– Ты чего удумал доктор Баландзоне?

– Я постараюсь возместить в его обескровленном организме жидкость. Дайте мне одну его руку.

– Каким образом? – удивленно пробормотал де Линь.

В его глазах промелькнула некая беспомощность и растерянность.

«Подобно бумажному змею,

Рвётся душа

На ветру».





«Если я буду вливать глюкозу или физраствор в кровеносную систему, с помощью этого говнонасоса, то зафигачу ему туда чёрт знает что… Нет!» – Демьян поменял решение и раздраженно откинул клизму.

– Хорошо, – он решительно кивнул невидимому собеседнику, – используем более современный способ вливания жидкости.

Он достал из опрокинутой грубым движением де Линя коробки большой одноразовый шприц.

– Последняя новинка заморской медицины! Изобретение китайских императорских лекарей, – он покрутил шприц перед носом у де Линя и его товарищей, и, еще больше напуская тумана в их сознание, продолжил, – поршневая система подачи жидкости в кровь больного, сделанная из целебного кварца и слоновой кости. Введение в кровь недостающих жидкостей позволяет восстановить не только правильное течение жизненных соков, но и вернуть жизненные ритмы в единый непоколебимый ритм божественного эфира, что нас окружает. От того, как мы соответствуем ритму божественного эфира, зависит и сила нашей жизни, – пояснил он.

«Бред!», – вздохнул про себя Демьян, – «ну а что мне еще остается, чтобы держать этих аборигенов в послушном состоянии».

Де Линь и его товарищи ответили молчанием, лишь несколько раз глупо, но дружно моргнули. Сам же де Линь хотел что-то сказать, но сделал неопределённое жевательное движение нижней челюстью, в очередной раз подкрутил усы и кивнул. Демьян освободил иглу от упаковки, немного «поковырявшись», как это характеризуют несчастные пациенты действия неумелых, равнодушных или мстительных медсестер, вел иглу в вену на руке. Ему повезло что на сильных руках Анри де Сегюра они определялись хорошо, их четкие и крупные голубые линии тянулась по всей руке, как современные автомагистрали. Демьян, периодически наполняя шприц, влил в раненого изрядное количество глюкозы, физраствора и даже чудом оказавшегося в коробке полиглюкина. Через несколько минут кожа де Сегюра заметно порозовела, грудь стала более ритмично подниматься и он наконец он открыл глаза.

– Ты жив мой друг, дьявол тебя побери! – завопил де Линь.

Но слабость де Сегюра не позволяла ему разделить радость товарищей, он бессмысленно смотрел на них из-за полуприкрытых век, а Демьяну же хотелось спровадить из как можно быстрее из помещения аптеки, пока к тому не вернулась память.

– Сеньоры, – заговорил он важным тоном, – ваш друг нуждается в покое и отдыхе. Советую вам незамедлительно отнести его домой и уложить в постель, чтобы он отдохнул.

Де Линь громко рассмеялся.

– Он нуждается в хорошем вине и большом куске сочного мяса! А еще насадить на острый конец своей рапиры парочку своих врагов.

Демьян лишь махнул рукой. Но они все же послушали его, осторожно приподняли своего товарища и вынесли его из помещения аптеки. У самого выхода де Линь повернулся к Демьяну и швырнул небольшой кошель, который упал на пол с глухим позвякиванием. Но сил у Демьяна нагнуться, чтобы поднять его, не осталось, он в наступившей тишине устало опустился на табурет и обхватил голову руками в засохшей крови.

«Омыта и ясна,

Теперь луна сияет.

Гнев бури миновал.

Теперь все сделано,

И я могу уснуть

На миллионы лет».





Но уснуть на миллионы лет ему помешал осторожный шорох из угла, где все это время сидели, забившись, как мыши двое крестьян. Третий так больше и не появился.

– Ах, да зуб, – безучастно произнес Демьян, – давай обвяжем его веревкой и дернем. Теперь я могу все.

