Далее снова была камера, совершенно пустая и ровная, залитая тем призрачным белым светом и такая большая, что поместился бы там и табун лошадей. По центру шел безупречно прямой ров, делящий ее напополам, широкий настолько, что поместилась бы там небольшая речушка. На стенах загорались и гасли ни на что не похожие световые знаки, но я не видел ничего, что можно было бы назвать червем. Камера с обеих сторон заросла желтоватыми, дрожащими завесами.
А потом раздался звук, схожий с воплями призрака, пробудивший эхо под потолком. Откуда-то издали послышался нарастающий шум и свист, вся камера принялась трястись, сверху посыпались мелкие камешки. Звук становился все сильнее и все глубже, завеса, закрывающая камеру, внезапно вздулась и расселась, будто пузырь, впустив дыхание ледяного вонючего вихря, едва нас не повалившего. Кони Змеев принялись ржать и вставать на дыбы, а потом с шумом, громом и визгом, словно бы на голову валился весь мир, прибыл Червь.
Выстрелил из дыры, как хищная рыба, прячущаяся в подводной яме, и в один миг заполнил собой весь ров посреди пещеры. Да, именно рыбу он и напоминал, одну из тех с угреподобными телами, которых купцы продавали, дав рыбинам день-два повисеть в к коптильне – или кусками, печенными на углях и надетыми на палочки. В залитом солнцем, громком Маранахаре. В городе, который умер. Давно и далеко от этих мест.
Где-то в моей памяти.
Вот только это создание было в сто раз большим, чем те змеерыбы, что висели на крюках торговцев. В пещере поместилась лишь голова и часть туши – подозреваю, что в дыре, откуда он прибыл, ждало еще примерно столько же тела Червя.
У создания не было глаз, покрывал его узор из ярких полос, его бока вибрировали и чуть колыхались, а еще сочились вонючим туманом. Выдвинутая далеко вперед плоская морда стала раскрываться, и я понял, что сейчас буду проглочен, но мне удалось не впасть в панику. Я помнил, что командир сказал: «Проглотит вместе с нами», и что потому-то меня «увидит мастер». Я мало понимал, но и того хватило для подобия надежды.
Червь лежал на дне рва неподвижно и дышал открытым ртом совершенно как ручные ящерицы с юга. Казалось, он не замечает ни испуганных лошадей, ни Змеев, а те, увидев его, принялись дико орать и лупить оружием или кулаками в нагрудники.
Он же просто лежал, огромный, словно опрокинутая башня, и ждал.
С открытой пастью, напоминавшей городские врата. Повернул башку в сторону и уперся челюстью в пол пещеры.
Раздался стук копыт, визг испуганных коней, которых вели под уздцы прямо в раскрытую пасть, кто-то толкнул меня древком между лопатками. Змеи не раздумывая двинулись в гигантский раскрытый рот, как если бы это было обычнейшее дело, словно направлялись они в городские врата.
Не так я представлял себе «проглатывание». Червь ждал с раскрытой пастью, а мы маршировали прямо в его нутро.
Я трясся от испуга, но меня дергали за веревку, и я должен был идти. В пасть Червя, прямо в вонь его дыхания, шаг за шагом.
В пасть.
Ввели лошадей, одну за другой, внесли сеть с ледяным саркофагом, втолкнули меня.
В частокол бесчисленных зубов, в несколько рядов торчащих из нёба, каждый – длиной с мою ладонь, искривлен внутрь и сверкает, как полированная кость. Казалось, это туннель, украшенный по потолку и стенам бесчисленными клинками стилетов.
В брюхе Червя вовсе не было темно. Синеватое свечение лилось со стен желудка, а изнутри кожа твари казалась прозрачной, как выделанный рыбий пузырь. Я видел сквозь нее стены пещеры, странные знаки заклинаний, мелькающие на стенах. Когда меня гнали сквозь глотку, я сжимался, ожидая, что тысячи зубов раздавят меня, но ничего подобного не произошло. Я не был превращен в кровавую кашицу.
По какой-то причине Червь проглатывал нас целиком.
Я думал увидеть желудок, внутренности, клубки кишок – сам не знаю, что еще. Создание казалось живым, а потому я полагал, что внутри оно схоже с остальными существами в этом мире, однако за зубастым горлом оказалось достаточно места, словно тварь была полой изнутри. Словно мы вошли в большой вонючий кожаный шатер.
Глотка сжалась, потом я снова услышал мрачный, гудящий звук, все затряслось, и я понял, что Червь закрыл рот.
А потом тело его дернулось, и я едва не заорал от ужаса. Я чувствовал, что некая сила влечет меня в сторону хвоста, я пытался ухватиться за что-нибудь связанными руками, но внутренности чудовища были гладкими, как натянутая кожа барабана. От пасти в сторону хвоста, куда меня волокло, по коже пробегали световые узоры, снаружи, за полупрозрачной кожей вдруг сделалось темно – и я понял, что чудовище, вместе с нами в желудке, двинулось сквозь подземные коридоры Прожорливой Горы.
