- На последнем работали наши соседи, - вспомнил Вадим. - Всей своей дружной семьей. Нормальные были люди, эти Пчелинцевы. А завод разросся и выполнял план.
- Дальше можете не рассказывать, я все это знаю. Городской парк в тридцатые годы ещё стоял, дома тоже, водопровод худо-бедно держался. Перед моим отъездом Локоть стал районным центром, а затем посёлком городского типа.
- А братец ваш на пару с дружком своим Воскобойниковым, объявили его городом, чуть ли не центром мироздания…
Ручная граната взорвалась под колёсами головного автомобиля, хлестнули автоматные очереди, Вадим навалился на спутницу, приезжал к сидению. Алевтина взвизгнула, стала брыкаться. Что за чёрт? И это называется безопасной зоной?
Колонну кто-то подкараулил в низине, посреди смешанного осинового и берёзового леса. Стреляли с права в упор, как минимум из десятка стволов. В дыму происходило что-то страшное, полыхали вспышки, орали люди, земля дрожала, ходила ходуном. Сдавленно выла Алевтина. А грузовик получил серьёзные повреждения, распахнулась дверь, водитель покатился в канаву, с обратной стороны с подножки слетел контуженый обер-лейтенант Вайс: он потерял фуражку бертона, кричал, дыбом стояли светлые волосы. Офицер выхватил люггер из кобуры, дважды выстрелил в сторону леса, после чего перегнулся пополам и повалился в канаву. Уцелевшие солдаты открыли огонь, давай спрыгнули, залегли под колёсами. Один схватился за гранату с длинной рукояткой, ухитрился бросить её, добавил гороха к бедламу царящему вокруг.
Вадим вскинул голову и увидел, что переднее стекло машины полностью осыпалась, а мрачноватый унтер уронил голову на руль и истекал кровью. Оторвалась крышка капота, из двигателя валил густой дым. Мотоцикл, замыкавшей колонну, видимо, занесло: он развернулся посреди дороги и сейчас стоял весь скособоченный задом наперёд. Пилот валялся в пыли под колесом, пулемётчик откинулся в люльке, оскалил окровавленные зубы. У грузового автомобиля прогремели и ещё два взрыва. Люди, устроившие засаду прятались в лесу, убили не всех немцев: два или три солдаты ещё отстреливались, им трудно было позавидовать, они приняли на себя весь огонь.
- Алевтина, ты жива? - Зорин поднял женщину за плечи.
Как-то подозрительно она замолчала, но нет - распахнула глаза, задёргалась, лицо посинело от страха, сморщилось как у старухи.
- Вадим, что это? Убьют нас сейчас, если мы ничего не сделаем. Попробуй разберись: кто напал на колонну.
Зорин повернулся на бок и ударил ногой по задней дверце с левой стороны, она послушно распахнула и забилась в петлях.
- Выползай, да не вздумай в полный рост вставать. Ныряй в канаву, ползи назад к мотоциклу, делай всё, что я говорю.
Они возились на сидение, мешали друг другу. Вадим, как поршнем выдавливал своим телом бестолковую бабу из машины, она сообразила, стала подтягиваться, вывалилась в канаву водостока, которая находилась под колёсами. Он тоже сполз туда, да так вовремя: по правому борту взорвалась граната и автомобиль тряхнуло, отвалилась дверца, спинку сиденья порвали осколки. Пространство заволокло прогорклым дымом, Алевтина надрывно закашляла, а за пределами задымлённой зоны продолжалось стрельба.
- Живо, живо, пока дым! - он поволок женщину по канаве. - У нас несколько секунд в запасе, больше нам не дадут. Забирайся в люльку, свернись.
