– Я…я понимаю, что не могу надеяться на ответ, но хотя бы кивни, если я… – не могу сформулировать вопрос. Тушуюсь и осознаю, что абсолютный урод, раз хочу знать, как сильно я порвал её, и как долго она должна проходить реабилитационный период. Но не могу успокоиться, это же я сделал… Я, чёрт возьми! И мне страшно услышать правду.

Мира моргает и хмурится, не понимая, что я хочу получить.

– Ты была у врача? Я… чёрт, я не могу простить себе этого, понимаешь? Я… да я бы всё отдал, чтобы ты была цела и невредима, Мира. Я так корю себя за всё, это из-за меня случилось, из-за моих фантазий о лучшем мире и поиске его, о жажде выбраться из нищеты и не подохнуть на грязной улице. Лучше бы ты… я знал, что не должен был подходить к тебе, не прикасаться, не любить… – подскакиваю на ноги и выбрасываю сигарету. Ударяю здоровым кулаком по дереву и жмурюсь.

Я бы хотел ребёнка… не знаю, почему именно сейчас это в моей голове. Я бы хотел от неё ребёнка. Я бы хотел видеть Миру своей на всю жизнь. Я бы хотел просыпаться и засыпать рядом с ней. Я бы хотел семью. Я бы хотел другой жизни, и я смог бы их поднять, сейчас точно знаю, что смог бы. Только вот… насильник я и преступник. И она будет чужой женой и любимой. Не моей…

– Страшно. Было очень страшно, и я ничего не чувствовала, – тихо подаёт голос Мира, и я оборачиваюсь.

Молчи… не говори мне этого!

– Даже ненависти не было. Ничего. Пусто. Больно. Очень больно и как будто не со мной это. В тот раз, когда Оливер доказывал на их глазах свою власть надо мной, мне было противно. С каждым толчком его члена я застывала…

– Не надо…

– А ты… так больно было в груди. Больнее, чем от ран на коже, оставленных ремнём.

– Прости… – делаю шаг к Мире, а она смотрит перед собой, и лицо ничего не выражает.

– Я заплатила одной медсестре и сказала, что… так получилось. Жёсткий секс… переборщили. Она не спрашивала, за деньги можно купить всё, даже здоровье. Я его и купила, а вот выздоровление не смогла. Ненавижу, когда ко мне прикасаются. Ненавижу… это… пачкает меня снова. Кровь… она воняет, жутко воняет, и меня мутит от неё, – Миру передёргивает, и она моргает, поднимая на меня голову. Слышать невыносимо. Сам же хотел. Ещё хуже стало. Убью на хер их. Убью каждого, кто наслаждается нашей болью. Убью. Мне терять нечего, уже потерял главное. Её.

– А она… ты… Флор, она… ей было больно? – Неожиданный вопрос Миры приводит меня в замешательство, хотя я быстро осознаю, о чём она. Она желает знать, было ли сестре, заставившей пройти её через ад, так же больно, как и ей со мной. И я бы хотел, чтобы это было так… очень бы хотел.

– Надеюсь.

– Ты не жалеешь? Ты же её так защищал, выбирал всегда её и заступался за неё, дрался из-за неё? – Шепчет Мира, медленно поднимаясь с земли и отряхиваясь от листвы.

– Нет. Ни капли. Это меньшее, что я мог бы сделать с ней. Я… преступник, Мира. Я бы убил за то, что они сделали с тобой моими руками и страхами. С тобой я был невменяем, но это не умаляет моего проступка. Но с ней я полностью понимал то, что ломаю её жизнь навсегда, забирая то, чего меня лишили. Надежды. Будущего. Тепла. Твоего тепла, – горько усмехаюсь, понимая, что сейчас самое время говорить о том, что скрыто в моём сердце.