Это не было похоже ни на что, что я переживал ранее. Ни на поездку на повозке, ни на спину орнипанта, ни на любого другого скакуна. Более всего это напоминало пребывание под палубой ледяного корабля, которым я прибыл в город на вулкане. Но сейчас все тряслось и колыхалось из стороны в сторону, и я чувствовал таинственную силу, увлекавшую меня вперед легко и неудержимо. Подобная тварь должна бы, полагаю, извиваться, чтобы двигаться, но эта неслась прямо, разве что телом его пробегали волны пробивающей до самых костей дрожи.
Довольно быстро я почувствовал тошноту, и единственным утешением было то, что Змеи не выглядели лучше. Лица под татуировками посерели, они нервно сглатывали и спотыкались на ровной поверхности, пытаясь за что-то держаться. Вокруг мелькали огни, до нас доносился странный свистящий грохот, с каким чудовище мчалось подземными коридорами. Порой Червь поворачивал, и тогда нас откидывало на противоположную стену, кони принимались испуганно визжать, и я задумывался, что же будет, если кто-то из них впадет в панику и примется лягаться в животе Червя.
Камера, в которой мы стояли, заканчивалась стеной, сжатой, словно горловина завязанного мешка, но, судя по огням, тускло светящимся позади, там была еще одна подобная камера – а может, и не одна.
Мы стояли так довольно долго, ожидая не пойми чего; внутри Червя, который двигался сквозь пещеры, как древоточец в стволе. А может, весь мир был им прогрызен, как старое бревно. Может, Червь мог выскочить по ту сторону гор или где захочет, на много стайе от побережья, где вставала проклятая Прожорливая Гора. Я проглочен и встану перед лицом короля Змеев… Я начал понимать, и страх поселился во мне.
Командир стоял на широко расставленных ногах, опершись одной рукой в стену, и слегка раскачивался с этим своим безумным выражением на лице и ужасными глазами, напоминающими желтые камешки. Он один не бледнел, не блевал и не двигался; даже не пытался сесть в желудке Червя. Я понял, что он уже входил ранее в чрево чудовища и что я был прав.
Пока мы со всем тщанием странствовали по земле, бредя в снегу недели напролет, Змеи давали чудовищу проглотить себя и двигались подземными туннелями, выходя на поверхность внезапно, как крысы в амбаре. Даже если кто-то из Странствующих Ночью – сам Ульф, Люди Огня или Братья Древа – выжили, они могли рассчитывать лишь на мышцы своего коня и собственные ноги. Не могли догнать Червя, скользящего напрямую по выгрызенным в глубинах земли коридорам, – словно он простой червь в гнилом мясе.
В туше чудовища было тепло, но я почувствовал, как меня начинает морозить. Возможно, я сумел бы дотянуться до клинка Бруса, висящего на груди, и перерезать себе вену сбоку шеи. Жизнь вытекла бы из меня раньше, чем сердце ударило бы сто раз, и мой Путь Вверх подошел бы к концу. Я бы избежал короля Змеев и ожидающих меня мук. Вот только что я тогда сказал бы отцу и теням всех убитых кирененцев, вручивших мне судьбу всего народа? Как бы я объяснил им, что заблудился на тропках судьбы, спутавшихся, словно червоточины, выгрызенные в бревне, что позволил, чтобы безумный король получил в свои руки силу Скорбной Госпожи, а Нагель Ифрия превратила мою страну в пустыню, ощетинившуюся лесом Красных Башен?
У меня остался кастетный нож на шее, не больше листочка, спрятанная в поле куртки цепь да маленький клинок в подошве. Противников было семеро, в том числе двое тяжеловооруженных и один Деющий. Единственным выходом было убить их, забрать Деющую, а когда Червь выйдет из-под земли – убегать. Вот только на такое не было и шанса. Возможно, я бы сбил с ног одного-двух, воспользовавшись замешательством, а потом, достав цепь, о которой они не знали, сумел бы еще некоторое время защищаться, но и только. К тому же оставался Деющий, который наверняка мог одним жестом заставить вскипеть мои глаза. С тем же успехом я мог просто перерезать себе горло – так было бы проще и быстрее.
