– Где моя одежда? – Хриплю я, отбрасывая одеяло и замечая катетер и контейнер с мочой.

– Вам запрещено вставать и двигаться, вы можете повредить швы. Я требую сейчас же…

– Да пошёл ты к чёрту. Я спросил, где моя одежда и вещи? – Как неприятно, оказывается, вытаскивать катетер из члена. Плевать.

– Вы не уйдёте никуда без моего согласия, как лечащего врача и…

– Меня не волнует согласие и сопли, которые здесь приняты. Я должен вернуться в университет сейчас же. Если будет необходимо, то я позвоню Эрнесту Райзу, и он заставит вас всех танцевать ламбаду перед машиной, которая повезёт меня обратно. Где вещи? – Удаётся встать, покривившись на одеревеневшие мышцы.

– Вы понимаете, что это неразумно? Вы потеряли много крови. Вам была произведена операция, и швы…

– Да к чёрту! Не понимаете человеческого языка? Одежда. Моя одежда, в которой я сюда поступил. Моя карточка. Мои ключи, – рычу я, поворачиваясь и смотря в глаза упрямого мужчины, абсолютно не понимающего, что сейчас важно для меня. Началась очередная травля, и Карстен специально разрешил себя фотографировать. Сделал всё открыто, значит, хочет, чтобы я появился. Таким образом он показывает мне, что если я этого не сделаю, то пострадает Мира.

– Сейчас вам всё принесут, но с условием, что вы будете ходить на перевязку к вашей медсестре и выполнять все мои указания. Приём таблеток…

– Быстрее. Я должен уехать, – перебивая его, смотрю на время. Полдень. Ещё есть четыре часа до сдачи нормативов, и я чувствую сердцем, что там будет что-то очень плохое. Чувствую.

Меня оставляют одного, но ненадолго. В палату врывается медсестра и впопыхах, накладывает повязку на руку, из которой я выдернул иглу и немного поранил себя. Меня, правда, это, вообще, не интересует. Я под обезболивающими и пока не чувствую боли. Это для меня огромный шанс вернуться сейчас туда и понять, что задумал Карстен.

Пока я переодеваюсь в новую одежду, заранее привезённую Белчем, мне перечисляют препараты, которые я должен принимать, затем просят заполнить формуляры о том, что больница не несёт ответственности за последствия. Меня это бесит. Расписываюсь везде, не глядя, и, хватая пакет с таблетками и свои вещи, сажусь в машину с личным шофёром Эрнеста, которую я вызвал.

Меня долбит паника внутри. Она просто долбит по сердцу, по лёгким, даже по мозгу. Она скручивает меня, вынуждая думать, какие ходы делает Карстен и чего хочет этим добиться. Конечно, я догадываюсь о том, что он хочет, но вот не верю в лёгкую манипуляцию мной именем Миры. Он от неё тоже многого хочет, и это меня бесит.

Когда я возвращаюсь на территорию университета, то сразу же направляюсь к себе в спальню. Безынтересно оглядываю чистоту в ней и бросаю вещи на пол. У меня есть ещё немного времени, чтобы передохнуть и набраться сил, точнее, высыпать в ладонь обезболивающие таблетки и выпить их залпом. Меня колбасит от неизвестности. Ношусь по своей комнате, сжимая в руке мобильный, и постоянно проверяю выходящие на сайте университета посты. Читаю гнусные комментарии под фотографией Карстена, выходящего из дома сестринства, и рычу, желая уничтожить всех, кто, вообще, считает его порядочным человеком.

Хотя сдачу нормативов по конному спорту мне перенесли на неделю из-за швов и ран, я должен быть там. Душа не на месте. Бывает состояние, что ты словно будущее видишь, уверенный в необратимых болезненных последствиях, если тебя не будет там, рядом с конюшней.

Пытаюсь скрываться от глаз студентов, направляющихся туда же, что и я, к конюшням и тренировочным загонам, и слушаю их мечты: «Вот бы упала», «Раздражает, что эта цаца всё умеет, пусть ногу сломает» и огромное количество язвительных проклятий в подобном духе. Как же они ненавидят Миру. И за что? Вот, действительно, за что? Ладно, причины есть, но не такие сильные, чтобы желать человеку смерти.

