В десятке метров позади пискнул тормозами, останавливаясь, грузовик. Из кабины выпрыгнул ефрейтор Шлау с трофейным автоматом в руках. Дверцу он при этом, словно случайно, не прикрыл, готовый, возникни такая необходимость, мгновенно вернуться обратно.
С трудом переведя сказанное, лейтенант удивленно хмыкнул. Русский язык Реннер более-менее понимал, но вот говорить на варварском наречии практически не мог, так, буквально пару слов. Фраза про начавшееся наступление была чистой импровизацией унтера, ничего подобного они заранее не обговаривали. Впрочем, ему виднее: сейчас главное заставить их высунуться, на несколько секунд потерять бдительность, отвлечься.
– С чего бы нам спать-то, давно уж проснулись, – прокричал в ответ неожиданно появившийся на мосту офицер, за спиной которого маячило еще трое бойцов. Одновременно со стороны левого ДЗОТа показался караульный с винтовкой в руках.
«Засада? Нас ждут?» – мелькнуло в голове лейтенанта. Однако уже в следующее мгновение Карл расслабился: да нет, глупости. Не может быть. Окажись это засадой, русские открыли бы огонь сразу – к чему тратить время на разговоры? Вероятно, просто не повезло попасть на смену караула. Тем лучше – одним вражеским командиром, жить которому остались считаные секунды, меньше…
– Начальник гарнизона лейтенант Величев. Подойдите и представьтесь, – командным тоном продолжил меж тем советский офицер, останавливаясь неподалеку от шлагбаума. Его автомат так и остался висеть на плече. Значит, русский ничего не подозревает. А что попросил представиться – так это нормально. Сопровождающие командира красноармейцы остались в пяти метрах за его спиной, разойдясь по сторонам от дороги.
Пурвин на миг растерялся, судорожно решая, как именно поступить. Но только на миг:
– Слушаюсь, товарищ лейтенант.
И, спрыгивая с подножки на землю, негромко добавил по-немецки:
– Герр лейтенант, когда начну – вперед. Главное – подавить огневые точки и проскочить мост. Мы подчистим здесь.
– Gut. Arbeit[12].
Спустившись в башню, Реннер отрывисто бросил:
– Внимание, начинаем. Заряжай осколочным, будь готов быстро развернуть башню. Цель – левая пулеметная точка, затем рывок к мосту, короткая остановка и выстрел по правой. Нужно попасть с первого раза, максимум со второго. Затем проходим по переправе и работаем на том берегу.
К шлагбауму унтер подошел одновременно с русским командиром. Оружие, в точности такой же, как у противника, пистолет-пулемет Дегтярева, он держал за шейку приклада стволом вниз. Это не должно было вызвать особых подозрений – внутри тесного боевого отделения особенно не развернешься. Когда подойдет вплотную, сделает вид, что забрасывает автомат на плечо, что даст ему еще несколько лишних мгновений. А затем начнется боевая работа…
– Представьтесь и предъявите документы, – хмуро буркнул Павел.
– Да какие тут документы, лейтенант?! – «возмутился» диверсант, напрягаясь для броска. – Разве не слыхал: немцы у нас на хвосте, насилу оторвались! Мне в дивизию нужно, срочно! Предупредить, чтобы готовились!
В какой-то мере унтер-офицер Влад Пурвин и на самом деле не врал. Согласно плану операции несколько легких танков Kampfgruppe Raus вместе с незадействованными в штурме моста диверсантами обер-лейтенанта Граберта и на самом деле находились всего в пяти с небольшим километрах от реки. После захвата переправы они должны были удержать позиции до подхода основных сил группы.
– Предупредить – это надо, тут ты прав, – кивнул Величев, принимая окончательное решение. Прав комдив, не наши это. – Сейчас сделаем…
И, отступив на шаг, вскинул руку с сигнальным пистолетом.
Хлопок, резкий свист стартовавшей ракеты – и над рекой повисла рукотворная рубиновая звездочка, видимая за несколько километров. Отбросив ненужный более ОСП-30[13], Павел рывком ушел в сторону, одновременно вскидывая автомат.
