«Вовремя убрать улики, вот все, чего вы хотите», – подумала Кристина, прячась за перилами балкона. Все как всегда.
Гораций Диарборн сидел на троне. Высокий, костлявый мужчина, не слишком мускулистый, но жилы туго оплетали его шею и руки. Его дочь, Зара Диарборн, с волосами заплетенными в идеальную косу, венцом уложенную вокруг головы, в безупречных доспехах, стояла рядом. На отца она была не очень похожа – может быть, только напряженным и свирепым выражением лица и страстью к Когорте, фракции Конклава, верившей в превосходство Сумеречных охотников над жителями Нижнего Мира, даже если это вело к нарушению закона.
Вокруг толпились другие Охотники – и старые, и молодые. Кристина узнала нескольких центурионов: Мануэля Казалеса Виллалобоса, Джессику Босежур, Саманту Ларкспир – и многих других нефилимов, явившихся на собрание со знаками Когорты. Было там и несколько тех, кто, насколько Кристина знала, в Когорту не входил: Ласло Балош, например, глава Будапештского Института, – один из основателей Холодного мира, известный тем, что именно он предложил самые жестокие меры против Нижнемирских. Жозиану Понсерси Кристина помнила по Марсельскому Институту. Делейни Скарсбери преподавал в Академии. Еще несколько человек были друзьями матери: Трини Кастель – из Барселонского Конклава; Луана Карвальо возглавляла Институт Сан-Паулу. Обе они помнили ее еще маленькой девочкой.
Все они были членами Совета. Кристина молча возблагодарила небеса, что там нет ее матери – она была слишком занята прорывом халфасов в Аламеде и поручила Диего представлять ее интересы.
– У нас мало времени, – заявил Гораций. Весь его облик был полон серьезности и напряжения, исключавших наличие чувства юмора, как и у его дочери. – В это тяжелое время у нас нет Инквизитора, а между тем угроза существует и внутри Конклава, и вне его.
Он обвел взглядом собравшихся.
– Мы надеемся, что после сегодняшних событий те из вас, кто еще сомневался, наконец, поверят в это.
Кристина похолодела. Это было не просто собрание Когорты… Когорта вербовала новых членов – прямо здесь, в пустом Зале Соглашений, где совсем недавно умерла Ливви. Ей стало нехорошо.
– И что же, по-твоему, ты сегодня узнал, Гораций? – сказала женщина, говорившая с австралийским акцентом. – Не таи, мы все хотим знать, что происходит.
Гораций сдержанно улыбнулся.
– Андреа Седжвик. Если не ошибаюсь, вы поддерживали Холодный мир.
Кажется, женщине не понравилось это замечание.
– Я не слишком высоко ценю Нижнемирских. Но то, что произошло здесь сегодня…
– На нас напали, – отрезал Диарборн. – Предали и напали. Одновременно изнутри и снаружи. Уверен, вы все видели то же, что и я – знак Неблагого Двора.
Кристина вспомнила: когда Аннабель исчезла, словно незримые руки вытащили ее из окна Зала Соглашений, в воздухе вспыхнул некий образ: разбитая корона.
В толпе раздался одобрительный ропот. Страх сгущался под сводами, словно дурной запах. Диарборн явно наслаждался им, и едва не облизывался, оглядывая собравшихся.
– Неблагой Король нанес удар в самом сердце нашей родины. Ему плевать на Холодный мир – он знает, что мы слабы. Он смеется над нашей неспособностью принять более суровые законы, сделать хоть что-нибудь, способное по-настоящему контролировать фэйри…
– Никто не может контролировать фэйри, – перебил его Скарсбери.
– Подобное отношение и ослабляло Конклав все эти годы! – рявкнула Зара.
Отец с нежностью посмотрел на нее.
– Моя дочь совершенно права, – заметил он. – У фэйри тоже есть слабости, как у любых Нижнемирских. Они не были созданы Богом или нашим Ангелом. У них есть изъяны, но мы никогда не использовали это против них. А вот они всегда пользовались нашим милосердием и смеялись за нашей спиной.
– И что вы предлагаете? – вмешалась Трини. – Обнести страну фэйри стеной?
Послышались презрительные смешки. Фэйри были везде и нигде: они обитали на ином плане бытия. Его стеной не окружишь.
Гораций прищурился.