Мне подумалось, что это-то я всегда успею сделать, потому я ждал, стоя на коленях, а меня подбрасывали корчи и прыжки туши чудовища, я был оглушен шумом и рыком, доносящимся снаружи, и ослеплен сверканием света. Я стоял неподвижно и собирался с силами, а в голове моей звучала песнь о долине Черных Слез. Я хотел очистить свое сознание от страха, пустых мыслей и размышлений. Это время миновало. Теперь я должен был пробудить в себе огонь и разжечь его так, чтобы огнем сделалось все мое тело. Пламенем, которое невозможно сдержать клинком и которое поглотит все. Близился мой конец, и я должен был перестать думать о том, куда я уйду, и сосредоточиться на мгновениях, которые настанут совсем скоро. Мне нужно убить семерых мужей. Старше меня, значительно сильнее и лучше вооруженных. Возможно это или нет, значения не имело. Более мне ничего не остается. Важна была возможность, могущая наступить в любой момент, и способ ее совершения. Движения тела, хитрость, скорость. Места, незащищенные броней, куда можно ударить клинком. Оружие, которое можно вырвать из рук и перехватить. Движение, которое позволит сбить их с толку, заставить столкнуться друг с другом, закрыть друг другу дорогу. Возможно, я даже сумел бы убить Червя, калеча его изнутри, привести к тому, чтобы он остался в коридорах нутра земли и никогда не добрался до короля Змеев. Движение. Хитрость. Огонь. И только.
Я стоял на коленях и контролировал дыхание, работающее, как мех в кузнеце, раздувая пламя, пока оно не стало белым, гудящим, таким, что может прожечь и железо.
Я ждал.
А потом Червь начал поворачивать все чаще и все резче, туша его дергалась так, что и командир потерял равновесие и покачнулся, а на лице его проступило удивление.
Кони вновь принялись визжать, а Люди Змеев опрокидывались, вцепляясь в выпуклости в стенах и друг за друга. Я поднял руки и сунул пальцы под цепочку, на которой висел нож Бруса, но все еще ждал, поскольку что-то происходило, я же хотел понять, что именно. Змеи начали перекрикиваться, но Деющий утихомирил их хриплым рявканьем. Снаружи, словно вторя ему, отвечал протяжным воем Червь.
Тварь дергалась довольно долго, командир ухватился за что-то над головой и неуверенно осматривался, хмуря брови. А потом я снова почувствовал, как невидимая сила начинает толкать мое тело, вот только теперь не к хвосту, а вперед, в сторону морды чудовища. Змеи, потеряв равновесие, покатились по скользкому полу, обе лошади встали на широко расставленных ногах и громко завизжали.
Воцарилось замешательство, но это все еще не был момент для нападения, поскольку попытайся я встать на ноги, тут же потерял бы равновесие, потому не мог даже представить, как можно тут сражаться.
Через какое-то время отчетливое чувство движения ослабло, потом наступило несколько мощных рывков, будто корабль врубался в волну, а потом все стихло.
Исчезли шум и сотрясения, чудовище сделалось недвижимым, только странные светящиеся узоры и знаки продолжали мигать на стенах.
Сомкнутая горловина вдруг растянулась, показывая внутренности рта, наполненного частоколом клыков, провернулась в сторону, внутрь ворвался синеватый, неспокойный свет и тухлый воздух подземелья.
Змеи вставали на ноги. Двое ухватились за сеть с ледяным саркофагом, кто-то взял под уздцы фыркающих и дергающих головами коней, кто-то снова толкнул меня поперек спины древком, и мы вышли из внутренностей Червя.
В совершенно такую же пещеру, как и та, в которой мы в него входили.
Командир был недоволен: встал, онемевший, тварь же тем временем закрыла пасть, развернула голову, а потом выбросила ее вперед, растягивая тушу, и выстрелила в глубь подземных туннелей, хвост же ее, размытый скоростью, еще какое-то время тянулся позади нас.
– Как вы смеете, Шепчущие! Мы накормили Гору! Гнев Змея будет безжалостен! – крикнул Деющий, задирая голову к каменным стенам и потолку, на которых зажигались и гасли странные знаки.
В ответ раздался непонятный окрик на чужом языке, звучащий вроде: «Проревка би-ретов!» – а потом, во внезапной тишине, короткая, массивная стрела воткнулась в лоб жреца Змеев.
Тот вздрогнул с оглушительным шипением, превратившимся в фырканье и бульканье, когда изо рта его брызнула кровь, а потом свалился в ров на дне пещеры, по которому миг тому назад неслось тело Червя.
Я не стал ждать дальше.
Выдернул из-под куртки, кольчуги и кафтана цепочку с ножнами кастетного ножа, перерезал ремень на запястьях и пируэтом вывернулся из хватки охраняющего меня Змея. А потом просто повторил то, что мысленно проделывал уже раз сто, совершенствуя каждое движение. Выкрутил ему руку с мечом и припал к земле, распарывая внутреннюю часть бедра клинком, скрытым между пальцами второй руки, так, чтобы рассечь крупные сосуды в паху.
Потом я крутанулся снова, словно пламя на ветру, и рубанул Змея под шлем его собственным мечом, пока он падал.
Огонь во мне разгорелся, а воздух в пещере мгновенно загустел от стрел.
Раздался многоголосый крик, отраженный эхом, трое нашпигованных стрелами Змеев скорчились на земле, а двое последних, еще способных двигаться, прыгнули за своим Деющим на дно каменного рва.