– Когда она была в моих руках, я дотрагивался до неё руками в перчатках, потому что мне было противно. Перед моими глазами проносились то она, то ты, то разные обрывки того недолгого времени, когда мы были вместе. Наверное, это мой путь проб и ошибок, предназначенный, чтобы, наконец-то, осознать – мир един, нет дна и небес. Это всё ад, в котором правит жестокость к тем, кого мы особенно любим. Мы причиняем им ужасную боль, потому что боимся испытать её сами. Но всё же испытываем, ведь если больно тебе, то и мне вдвойне. Если боишься ты, то за тебя боюсь и я. Это чёртова зависимость словно цепь, соединяющая людей. Её не разрубить, она сильна и удерживает меня от сумасшествия. Иногда я с ума схожу, вою и скулю, а потом думаю о тебе, и спокойно становится. Сердце бьётся ровнее. Когда-то ты опасалась, что я вижу тебя способом достижения своих целей. Нет. Ты моя звезда, на свет которой я иду. Ты направляешь меня. И пока ты горишь, живу и я. У меня больше ничего нет. Моя семья… она не нуждалась во мне, и я всегда считал, что поступаю правильно, защищая их от всего. Но теперь я понимаю, мама не видела в отце чудовища, она его любила, каким бы он ни был. И она не думала о том, что мы живём плохо. Она никуда не стремилась, а вот я почему-то другой. В последний раз, когда я её видел, я понял многое. Я уже давно не один из них. Я сам по себе, – возвращаю свой взгляд на Миру.

– Я прощаю тебя, мон шер, прощаю, – выдыхает она, и я ощущаю искренность, разрывающую моё сердце. Ещё вчера она переступала через себя и заставила меня уйти, манипулируя моими чувствами. Я сделал так, как она просила, но сегодня… я не заслужил её любви. Не заслужил.

– Только вот я себя никогда не прощу, Мира. Я виноват в том, что разрушил нас с тобой. Я бы хотел любить тебя до последнего вздоха. Я бы хотел другой жизни для тебя и после всего случившегося прекрасно понимаю, что заставляло тебя быть такой, какой ты была со мной и с другими. Любой бы потерял в этом мире доброту и отзывчивость, а ты не потеряла. Ты спрятала эти чувства и открывала их для меня, только я не понял этого сразу. Мне была ближе ложь, чем твоя правда, и я раскаиваюсь. Ты спрашивала меня о том, сколько мне заплатил твой отец? Много. Очень много, но все эти деньги лежат там же, где они и были. Я не возьму эти кровавые деньги, потому что они мне противны. Говорят, деньги не пахнут. Это, действительно, так, они воняют гнилью. И я пропах ей же. Я буду просить прощения у тебя каждый раз, когда увижу снова, потому что не понимаю, как мог так поступить с тобой. Не понимаю больше, кем я стал здесь, и только с тобой чувствую себя настоящим и живым, но моё место в грязи. Там я и останусь. Прости, – склоняю голову, ведь больше нечего отдать ей. Лишь уже заезженное раскаяние, и от этого не легче, а ещё сложнее отойти в сторону и проститься с ней. Это так сложно, кто бы знал. Одно дело тайно наблюдать, преследовать и следить за ней, а другое приказать сердцу и забыть о любви, потому что впереди будет хуже. Теперь я чувствую сам, что грядёт что-то очень страшное для неё из-за меня.

– Мы бы никогда не смогли быть вместе, мон шер. Ничего бы не получилось. Я не доверяла тебе, а ты мне. Мы не слышали друг друга и были поглощены собственными страхами, да и сейчас такие же. Мы слабы. И ты, и я, – тяжело вздыхая, Мира обнимает себя руками.

– Саммер будет давить на то, что узнала от Флор. И это скажется на твоём пребывании здесь. Мои люди ещё ничего не нашли, но потянуть время я смогу. Хотя бы этот год, а там…

– Мира, не надо, – качаю головой, удивляясь и восхищаясь её силой. Правда, эта девушка несколько раз пережила насилие, невероятную жестокость, унижение и психологическое давление, разбитое сердце, издевательства, это только из-за меня, а сколько их было, вообще. Но она и сейчас продолжает защищать, оберегать меня, вызывая в груди такую муку. Так больно смотреть на неё, говорить с ней, как раньше, и осознавать, что я потерял. Я не могу любить её ещё сильнее, но делаю это с каждой секундой.

– Я должен попрощаться с тобой, как ты того заслуживаешь, но не в силах этого сделать. Я обещаю, что больше не подойду к тебе. Я причина твоих бед и новой атаки на тебя. Но я у тебя есть. Я всегда у тебя буду, где бы ты ни была. Я совершил преступление, полюбив тебя, и не раскаиваюсь за него, ведь это было лучшее, что со мной случилось здесь, и это поможет мне дышать без тебя. Прости меня… прости, любимая, прости… я… – голос ломается, и я быстро обхожу девушку, смаргивая слёзы, собравшиеся в глазах.