– Вам смешно, – сказал он, – но железные двери у всех входов и выходов из страны фэйри предотвратили бы их вылазки в наш мир.
– Так вот какова наша цель? – Мануэль говорил лениво, словно ответ его не слишком интересовал. – Запереть фэйри у них дома?
– Цель у нас не одна, и тебе это хорошо известно, мальчик, – сказал Диарборн и вдруг улыбнулся, словно ему только что пришла в голову какая-то идея. – Ты слышал про гниль, Мануэль. Возможно, стоит поделиться этим знанием с нами, ведь Консул до сих пор пребывает в неведении. Наверняка этим добрым людям следует знать, что бывает, когда двери между нашими мирами стоят нараспашку.
Вцепившись в ожерелье, Кристина молча слушала, как Мануэль описывает пятна больной, мертвой земли, появившиеся в Броселиандском лесу: их не брала магия Охотников. Судя по всему, та же гниль свирепствовала в Неблагих землях. Откуда он только об этом узнал? Кристина кипела от ярости. Об этом Совету должен был рассказать Кьеран, но ему не дали возможности это сделать. Как Мануэль узнал?..
Хорошо, что Диего сделал то, о чем его просили, и увез Кьерана в Схоломант. Чистокровному фэйри здесь теперь было не безопасно.
– Неблагой Король готовит яд и уже начал изливать его в мир. Этот яд лишит Сумеречных охотников сил сопротивляться. Мы должны немедленно выступить и показать ему нашу силу, – заявила Зара, не дав Мануэлю закончить.
– Так же, как вы выступили против Малкольма? – поинтересовался Ласло.
В зале зашушукались; Зара покраснела. Она хвасталась, что сама убила могущественного колдуна Малкольма Фейда, но потом выяснилось, что она лгала. Кристина – и не только она – надеялась, что это дискредитирует Зару, но теперь, после того, что случилось с Аннабель, эта ложь выглядела просто шуткой.
Диарборн встал.
– Сейчас речь не об этом, Балош. В жилах Блэкторнов течет кровь фэйри. Они притащили в Аликанте эту тварь – некромантское, полумертвое отродье, которое убило нашего Инквизитора и затопило этот зал кровью и ужасом.
– Вообще-то, их сестра тоже погибла, – холодно возразила Луана. – Мы все видели их горе. То, что здесь случилось, явно не входило в их планы.
Кристина буквально видела, как в голове Диарборна крутятся шестеренки: больше всего на свете он хотел бы заклеймить Блэкторнов и увидеть, как их бросят в застенки Безмолвного города, но воспоминание о Джулиане с умирающей Ливви на руках было слишком живым, осязаемым и болезненным, чтобы даже Когорта притворялась, что ничего не было.
– Они тоже жертвы, – произнес наконец Диарборн. – Жертвы фэйри, которому доверяли – и, возможно, своих же сородичей. Может быть, нам удастся убедить их в правоте нашего дела. В конце концов, они тоже Сумеречные охотники. А ведь Когорта защищает Охотников. Защищает своих.
Он положил руку Заре на плечо.
– Когда Меч Смерти восстановят, уверен, Зара сумеет положить конец всем вашим сомнениям относительно ее достижений.
Зара снова покраснела и кивнула. Кристине показалось, что девчонка выглядит по уши виноватой, но остальных упоминание о Мече отвлекло.
– Меч Смерти восстановят? – изумилась Трини.
Она всегда глубоко верила в Ангела и его святую власть, так же как и семья Кристины, и сейчас нервно перебирала тонкими пальцами ткань на коленях.
– Наша невосполнимая связь с Ангелом Разиэлем… Ты считаешь, нам ее вернут? – снова спросила Трини.
– Меч восстановят, – не моргнув и глазом пообещал Диарборн. – Завтра Джиа встречается с Железными Сестрами. Когда-то Меч выковали – значит, смогут и перековать.
– Но его ковали на небесах! – взвилась Трини. – Не в Адамантовой цитадели!
– И небеса допустили, чтобы он сломался, – возразил Гораций. Кристина едва не вскрикнула: как он может так бесстыдно врать? А все остальные смотрят ему в рот! – Ничто не в силах сломать Меч Смерти кроме самого Разиэля. И призрел он на нас, и увидел, что мы недостойны. Мы отвернулись от его благой вести, забыли о служении Ангелам, и стали служить нижнемирским отродьям. Ангел сломал Меч, чтобы предупредить нас!
