Эрик много и с большой любовью писал о детстве. Он не помнил себя совсем маленьким. Но с большой теплотой вспоминал фейерверки. Однажды он сел за стол, чтобы запечатлеть в дневнике свои самые ранние воспоминания о фейерверках, и понял, что сделать это не так-то просто. «Мне сложно визуализировать, – отмечал он. – Воспоминания сливаются. Помню, как отмечали День независимости, когда мне было 12». Взрывы, грохот, все небо в огнях. «Помню, что я вместе с другими детьми выбежал на улицу, – продолжал он. – У меня было ощущение, что происходит нашествие».
Эрику понравилась игра в истребление инопланетян, стремящихся захватить Землю. Во сне он часто видел взрывы и слышал стрельбу. Он с упоением ждал того момента, когда детонатор сработает и активирует взрывное устройство. Он вообще обожал огонь и запах сгоревшего пороха и оболочек петард, представляя себе, как они взрывались. Позднее в тот вечер, который описывал, он вышел на улицу и начал поджигать разные предметы.
Огонь – это прекрасно. Чиркаешь спичкой, и головку серы охватывает пламя. Его завораживало тиканье часового механизма бомбы. «Что может быть лучше того, чтобы до смерти напугать тупых идиотов? – считал он. – Нет ничего лучше».
Однако вначале взрывы пугали и притягивали его одновременно. О своем «самом раннем воспоминании» о фейерверках он писал: «Я спрятался в кладовке. Я спрятался от всех, потому что хотел быть один».
Эрик родился в семье военного. За пятнадцать лет его отец успел прослужить в пяти штатах. Эрик Дэвид Харрис появился на свет в семье Уэйна и Кэти 19 апреля 1981 года в городе Вичита, штат Канзас, то есть за восемнадцать лет и одиннадцать дней до того, как попытался взорвать школу в Колумбайн. Город Вичита оказался самым крупным населенным пунктом, в котором Эрику пришлось жить до средней школы. Он пошел в первый класс в Биверкрик, штат Огайо, учился в мелких городках около баз ВВС: в Оскоде, штат Мичиган, и Платтсбурге, штат Нью-Йорк. Он посещал пять разных школ, расположенных рядом с военными базами. Одноклассники и друзья постоянно появлялись и исчезали вместе с семьями, которых переводили на новое место службы.
Уэйн и Кэти прилагали все силы для того, чтобы дети росли в нормальных условиях. Мать не работала и занималась сыновьями. Кроме этого, она выполняла обязанности, связанные с ее положением жены офицера. Кэти была привлекательной женщиной, но не очень яркой и выразительной. У нее были длинные, ниспадающие ниже плеч вьющиеся каштановые волосы, пряди которых она закладывала за уши.
Уэйн был плотным лысеющим мужчиной с необыкновенно светлой кожей. Он тренировал баскетбольную команду и возглавлял отряд скаутов. По вечерам он на площадке у дома играл в баскетбол с Эриком и его старшим братом Кевином.
– Я помню, что родители хотели, чтобы дети жили нормальной жизнью, не связанной с буднями военной базы, и общались с детьми из гражданских семей, – вспоминал священник одной из церквей в городе, в котором жила семья. – Они были прекрасными соседями: дружелюбными, общительными и заботливыми.
Майор Харрис не терпел плохого поведения. За проступки строго наказывали, но сор из избы не выносили и проблемы при посторонних не обсуждали. Уэйн реагировал на любую угрозу как настоящий военный – в случае возникновения проблем надо занимать круговую оборону, чтобы защитить семью. Уэйн не принимал скоропалительных решений по поводу того, какое наказание выбрать провинившемуся сыну. Он давал виновнику время задуматься о совершенных ошибках. Через пару дней после нарушения он объявлял о мере наказания, которое никогда не оспаривалось. Использовал он главным образом два способа: запрет на выход из дома или временное изъятие ценной для провинившегося вещи. Эрик рос, и ему периодически приходилось какое-то время обходиться без компьютера, что было крайне неудобно и неприятно. Эрик должен был отвечать за последствия своих поступков и стойко переносить наказания.