- Вадим, я не могу там же…
Да что за беспомощное создание. Он схватила за ворот оскалившегося пулемётчика, вы было к телу из коляски. У Зорина подломилась нога и чёртова туша придавила его к земле, Вадим рвал жилы. Когда завершилась эта борьба в партере, Алевтина уже находилась в коляске, значит не настолько она безнадёжна. Женщина согнулась в три погибели, закрыла голову руками. Зорин помещался в обход мотоцикла радуясь, что из выхлопной трубы постреливает дымок - значит не заглох мотор.
Дым от взрывов начинал развеиваться и немцы уже не стреляли, полегли все. В лесу перекликались люди, отчаянно скрипело кожаное сиденье. Мотоцикл задрожал и рубанул с места как скаковая лошадь, получивший удар плёткой. Руль вырывался из рук Вадима, мотоцикл ревел, метался между обочинами, а за спиной усилились крики, снова посыпались выстрелы. Зорин пригнул голову, сердце его колотилось, пули стучали по стальным закрылкам, по обвязке люльки, пот катился с него градом, а он ни черта не видел. Люди с оружием выбежали на дорогу, стреляли вслед.
Проезжая часть входила в поворот терялась за деревьями, мотоцикл накренился на крутом вираже, ушёл в слепую зону. Вадиму страшно было сбрасывать скорость, справа и слева мелькали деревья обижалась, а безжалостная тряска не прекращалась.
- Ты спятил? - закричала Алевтина. - Это же партизаны. Почему мы от них убегаем?
- Так надо. Не спорить. Им без разницы кто мы, они убьют любого. Пока объясним - пять раз помрём, доверять можно только Задорожному, а это не его зона. Да и не будет Задорожный расстреливать немецкую колонну, зная, что в ней могут ехать люди, которым он должен содействовать, - Не объяснять же это сейчас, когда у самого соображениям туго.
- Вадим, у меня сумочка в машине осталась, - заявила вдруг женщина.
Какой-то дикий хохот вырвался из горла Зорина: «Она бы ещё про чемодан вспомнила. А ведь такую уйму барахла накупила». Выстрелы не смолкали - попробуй понять в кого они были направлены. Двигатели вдруг начал барахлить, ручка газа срабатывала через раз. Вадим обернулся: едкий запах бензина ударил ему в ноздри, бензобак пробила пуля, разлилось топливо. Они могли на воздух взлететь, прямиком к той-то матери. Он ударил по тормозам, спрыгнул с мотоцикла, кинулся в обход.
- Все девочка, приехали. Валим в лес, хватит уже судьбу искушать.
Нашёл девочку, впрочем ей было не до критики. Алевтина, парализованная страхом вылезла из коляски, застряла, зачем-то схватилась за пулемета, в ужасе отдёрнула от него руку. Вадим обнял её за талию, выудил из люльки, оба не удержались покатились в канаву. Порвалась юбка, элегантный жакет на глазах превращался в обноски, до леса было рукой подать, а ему казалось, что они туда никогда не доберутся.
Вадим тащил женщину за руку и уже не вслушивался в её причитания. Наградила его Родина подарком! Они убежали в кусты, женщина закашляла, глаза её закатились, ему пришлось прислонить её к дереву и надавать по щекам. Она пришла в чувства, задёргалась и дальше, как ни странно, бежала без понукания. Включились клетки, ответственные за самосохранение. Осинник в этой местности мешался с хвойником, хрустел валежник, выстреливали шишки из под ног. Первую остановку они сделали метров через сто. Вадим снова прижал Алевтину к дереву, заткнул ей рот. На лесной дороге перекликались люди, голоса сливались в прерывистой фон. Будут ли они преследовать их? А если засада спонтанная, то вряд ли. Если же эти ребята действовали преднамеренно… Но в подобную чепуху Вадим не верил: с какой стати? Голоса стихали, эти молодцы убрались восвояси или молчком идут?