В глазах Горация пылало пламя фанатизма.
– Если мы докажем, что снова достойны, Разиэль восстановит Меч! В этом я не сомневаюсь.
Да как он смеет говорить вместо Ангела! Словно он сам – бог! Кристину трясло от ярости, но остальные смотрели на Диарборна так, словно он только что осветил им путь в кромешной тьме… Словно был их единственной надеждой.
– Как же нам доказать, что мы достойны? – уныло спросил Балош.
– Мы должны вспомнить, что Сумеречные охотники – избранные! – провозгласил Гораций. – Должны вспомнить, что у нас есть божественное право! Первыми стоим мы пред лицом зла, а, значит, и идем первыми. Пусть Нижнемирские знают свое место! Если мы объединимся под началом сильного лидера…
– Но у нас нет сильного лидера, – оборвала его Джессика Босежур, центурион и одна из подруг Зары. – У нас есть Джиа Пенхаллоу, но она скомпрометирована: ее дочь связалась с фэйри и полукровками.
Собравшиеся ахнули, зашептались. Все взгляды обратились на Горация, но он лишь скорбно покачал головой.
– Вы не услышите от меня ни слова против нашего Консула, – твердо сказал он.
Поднялся ропот. Притворная верность властям явно повысила его рейтинг. Кристина старалась не скрипеть зубами.
– Ее преданность семье совершенно понятна, хотя иногда лишает ее способности судить объективно, – продолжал Гораций. – Но сейчас важнее всего законы, которые принимает Конклав. Мы должны поставить Нижнемирских в жесткие рамки, и в первую очередь – Дивный народец. И кстати, ничего дивного в них нет.
– Но это не остановит Неблагого Короля, – возразила Джессика, хотя, как показалось Кристине, она не столько сомневалась в Горации, сколько подбивала его сделать следующий шаг.
– Наша задача – не позволить фэйри и прочим Нижнемирским встать на сторону Короля, – объяснил Гораций. – Поэтому их необходимо строго контролировать, а при необходимости сажать под замок – раньше, чем им представится шанс предать нас.
– Под замок? – воскликнула Трини. – Но как…
– О, есть немало способов, – отозвался Гораций. – Остров Врангеля, например, способен приютить немало Нижнемирских. Важно начать с контроля, с ужесточения Соглашений. С регистрации всех Нижнемирских: перепись имен и адресов. И, разумеется, в первую очередь это коснется фэйри.
Раздался одобрительный гул.
– Конечно, для принятия и ужесточения законов понадобится сильный Инквизитор, – продолжал он.
– Им должен стать ты! – вскричала Трини. – Сегодня мы лишились и Меча Смерти, и Инквизитора – давайте вернем себя хоть что-то. У нас есть кворум – здесь достаточно Сумеречных охотников, чтобы выдвинуть Горация на пост Инквизитора. Проведем голосование завтра утром. Кто согласен?
– Диарборн! Диарборн! – начали скандировать собравшиеся.
Кристина вцепилась в перила балкона, в ушах у нее звенело. Этого не может быть, просто не может быть… Трини не такая! Друзья ее матери не такие! Неужели это истинное лицо Совета? Нет, не может быть…
Она с трудом встала и, не в силах больше выносить этот абсурд, пулей вылетела из галереи.
Комната Эммы была небольшой и выкрашенной в совершенно дикий ярко-желтый цвет. Почти все место занимала белая кровать под балдахином. Эмма дотащила Джулиана до нее, усадила и закрыла дверь.
– Зачем ты ее запираешь? – это были его первые слова с тех пор, как они оставили Тая.
– Тебе нужно побыть в тишине, одному.
От одного его вида разобьется любое сердце! Лицо в крови, одежда тоже в засохшей крови; кровь даже на ботинках.
Кровь Ливви. Как Эмма жалела, что в тот момент ее не было рядом с Ливии. Она должна была быть с ней, а не заниматься Когортой, Мануэлем, Зарой, Джессикой, Робертом Лайтвудом… думать об изгнании, о неразберихе, царящей в ее собственном сердце. А ведь она могла бы еще раз обнять Ливви, удивляясь, как она выросла, какая она взрослая, и совсем не похожая на пухлую крошку из ее воспоминаний.
– Не смей! – резко сказал Джулиан.
Эмма шагнула к нему, не успела остановиться. Ему пришлось поднять голову, чтобы посмотреть ей в глаза.