Перед тренировочным загоном с препятствиями уже собралась огромная толпа студентов, здесь и девушки из сестринства, поддерживающие Миру, и парни из братств, пришедшие насладиться шоу, даже Оливер здесь со своими шавками. Они держатся поодаль от загона, и там же Белч. Преподаватель с ужасом и шоком осматривает всех собравшихся, а мои мысли о другом. Я жду. Знаю, уверен, что и Всадники будут здесь. Постоянно проверяю мобильный. Слежу за всеми. Чёрт возьми, или я параноик, или же что-то упустил.

Разворачиваясь, вхожу в конюшню, где подготавливают лошадь для Миры. Прячась в одном из стойл, прислушиваюсь к тихому разговору. Ничего особенного. Обсуждают популярность Миры и то, что она легко возьмёт все барьеры. Слышится мужской смех, который затем резко прекращается. Лошадь фыркает, и я замираю, пока сердце разрывает грудную клетку.

– Но это же…

– Нас уволят.

– А я могу вас убить, – звук знакомого голоса с жутким акцентом долетает до меня. Всё внутри опускается.

Мать вашу, я был прав! Это белобрысый. Точно он, его картавость и отвратительный говор, которые ни с чем не спутать.

– Повреди подкову, понял? Мира поймёт, что лошадь противится, и попросит заменить её. И тогда вы выведете моего жеребца, ясно?

– Везде камеры.

– Они повреждены, не волнуйтесь.

– Хорошо.

– Если не сделаете этого, то пеняйте на себя. Вам и вашим семьям будет очень плохо, – бросает белобрысый, и всё затихает.

– Вот, блять, попали. Мира же упадёт, – сдавленно пищит один из конюхов.

– Она не только упадёт, она сломает шею. Его жеребец с характером, и я боюсь, что это скажется всем боком. Может быть, пойти и сообщить о том, что на Миру будет совершено покушение?

– Рехнулся? Ты же знаешь, что они могут. Да и кто мы с тобой? Работяги простые, а они богачи. Делай вид, что так и должно быть.

Ублюдки. Сжимая кулаки, только хочу выйти, как меня резко хватают за плечо, причиняя боль в ранах, и толкают на сено.

– Понял мой намёк, да, Рафаэль? – Передо мной на корточки опускается Карстен, гадко усмехаясь.

– Какого чёрта ты творишь? Что ты задумал? – Рычу я, подскакивая на ноги.

– Алиби. Есть несколько вариантов исхода событий, – спокойно пожимая плечами, Карстен выпрямляется.

– Итак, тебя видели здесь несколько человек. Ты вошёл сюда, а затем выйдешь отсюда и начнёшь убеждать преподавателя в том, что Мире грозит опасность. И да, она ей грозит. После первого круга она заметит, что с лошадью что-то не так. А затем появится и вторая, которая и сделает тебя маньяком, желающим отомстить ей. Ведь здесь больше никого не было, кроме тебя. Кто повредил подкову? Кто подрезал седло? Ты, наш милый Ромео, так и не смирившийся с потерей своей Джульетты. Всё будет выглядеть очень правдоподобно.

– Что? Ты подрезал седло? Ты совсем охренел? – Толкаю его в грудь и только замахиваюсь, как Карстен первым ударяет по животу. Падаю на колени. Швы, кажется, рвутся, причиняя невероятную боль. Слабость поглощает всю силу, пока я откашливаюсь.

– Мало того, что подрезал, Рафаэль, за деревьями ожидают разрешения выстрелить камнем в ягодицу безумного жеребца, который понесёт нашу принцессу, сбросит её и выпотрошит все кишки, – шипит Карстен, хватая меня за волосы, вынуждая запрокинуть голову.

– Она же погибнет…


– Да увы, жертвы всегда должны быть, иначе ничего не получится, – второй рукой похлопывает меня по щеке.