Следователи обнаружили массу фактов, противоречащих представлению о том, какой у Эрика сформировался характер. Например, приятели по Платтсбургу описывали Эрика как заядлого спортсмена и человека, общающегося с представителями национальных меньшинств. Оказалось, что лучшими друзьями Эрика в те годы были афроамериканец и азиат. Последний оказался еще и спортсменом (которых Эрик потом на дух не переносил). Эрик активно играл в футбол. Он болел за бейсбольную команду «Колорадо Рокиз» и часто носил кепку с ее логотипом еще до того, как его семья переехала в Колорадо. К началу обучения в средней школе он увлекся компьютерами, а потом и видеоиграми.
На юношеских фотографиях Эрик смотрится опрятным, спокойным и уверенным. Он выглядит гораздо более уравновешенным, чем Дилан. Оба мальчика росли очень застенчивыми. «Эрик был вообще самым застенчивым ребенком на свете», – рассказывает один из членов команды, в которой Эрик играл в Платтсбурге. Он говорил крайне мало, все считали его тихоней, но при этом он пользовался достаточно большой популярностью.
Даже в юном возрасте четко прослеживалась одна из главных черт его характера. «Иногда приходилось уговаривать его выходить на поле, – вспоминает тренер, работавший с Эриком. – Я бы не сказал, что он страшился мяча, но очень боялся промазать. Он не любил проигрывать».
Эрик мечтал о том, чем займется в будущем. Майор Харрис хотел, чтобы сын пошел по военной линии, и Эрик часто думал о том, что станет морским пехотинцем. «Оружие! Боже мой, как я обожал играть с оружием», – писал он. Эрик рос в небольших городах, вокруг которых находились леса, поля и ручьи, то есть места, идеальные для игры в «войнушку». Когда Эрику было восемь лет, его отца перевели в Оскоду, в Мичиган, в красивое место на севере штата, в котором река Ау Сейбл впадает в озеро Гурон. Уэйн и Кэти купили в городе дом. Они хотели, чтобы сыновья выросли не на военной базе, а среди гражданских. Население Оскоды составляло 1061 человек и постоянно уменьшалось. Большинство взрослых обслуживало военную базу, которая являлась крупнейшим работодателем для жителей. Но для ребят эти места стали площадкой для активных игр и захватывающих приключений.
Дом Харрисов располагался рядом с границей национального парка Гурон. Маленькому Эрику леса парка казались огромными, пустыми и древними. Здесь пахло смолой белых сосен. И раньше тут активно занимались лесозаготовками. Власти штата объявили эту территорию местом, в котором родился и жил Пол Баньян[14]. Бронзовая статуя дровосека была установлена неподалеку от городка. Эрик, Кевин и их подруга Соня целыми днями играли в лесу, воюя с пришельцами с других планет или выслеживая солдат противника. Из палок и хвороста они построили форт.
– Огонь! – кричал Эрик во время одной из таких игр. Трое юных героев начали поливать противника из игрушечных автоматов. Соня была совершенно бесстрашной и бросалась прямо под воображаемый шквал вражеского огня. Кевин вызывал поддержку с воздуха, а Эрик кидал палку-гранату в самую гущу противника. Трое защитников форта притаились в укрытии, чувствуя, как трясется земля от артобстрела. Эрик бросил в наступающих врагов еще одну гранату, а потом еще одну. Как вспоминал Эрик позднее, во время игр он всегда был героем. И всегда хорошим, всегда «своим».
Когда Эрику стукнуло одиннадцать лет, вышла видеоигра Doom, которая стала его любимым развлечением и виртуальным средством осуществления фантазий. В игре у противника было человеческое лицо, тело и отличительные характеристики. Враги издавали страшные звуки и отстреливались. Можно было считать заработанные очки и соревноваться с другими игроками. Эрик играл в Doom лучше, чем практически все его знакомые. Онлайн он побеждал тысячи игроков, которых никогда не видел. Он был первым всегда до тех пор, пока не встретился в Doom с Диланом. Их умения и силы оказались равными.
