо высказать все, что он о них думает, проклятой Найнив ал'Мира и вдвойне проклятой Илэйн, дочери-наследнице, чтоб им сгореть! Вряд ли они без него отправились в Рахад, но он вполне допускал, что они могут у него за спиной шпионить за Карридином. Плевали они на свои обещания. Илэйн потребовала бы покаяния и ожидала, что он тут же размякнет от радости. Найнив же наверняка просто выбила бы из него раскаяние.
– Вряд ли они занялись Карридином, – сказал Джуилин, почесывая за ухом. – Насколько мне известно, за ним следят Авиенда и Бергитте. И мы не видели, как они уходили. Думаю, можно не опасаться, что он заметит слежку, даже если они станут прогуливаться прямо у него под носом.
Том, плеснув себе в золоченый кубок винного пунша, который Мэт обнаружил, пока ждал их, пустился в объяснения.
Мэт прикрыл рукой глаза. Маскировка с помощью Силы – неудивительно, что им удается ускользнуть когда угодно, точно змеям. От этих женщин одно беспокойство. Он ничуть не удивился, когда выяснилось, что Джуилину и Тому известно о Чаше Ветров еще меньше, чем ему.
После того как Том с Джуилином ушли, чтобы подготовиться к вылазке в Рахад, у Мэта хватило времени привести в порядок одежду, а Найнив и Илэйн все не возвращались. Он успел посмотреть, как дела у Олвера, комната которого была этажом ниже. Мальчишка ужасно худ, хотя сейчас слегка отъелся – Энид и остальные поварихи «Странницы» вечно пичкали его. Олвер мал ростом даже для кайриэнца, и если уменьшить наполовину его уши и рот, нос все равно не позволит ему стать красавцем. Мальчишка скрестив ноги сидел на постели, а вокруг суетились по крайней мере три служанки.
– Мэт, как ты думаешь, у кого самые красивые глаза? У Хезел? – спросил Олвер, с сияющей улыбкой глядя на большеглазую молодую женщину, которую Мэт уже встречал во дворце. Она улыбнулась и взъерошила мальчишке волосы. – Ох, Эйлис и Лойя тоже так милы, что я никак не могу выбрать.
Полная женщина средних лет подняла глаза от седельной сумы Олвера, которую распаковывала, и наградила мальчишку широкой усмешкой. Стройная молоденькая девушка – у нее, можно сказать, еще молоко на губах не обсохло – похлопала по полотенцу, которое она только что положила на умывальник, вскочила на кровать и принялась щекотать Олвера. Тот, смеясь, беспомощно повалился на спину.
Мэт фыркнул. Гарнан и остальные воины Отряда и так плохо влияли на мальчишку, а теперь еще женщины ему потакают! Как он научится вести себя по-мужски, если они будут постоянно вертеться вокруг него? Олверу следовало играть на улицах, как любому десятилетнему мальчишке. Прыгающие вокруг служанки – разве это нормально? Мэт не сомневался, что к этому приложила руку Тайлин.
У Мэта хватило времени выяснить, как дела у Олвера, и заглянуть к Гарнану и остальным «красноруким», разместившимся неподалеку от конюшни в длинной комнате с рядами коек, и прогуляться вниз на кухню за куском хлеба и мяса – утром он остался без завтрака, видеть не мог овсяную кашу, которой пичкали в гостинице. А Найнив с Илэйн все не возвращались. В конце концов Мэт порылся в книгах, стоявших на полке в его гостиной, и начал читать «Странствия Джейина Далекоходившего», хотя так беспокоился, что не понимал почти ни слова. Наконец женщины объявились, с возгласами удивления по поводу того, что он уже здесь, будто у них были основания не доверять его слову. Вместе с ними пришли Том и Джуилин.
Мэт бережно закрыл книгу и не менее бережно положил ее на стол рядом с креслом.
– Где вы были?
– А что такого? Мы просто гуляли, – жизнерадостно ответила Илэйн, широко распахнув голубые глаза.
Том нахмурился и, вытащив из рукава нож, принялся вертеть его в пальцах, подчеркнуто не глядя на Илэйн.
– Мы пили чай с женщинами, с которыми нас познакомила хозяйка твоей гостиницы, – сказала Найнив. – Не с тобой же мне разговаривать о шитье.