Один уцелел, поскольку его спас доспех всадника, у второго же из плеча торчала стрела, но он не обращал на это внимания. Глубокое дно рва укрыло их, и они бросились в безнадежное бегство к выходу из туннеля, снова затянувшегося желтоватой перепонкой.
Я стоял, удивленный, с трофейным мечом в руках, среди трупов и умирающих, которые корчились на скальном полу. Не слишком-то понимал, где я и кто поубивал Змеев, но я следил за ледяным саркофагом, решив оборонять его до самого конца.
Пока что я не видел ни одного нападавшего и даже не мог понять, где они спрятались. Пещера была шагов в сто длиной и выглядела совершенно как та, куда ввели нас на встречу с Червем Шепчущие-к-Тени, – и я понятия не имел, то ли самое это место, или так кажется.
Комната была пустой, и мне казалось невозможным, чтобы кто-то сумел в ней спрятаться, но тут я увидел людей, одетых в белое, с закрытыми лицами: они выходят из многих мест, словно бы из стен, и бросаются в погоню за Змеями.
Двое спрыгнули в ров и достали мечи, а двое других, выйдя из стены чуть подальше, отрезали Змеям дорогу и тоже спрыгнули на дно, перекрывая им выход из туннеля.
Я смотрел на их грязные кафтаны и капюшоны с узором темных, размытых полос, говоря о котором Ульф настаивал, что тот позволяет лучше укрываться. Слышал знакомые голоса, видел, как раскручиваются в руках веревки с «кошками», которые мы носили, чтобы взбираться на скалы и стены, смотрел, как убивают обоих беглецов – безжалостно и спокойно, без серьезного боя, помогая друг другу, словно хозяева, клеймящие быков. Того, кто был ранен стрелой, зарубили сразу, все не затянулось даже на минуту. Один из нападавших бросил ему в лицо железную звездочку, второй перерубил сзади бедро, а тот, бросавший, перерезал горло. Воин в тяжелом доспехе отнял чуть больше времени, но и ему не посвятили много внимания. Одна «кошка» зацепила Змея за ногу, вторая оплела загривок и поднятую руку, после его повалили на камень, а один из людей в капюшонах наступил воину на грудь и воткнул клинок между плитами брони.
Еще двое подошли ко мне с мечами в руках – я и не заметил, откуда они взялись. Тот, что повыше, приседал над каждым лежавшим и прикладывал два пальца к их шеям, одновременно прижимая коленом правую руку, а потом поднялся без слов, спрятал меч и отстегнул маску из меха и кольчужных колец, заслонявшую его рот и нос. Схватил меня одной рукой за загривок и прижал к своему плечу.
Я почувствовал, как наваливается на меня усталость, а ноги делаются мягкими.
– Я думал, ты мертв, – сказал я. – Увидел ледяной саркофаг и подумал, что тебя убили.
– То же самое, сынок, я думал о тебе, – ответил он и быстро отвернулся, чтобы я не увидел блеснувших слез. Я уже знал, что он, не пойми почему, такого стыдится.
– Только шестеро? – спросил я осторожно. – А остальные…
– Дягиль и Анемон ушли, – обронил он, все еще стоя боком. – Сильфана, Кизил и Явор ранены. Еще четверо везут их на корабль. Девушка… – он кашлянул. – Не знаю, выживет ли. Как и Явор. Секунду.
Он вытер лицо, а потом вскочил в ров и присел над лежащим навзничь Деющим.
– Отбросил копыта, paskiainen, но рисковать я не стану. Не стану больше рисковать.
Выбросил что-то из рва – оно ударилось о дно с мерзким звуком и покатилось по камню, оставляя за собой кровавый след. Я взглянул на раззявленный рот, татуированные щеки и прикрытые змеиные глаза, теперь мутные и залитые кровью, и почувствовал тошноту.
– Так нужно, сынок, – заявил Ульф, вылезая на пол пещеры. – Это не бессмысленная жестокость, но страховка. Мы не знаем, что такое Деющие, кроме того, что действуют они против природы и что их непросто убить. А без головы даже этот вот сделает немногое.
Обернулся к своим людям.
– Приберитесь! Змеев достать, накормим ими Гору! Быстренько!
– Малой жив? – крикнул кто-то.
– И здоров! Уходим! Отсюда нет прямого пути домой!
– Он о чем снова? – спросил кто-то еще из воинов.
– А кто его знает? Иной раз мне кажется, что у него не все в порядке с головой.
Когда мы выволакивали трупы из камеры, я чувствовал, что руки мои все еще трясутся, а колени подгибаются. Я был среди своих, я был спасен, но не понимал, как это случилось. Меня все еще мучило кошмарное чувство, что это лишь сон, бред, из которого я выпаду в любой момент, скорчившийся в брюхе Червя или перевешенный через седло со связанными руками.
Я знал, что Ульф пока ничего не объяснит. Он шел быстрым шагом, погруженный в мысли, и что-то бормотал себе под нос, как было у него в привычке, а это значило, что он спешит и что весьма занят.