Так сложно уходить, оставляя позади то, что стало единственно важным для меня. Безумно сложно, и я не могу справиться с эмоциями и с тем, что принесла с собой очередная ночь. Я бегу. Падаю и снова бегу, стирая слёзы, за которые не стыдно. Я обычный человек, совершивший страшную ошибку. У меня нет оправданий, и мне не положена амнистия. Виновен за то, что так сильно люблю её, раз готов жертвовать всем, что у меня осталось. И я должен выстоять против них, добраться до главных. Мне нужна сила, а самое страшное, что моя сила намного больше, когда я вижу Миру, когда говорю с ней, даже испытывая раскалывающую надвое душевную боль. Она для меня солнце, согревающее даже в ночи своим голосом. Она для меня особенная. Любимая. И ничто не сможет этого изменить. Больше ничто. Только благодаря своей ошибке, я понял, кто заставляет меня совершать преступления, и я буду их совершать, пока не отвоюю её жизнь.





Глава 30

Рафаэль




– А нельзя сделать так, чтобы мы с Мирой не встречались? Ввиду событий и сложной ситуации, которую вы и создали, я бы хотел сдать нормативы раньше или позже неё, но не вместе с ней, – напряжённо спрашиваю я мистера Леду.

– К сожалению, нет, мистер Лоф. Послезавтра в четыре часа дня вы и мисс Райз должны быть на месте. Всё, что могу для вас сделать, это сначала попросить вашего преподавателя пройти все нормативы с мисс Райз, пока вы будете готовиться и повторять инструктаж. Затем, будет перерыв на пятнадцать минут, чтобы мисс Райз передала свою лошадь нашим конюхам, а для вас приготовили другую, и потом приступите к сдаче вы, – опускаю голову и недовольно качаю ей от его слов, тяжело вздыхая.

– И я бы вам советовал, мистер Лоф, воспользоваться возможностью наладить отношения с мисс Райз, – добавляет он.

Спасибо, мужик, ты просто капитан-очевидность. Только вот ты и понятия не имеешь, как сложно и опасно это для неё. С воскресенья я избегаю любых встреч с ней.

Поднимаясь, прощаюсь с ним и даже не хочу благодарить за столь щедрое предложение. Мне плевать, если я не сдам нормативы, Эрнест уже всё давно оплатил и это лишь показательное выступление для Миры, и только. Мало того, её будут гонять и заставлять брать высокие барьеры, что тоже уже оплачено Эрнестом. Ведь у его дочери мало проблем, ей ещё нужно и шею свернуть, только бы доказать ему, что все деньги не ушли в никуда, и она что-то да умеет. Меня это бесит. Сильно бесит.

– Рафаэль, – меня окликает Марджори, и я оборачиваюсь.

Женщина поднимается со стула и снимает очки, откладывая их на стол. Она явно хочет привлечь моё внимание к обтягивающей блузке и узкой юбке, проводя по бёдрам ладонями.

– Да?

– Кхм, конечно, это противоречит здравому смыслу, и…о, господи, – она тушуется, покрываясь румянцем.


Давай быстрее, а?

– Что произошло? Тебе нужна моя помощь? – Сухо спрашиваю её.

– Хм, да. Да, очень нужна. Стол шатается немного, и я подумала, что ты, вероятно, мог бы…

– Так вызови служащих, они быстро тебе его заменят. Всего, – отмахиваюсь от Марджори, ловя боковым зрением расстроенное и ещё сильнее покрасневшее лицо, и тогда до меня доходит. Она пытается соблазнить меня, ещё помня о том, как я использовал её, чтобы пробиться к директору. Вот чёрт! Да меня сейчас вырвет! Я даже думать не хочу о сексе. У меня проблемы с этим… огромные проблемы. У меня ничего не работает. Вообще, даже утром нет привычного стояка… и если я что-то повредил в ту ночь, то заслужил это и не собираюсь обращаться к врачу. Пусть лучше так, чем ещё раз пережить ту боль за Миру.

Выхожу… нет, я выбегаю из здания администрации, не желая встречаться ни с кем из прогуливающихся во время перерыва, но, как назло, именно тогда я и оказываюсь на улице. Многие студенты сразу же начинают перешёптываться, кто-то показывает пальцем, а кто-то сразу же отворачивается от меня. Плевать. Учиться идите, сегодня понедельник.

Направляюсь к студенческому общежитию по пути прихватывая в столовой пару сэндвичей и бутылку газировки. Мне, действительно, придётся учиться удалённо в спальне… этой суки спальне, но и это моё наказание, которое я принимаю даже с радостью. Пусть всё напоминает о том, что я сделал с Мирой. Буквально всё.