– О нет, – заискивающе пролепетал крестьянин с больным зубом, – я все это время пока вы спасали достопочтенного сеньора, шатал его пальцами и читал молитву, обращенную к святому Власию. И вот же чудо! С его благословения окаянный зуб выпал!

Он протянул ладонь на котором, как обрубок старой дубовой коры, лежал почерневший от кариеса коренной зуб и скривив губу оголил часть десны где он до этого находился.

– Обалдеть, – таким же безучастным тоном сказал Демьян, – похоже, ты его со страху шатал, как пьяный зять забор у ненавистной тещи, очень сильно. Ну, с другой стороны одной проблемой у меня теперь меньше.

Радостные крестьяне не стали растрачиваться на суету и видя, что лекарь пока еще не в себе, быстро убрались восвояси, даже не заикнувшись об оплате. А Демьян, придя немного в себя решил навести порядок в помещении. Не так он представлял их с Бруно предприятие по контрабанде раритетных артефактов из пятнадцатого века.

– Черт возьми, если так все будет продолжаться дальше, я точно рехнусь, – сказал он сам себе вслух.

И оказался прав. Не успела его рука поставить картонную коробку обратно на стол, как на него обрушился целый поток посетителей. Весь оставшийся день Демьян снова дергал зубы. Вскрывал огромные, похожие на болотные кочки фурункулы, из которых камчатским гейзером вырывались на его одежду фонтаны дурно пахнущего гноя. Вправил челюсть кузнецу, которого лягнула лошадь, и едва не лишился двух пальцев. Он пересмотрел десятки образцов мочи и экскрементов. Резал, колол, удалял, вытаскивал, бинтовал, прописывал лекарства, слушал плач и вой страждущих. Сам несколько раз не выдержал и, не стесняясь «аборигенов» громко выражался нецензурно по-русски, что те, кто слышал по-своему истолковали – магические заклинания. Дважды отказал странной дамочке в продаже «хорошего незаметного» яда, чем нажил себе тайных и могущественных недоброжелателей. К концу дня он едва стоял на ногах, и весь мир проносился перед ним в каком-то в туманном «кроваво-плачущем» угаре, меняя один обрывистый образ на другой. Он окончательно выбился из сил, выкинул почти силой последнего стенающего больного и закрыл дверь. Выждал примерно полчаса, посвятив это время восстановлению дыхания и расстроенного сознания.


После чего Демьян аккуратно приоткрыл дверь. За ней никого. Он вышел из дома, оставив за спиной немыслимые запахи смрада и вони, такие сильные, что человек, вошедший с улицы неминуемо упал бы в обморок или лишился рассудка. Но чистый свежий воздух возымел обратный эффект, у него закружилась голова, и Демьян сел на ступеньку, прислонился к прохладной стене.

– Господи, – прошептал он, – что это, черт возьми, со мной весь день происходило?

Сверху ему ответила легким скрипом большая деревянная вывеска. На ее поверхности красовалась надпись «Лучшие лекари-аптекари Парижа». Демьян вскочил, некогда белая льняная рубаха хрустнула от засохшего гноя и крови. Он отошел на несколько шагов и посмотрел на фасад своего заведения со стороны. На больших деревянных щитах в лучших традициях партизанского рекламного агентства из какого-нибудь провинциального городка России было написано крупными, яркими, бросающимися в глаза, буквами и снабжено соответствующими картинками из дурного «средневекового фотошопа».

«Лечим любые болезни!»

«Самые лучшие лекарства во всем Париже!»

«Удали ДВА зуба по цене одного!»

«Поставщики лекарств кардинала Франции!»

«То, что не лечит НИКТО, лечим МЫ!»

«Приведи с собой еще одного пациента и получишь скидку!»

«Сегодня горячие скидки на такие-то лекарства!»

«Мы лечим, а другие КАЛЕЧАТ!»

«Если зад горит в седле, свечи от Бруно надо тебе!»