– Как вы вышли из стен? – спросил я у Грюнальди, который шагал рядом. Не знаю почему, но именно это и казалось мне самым важным.
– Да запросто. Я так всегда делаю, когда вижу стену, – рявкнул тот в ответ.
А потом раздался звук, схожий с воплями призрака, пробудивший эхо под потолком. Откуда-то издали послышался нарастающий шум и свист, вся камера принялась трястись, сверху посыпались мелкие камешки. Звук становился все сильнее и все глубже, завеса, закрывающая камеру, внезапно вздулась и расселась, будто пузырь, впустив дыхание ледяного вонючего вихря, едва нас не повалившего. Кони Змеев принялись ржать и вставать на дыбы, а потом с шумом, громом и визгом, словно бы на голову валился весь мир, прибыл Червь.
Выстрелил из дыры, как хищная рыба, прячущаяся в подводной яме, и в один миг заполнил собой весь ров посреди пещеры. Да, именно рыбу он и напоминал, одну из тех с угреподобными телами, которых купцы продавали, дав рыбинам день-два повисеть в к коптильне – или кусками, печенными на углях и надетыми на палочки. В залитом солнцем, громком Маранахаре. В городе, который умер. Давно и далеко от этих мест.
Где-то в моей памяти.
Вот только это создание было в сто раз большим, чем те змеерыбы, что висели на крюках торговцев. В пещере поместилась лишь голова и часть туши – подозреваю, что в дыре, откуда он прибыл, ждало еще примерно столько же тела Червя.
У создания не было глаз, покрывал его узор из ярких полос, его бока вибрировали и чуть колыхались, а еще сочились вонючим туманом. Выдвинутая далеко вперед плоская морда стала раскрываться, и я понял, что сейчас буду проглочен, но мне удалось не впасть в панику. Я помнил, что командир сказал: «Проглотит вместе с нами», и что потому-то меня «увидит мастер». Я мало понимал, но и того хватило для подобия надежды.
Червь лежал на дне рва неподвижно и дышал открытым ртом совершенно как ручные ящерицы с юга. Казалось, он не замечает ни испуганных лошадей, ни Змеев, а те, увидев его, принялись дико орать и лупить оружием или кулаками в нагрудники.
Он же просто лежал, огромный, словно опрокинутая башня, и ждал.
С открытой пастью, напоминавшей городские врата. Повернул башку в сторону и уперся челюстью в пол пещеры.
Раздался стук копыт, визг испуганных коней, которых вели под уздцы прямо в раскрытую пасть, кто-то толкнул меня древком между лопатками. Змеи не раздумывая двинулись в гигантский раскрытый рот, как если бы это было обычнейшее дело, словно направлялись они в городские врата.
Не так я представлял себе «проглатывание». Червь ждал с раскрытой пастью, а мы маршировали прямо в его нутро.
Я трясся от испуга, но меня дергали за веревку, и я должен был идти. В пасть Червя, прямо в вонь его дыхания, шаг за шагом.
В пасть.
Ввели лошадей, одну за другой, внесли сеть с ледяным саркофагом, втолкнули меня.
В частокол бесчисленных зубов, в несколько рядов торчащих из нёба, каждый – длиной с мою ладонь, искривлен внутрь и сверкает, как полированная кость. Казалось, это туннель, украшенный по потолку и стенам бесчисленными клинками стилетов.
В брюхе Червя вовсе не было темно. Синеватое свечение лилось со стен желудка, а изнутри кожа твари казалась прозрачной, как выделанный рыбий пузырь. Я видел сквозь нее стены пещеры, странные знаки заклинаний, мелькающие на стенах. Когда меня гнали сквозь глотку, я сжимался, ожидая, что тысячи зубов раздавят меня, но ничего подобного не произошло. Я не был превращен в кровавую кашицу.
По какой-то причине Червь проглатывал нас целиком.
Я думал увидеть желудок, внутренности, клубки кишок – сам не знаю, что еще. Создание казалось живым, а потому я полагал, что внутри оно схоже с остальными существами в этом мире, однако за зубастым горлом оказалось достаточно места, словно тварь была полой изнутри. Словно мы вошли в большой вонючий кожаный шатер.
Глотка сжалась, потом я снова услышал мрачный, гудящий звук, все затряслось, и я понял, что Червь закрыл рот.
А потом тело его дернулось, и я едва не заорал от ужаса. Я чувствовал, что некая сила влечет меня в сторону хвоста, я пытался ухватиться за что-нибудь связанными руками, но внутренности чудовища были гладкими, как натянутая кожа барабана. От пасти в сторону хвоста, куда меня волокло, по коже пробегали световые узоры, снаружи, за полупрозрачной кожей вдруг сделалось темно – и я понял, что чудовище, вместе с нами в желудке, двинулось сквозь подземные коридоры Прожорливой Горы.