Глава 6
Мост через р. Лугу, 12 августа 1941 года
– Alarm! – заорал Влад, делая то же самое. Автомат Пурвина протарахтел неприцельной очередью, пули взрыли утрамбованное дорожное полотно в том месте, где мгновение назад находился проклятый большевик. Бронеавтомобиль рывком тронулся с места, снес шлагбаум и рванулся вперед, к мосту. Загрохотал курсовой пулемет, отбросив в сторону замешкавшегося караульного, башня начала поворачиваться влево, в сторону одного из ДЗОТов. И это оказалось последним, что успел осознать немецкий диверсант русского происхождения. Гулко бахнула СВТ одного из сопровождавших Величева красноармейцев, и унтер ничком рухнул на некогда родную для его предков землю. Впрочем, у предателей не бывает родной земли. Сбитый ударом тяжелой винтовочной пули шлемофон сполз набок, прикрыв обезображенное лицо Пурвина.
Очередь Величева простучала, сдирая краску и визжа рикошетами, по борту броневика, несколько пуль угодили в задний скат, от которого полетели клочья резины. К сожалению, его командир, до того маячивший в люке, успел спуститься в башню за несколько секунд до начала боя и достать его не удалось. Да и ходовых качеств он, увы, не утратил – шина была заполнена эластичным гусматиком, неуязвимым для пуль и осколков. Укрывшись в неглубоком кювете, лейтенант, подавая пример своим бойцам, сосредоточил огонь на грузовике, тронувшемся с места вслед за БА. Пули двух автоматов и винтовок дырявили кабину, рвали пыльный брезент тента, выбивали щепу из бортов. Стоящий возле кабины диверсант попытался нырнуть обратно, едва только машина начала движение, но не успел. Нелепо взмахнув руками и выронив ППД, он упал возле колес, одно из которых прокатилось по его сапогу. Впрочем, ему уже было все равно. Убитый водитель завалился набок, выкручивая руль, и трехтонный ЗИС съехал с дороги и замер, накренившись и подмяв капотом проволочное заграждение. Из прошитого пулями кузова посыпались диверсанты, грамотно рассредоточиваясь по обе стороны от дороги и с ходу вступая в бой.
Заполошно загрохотали оба пулемета, судорожными вспышками высветив раструбы сколоченных из толстых досок амбразур; осветились огоньками одиночных выстрелов окопы – загодя занявший укрытия гарнизон вступил в бой. Очереди прошлись, высекая искры и разбрасывая капли расплавившегося свинца, по броневику, прошили насквозь несчастный грузовик, подняли над обочинами строчки пыльных фонтанчиков. С негромкими хлопками лопнули простреленные скаты, и машина тяжело просела; секунду спустя трассирующая пуля угодила в полупустой бензобак, и автомобиль превратился в чадный дымный факел.
Выстрелило башенное орудие, но фашистский наводчик то ли в спешке, то ли плохо зная прицел трофейной пушки, промазал. Осколочно-фугасный снаряд рванул, выбросив фонтан земли, в метре от амбразуры, не причинив пулеметчикам особого ущерба. Второй выстрел – на этот раз, к сожалению, удачный. Короткая вспышка, взрыв, выметнувшиеся из амбразур клубы сизого дыма и мелких обломков – и пулемет левого ДЗОТа замолчал. Броневик снова набрал скорость, башня начала разворачиваться вправо. Остановка.
В нескольких метрах от бронемашины приподнялся один из бойцов старшины Галкина, с видимым усилием метнув под днище увесистую «консерву» противотанковой гранаты. И тут же рухнул, сраженный сразу несколькими пулями. Пятитонный броневик судорожно дернулся, подброшенный взрывом семисот граммов тротила. Взорвавшаяся позади переднего колеса РПГ-40 разворотила передний мост, почти оторвав колесо и повредив двигатель. Но основная часть ударной волны пошла, отразившись от грунта, вверх, в небронированное днище. Сидевший внизу механик-водитель погиб мгновенно; лейтенанта Реннера и выполнявшего роль наводчика ефрейтора Курца спас неплотно прикрытый башенный люк. Боевое отделение быстро заполнялось дымом. Удушливо пахло бензином, льющимся из верхнего, расположенного под крышей корпуса бака[14]. Чудом не потерявший сознание от мощнейшего акустического удара Карл, осознав, что именно означает этот резкий химический запах, судорожно пытался нащупать запор бортовой дверцы, поскольку лезть через верхний люк было смертельно опасно. Оглохший и полуослепший от дыма ефрейтор пытался помочь командиру, но больше мешал. Наконец, общими стараниями удалось распахнуть прямоугольную железяку по левому борту – бронедверцу со стороны взрыва заклинило намертво.