– Но есть ещё один вариант – ты его мне предложишь, верно? Ты же не хочешь убивать её, это сделано лишь для меня и для того, чтобы испытать на прочность. Что я должен сделать? – Хриплю я.

– Какой ты всё же умный, мальчик. Прямо диву даюсь. Схватываешь всё на лету. Конечно, мне так жаль, если моя будущая жена сегодня получит смертельную травму. Но ведь всегда есть ты, влюблённый и жалкий преступник. И да, я дарую тебе выбор, Рафаэль, – он отпускает меня и даже поднимает на ноги.

– Ты знаешь, что я хочу получить. Тебя в наши ряды. Сегодня у тебя есть шанс решить, что важнее: жизнь Миры и полное рабство или же нежелание быть нашим союзником и смерть возлюбленной, – Карстен достаёт из-за спины пистолет и протягивает его мне.

С ужасом сглатываю, смотря на настоящее оружие.

– Там две пули. Одну можешь оставить себе, другую Мире. Но я бы посоветовал тебе менее плачевный исход, – Карстен замолкает, и я слышу, как ведут лошадь обратно и выводят другую.

– Времени так мало, Рафаэль. Всего пятнадцать секунд, чтобы ты не дал камню попасть в лошадь. Убей её, защити свою возлюбленную. Спаси её, но с условием. Я отдаю тебе пистолет в обмен на твою клятву стать нашим Карателем. Ты согласен?

– Нет. Я не согласен. Если ты хоть пальцем тронешь Миру, то я легко сдам тебя. Тебя посадят, и Эрнест никогда не простит тебе и твоей семье потерю дочери. Он уничтожит вас, так что зря ты выложил всю правду сейчас. Да я и не верю тебе. Мира для тебя слишком выгодный куш, как и для других. А терять таких, как она, тебе просто не хочется. Ты жадный ублюдок, и иди ты в задницу, – выплёвываю каждое слово, отчего Карстен ухмыляется.

– Что ж, выбор ты сделал, но я, как человек добрый и чуткий к проблемам, оставлю это здесь, – он переворачивает руку и пистолет падает в сено.

– Вдруг ты передумаешь, когда до тебя дойдёт – я никогда не шучу и в любом деле, которое планирую, использую даже тех, кто меня очень сильно волнует, – добавляя, он разворачивается и, присвистывая, выходит из конюшни.

Выскакиваю вслед за ним и оглядываюсь, когда слышу свист и аплодисменты со стороны тренировочных загонов. Мира берёт барьеры.

Я не думаю, что Карстен так глуп, чтобы подвергать опасности Миру, ведь он понимает, что сделает Эрнест, если его дочь пострадает. Он убьёт. Это никому не выгодно, так что мне остаётся лишь терпеть. Не сорваться. Не поддаться провокациям.

Останавливаюсь недалеко от толпы, разросшейся за время моего отсутствия, и молча наблюдаю, как Мира делает круг и ждёт дальнейших указаний от преподавателя. Она так красива. Так изыскана, сидящая на белом коне, словно каждый барьер не стоит никаких усилий. Но я-то знаю, как это сложно. И чтобы выглядеть настолько спокойно и даже немного скучающе, как она, необходимо иметь не только идеальную выдержку, но и пройти долгое обучение, и чувствовать лошадь.

Раны немного ноют, но меня это не заботит. Я оглядываю заросли деревьев и ищу взглядом подтверждение слов Карстена. Ни движения там. Да и барьеры брать с подрезанным седлом практически невозможно, Мира бы уже поняла, что что-то не так, а она уверенно ударяет лошадь и разгоняется, чтобы перескочить следующее препятствие. Все с замиранием наблюдают за ней, как и я, и она перепрыгивает, вызывая шквал похвалы и восторга студентов. Ничего не происходит, меня это радует. Значит, я сделал верный выбор. Остался всего один барьер, и всё закончится.