В 1993 году Уэйн вышел в отставку, после чего вся семья переехала в Колорадо и поселилась в округе Джеффко. Эрик пошел в седьмой класс, а его брат Кевин отправился в «Колумбайн». Уэйн начал работать на подрядчика вооруженных сил США, выпускавшего авиационные симуляторы. Кэти устроилась в компанию, занимавшуюся кейтерингом.
Через три года после переезда семья Харрис заселилась в новый дом, приобретенный за 180 000 долларов, в престижном и красивом районе около резервуара Чэтфилд, в трех километрах от школы «Колумбайн». Кевин играл выбивающим за школьную команду, а после окончания школы пошел учиться в Университет Колорадо. Майор в отставке Харрис все больше бледнел, его волосы истончались, и голова лысела. Он набрал несколько лишних килограммов, отрастил толстые белые усы, но выправка у него по-прежнему была военной.
22. Спешное расставание с прошлым
Утром в четверг газета Denver Post вышла со словами на первой странице: «Начался процесс заживления и примирения». Этот заголовок появился через тридцать шесть часов после теракта. Священники, психиатры и психотерапевты, помогающие справиться с утратой и горем, поморщились и сокрушенно покачали головами. Было слишком рано делать такие необдуманные заявления. Журналисты желали только самого лучшего, но то, что они написали, не обрадовало читателей и жителей округа. В течение нескольких последующих недель все чаще и чаще раздавались голоса, напоминающие о том, что жизнь продолжается, и призывающие двигаться дальше, однако многие из тех, кто пережил трагедию, придерживались несколько другого мнения.
В четверг тела жертв передали их семьям. Большинство родителей хотели знать, как именно погибли их дети. Зачастую свидетелей смерти того или иного человека было много, однако далеко не все горели желанием выступить на эту тему, поэтому появились совершенно необоснованные слухи и басни о том, при каких обстоятельствах умер тот или иной человек.
Очень много ложных слухов возникло и даже появилось в печати по поводу смерти Дэнни Рорбофа. «Он придерживал дверь, чтобы дать другим возможность укрыться в здании, и пожертвовал собой ради друзей», – писали в газете Rocky Mountain News.
«Он мог бы выжить, – говорил пастор церкви, в которую ходила семья Рорбоф, на похоронах подростка, – но решил подержать дверь, чтобы друзья могли укрыться в здании от пуль убийц. Они выжили, а Дэнни нет».
Такая версия событий не соответствует действительности, и позднее ее опровергли. Отец мальчика Брайан утверждал, что никогда в нее не верил. «Я понимаю, что Дэнни и его друзья не стали бы оставаться в том месте, в котором им угрожала опасность», – говорил он. Брайан считал, что не стоит излишне драматизировать историю гибели сына, придавать ей какой-то глубинный смысл и делать из Дэнни героя. Его смерть – это трагедия, и этого вполне достаточно.
Сотни собравшихся в Клемент-Парке учеников молились. Они вставали на цыпочки и тянули руки к небу. Их лица были безмятежными, а настроение восторженным. Они пели церковные гимны, раскачиваясь из стороны в сторону, как приливы и отливы океана, и просили Иисуса помочь им пережить трудности. Они говорили о том, что все плохое – дело рук сатаны. «Я чувствую, сатана среди нас в этом зале!» – воскликнула одна девочка.
Руководство школы назначило общее собрание учеников на вторую половину дня в четверг. Огромную толпу могли вместить только самые крупные церкви. Собрание проходило в храме общины Вест-Боулез. Было объявлено, что оно должно пройти в неформальной обстановке для того, чтобы дать всем ученикам возможность встретиться в одном месте. Мистер Ди не планировал выступать, но директора прервал один из преподавателей, который обратился к нему со словами: «Фрэнк, ты им нужен. Тебе надо выйти к ребятам».