Беглецы углублялись в лес, который принимал, откровенно, нелюдимый вид. Дикий кустарник с недозрелыми ягодами, едва ли пригодными в пищу, окружал их со всех сторон. Они встали на краю оврага, тот натянулся параллельно дороги, имел предельно заросший вид. Алевтина, пользуюсь заменой, опустилась на колени, а когда не встретила возражений повалилось боком в густой лишайник. Вадим навострил уши: тишина могла быть обманчивой, но не до такой же степени. Организуй эти люди погоню, ветки хрустели бы у них под ногами.
Он опустился на колени, перевёл дыхание. Кепи с козырьком он конечно потерял, в волосах запеклась прелая листва, однако товарный вид больше не имел значения - оба были грязные в полный рост. Алевтина провала юбку, рукав, жакет разошёлся, пошло висел на честном слове, кобура с люггером была на месте, в боковом кармане лежали две запасные обоймы. Хорошо, что от папки Зорин сбавился заранее, все поддельные документы, выданные в секретном отделе, заблаговременно рассовал по карманам.
- Вадим, это что было? - простонала женщина.
- Не знаю, но всё хорошо, что хорошо кончается.
- А вы были не очень галантны, даже ударили меня.
- Не правда. Я был галантен, - возразил Зорин.
- Тогда боюсь представить вас вышедшим из себя.
- А Ты прогуливала уроки физической подготовки.
- Неправда, я бегала кроссы. А мы уже на «ты»?
Она перестала дышать со страстью загнанной лошади и как-то подозрительно уставилась на своего спутника.
- Как хочешь, а я пожалуй, перейду эту грань. Так проще, не пугайся, Алевтина. Только её и никакие другие.
- Хорошо, как скажешь, - она забралась на ближайшую кучку и застыла в позе отдыхающей лягушки. - Надеюсь, ты сможешь объяснить во что мы вляпались и как будем выбираться из этой щекотливой ситуации? По замыслу людей, готовивших меня к операции, доказывать свою физическую выносливость я должна была в последнюю очередь. У меня другие таланты.
- Главный талант женщины уметь вовремя заткнуться, - отрезал Зорин. – А с этим у тебя проблемы. Полежи тихо, дай подумать.
День перевалил полуденную отметку, чувство голода ещё не было, но желание помыться уже давило на мозги. Противник отказался от погони, вернулся к месту бойни. Чирикали птицы, прыгали с ветки на ветку. Радость от того, что они выжили постепенно проходила, задача усложнялась. В лесах, прилегающих к Локтю обитали, по-видимому, не только советские партизаны.
- Каминский ждал сестру, к определённому часу она не появится, его действия? Он телефонирует в Брянск, выяснит, что колонна вышла из города вовремя, но не доехала, значит в пути что-то случилось. Каминский объявит полномасштабные поиски со всеми вытекающими облавами, насколько сильны его братские чувства к женщине, которую он много лет не видел. Бронислав расстроится, - совершенно справедливо, - заметила Алевтина. – Ничего, что я вставила словечко?
- Прощаю. Пойдём на юг, Локоть там. Надеюсь не промахнёмся.
- А дорогу выходить и не будем? Бог даст, подберут добрые люди.
- Можно спросить? Под понятием добрые люди, ты подразумеваешь головорезов твоего брата? На встречу с партизанами Задорожного рассчитывать не стоит, в Локте свяжемся с подпольщиками, они и выведут нас на партизан. Ты готова идти по лесу и не ныть?
- Да, товарищ командир. Я готова! - Алевтина села и печально уставилась на свои элегантные лакированные ботинки с каблуком.
На городских улицах они смотрелись бы идеально, в чаще леса не очень.
- Идёшь за мной, - со вздохом проговорил Вадим. - И никуда при этом не сворачиваешь, не лезешь поперёк батьки и не шарахаешься в кусты от каждого шороха. Работаешь ушами, глазами, но ни в коем случае не языком. До Локтя километров двадцать, доберемся до ближайшей деревни, в ней наверняка найдутся представители твоего любезного родственника.