– Чего не смей?
Гораций Диарборн сидел на троне. Высокий, костлявый мужчина, не слишком мускулистый, но жилы туго оплетали его шею и руки. Его дочь, Зара Диарборн, с волосами заплетенными в идеальную косу, венцом уложенную вокруг головы, в безупречных доспехах, стояла рядом. На отца она была не очень похожа – может быть, только напряженным и свирепым выражением лица и страстью к Когорте, фракции Конклава, верившей в превосходство Сумеречных охотников над жителями Нижнего Мира, даже если это вело к нарушению закона.
Вокруг толпились другие Охотники – и старые, и молодые. Кристина узнала нескольких центурионов: Мануэля Казалеса Виллалобоса, Джессику Босежур, Саманту Ларкспир – и многих других нефилимов, явившихся на собрание со знаками Когорты. Было там и несколько тех, кто, насколько Кристина знала, в Когорту не входил: Ласло Балош, например, глава Будапештского Института, – один из основателей Холодного мира, известный тем, что именно он предложил самые жестокие меры против Нижнемирских. Жозиану Понсерси Кристина помнила по Марсельскому Институту. Делейни Скарсбери преподавал в Академии. Еще несколько человек были друзьями матери: Трини Кастель – из Барселонского Конклава; Луана Карвальо возглавляла Институт Сан-Паулу. Обе они помнили ее еще маленькой девочкой.
Все они были членами Совета. Кристина молча возблагодарила небеса, что там нет ее матери – она была слишком занята прорывом халфасов в Аламеде и поручила Диего представлять ее интересы.
– У нас мало времени, – заявил Гораций. Весь его облик был полон серьезности и напряжения, исключавших наличие чувства юмора, как и у его дочери. – В это тяжелое время у нас нет Инквизитора, а между тем угроза существует и внутри Конклава, и вне его.
Он обвел взглядом собравшихся.
– Мы надеемся, что после сегодняшних событий те из вас, кто еще сомневался, наконец, поверят в это.
Кристина похолодела. Это было не просто собрание Когорты… Когорта вербовала новых членов – прямо здесь, в пустом Зале Соглашений, где совсем недавно умерла Ливви. Ей стало нехорошо.
– И что же, по-твоему, ты сегодня узнал, Гораций? – сказала женщина, говорившая с австралийским акцентом. – Не таи, мы все хотим знать, что происходит.
Гораций сдержанно улыбнулся.
– Андреа Седжвик. Если не ошибаюсь, вы поддерживали Холодный мир.
Кажется, женщине не понравилось это замечание.
– Я не слишком высоко ценю Нижнемирских. Но то, что произошло здесь сегодня…
– На нас напали, – отрезал Диарборн. – Предали и напали. Одновременно изнутри и снаружи. Уверен, вы все видели то же, что и я – знак Неблагого Двора.
Кристина вспомнила: когда Аннабель исчезла, словно незримые руки вытащили ее из окна Зала Соглашений, в воздухе вспыхнул некий образ: разбитая корона.
В толпе раздался одобрительный ропот. Страх сгущался под сводами, словно дурной запах. Диарборн явно наслаждался им, и едва не облизывался, оглядывая собравшихся.
– Неблагой Король нанес удар в самом сердце нашей родины. Ему плевать на Холодный мир – он знает, что мы слабы. Он смеется над нашей неспособностью принять более суровые законы, сделать хоть что-нибудь, способное по-настоящему контролировать фэйри…
– Никто не может контролировать фэйри, – перебил его Скарсбери.
– Подобное отношение и ослабляло Конклав все эти годы! – рявкнула Зара.
Отец с нежностью посмотрел на нее.
– Моя дочь совершенно права, – заметил он. – У фэйри тоже есть слабости, как у любых Нижнемирских. Они не были созданы Богом или нашим Ангелом. У них есть изъяны, но мы никогда не использовали это против них. А вот они всегда пользовались нашим милосердием и смеялись за нашей спиной.
– И что вы предлагаете? – вмешалась Трини. – Обнести страну фэйри стеной?
Послышались презрительные смешки. Фэйри были везде и нигде: они обитали на ином плане бытия. Его стеной не окружишь.
Гораций прищурился.
– Вам смешно, – сказал он, – но железные двери у всех входов и выходов из страны фэйри предотвратили бы их вылазки в наш мир.