Фрэнк шел по коридору в сторону нефа церкви и думал о том, что скажет ученикам. Некоторые из его друзей, а также коллеги-преподаватели настоятельно советовали ему больше не плакать перед микрофоном. «Послушай, ты же не хочешь, чтобы о твоем поведении начали писать федеральные СМИ? – говорили они. – Не надо рыдать на сцене, это многие расценивают как проявление слабости». Один раз он уже расплакался перед аудиторией, и это сошло ему с рук, но вот второго подобного случая пресса ему не простит.
Специалисты, помогающие пережить утрату и горе, придерживались другого мнения. Они говорили о том, что дети выросли на западных ценностях, согласно которым настоящие мужчины не плачут, слезы – для слабаков и многие не воспринимают всерьез психоанализ. «Фрэнк, ты ключевое лицо в этой истории, – наставлял один из преподавателей с психологическим образованием. – Ты человек эмоциональный, и не должен скрывать чувств. Если будешь сдерживать их, то дашь другим пример». Фрэнк понимал, что его поведение будут копировать многие, главным образом мальчики, которые и так были довольно зажатыми. «Фрэнк, ты можешь помочь им понять, что показывать чувства не стыдно, – продолжал все тот же педагог. – Поэтому дай им разрешение на то, чтобы демонстрировать эмоции».
Когда директор вышел на трибуну, ученики принялись скандировать так же, как и во время его выступления перед выпускным балом: «Мы – Ко-лум-байн! Мы – Ко-лум-байн!» Дети кричали все громче, уверенней и более настойчиво. Только стоя на сцене, мистер Ди понял, как ему самому нужна была поддержка учеников. А он-то думал, что здесь игра в одни ворота, мол, только он должен «подпитывать» учеников, а не наоборот. «Я не смог больше притворяться, – вспоминал он позднее. – Я вышел на сцену, увидел аплодирующих мне детей, и слезы снова полились из глаз».
На этот раз директор решил разобраться с вопросом слез. «Парни, поверьте, сейчас не лучшее время для того, чтобы демонстрировать, какие вы мужественные, – говорил он. – Чувства – это чувства, и если вы их прячете, это совершенно не свидетельствует о том, что вы сильный человек».
Это был последний раз, когда мистер Ди плакал на людях.
Перед руководством школы возникла проблема, как ученики будут заканчивать учебный год. Им надо было возвращаться в школу, но полицейские еще несколько месяцев никого не пускали на место преступления. Через неделю после трагедии администрация решила возобновить занятия в расположенной поблизости школе Чэтфилд, традиционно выступавшей главным соперником «Колумбайн». Учились в две смены: дети из «Колумбайн» ходили на занятия во второй половине дня, а из Чэтфилд – в первой. Было принято решение уменьшить количество часов обучения до конца года.
Возникали также вопросы о том, что делать со школой в будущем. Некоторые предлагали сровнять ее с землей, так как не хотели, чтобы их дети учились в здании, в котором произошло массовое убийство. Другие утверждали, что не стоит этого делать, потому что в конечном счете никому лучше не станет. В колонке редактора Rocky Mountain News в четверг писали следующее: «Если ученики, их родители и преподавательский состав «Колумбайн» сочтут, что больше не могут продолжать использовать здание, наша газета начнет сбор средств на строительство новой школы и будет лоббировать вопрос стройки на уровне властей округа и штата. Если все решат, что надо продолжать обучение в здании, мы полностью поддержим это решение и поможем изыскать средства на ремонт».
Пастор Билл Оудемолен готовился к проведению похорон двух человек: Джона Томлина и Лорен Тоунсенд. Усопшие были прихожанами его церкви Футхиллз Байбл. Пастор прошел через Клемент-Парк и принюхался. Пахло сатаной. Сатана был где-то рядом. Святой отец чувствовал достаточно резкий и неприятный аромат, который, будь еще более сильным, мог бы ударить в голову. Враг в прошлый вторник показал свой оскал, но пастор знал, что главная битва все еще впереди.
– Я чувствую присутствие сатаны, – вещал святой отец во время воскресной службы. – Во вторник сатана показал нам, на что он способен. У него есть план. Сатана хочет, чтобы Литтлтон жил в страхе. Он хочет, чтобы мы боялись людей в черных плащах, готов в косметике, потому что все это должно говорить нам: смотрите, как силен сатана!