Лейтенант боком вывалился наружу и из последних сил пополз прочь от броневика, подволакивая ногу, которую он отчего-то перестал чувствовать. Пропитавшийся бензином на спине комбинезон неприятно лип к телу. Курц последовал за командиром, но неожиданно несколько раз дернулся от ударов попавших в него пуль и повис вниз головой на порожке боевого отделения. Спутанные русые волосы касались дорожной пыли, покрытой копотью. К тому моменту, когда полыхнул бензин, он был уже мертв. Рванувшееся из бронемашины ревущее пламя накрыло и отползшего на пару метров Реннера, мгновенно превратив его в огненный факел. Последним, что он осознал перед смертью кроме чудовищной всепоглощающей боли, заполнившей все его существо, был русский старшина, из сострадания добивший его короткой очередью. Спустя полминуты рванули унитары в боеукладке, развалив корпус по швам и своротив с погона башню…
Несмотря на то, что захватить переправу с ходу не удалось, отступать «бранденбурги» вовсе не собирались, и бой продолжался. Полтора десятка диверсантов, грамотно используя складки местности и естественные укрытия, закрепились, связывая гарнизон огнем. Особенно досаждали пулеметы, с первых секунд бьющие по траншеям и не позволяющие занявшим траншеи бойцам Величева вести прицельный огонь. Уцелевший ДЗОТ после уничтожения второй огневой точки ничем особо помочь не мог: несмотря на загодя пристрелянный сектор, оставалось множество мест, позволяющих диверсантам подобраться к нему на бросок гранаты. Пока немцам это не удавалось, но только пока.
Лейтенант догадывался, чего добивается противник: дождаться подхода основных сил, разумеется! Когда к Луге подойдут немецкие танки, остановить их собственными силами вряд ли удастся. Это броневик получилось уничтожить первой же гранатой, а когда в атаку пойдут сразу несколько боевых машин, да при поддержке пехоты? Товарищ комдив упоминал в приказе, что поддержка группы захвата может включать до роты пехоты на бронетранспортерах и взвод танков. Придется отходить, постаравшись успеть поджечь мост, прежде чем фашисты доберутся до противоположного берега. С другой стороны, товарищ комдив твердо обещал, что помощь подоспеет быстро, значит, долго им тут воевать не придется. Его сигнал в Ивановском не могли не заметить, да и по телефону с той стороны моста уже должны были сообщить в дивизию о нападении.
Приподнявшись на локте, Величев дал короткую очередь из автомата, заставив залечь одного из гитлеровцев, решившего рывком сменить позицию. Немец торопливо плюхнулся на пузо и замер, прикидываясь мертвым, хоть лейтенант и видел, что не попал. Павел выстрелил еще раз, все-таки надеясь его достать. Снова мимо. В следующий миг вжиматься в землю пришлось уже ему самому: заметивший движение пулеметчик перенес огонь. Пули ударили, подкидывая невысокие фонтанчики глины и выдранной травы, буквально в полуметре, едва не запорошив глаза. Одна из смертоносных пчел, видимо, отрикошетив от невидимого под дерном камня, противно свистнула над самым плечом. Вот зараза, головы поднять не дает!
– Не высовывайтесь, тарщ лейтенант, я счас гранату кину, – прошипел подползший сзади Галкин. – Как рванет, так сразу и отползайте. Нужно до наших окопов добраться, торчим тут, как прыщ на заднице.
Перевалившись на бок, чтобы не попасть под пули, швырнул в направлении противника РГД-33. И еще одну следом, целя немного в сторону. Где-то совсем неподалеку – из подобного положения далеко гранату не бросишь – дважды бухнуло, оба раза с явным недолетом. Пора!
Съехав на животе в окоп, лейтенант дал поверх бруствера еще одну очередь, прикрывая старшину. Впрочем, помощь товарищу не понадобилась: Галкин уже спрыгнул на утоптанное подошвами дно рядом с ним. Несколько пуль запоздало ударили в насыпь, зло прожужжали над головой. Подмигнув командиру, старшина весело сообщил, шумно отдуваясь:
– Чуть не подстрелили, заразы меткие! Ну да ничего, я шустрый, первым успел, – и продемонстрировал рассеченный пулей рукав гимнастерки. – Жаль только форму попортило, зашивать теперь придется. Коль живым останусь.