Это не было похоже ни на что, что я переживал ранее. Ни на поездку на повозке, ни на спину орнипанта, ни на любого другого скакуна. Более всего это напоминало пребывание под палубой ледяного корабля, которым я прибыл в город на вулкане. Но сейчас все тряслось и колыхалось из стороны в сторону, и я чувствовал таинственную силу, увлекавшую меня вперед легко и неудержимо. Подобная тварь должна бы, полагаю, извиваться, чтобы двигаться, но эта неслась прямо, разве что телом его пробегали волны пробивающей до самых костей дрожи.
Довольно быстро я почувствовал тошноту, и единственным утешением было то, что Змеи не выглядели лучше. Лица под татуировками посерели, они нервно сглатывали и спотыкались на ровной поверхности, пытаясь за что-то держаться. Вокруг мелькали огни, до нас доносился странный свистящий грохот, с каким чудовище мчалось подземными коридорами. Порой Червь поворачивал, и тогда нас откидывало на противоположную стену, кони принимались испуганно визжать, и я задумывался, что же будет, если кто-то из них впадет в панику и примется лягаться в животе Червя.
Камера, в которой мы стояли, заканчивалась стеной, сжатой, словно горловина завязанного мешка, но, судя по огням, тускло светящимся позади, там была еще одна подобная камера – а может, и не одна.
Мы стояли так довольно долго, ожидая не пойми чего; внутри Червя, который двигался сквозь пещеры, как древоточец в стволе. А может, весь мир был им прогрызен, как старое бревно. Может, Червь мог выскочить по ту сторону гор или где захочет, на много стайе от побережья, где вставала проклятая Прожорливая Гора. Я проглочен и встану перед лицом короля Змеев… Я начал понимать, и страх поселился во мне.
Командир стоял на широко расставленных ногах, опершись одной рукой в стену, и слегка раскачивался с этим своим безумным выражением на лице и ужасными глазами, напоминающими желтые камешки. Он один не бледнел, не блевал и не двигался; даже не пытался сесть в желудке Червя. Я понял, что он уже входил ранее в чрево чудовища и что я был прав.
Пока мы со всем тщанием странствовали по земле, бредя в снегу недели напролет, Змеи давали чудовищу проглотить себя и двигались подземными туннелями, выходя на поверхность внезапно, как крысы в амбаре. Даже если кто-то из Странствующих Ночью – сам Ульф, Люди Огня или Братья Древа – выжили, они могли рассчитывать лишь на мышцы своего коня и собственные ноги. Не могли догнать Червя, скользящего напрямую по выгрызенным в глубинах земли коридорам, – словно он простой червь в гнилом мясе.
В туше чудовища было тепло, но я почувствовал, как меня начинает морозить. Возможно, я сумел бы дотянуться до клинка Бруса, висящего на груди, и перерезать себе вену сбоку шеи. Жизнь вытекла бы из меня раньше, чем сердце ударило бы сто раз, и мой Путь Вверх подошел бы к концу. Я бы избежал короля Змеев и ожидающих меня мук. Вот только что я тогда сказал бы отцу и теням всех убитых кирененцев, вручивших мне судьбу всего народа? Как бы я объяснил им, что заблудился на тропках судьбы, спутавшихся, словно червоточины, выгрызенные в бревне, что позволил, чтобы безумный король получил в свои руки силу Скорбной Госпожи, а Нагель Ифрия превратила мою страну в пустыню, ощетинившуюся лесом Красных Башен?
У меня остался кастетный нож на шее, не больше листочка, спрятанная в поле куртки цепь да маленький клинок в подошве. Противников было семеро, в том числе двое тяжеловооруженных и один Деющий. Единственным выходом было убить их, забрать Деющую, а когда Червь выйдет из-под земли – убегать. Вот только на такое не было и шанса. Возможно, я бы сбил с ног одного-двух, воспользовавшись замешательством, а потом, достав цепь, о которой они не знали, сумел бы еще некоторое время защищаться, но и только. К тому же оставался Деющий, который наверняка мог одним жестом заставить вскипеть мои глаза. С тем же успехом я мог просто перерезать себе горло – так было бы проще и быстрее.
Мне подумалось, что это-то я всегда успею сделать, потому я ждал, стоя на коленях, а меня подбрасывали корчи и прыжки туши чудовища, я был оглушен шумом и рыком, доносящимся снаружи, и ослеплен сверканием света. Я стоял неподвижно и собирался с силами, а в голове моей звучала песнь о долине Черных Слез. Я хотел очистить свое сознание от страха, пустых мыслей и размышлений. Это время миновало. Теперь я должен был пробудить в себе огонь и разжечь его так, чтобы огнем сделалось все мое тело. Пламенем, которое невозможно сдержать клинком и которое поглотит все. Близился мой конец, и я должен был перестать думать о том, куда я уйду, и сосредоточиться на мгновениях, которые настанут совсем скоро. Мне нужно убить семерых мужей. Старше меня, значительно сильнее и лучше вооруженных. Возможно это или нет, значения не имело. Более мне ничего не остается. Важна была возможность, могущая наступить в любой момент, и способ ее совершения. Движения тела, хитрость, скорость. Места, незащищенные броней, куда можно ударить клинком. Оружие, которое можно вырвать из рук и перехватить. Движение, которое позволит сбить их с толку, заставить столкнуться друг с другом, закрыть друг другу дорогу. Возможно, я даже сумел бы убить Червя, калеча его изнутри, привести к тому, чтобы он остался в коридорах нутра земли и никогда не добрался до короля Змеев. Движение. Хитрость. Огонь. И только.