По каналу ABC пастор видел передачу о последствиях массового убийства в Падуке в штате Кентукки через тринадцать месяцев после трагедии. Пастор сказал прихожанам, что убийства в школе внесли раздор в души и жизни жителей города.
– Я знаю, – говорил он, – что сатана хочет, чтобы и нас через тринадцать месяцев постигла участь жителей Падуки. Сатана хочет, чтобы мы озлобились. Он хочет, чтобы мы платили злом за зло, он хочет, чтобы мы не смогли побороть чувство горечи и отчаяния. Он жаждет, чтобы за ненависть платили ненавистью. Вот какие у сатаны планы на наш город.
Джордж Кирстен, священник церкви, в которую ходила Кесси Бернал, был такого же мнения. Кирстен считал, что два мальчика с оружием в руках и ненавистью в глазах – это только начало духовной войны. Враг пришел в Литтлтон, и священник хотел, чтобы Иисус дал ему достойный отпор. Обращаясь к прихожанам в церкви Вест-Боулез, он сравнил Кесси с мучениками, взывавшими к Господу перед началом Апокалипсиса, описанного в Книге Откровения: «Как долго? Когда отомстят за мою пролитую кровь?» – вопрошал священник.
Кирстен напоминал прихожанам об одном крайне важном догмате христианской веры. Сразу после появления четырех всадников ломается пятая печать, и у алтаря возникают христианские мученики, призывающие отомстить врагу за свою праведно пролитую кровь. После этого все верующие христиане попадают в рай, и начинается Апокалипсис.
В то время пастор Кирстен вел в своей церкви дискуссионный кружок по Книге Откровений, на котором читали и обсуждали по одной главе в неделю. Он, как и многие прихожане, верил, что все признаки скорого наступления Апокалипсиса уже налицо.
Пастор Дон Марксхаузен не разделял мнения коллег по поводу появления сатаны. Он был проще и видел двух подростков с оружием в руках и ненавистью в глазах. Он понимал, что общество должно как можно быстрее понять, почему произошла эта трагедия. Сваливать вину на сатану было бы упрощением и уходом от прямых обязанностей общества выяснить причины ужасных событий. Марксхаузен не считал, что скоро настанет конец света.
Марксхаузен выступал перед собравшимися учениками в церкви «Свет мира». Сам он был пастором большой лютеранской общины, церковь которой расположена поблизости от «Колумбайн», и в течение многих лет оставался негласным руководителем группы священников не евангелистского толка, имеющих приходы в этом районе. Надо сказать, что в округе Джеффко существовали приходы пресвитерианцев, членов епископальной церкви, методистов и баптистов, не входящих в Южную баптистскую конвенцию. Несмотря на то что Марксхаузену было всего сорок пять лет, к нему относились с большим уважением. В округе Джеффко прихожан перечисленных выше конфессий было меньше, чем евангелистов, и, вполне вероятно, меньше, чем католиков, но тем не менее священнослужители этих конфессий имели большое влияние. В церковь Марксхаузена каждое воскресенье приходила тысяча прихожан.
Большинство исповедовавших религию не евангелистского толка, а также католики не считали, что виновником произошедшего в «Колумбайн» является сатана, однако они не оспаривали мнение, которого придерживались евангелисты. Местные священники считали, что перед лицом трагедии не стоит выпячивать разногласия, необходимо держать единый фронт.
Священник Барбара Лотце в среду, всего через сутки после трагедии, организовала встречу в католической церкви «Свет мира». Барбара работала с молодежной группой прихожан. На встречу она пригласила детей и взрослых всех конфессий, и в тот день в церкви не было свободных мест. Барбара хотела, чтобы все, вне зависимости от религиозной принадлежности, чувствовали, что им здесь рады.