– Так вот какова наша цель? – Мануэль говорил лениво, словно ответ его не слишком интересовал. – Запереть фэйри у них дома?
– Цель у нас не одна, и тебе это хорошо известно, мальчик, – сказал Диарборн и вдруг улыбнулся, словно ему только что пришла в голову какая-то идея. – Ты слышал про гниль, Мануэль. Возможно, стоит поделиться этим знанием с нами, ведь Консул до сих пор пребывает в неведении. Наверняка этим добрым людям следует знать, что бывает, когда двери между нашими мирами стоят нараспашку.
Вцепившись в ожерелье, Кристина молча слушала, как Мануэль описывает пятна больной, мертвой земли, появившиеся в Броселиандском лесу: их не брала магия Охотников. Судя по всему, та же гниль свирепствовала в Неблагих землях. Откуда он только об этом узнал? Кристина кипела от ярости. Об этом Совету должен был рассказать Кьеран, но ему не дали возможности это сделать. Как Мануэль узнал?..
Хорошо, что Диего сделал то, о чем его просили, и увез Кьерана в Схоломант. Чистокровному фэйри здесь теперь было не безопасно.
– Неблагой Король готовит яд и уже начал изливать его в мир. Этот яд лишит Сумеречных охотников сил сопротивляться. Мы должны немедленно выступить и показать ему нашу силу, – заявила Зара, не дав Мануэлю закончить.
– Так же, как вы выступили против Малкольма? – поинтересовался Ласло.
В зале зашушукались; Зара покраснела. Она хвасталась, что сама убила могущественного колдуна Малкольма Фейда, но потом выяснилось, что она лгала. Кристина – и не только она – надеялась, что это дискредитирует Зару, но теперь, после того, что случилось с Аннабель, эта ложь выглядела просто шуткой.
Диарборн встал.
– Сейчас речь не об этом, Балош. В жилах Блэкторнов течет кровь фэйри. Они притащили в Аликанте эту тварь – некромантское, полумертвое отродье, которое убило нашего Инквизитора и затопило этот зал кровью и ужасом.
– Вообще-то, их сестра тоже погибла, – холодно возразила Луана. – Мы все видели их горе. То, что здесь случилось, явно не входило в их планы.
Кристина буквально видела, как в голове Диарборна крутятся шестеренки: больше всего на свете он хотел бы заклеймить Блэкторнов и увидеть, как их бросят в застенки Безмолвного города, но воспоминание о Джулиане с умирающей Ливви на руках было слишком живым, осязаемым и болезненным, чтобы даже Когорта притворялась, что ничего не было.
– Они тоже жертвы, – произнес наконец Диарборн. – Жертвы фэйри, которому доверяли – и, возможно, своих же сородичей. Может быть, нам удастся убедить их в правоте нашего дела. В конце концов, они тоже Сумеречные охотники. А ведь Когорта защищает Охотников. Защищает своих.
Он положил руку Заре на плечо.
– Когда Меч Смерти восстановят, уверен, Зара сумеет положить конец всем вашим сомнениям относительно ее достижений.
Зара снова покраснела и кивнула. Кристине показалось, что девчонка выглядит по уши виноватой, но остальных упоминание о Мече отвлекло.
– Меч Смерти восстановят? – изумилась Трини.
Она всегда глубоко верила в Ангела и его святую власть, так же как и семья Кристины, и сейчас нервно перебирала тонкими пальцами ткань на коленях.
– Наша невосполнимая связь с Ангелом Разиэлем… Ты считаешь, нам ее вернут? – снова спросила Трини.
– Меч восстановят, – не моргнув и глазом пообещал Диарборн. – Завтра Джиа встречается с Железными Сестрами. Когда-то Меч выковали – значит, смогут и перековать.
– Но его ковали на небесах! – взвилась Трини. – Не в Адамантовой цитадели!
– И небеса допустили, чтобы он сломался, – возразил Гораций. Кристина едва не вскрикнула: как он может так бесстыдно врать? А все остальные смотрят ему в рот! – Ничто не в силах сломать Меч Смерти кроме самого Разиэля. И призрел он на нас, и увидел, что мы недостойны. Мы отвернулись от его благой вести, забыли о служении Ангелам, и стали служить нижнемирским отродьям. Ангел сломал Меч, чтобы предупредить нас!
В глазах Горация пылало пламя фанатизма.