Упершись спиной в стену траншеи, он деловито перезарядил автомат, переправил в опустевший поясной подсумок гранаты из карманов. Те самые, что лейтенант заметил, хоть и промолчал, пока шли через мост. Заметив быстрый взгляд командира, Галкин пожал плечами:
– Знаю, что не положено в карманах таскать, устав не велит. Так ведь пригодиться могут. Вона какая у нас война тут началась.
Прикинув, сколько у него осталось патронов, Величев тоже сменил диск – не хватало только, чтобы в самый острый момент боеприпасы закончились. Высунувшись из окопа, открыл огонь, стреляя скупыми, экономными очередями. Пристроившийся в паре метров старшина поддержал командира. Вовремя: один из диверсантов, подобравшись метров на двадцать, как раз замахивался, собираясь метнуть гранату. Очередь лейтенанта пришлась поперек груди, и немец, судорожно дернувшись пару раз, опрокинулся на спину. Выпавшая из руки граната с длинной деревянной ручкой шлепнулась в траву рядом с ним.
Продолжая стрелять, лейтенант успел подумать, что та, видимо, оказалась неисправной, и в этот момент ухнул, подняв небольшое дымно-пыльное облачко, взрыв. Труп дернулся, приняв осколки, ударная волна сорвала с головы и отбросила в сторону каску. Ничего ж себе, секунд семь прошло, не меньше! Это что ж, замедлитель у них так долго горит, что ли? Нужно будет запомнить, авось пригодится…
Хлопнув старшину по пыльному плечу – мол, приглядывай тут, – Величев, пригибаясь, пробежался вдоль траншеи, подбадривая бойцов. Пару раз пришлось перешагивать через ноги погибших – пока потери были невелики, но они… были. Он насчитал троих – и это при том, что их прикрывает ДЗОТ, пулемет которого лупит на расплав ствола, как говорится. А с той стороны дороги положение куда тяжелее. Пока мужики держатся, но если диверсанты подберутся к самым окопам да закидают гранатами, путь на противоположный берег окажется открыт. Одна надежда на тех восьмерых бойцов, что он на мосту разместил, в приказном порядке наказав до прорыва фашистов никак себя не демаскировать: броневика у немцев теперь не имеется, попадут под массированный ружейно-пулеметный огонь – залягут как миленькие. Конечно, один ДП долго всех не сдержит, но когда рванут бочки с бензином – мало никому не покажется.
Вот только они в этом случае останутся на западном берегу, поскольку отступать будет уже некуда, вплавь разве что.
– Тарщ лейтенант, вы б это, хоть каску надели, – внезапно обратился к нему один из красноармейцев, протягивая покрытый слоем белесой пыли шлем. Судя по всему, недавно принадлежавший кому-то из погибших. Секунду поколебавшись, Павел кивнул, надев протянутый ему СШ-40 – свой он оставил в блиндаже на той стороне, чтобы не всполошить противника раньше времени. А потом как-то не до того было. Так в фуражке и воевал, пока не потерял. То ли пулей сбило, то ли просто обронил – подобных подробностей сознание не сохранило.
Огонь немцев меж тем становился плотнее. Пули все чаще били в бруствер, разочарованно посвистывали над самыми головами, не позволяя бойцам прицельно стрелять в ответ. Верный признак того, что собираются атаковать. Пока их еще удавалось удерживать на достаточном расстоянии, не позволяющем забросить в траншею гранату, но долго это продолжаться не могло. Что происходило на правом фланге, Величев не знал, но стрельба там была не менее интенсивной, да и гранаты рвались все чаще и чаще – и с той стороны, и с другой.
Стрелявший из самозарядной винтовки в паре метров от Величева красноармеец неожиданно сдавленно охнул, мешком осев по осыпающейся стенке окопа. Лейтенант автоматически подхватил выпавшее из рук оружие, наклонился, собираясь помочь… и выпрямился. Помогать было поздно. Ефрейтор Ляликов – обостренное боем сознание внезапно подсказало фамилию, хотя в спокойной обстановке Павел вряд ли вспомнил, как его зовут, – был мертв, невидяще глядя на командира единственным уцелевшим глазом.