Открывая дверь в свою спальню, включаю свет и бросаю еду на стол. Не знаю, как завтра мне встретиться с ней. Не знаю. Не могу и…

Стук в дверь прерывает мои мысли. Белч. Ну кто ещё может прийти ко мне во время занятий, чтобы проверить не подох ли я раньше времени. Только он. И нет желания открывать, но тогда Белч начнёт долбить в дверь и орать, как полоумный, или же снова откроет её дубликатом ключей, который сделал на всякий случай. Бесит.

– Да ты меня задолбал уже, Белч. Я жив и… – распахивая дверь и бурча себе под нос, замолкаю, когда в проёме вижу абсолютно не того, кого ожидал. Меня толкают, и трое парней оказываются в моей комнате, закрывая дверь на замок.

Злость. Ненависть. Желание мстить и убить их. Слова Миры. Её боль. Унижение. Страх. Сломанное психическое состояние. Всё это вмиг заполняет голову.

– Ублюдки, – шипя, нападаю на грёбаного Кровавого Валентина и опрокидываю его на спину. Убить! Убить к чёртовой матери! Едва только успеваю занести кулак, как двое парней хватают меня за руки оттаскивая.

– Я прикончу тебя, мразь поганая! Ты захлебнёшься в своём дерьме, Карстен! – Ору я, дёргаясь в крепком захвате, пока черноволосый подонок в тёмном дорогом костюме не поднимается на ноги и не отряхивает себя.

– Вау, какая встреча, Рафаэль. Какой тёплый и добрый приём ты нам устроил, – растягивая слова, он медленно подходит ко мне. Я не боюсь их. Ни одного. Я их уничтожу. Отомщу.

– Думаю, мне тоже следует тебя поприветствовать так же. Как вы считаете, братья мои? – Расстёгивая пиджак и, отбрасывая его от себя на кровать, Карстен гадко ухмыляется.

– Поддерживаем. Ведь мы пришли с миром, а с нами так… как это слово, – произносит русоволосый.

– Невежливо, – коряво помогает ему белобрысый.

Я знаю, что он собирается делать. Напрягаю живот.

– Конечно, все вы смелые толпой. А один на один, ублюдки, выйти очко треснет. Вы лишь умеете прикрываться деньгами своих семей, и ничего из себя не представляете. Ну, чего ждёшь, Кровавый Валентин с сухими яйцами, бей, ты же это намереваешься сделать? – Цежу я с нескрываемым отвращением, смотря в его чёрные глаза, в которых кипит наслаждение. Насильник грёбаный, я убью его. Клянусь, убью за то, что он сделал с Мирой. Из-под земли его достану пусть даже ценой своей жизни.

– Марать руки о тебя, Рафаэль? Это же не по-мужски, – неприятно смеясь, он кивает своим напарникам, и один из них резко хватает мою рубашку, разрывая её. Эта секунда, в которой русоволосый ослабевает хватку, позволяет мне дёрнуться изо всех сил и повалить на пол Карстена. В этот раз мой кулак смачно проходит по его лицу. Радость. Удовольствие видеть, как ему больно. И плевать на то, что меня снова хватают и лупят по животу. Плевать на то, что желчь собирается в горле, и я задыхаюсь.

– Плохо, Рафаэль, очень плохо, – меня хватают за волосы и, откинув голову назад, заставляют посмотреть в блёклые глаза белобрысого. Плюю ему в лицо и получаю ещё один удар под дых. Справлюсь. Дышать пока не могу. Откашливаюсь и пытаюсь подняться. Хватают. Поднимают, и Карстен снова появляется передо мной.

– Вот не хочешь говорить по-хорошему, да, шваль уличная? Не хочешь? Надеюсь, после этого ты станешь тише, – его слова гаснут перед той болью, когда огонь от зажигалки проходит по ещё свежей ране на груди. Орать хочется. Вопить во всё горло от тошноты и мучений. Сцепляю зубы. Ни звука.

– Ещё, – приказывает Карстен где-то в тумане из моей агонии. У меня нет сил бороться. Нет сил двигаться или влупить им. Терплю, пока рвота не вырывается из горла с сиплым стоном. Меня бросают на пол, пока желудок выворачивает наизнанку. Всё тело покрывается липким потом от боли. Хватаюсь за порез, воняющий сожжённым мясом.

Прости меня… прости… Мира… прости… я выдержу. Ради тебя. Выдержу.

– Вот теперь ты в своей среде, да, хороший мой? – Меня пинают и переворачивают на спину. Открываю глаза, и всё перед ними плывёт. Сука, как больно!