Я стоял на коленях и контролировал дыхание, работающее, как мех в кузнеце, раздувая пламя, пока оно не стало белым, гудящим, таким, что может прожечь и железо.
Я ждал.
А потом Червь начал поворачивать все чаще и все резче, туша его дергалась так, что и командир потерял равновесие и покачнулся, а на лице его проступило удивление.
Кони вновь принялись визжать, а Люди Змеев опрокидывались, вцепляясь в выпуклости в стенах и друг за друга. Я поднял руки и сунул пальцы под цепочку, на которой висел нож Бруса, но все еще ждал, поскольку что-то происходило, я же хотел понять, что именно. Змеи начали перекрикиваться, но Деющий утихомирил их хриплым рявканьем. Снаружи, словно вторя ему, отвечал протяжным воем Червь.
Тварь дергалась довольно долго, командир ухватился за что-то над головой и неуверенно осматривался, хмуря брови. А потом я снова почувствовал, как невидимая сила начинает толкать мое тело, вот только теперь не к хвосту, а вперед, в сторону морды чудовища. Змеи, потеряв равновесие, покатились по скользкому полу, обе лошади встали на широко расставленных ногах и громко завизжали.
Воцарилось замешательство, но это все еще не был момент для нападения, поскольку попытайся я встать на ноги, тут же потерял бы равновесие, потому не мог даже представить, как можно тут сражаться.
Через какое-то время отчетливое чувство движения ослабло, потом наступило несколько мощных рывков, будто корабль врубался в волну, а потом все стихло.
Исчезли шум и сотрясения, чудовище сделалось недвижимым, только странные светящиеся узоры и знаки продолжали мигать на стенах.
Сомкнутая горловина вдруг растянулась, показывая внутренности рта, наполненного частоколом клыков, провернулась в сторону, внутрь ворвался синеватый, неспокойный свет и тухлый воздух подземелья.
Змеи вставали на ноги. Двое ухватились за сеть с ледяным саркофагом, кто-то взял под уздцы фыркающих и дергающих головами коней, кто-то снова толкнул меня поперек спины древком, и мы вышли из внутренностей Червя.
В совершенно такую же пещеру, как и та, в которой мы в него входили.
Командир был недоволен: встал, онемевший, тварь же тем временем закрыла пасть, развернула голову, а потом выбросила ее вперед, растягивая тушу, и выстрелила в глубь подземных туннелей, хвост же ее, размытый скоростью, еще какое-то время тянулся позади нас.
– Как вы смеете, Шепчущие! Мы накормили Гору! Гнев Змея будет безжалостен! – крикнул Деющий, задирая голову к каменным стенам и потолку, на которых зажигались и гасли странные знаки.
В ответ раздался непонятный окрик на чужом языке, звучащий вроде: «Проревка би-ретов!» – а потом, во внезапной тишине, короткая, массивная стрела воткнулась в лоб жреца Змеев.
Тот вздрогнул с оглушительным шипением, превратившимся в фырканье и бульканье, когда изо рта его брызнула кровь, а потом свалился в ров на дне пещеры, по которому миг тому назад неслось тело Червя.
Я не стал ждать дальше.
Выдернул из-под куртки, кольчуги и кафтана цепочку с ножнами кастетного ножа, перерезал ремень на запястьях и пируэтом вывернулся из хватки охраняющего меня Змея. А потом просто повторил то, что мысленно проделывал уже раз сто, совершенствуя каждое движение. Выкрутил ему руку с мечом и припал к земле, распарывая внутреннюю часть бедра клинком, скрытым между пальцами второй руки, так, чтобы рассечь крупные сосуды в паху.
Потом я крутанулся снова, словно пламя на ветру, и рубанул Змея под шлем его собственным мечом, пока он падал.
Огонь во мне разгорелся, а воздух в пещере мгновенно загустел от стрел.
Раздался многоголосый крик, отраженный эхом, трое нашпигованных стрелами Змеев скорчились на земле, а двое последних, еще способных двигаться, прыгнули за своим Деющим на дно каменного рва.
Один уцелел, поскольку его спас доспех всадника, у второго же из плеча торчала стрела, но он не обращал на это внимания. Глубокое дно рва укрыло их, и они бросились в безнадежное бегство к выходу из туннеля, снова затянувшегося желтоватой перепонкой.