Шумно сглотнув, начальник гарнизона занял его место и несколькими выстрелами добил магазин СВТ, в котором оставалось еще пять патронов. Одна из пуль нашла свою цель, и пытающийся ползком сменить позицию диверсант дернулся всем телом, уткнувшись лицом в землю. Аккуратно прислонив самозарядку к стенке, лейтенант перебросил под руку автомат, но стрелять пока не стал, осторожно осматриваясь. Дальнейшие события произошли как-то очень и очень быстро: заметив боковым зрением движение, Павел дернул в сторону опасности стволом, выжимая спуск. «Дегтярев» коротко протарахтел, плюясь кургузыми цилиндриками горячих гильз, и приподнявшийся для броска гранаты немец дернулся, падая ничком. Но чем-то схожая с колотушкой для приготовления картофельного пюре (Павел еще не знал, что фронтовые острословы именно так ее и прозвали – «колотушка») осколочная М24, описав пологую дугу, шлепнулась точнехонько лейтенанту под ноги.
Несколько мгновений Величев завороженно глядел на гранату, утолщенная ближе к боевой части и торцу рукоять которой курилась дымком горящего замедлителя. Оказавшийся ближе остальных красноармеец, глаза которого в доли секунды стали размером с пятикопеечные монеты, инстинктивно отшагнул назад, но запнулся и сел на задницу, рефлекторно зажмурившись и прикрывшись винтовкой. «Семь секунд» – сверкнуло в мозгу. И Павел, не до конца осознавая, что делает, обхватил рукоятку, выбрасывая гранату из траншеи. Прежде чем раздался гулкий хлопок взрыва, прошло еще никак не меньше трех-четырех секунд.
– Встать… – обратился Величев к бойцу, не узнав собственного голоса. Слова с трудом продирались сквозь внезапно ставшее шершавым, будто наждачная бумага, горло. – К… бою… трус! Огонь!
И, подавая пример, первым вскинул автомат. Но выстрелить не успел: в окоп уже прыгал, занося приклад карабина, немецкий диверсант. И еще один следом, несколькими метрами дальше. Где-то по самому краешку сознания скользнула мысль, что все правильно, потому и гранату кидали, чтобы отвлечь или зачистить окоп. Гранатометчика он подстрелил, зато остальные добрались-таки до траншеи. На чистом автомате лейтенант отступил на полшага, принимая удар на корпус своего оружия и отводя замах в сторону. Затыльник немецкого приклада с тупым стуком врезался в бруствер, посыпалась глина. Сильно бьет, сволочь, едва руки не выкрутил! Упершись спиной в неровно отесанную штыками лопат земляную стенку, отпихнул потерявшего долю секунды фашиста ногой. Выставив перед собой ствол ППД, судорожно дернул спуск, боясь только одного – что после удара оружие заклинит. Не заклинило. Отброшенный пулями диверсант еще падал спиной вперед в проем окопа, когда его товарищ, мгновенно оценив обстановку, вскинул свой карабин. Выстрел, практически в упор, с трех с небольшим метров. Дзинь! Висок ожгло чем-то горячим, пробитая каска болезненно ударила по лбу, слетая под ноги. В лицо пахнуло кисловатым запахом сгоревшего пороха. Повезло, что ремешок под подбородком не успел затянуть. Но немец… промазал! С трех метров – и промазал! Ах так?! Н-на, получай…
Спусковой крючок послушно просел под пальцем, однако вместо выстрела боек лишь сухо щелкнул. Патроны закончиться не могли, никак не могли, всего-то пару-тройку очередей дал – значит, заклинило все-таки! Обидно-то как! Твою ж…
Немец, мгновенно уловивший суть происходящего, криво оскалился, передергивая затвор. И, не целясь, даванул на спуск, даже не вскидывая 98-К к плечу.
Бах!
Звук пришел отчего-то из-за спины. Да и пропевшую в полуметре от головы пулю он тоже услышал.
Ба-бах! – «маузер» в руках диверсанта все же плюнул огнем, хоть сам он уже падал, нелепо запрокинув голову. Точно в переносице темнело совсем небольшое отверстие, которого еще долей мгновения назад там не было.
Павел оглянулся. Испугавшийся гранаты боец, которого он назвал трусом, чуть виновато улыбнулся, выпуская из рук винтовку. И уронил голову на грудь, пятная вылинявшее от частых стирок х/б кажущейся темной кровью, струящейся изо рта.