Оттаскивают к кровати и сажают, прислоняя спиной к ней. Но я радуюсь… псих… я радуюсь тому, что рассёк этому козлу губу. Радуюсь его крови. Ничего, будет больше. Будут реки этой крови.

– Что тебе надо от меня, тварь? – Хриплю я.

– Выносливый засранец, да? Не то что Кай. Тот был таким слабым, никчёмным и молчаливым. А этот просто находка. Вот где надо искать преступников, нашего Карателя, среди них, среди тараканов улиц. Отлично, – хлопает по щеке, а я отворачиваюсь.

– Может быть, ещё дать ему успокоительного? – Насмешливо интересуется белобрысый. По акценту узнаю. Мне плохо.

– Достаточно. А ведь дружеский визит был, всё ты испортил, Рафаэль. Сложно будет с тобой. Замахнулся ты не на того. Влюбился не в ту. Влез в мир, где тебе нет места. Да ещё и знаешь моё прозвище. Кровавый Валентин, как звучит, да? От этого мою принцессу трясёт. Она с ума сходит от воспоминаний. И тебе рассказала, как умная девочка. Тоже выносливая…

– Только попробуй её тронуть, я тебе… – дёргаюсь, чтобы его ударить, но парни не позволяют даже встать, а Карстен присаживается на корточки, широко улыбаясь.

– Ромео, как мне жаль, что ты Ромео. Отринь отца да имя измени, а если нет, меня женою сделай, чтобы Райз больше мне не быть, – цитирует Шекспира, как хреновый актёр на подмостках.

– Это так мило, что я готов пустить слезу. Только вот, увы, Ромео ты наш, не твоя это роль. Оставь её мне. Самое интересное, что моя Джульетта даже не подозревает, что она всегда была целью. Удачной целью, и она пока не поняла того, как легко я её разыграл. Беата, фальшивый бриллиант на её пальце, приказ моей принцессы, чтобы ей было больно. Всё готов сделать, веришь? И делаю. Защищаю её от таких, как ты. А самый лучший способ – сделать врага союзником. Как считаешь, долго будет сопротивляться? Думаю, нет. Мира такая невероятная. Она как роза с шипами, и я обожаю царапаться этими шипами ненависти. Она меня возбуждает так сильно, что я с ума схожу. Но пока рано, очень рано, милый наш Ромео. И следующий вопрос: на что ты готов пойти ради неё? Готов ли ты защитить невинный и сорванный не тобой цветок от боли и даже от смерти? – Он больной. Он, действительно, болен и очень сильно. Он тащится от насилия. Тащится, когда берёт девушек и разрывает их руками. И от этого мне страшно. Всё, что касается Миры, для меня огромная кровоточащая рана.

– Ты не причинишь ей боли. Ты, как Оливер. Оба видите в ней способ стать богаче, а она умна. Ты никогда не добьёшься от неё даже согласия на простое свидание, потому что не знаешь, что значит быть настоящим мужчиной для неё. Она выберет сильного, любящего. Она отдаст предпочтение нежности, заботе и мягкости, но в то же время стене, которая закроет её от всего этого проклятого мира. Он ей не нужен, как и ты, – шепчу я, голоса просто нет. А сказать ему это хочется.

– Вот видишь, Рафаэль, как всё просто. Я спрашиваю, и ты даёшь мне наводки. Я прихожу, и мы разговариваем. Спасибо, милый Ромео, теперь я точно знаю, как же обвести Эмиру Райз вокруг пальца и надеть ей на палец настоящее кольцо. Ты молодец, – блять, он развёл меня. Подонок. Я злюсь на себя из-за того, что повёлся, а он смеётся выпрямляясь.

– Ах да, вот забываю всегда о самых важных вещах. Будь начеку, твоё испытание начинается. Любовь… Она делает мужчин безумными. На меня посмотри и не повторяй моих ошибок. Но с другой стороны, любовь – отличный способ найти тысячу вариантов манипуляций. Ты готов защитить её? Готов ради неё стать одним из нас?

– Нет. Я уже понял, чего вы хотите. Каратель. Четвёртый всадник, который делает за вас всю грязную работу. Нет. Слышал? Пошёл ты в задницу, Карстен, тебе лечиться надо, – цежу я.

– Проверим, – его губы расплываются в пугающей улыбке. Что он задумал? Какую подлость? Мира. Она теперь в опасности, снова из-за меня. Блять! Да что это такое?