Я стоял, удивленный, с трофейным мечом в руках, среди трупов и умирающих, которые корчились на скальном полу. Не слишком-то понимал, где я и кто поубивал Змеев, но я следил за ледяным саркофагом, решив оборонять его до самого конца.
Пока что я не видел ни одного нападавшего и даже не мог понять, где они спрятались. Пещера была шагов в сто длиной и выглядела совершенно как та, куда ввели нас на встречу с Червем Шепчущие-к-Тени, – и я понятия не имел, то ли самое это место, или так кажется.
Комната была пустой, и мне казалось невозможным, чтобы кто-то сумел в ней спрятаться, но тут я увидел людей, одетых в белое, с закрытыми лицами: они выходят из многих мест, словно бы из стен, и бросаются в погоню за Змеями.
Двое спрыгнули в ров и достали мечи, а двое других, выйдя из стены чуть подальше, отрезали Змеям дорогу и тоже спрыгнули на дно, перекрывая им выход из туннеля.
Я смотрел на их грязные кафтаны и капюшоны с узором темных, размытых полос, говоря о котором Ульф настаивал, что тот позволяет лучше укрываться. Слышал знакомые голоса, видел, как раскручиваются в руках веревки с «кошками», которые мы носили, чтобы взбираться на скалы и стены, смотрел, как убивают обоих беглецов – безжалостно и спокойно, без серьезного боя, помогая друг другу, словно хозяева, клеймящие быков. Того, кто был ранен стрелой, зарубили сразу, все не затянулось даже на минуту. Один из нападавших бросил ему в лицо железную звездочку, второй перерубил сзади бедро, а тот, бросавший, перерезал горло. Воин в тяжелом доспехе отнял чуть больше времени, но и ему не посвятили много внимания. Одна «кошка» зацепила Змея за ногу, вторая оплела загривок и поднятую руку, после его повалили на камень, а один из людей в капюшонах наступил воину на грудь и воткнул клинок между плитами брони.
Еще двое подошли ко мне с мечами в руках – я и не заметил, откуда они взялись. Тот, что повыше, приседал над каждым лежавшим и прикладывал два пальца к их шеям, одновременно прижимая коленом правую руку, а потом поднялся без слов, спрятал меч и отстегнул маску из меха и кольчужных колец, заслонявшую его рот и нос. Схватил меня одной рукой за загривок и прижал к своему плечу.
Я почувствовал, как наваливается на меня усталость, а ноги делаются мягкими.
– Я думал, ты мертв, – сказал я. – Увидел ледяной саркофаг и подумал, что тебя убили.
– То же самое, сынок, я думал о тебе, – ответил он и быстро отвернулся, чтобы я не увидел блеснувших слез. Я уже знал, что он, не пойми почему, такого стыдится.
– Только шестеро? – спросил я осторожно. – А остальные…
– Дягиль и Анемон ушли, – обронил он, все еще стоя боком. – Сильфана, Кизил и Явор ранены. Еще четверо везут их на корабль. Девушка… – он кашлянул. – Не знаю, выживет ли. Как и Явор. Секунду.
Он вытер лицо, а потом вскочил в ров и присел над лежащим навзничь Деющим.
– Отбросил копыта, paskiainen, но рисковать я не стану. Не стану больше рисковать.
Выбросил что-то из рва – оно ударилось о дно с мерзким звуком и покатилось по камню, оставляя за собой кровавый след. Я взглянул на раззявленный рот, татуированные щеки и прикрытые змеиные глаза, теперь мутные и залитые кровью, и почувствовал тошноту.
– Так нужно, сынок, – заявил Ульф, вылезая на пол пещеры. – Это не бессмысленная жестокость, но страховка. Мы не знаем, что такое Деющие, кроме того, что действуют они против природы и что их непросто убить. А без головы даже этот вот сделает немногое.
Обернулся к своим людям.
– Приберитесь! Змеев достать, накормим ими Гору! Быстренько!
– Малой жив? – крикнул кто-то.
– И здоров! Уходим! Отсюда нет прямого пути домой!
– Он о чем снова? – спросил кто-то еще из воинов.
– А кто его знает? Иной раз мне кажется, что у него не все в порядке с головой.
Когда мы выволакивали трупы из камеры, я чувствовал, что руки мои все еще трясутся, а колени подгибаются. Я был среди своих, я был спасен, но не понимал, как это случилось. Меня все еще мучило кошмарное чувство, что это лишь сон, бред, из которого я выпаду в любой момент, скорчившийся в брюхе Червя или перевешенный через седло со связанными руками.
Я знал, что Ульф пока ничего не объяснит. Он шел быстрым шагом, погруженный в мысли, и что-то бормотал себе под нос, как было у него в привычке, а это значило, что он спешит и что весьма занят.
– Как вы вышли из стен? – спросил я у Грюнальди, который шагал рядом. Не знаю почему, но именно это и казалось мне самым важным.
– Да запросто. Я так всегда делаю, когда вижу стену, – рявкнул тот в ответ.