– Жив, командир? – Старшина, с разбегу перескочив через поверженных фашистов, быстро оглядел поле короткого боя. На миг остановив взгляд на том, которого подстрелил лейтенант, дернул стволом автомата. Короткая очередь в упор заставила тело несколько раз дернуться. – Ого, повоевали!
– Живой, – вяло кивнул Величев, дергая дрожащей рукой автоматный затвор. – Заклинило, понимаешь, в самый неподходящий момент…
– Это ничего, оно бывает. – Галкин вгляделся в его лицо внимательными, чуть прищуренными глазами. – Вы это, тарщ командир, присядьте-ка, – старшина легонько надавил ладонью на его плечо. – Вот так, хорошо. Передохните чутка. А я покудова автомат ваш гляну, патрон, поди, перекосило, известное дело.
– А…
– Отползли, сволочи. Сейчас, видать, с той стороны попробуют, слышите, как лупят? Не удержатся наши без ДЗОТа, поскорее б товарищ комдив подмогу прислал.
– Пришлет, – буркнул лейтенант, окончательно приходя в себя. Мазнул рукой по виску, с удивлением оглядев пальцы, окрасившиеся ярко-алым. А, ну да, пулей кожу рассекло. И каску сшибло, до сих пор башка от удара гудит. Контузило его, что ли? Да нет, глупости, откуда контузии взяться? Пулей чиркнуло, да каской стукнуло, пустяки. Интересно, сколько они уже держатся? Мельком взглянул на наручные часы, отерев залепленное глиной стекло о штанину. Семь минут. И только-то?! Всего семь минут?! А такое чувство, будто уж добрый час прошел, если не больше! Пора бы уж и обещанному подкреплению подойти.
– А если и припозднятся, значит, сами справимся! – решительно докончил Павел, поднимаясь. Ноги мелко подрагивали, но терпимо. Пройдет. Нервы просто, наверное. От нервов все болезни, ага…
– Так оно понятное дело, что справимся, – хмыкнул старшина, возвращая командиру автомат. – Держите, тарщ лейтенант, вроде все в порядке. На ствольной коробке, правда, вмятина осталась небольшая, но стрелять должен. Это кто ж вам такую отметку поставил?
– Да вон этот, – мотнул головой Величев. – Василий, вот что: пока передышка, давай-ка мы вдоль траншеи в обе стороны пробежимся, бойцов чуток подбодрим…
Величев замолчал, внезапно четко различив сквозь частую ружейно-пулеметную канонаду и хлопки ручных гранат рев нескольких танковых моторов и лязг гусениц. По коже скользнул неприятный холодок. Вот и все, не успел товарищ полковник помощь прислать, немцы первыми сподобились. Против танков им долго не выстоять, нужно отходить да поскорее поджигать мост. Сам он, понятное дело, останется прикрывать отход – несколько противотанковых гранат у них еще должно быть. Негоже командиру в первых рядах драпать.
– Старшина, слушай боевой приказ, – каким-то чужим, надтреснутым голосом прохрипел Павел. – Танки противника необходимо задержать на подступах к переправе до тех пор, пока…
– Командир, – покрытое пыльными разводами лицо старшины Галкина неожиданно расплылось в широкой щербатой улыбке, – так это ж наши, вон по мосту идут, глядите! Бэтэшки с десантом на броне…
Интерлюдия 2
Лейтенант НКГБ Виктор Зыкин, конец августа 1941 года
До госпиталя Зыкин добрался только ближе к вечеру, хоть из Москвы прилетел еще ранним утром. Нет, не потому, что подвел транспорт – верная полуторка, спасибо заботливым рукам опытного шо́фера, ни разу не заглохла. Просто узкие полевые дороги были забиты войсковыми колоннами, которые приходилось пропускать – к передовой двигались, растягивая следом дымно-пыльные шлейфы, танки и грузовики с орудиями на прицепе, изнуренные жарой лошади тянули груженные армейским скарбом телеги, шагала по обочинам серая от той же вездесущей пыли пехота. Порой, пронзительными сигналами требуя освободить путь, проносились штабные автомобили и юркие мотоциклеты курьерской службы. В обратном направлении на телегах, полуторках, автобусах и другом всевозможном транспорте везли раненых, чтобы на обратном пути доставить боеприпасы, горючее, медикаменты, продовольствие и все остальное, в чем так остро нуждался фронт. Приходилось дожидаться, пока появится возможность вклиниться в одну из колонн, проехав несколько километров до очередной развилки, где все начиналось сначала.