– Если мы докажем, что снова достойны, Разиэль восстановит Меч! В этом я не сомневаюсь.
Да как он смеет говорить вместо Ангела! Словно он сам – бог! Кристину трясло от ярости, но остальные смотрели на Диарборна так, словно он только что осветил им путь в кромешной тьме… Словно был их единственной надеждой.
– Как же нам доказать, что мы достойны? – уныло спросил Балош.
– Мы должны вспомнить, что Сумеречные охотники – избранные! – провозгласил Гораций. – Должны вспомнить, что у нас есть божественное право! Первыми стоим мы пред лицом зла, а, значит, и идем первыми. Пусть Нижнемирские знают свое место! Если мы объединимся под началом сильного лидера…
– Но у нас нет сильного лидера, – оборвала его Джессика Босежур, центурион и одна из подруг Зары. – У нас есть Джиа Пенхаллоу, но она скомпрометирована: ее дочь связалась с фэйри и полукровками.
Собравшиеся ахнули, зашептались. Все взгляды обратились на Горация, но он лишь скорбно покачал головой.
– Вы не услышите от меня ни слова против нашего Консула, – твердо сказал он.
Поднялся ропот. Притворная верность властям явно повысила его рейтинг. Кристина старалась не скрипеть зубами.
– Ее преданность семье совершенно понятна, хотя иногда лишает ее способности судить объективно, – продолжал Гораций. – Но сейчас важнее всего законы, которые принимает Конклав. Мы должны поставить Нижнемирских в жесткие рамки, и в первую очередь – Дивный народец. И кстати, ничего дивного в них нет.
– Но это не остановит Неблагого Короля, – возразила Джессика, хотя, как показалось Кристине, она не столько сомневалась в Горации, сколько подбивала его сделать следующий шаг.
– Наша задача – не позволить фэйри и прочим Нижнемирским встать на сторону Короля, – объяснил Гораций. – Поэтому их необходимо строго контролировать, а при необходимости сажать под замок – раньше, чем им представится шанс предать нас.
– Под замок? – воскликнула Трини. – Но как…
– О, есть немало способов, – отозвался Гораций. – Остров Врангеля, например, способен приютить немало Нижнемирских. Важно начать с контроля, с ужесточения Соглашений. С регистрации всех Нижнемирских: перепись имен и адресов. И, разумеется, в первую очередь это коснется фэйри.
Раздался одобрительный гул.
– Конечно, для принятия и ужесточения законов понадобится сильный Инквизитор, – продолжал он.
– Им должен стать ты! – вскричала Трини. – Сегодня мы лишились и Меча Смерти, и Инквизитора – давайте вернем себя хоть что-то. У нас есть кворум – здесь достаточно Сумеречных охотников, чтобы выдвинуть Горация на пост Инквизитора. Проведем голосование завтра утром. Кто согласен?
– Диарборн! Диарборн! – начали скандировать собравшиеся.
Кристина вцепилась в перила балкона, в ушах у нее звенело. Этого не может быть, просто не может быть… Трини не такая! Друзья ее матери не такие! Неужели это истинное лицо Совета? Нет, не может быть…
Она с трудом встала и, не в силах больше выносить этот абсурд, пулей вылетела из галереи.
Комната Эммы была небольшой и выкрашенной в совершенно дикий ярко-желтый цвет. Почти все место занимала белая кровать под балдахином. Эмма дотащила Джулиана до нее, усадила и закрыла дверь.
– Зачем ты ее запираешь? – это были его первые слова с тех пор, как они оставили Тая.
– Тебе нужно побыть в тишине, одному.
От одного его вида разобьется любое сердце! Лицо в крови, одежда тоже в засохшей крови; кровь даже на ботинках.
Кровь Ливви. Как Эмма жалела, что в тот момент ее не было рядом с Ливии. Она должна была быть с ней, а не заниматься Когортой, Мануэлем, Зарой, Джессикой, Робертом Лайтвудом… думать об изгнании, о неразберихе, царящей в ее собственном сердце. А ведь она могла бы еще раз обнять Ливви, удивляясь, как она выросла, какая она взрослая, и совсем не похожая на пухлую крошку из ее воспоминаний.
– Не смей! – резко сказал Джулиан.
Эмма шагнула к нему, не успела остановиться. Ему пришлось поднять голову, чтобы посмотреть ей в глаза.
– Чего не смей?