Последующие полтора часа стали нелегким испытанием. Лесной массив покорялся с трудом, ельники вырастали один за другим, непролазные заросли приходилось обходить, ноги вязли в податливом мху, корневища цеплялись за одежду. Женской выдержки хватило ненадолго - Алевтина начала отставать, хваталась за деревья, беспрестанно ворчала что-то себе под нос. Ей постоянно чудилось, что они идут не в ту сторону. И не было ли в роду его попутчика, человека по фамилии Сусанин. Разве они не могут выйти на дорогу, идти по ней, как делают все нормальные люди. Почему он так уверен, что нужно лезть именно в эту чащу. Откуда этот бессознательный оптимизм, разновидность полного идиотизма. У неё подвернута нога, болит коленка. Алексей Николаевич Толстой даже близко не представлял, что такое настоящие «Хождение по мукам». Осаживать её было бесполезно.
- Ты не мой командир, так что терпи, - безапелляционно заявила Алевтина. - Ты обязан меня сопровождать, оказывать мне содействие. Даже не рассчитывай на что-то большее.
Спутница ему досталась строптивая, с собственным мнением. К концу первого часа блуждания Зорин уже точно знал для чего создана женщина: чтобы мужики не сдохли от счастья. Возможно в чем-то она была права. Лесной массив казался бесконечным, тут не было и намёков на дороги, населённые пункты.
- Поздравляю, ещё немного и мы придём в русскую сказку, - пробрюзжала Алевтина, искоса поглядывая на заскорузлые деревья.
- Это, где чудеса, где леший бродит, баба яга с кащеем бессмертным? - Вадим усмехнулся, он начинал привыкать к этому звуковому сопровождению.
- Скажи, тебя не терзают тягостные сомнения по поводу выбранного маршрута? - настаивала на своем Алевтина.
- Хорошо! - Вадим наконец-то разозлился. – Давай, вернёмся туда откуда начали и выйдем на дорогу, заберём твою сумочку, чемодан, если им уже не приделали ноги, постоим, подождём попутную машину в Локоть или ты предлагаешь действовать как-то иначе?
Предложений не поступило, а на коротких привалах Алевтина сворачивалось личинкой, закрывала глаза, однако не спала и первое время обходилась без стенаний, когда опять пускалась в путь. В половине второго между деревьями забрезжил просвет, женщина издала радостный возглас, заспешила как мотылёк к влаге. Вадиму на силу удалось удержать её. К опушке они подбирались короткими шажками. Солнечный день был в разгаре, ветер колыхал высокую траву, местность, примыкающая к лесу была неоднородная, вздымалось буграми, в отдалении виднелись скалы, а в низине, под глиняной террасой, петляла укатанная просёлочная дорога. Слева она терялась за каменным массивом, справа изгибалась по дуге, прижималась к травянистому обрыву и убегала за лес. В канаве рядом с дорогой журчал ручей, призывно, мелодично ввергал в искушение.
- Там вода, - женщина задрожала. - Не уж то мимо пройдём, товарищ Зорин? Нет же никого: ни деревни, ни хутора, ни одной живой души. Водицы бы испить, сполоснуться. Я уже полосатая вся от этой грязи.
- Да хоть в горошек, - он колебался, оглядывался, дорога была пустынной, впрочем на виду оставался лишь её незначительный отрезок. Поблизости снова чернел осинник. - Ладно, давай пять минут расслабляемся и идём дальше.
Открытую поляну они преодолели бегом, спустились к ручью, весело звеневшему, переливавшемуся на солнце. Он выбегал из кустарника, стекал по каменной горке, извивался в песчаном жёлобе. Беглецы пили жадно, черпали воду гостями. Алевтина стонала от блаженства, оттирла лицо, шею, лила воду за воротник.
Природа заманила их в ловушку, даже Зорин утратил бдительность. Помылись, напились, а теперь застыли, голуби. Вадим рванулся, но только и успел распрямить спину и сжать пальцами кобуру. В глазах уже потемнело от обиды: как же так?