Демьян не стал читать дальше, а лишь закрыл глаза. Если бы Бруно сейчас стоял рядом, участь его была бы страшной. Демьян подпрыгнул на месте, издав невообразимый животный крик, и бросился отдирать продукт рекламного творчества своего друга. Он швырял их в стороны, как Зевс несчастного Кроноса в бездонный Тартар. Крушил ногами, высоко выпрыгивая и опускаясь на них одновременно двумя ногами. Поднимал над головой и разбивал об землю. Издавая гогочущий клич «па-па-ба-па!» рвал руками тканевые основы, натянутые на деревянные рамки. И после того как последний щит и вывеска лежали поверженными на земле, яростный запал вымещения гнева иссяк, забрав последние силы, он упал на колени и его вырвало. Запоздалая реакция на все тошнотворные события сегодняшнего дня.

Сколько прошло времени, пока он, стоя на коленях, делая немые, по-рыбьи, движения ртом, чтобы исторгнуть остатки утренней докторской колбасы из своего желудка, Демьян не заметил. Он пришёл в себя, когда услышал веселый голос Бруно. Его друг пытался петь, нещадно перевирая французскую речь.

– Женуа-а, женуа-а, женуа-а-а дзефирэээ!

Демьян отполз к ступенькам, обернулся. По улице шел Бруно его держал под руку один из братьев Анны дочери пекаря Жанна-Хромца. Явно, оба, будучи навеселе они весело пели, каждый на свой манер. Бруно узрел сидящего на ступеньках Демьяна.

– Братишка я самый счастливый человек в мире! – улыбаясь, сказал он, – она настоящий ангел небесный, – сказал он заплетающимся языком.

Демьян молча смотрел на друга.

– Я оказал ей помощь, потом пообщался с ее отцом и братьями. Вот, знакомься: младший брат Жильен.

Детина повел хмельными глазами из стороны в сторону и пару раз неловко кивнул, что означало приветствие.

– Я немного ангажировал к нашему очень хорошему знакомому, который здесь при важной должности кардинала и патронирует наше предприятие. Жан-Хромец сразу же просек тему, что с нами надо дружить и все такое… Пригласил на обед, потом на ужин. Вино бла-бла-бла, мы друзья, – Бруно, покачиваясь, оперся рукой на плечо Демьяна, мечтательно закатил глаза, – завтра брат, завтра я пойду, проведаю нашу пациентку. И знаешь, чует мое сердце, что я наконец-то после долгих лет одинокого гусарства в полях, обрету свое маленькое счастье в лице настоящего ангела Анны Ле Шиньон, дочери главы цеха пекарей Жанна-Хромца.

Демьян сжал кулаки, но та злость, что еще несколько минут назад в нём кипела магмой в жерле вулкана, прошла, остыла.

Бруно обнялся с Жильеном, тот хлопнул Демьяна по плечу и, напевая песенку про маленький кораблик, отправился домой.

– Ты чего такой кислый, брат? – Бруно присел рядом.

– Понимаешь, – жестко ответил Демьян, и продолжил говорить уже, как говорил Бруно «в режиме радио», – я сегодня один крутился, как сумасшедшая белка в колесе. Я провел впервые ужасную операцию по не проникающему ранению. Меня поливали кровью и гноем. Я стал разбираться во всех оттенках и цветах мочи. Я так упахался, что едва стою на ногах… И все это по твоей милости. Я просил тебя не делать ничего без моего ведома. В результате ты раструбил всему Парижу, что мы чудесные лекари его преосвященства, свалил на меня всю работу, на которую я не подписывался и которую мы не планировали. А сам ты сбежал!

Демьян сделал паузу, чтобы перевести дух. Но рядом раздался храп спящего человека и он понял, что его возмущенный монолог прозвучал в пустоту. Его друг спал благостным сном и, пожалуй, во сне развлекался с дочкой пекаря. Демьян раздраженно сплюнул, втащил Бурно в дом и запер дверь на засов. Утром он заказал скромную вывеску с простой надписью «Аптека». Потом немного подумал и прибавил еще одну вывеску с надписью «Мы НЕ лечим, а только продаем лекарства».