Мира делает круг, разгоняясь, и несётся на лошади к последнему препятствию, и так же непринуждённо, как тратит деньги на маникюр, берёт его. Слабая улыбка появляется на её губах, и она кивает толпе, благодаря за взрыв свиста, выкриков своих сестёр. Вот и всё.

Гордо наблюдаю за ней. Да, именно гордо. Моя девочка. Самая лучшая девочка в мире.

Разворачиваясь, собираюсь уйти, чтобы не распространять слухи о себе и Мире, как вдруг женские крики заставляют обернуться. Сердце обрывается. Паника, вмиг образовавшаяся среди студентов, убегающих от загона, не позволяет увидеть, что случилось. Громкий голос преподавателя предупреждает не подходить к взбесившейся лошади. И я вижу… мать твою, мне в жизни так страшно не было. Лошадь встаёт на дыбы, а Мира удерживает поводья, пытаясь её успокоить. Но это невозможно. Животное прыгает под ней, пытаясь сбросить наездницу.

Да какие решения могут быть сейчас? Какие страхи? Какое нежелание и взвешенные мысли внутри?

Расталкивая людей, врываюсь в конюшню и несусь к стойлу. Руками ищу пистолет и быстро проверяю его. Заряжен. Вылетаю и, отпихивая от себя визжащих девушек, причитающих и плачущих, бегу к загону, видя, как Мира падает на землю, кривится от боли, а преподаватель, как и ещё несколько работников, перепрыгивают через перила, чтобы поймать лошадь. Но злое животное лишь хочет отомстить за свою боль. Оно встаёт на дыбы прямо над Мирой. На её лице замирает бледное отражение ужаса и грядущей смерти. Я не успею подойти ближе.

Поднимаю дрожащую руку и делаю глубокий вдох. Секунда. Звук выстрела раздаётся по округе, и всё затихает. Животное падает на землю, придавливая Миру, и это позволяет мне беспрепятственно перелезть через забор и под гнетущую тишину подойти ближе. Наставляю пистолет прямо на голову дёргающейся лошади.

– Нет… Рафаэль… – одними губами произносит Мира, когда наши взгляды встречаются.

– Прости меня, – отвечая, перевожу взгляд на лошадь и стреляю во второй раз. Убиваю. Безжалостно. Быстро. Чётко. Крик Миры и других оглушает, а я лишь смотрю на неё, пытающуюся бежать и толкающую тело животного с себя. Она не может подняться, отползая от меня.

– Прости меня… прости, – я сделал выбор, и теперь моя участь решена. Мне не жаль, что я так поступил. Не жаль, что сам себя завербовал. Не жаль.

Меня толкают в спину, и я, без каких-либо возмущений позволяю выбить из своих рук пистолет и скрутить меня. Удерживаю взгляд Миры.

Пойми меня, прошу. Пойми. Больше я себе не принадлежу. Я твой. Ради тебя буду дальше жить. Ради тебя и твоей свободы. Только не причиняй себе боль… моя девочка, ты великолепна.





Глава 32

Рафаэль




– Вы совсем ума лишились, мистер Лоф? Устраивать перестрелку в стенах нашего заведения! Убить лошадь! Целиться в мисс Райз! Я ещё раз спрашиваю – зачем вы это сделали? – Кричит директор, а я лишь думаю о том, что будет дальше.

Завербован я. Каратель. Четвёртый всадник. Я знаю, что если расскажу правду, то мне вряд ли поверят и найдут уйму причин обвинить в нападении на Миру, да и другие Всадники из-за моих показаний отомстят мне, причинив ей боль. А я на это пойти не могу. Для меня важнее то, что Мира будет в безопасности.

– Месье Леду, мистер Райз на второй линии, – в кабинет влетает перепуганная Марджори, и мужчина кивает в ответ.

– Объясняйтесь с ним сами, мистер Лоф. Вряд ли после подобного вы останетесь здесь, – директор поднимает телефонную трубку и переключается на вторую линию, а затем передаёт мне.

– Мистер Райз, – сухо произношу я.

– Рафаэль. Хотел убить или защитить? – Спокойно и даже с долей юмора интересуется Эрнест.

– Второе.