С небольшого обрыва спрыгнули трое мужчин и неспешно подошли к ним, они держали на изготовку немецкие автоматы, явно знали как ими пользоваться. Все трое были в штатском: пиджаки; мешковатые брюки; стоптанные ботинки. Только у рыжего, щекастого детины, на макушке красовалась засаленная советская пилотка, без звёздочки.
Они скабрезно улыбались, с интересом поглядывали на Алевтину. А у той пропал дар речи, способность двигаться. Она стояла на коленях и не замечала как холодная вода течёт по её руке.
- Так, посмотрим, что тут у нас? - хрипло объявил плотный субъект в кепке, надвинутой на глаза.
Он смотрел исподлобья, недобро улыбался, перекатывал во рту потухшую папиросу. Все трое были сравнительно молоды, физически развиты, имели славянскую внешность.
- Не двигаться, кому сказано! - заявил простоволосый брюнет в клетчатой кофте, измазанной чем-то зелёным и вскинул автомат. Вадиму пришлось убрать руку с кобуры, этот тип по простодушию мог и пальнуть. Алевтина побледнела, превратилась в коленопреклонённую статую. Двое остались в стороне, стали осматриваться. Тип в кепке придирчиво обозрел добычу, папироса продолжала бег по кругу.
- Полицейский стало быть? - утробно просадил этот субъект. - Да ещё и не наш. Ты чьих будешь, господин хороший? А ну руки за голову, мразь! - резко выплюнул этот тип.
Вадим поднял руки, сцепил за затылком.
- Давай в расход его, Арсений, - сказал брюнет. – А с бабой пока по временим
- Тощая она Митяй, куда нам такая? - заявил рыжий. - У нас и получше сыщется Праська например, баба хоть куда. Кавалера её Петруху Рябова миной порвало, назад не склеить. Он возражать не будет.
- Ну да, худая, - подтвердил брюнет. - Так мы и не требовательные, верно? Слышь, малахольная! Чего застыла-то, раскоряченная такая? - он приблизился к Алевтине. - Хотя оставайся так, нам нравится.
Все трое похабно загоготали. Вадим стиснул зубы. Арсений смеялся, но палец держал на спусковом крючке. Алевтина отмерла, стала подниматься, облизала губы, вопросительно поглядела на своего спутника.
- Нам деревня Власовка нужна, мужики, - хрипло сказал Вадим. – К тамошнему попу - отцу Василию идём. У него иконы, говорят, остались красивые. Хотим купить парочку.
- Чего? - протянул Арсений. - Бредишь господин. Чего ты там бормочешь?
Пароль не сработал. Алевтина вскрикнула, похотливые лапы брюнета отправились в путь по потаённым уголкам её тела.
- Прекратите! - бросил Вадим. - Я не полицейский, документы в кармане поддельные. Вы партизаны товарища Задорожного? Отведите нас к командиру, мы имеем до него дело.
Зря он так сказал, это вооружённая публика не имела отношения ни к товарищу Задорожному, ни к Советскому партизанскому движению.
- Документ поддельный, говоришь? - сказал Арсений. - И никакой ты, мать твою, не полицейский? А знаешь, мужик, я тебе верю. Не похож ты на полицейского, неправильный ты, из других. Мой глаз на метан. Охотно допускаю, что твои ксивы и аусвайс липовые, а сам ты лжешь, тёмный и вправду, норовишь допрыгать до Задорожного, которые нам никакой не товарищ. И на тебя, господин хороший нам всецело плевать.
У Зорина возникло странное ощущение, что эти люди, похожи на партизан, но никак не являющиеся таковыми, имели прямое отношение к компании, напавшей на немецкий конвой. Не могло быть несколько, хозяев в одном лесу. Против немцев большевиков анархии, мать порядка или как там нынче.