Глава 17. Два флорина и конкурирующая фирма




Подсчет средств, вырученных от лекарской деятельности Демьяна, увы, оказался весьма скромным. Небольшая жменька монет мелкого достоинства и плюс к ней предметы примитивного натурального обмена: большой каравай ржаного хлеба, головка вонючего сыра, мешок брюквы, зерно, мука, солонина, бочонок молодого вина и полмешка яблок – составили выручку Демьяна за тяжкий день, что он провел в роли средневекового лекаря. Не считая тех двух золотых дукатов, брошенных де Линем, в качестве оплаты за лечение своего товарища. Демьян после всех подсчетов сальдо-бульдо пришел к неутешительному выводу – фирма терпит убытки, едва открывшись. Оборотных средств катастрофически не хватает. Чтобы купить на вырученные средства какой-нибудь раритетный товар и с выгодой загнать его в современности, не может быть и речи. Тем более, что о нем вспомнил кардинал Жорж Амбуаз. Камерарий из дворца Гийом принес письмо содержащее мягкую просьбу навестить его преосвященство и захватить спасительных пилюль от подагры. Игнорировать своего защитника, заступника и благодетеля Демьян никак не мог. Он подбросил в руке два золотых флорина и со вздохом решил продать их по цене золотого лома, но, немного поразмыслив, отказался от этой затеи. Появилась идея получше – обратиться к одному своему знакомому из современного ему мира по имени Володя. Сделка обещала быть более выгодной, чем просто продать монеты, как золотой лом, но в этом прорисовывался определенный риск…

Все его в глаза благородно величали Спец, а за длинный острый нос и два больших передних зуба, звали за спиной Крыса. В иных случаях, более нейтрально Барыга. Он занимался скупкой и оборотом золотого лома, мелкого антиквариата, не брезговал ворованными вещами, если они не имели серьезной криминальной предыстории и не несли ему явной угрозы оказаться в местном отделе полиции. Брал вещи в заклад и давал деньги в долг под высокий процент, в этом деле он состоял в доле с Семой-Молотком, а также с местным начальником полиции и горе тому должнику, что затянул с выплатой долга. Сначала его обрабатывали безжалостные представители криминала, а потом он, если имел наглость сопротивляться, попадал под пресс государственной карательной машины. Обладая патологически жадной натурой, тем не менее, он обладал магической чертой – все к чему прикасался Володя Спец-Крыса-Барыга, приносило прибыль, многократно окупая все его вложения. Местная беднота, работяги, живущие от зарплаты до зарплаты, опустившиеся алкаши, несущие последние вещи из своих несчастных семей – все нуждающиеся, так или иначе, попадали в его липкие сети, внося в его карму черный цвет. Возможно, где-то в недрах небольшого старинного русского городка уже народился на свет местный Родион Раскольников, на безвестном заводе уже отлито стальное полотно топора и выросло в лесу дерево для его топорища, когда-нибудь, эти три разных фактора сойдясь вместе, чтобы оборвали паучью жизнь Володи Спеца. Но на тот момент Демьян собирался именно к нему. Потому что именно Володя был экспертом по старым монетам, к коим он питал особую, невероятную, маниакальную страсть и, надо признать, в нумизматике он разбирался очень хорошо. Поэтому Демьян оставил аптеку на Бруно, который уже было засобирался проведать дочку пекаря и, переодевшись, «нырнул» в современность. Поручить такое важное дело ему Демьян не решился, памятуя все его предыдущие прегрешения и «косяки».

– Как сам? – поприветствовал Демьяна скупщик золота, едва двигая губами.

– Да ничего, по-тихому, – ответил Демьян.

Он выдержал паузу, неловко переступил с ноги на ногу перед Володей-Спецом и сказал.

– Спец, у меня есть парочка монет старых. Достались от деда, так сказать, наследство…, – Демьян чуть повременил и выложил свой главный козырь, – золотые.

Глаза у скупщика золота сверкнули и приобрели особый, драконий взгляд. Он еще сильнее поджал губы и сказал.