Во время службы к Барбаре подошел возбужденный священник-евангелист, работавший с молодежью своего прихода, и попросил разрешения провести «вызов к алтарю» – стандартную среди евангелистов практику, во время которой членов прихода или всех желающих приглашают выйти к алтарю, чтобы дать им возможность «заново родиться». Эта традиция отсутствует в католической церкви, и Барбаре казалось, что евангелист выбрал не лучшее время и место для осуществления ритуалов своей конфессии, однако ей не хотелось портить отношения, и она согласилась без особого желания.
Молодой пастор бросился к микрофону и спросил, есть ли в зале желающие сделать Иисуса своим личным спасителем.
Никто не сдвинулся с места. Молодой евангелист был крайне удивлен.
– Неужели никого? – спросил он.
Священник занял место в зале, а Барбара вернулась к микрофону.
– Все хотели, чтобы их обнимали, – объясняла потом Барбара. – Они хотели почувствовать себя любимыми и услышать, что вместе мы все переживем.
Подростки продолжали ходить в церкви. Этот процесс начался вечером во вторник. Сначала они хотели дистанцироваться от родителей, но потом посещение церквей стало практически привычкой. Каждый вечер толпы подростков, многие из которых до этого вообще никогда не заходили в храм, отправлялись в церкви. Часть детей сознательно искала утешения в религии, но большинству просто было нужно место, где они могли бы спокойно находиться в обществе друг друга.
В то время в церквях стали проводить неформальные ночные службы. Днем двери церквей оставались открыты для всех. Некоторые священники видели в этом возможность увеличить число постоянных прихожан. На парковках вокруг Клемент-Парка под дворники автомобилей подкладывали листовки с текстом: «Мы всегда готовы выслушать и помочь», «Молитва, духовное наставничество и бесплатная еда», «Бесплатные шоколад и печенье в часовне Кэвалри». Прохожим массово раздавали Библии карманного формата. Сайентологи тоже не хотели упустить свой шанс и около оставленной Рэйчел Скотт машины распространяли книги своего основателя Хаббарда.
Через какое-то время следователи вызвали часть свидетелей в школу для уточнения деталей массового убийства. Первым пригласили мистера Ди. Всего через несколько дней после трагедии вместе со следователями, среди которых был и Фузильер, он вошел в главный коридор школы. Они прошли мимо стеклянного шкафа, в котором хранились спортивные кубки и награды, и ДиЭнджелес описал, как пули разбили стекло за его спиной. Потом они прошли по коридору к тому месту, где директор увидел идущих на тренировку девочек.
ДиЭнджелес вспомнил крики, выстрелы и запах пороха. В тот день Фрэнк уже не плакал. Он вел себя так же стоически, как многие мальчики, чувства которых ранее пытался расшевелить.
Они повернули за угол, и Фрэнк увидел на ковре следы крови. Фрэнк знал, что именно здесь стреляли в Дейва Сандерса. Директор школы не ожидал, что будет так много крови. «Были видны кровавые отпечатки костяшек его рук, – говорил Фрэнк. – Он полз на четвереньках. Меня это чуть не убило».
Кровавая дорожка поворачивала за угол и шла в коридор. Следователи привели Фрэнка в научный кабинет № 3, в котором все оставалось так, как после трагедии.
– Мне показали место, где умер Дейв, – вспоминает Фрэнк. – Там лежало несколько пропитанных кровью рубашек. И это тоже меня чуть не подкосило.
В этом классе Фрэнка начало трясти, и он повернулся к Фузильеру.
– Я был рад, что он оказался со мной в комнате, – вспоминал Фрэнк позднее. – Большинство сотрудников ФБР в подобной ситуации ничего бы не сделали, а он обнял меня.
У следствия имелись свидетели, однако большое значение для раскрытия мотивов преступления и деталей убийства имели физические улики, то есть главным образом оружие. Дилану еще не исполнилось восемнадцать лет, Эрик был совершеннолетним. Вполне возможно, что им кто-то помог приобрести оружие. Те, кто это сделал, являлись, скорее всего, соучастниками преступления.
Карабин Эрика произвели чуть больше чем за год до массового убийства. Впервые этот карабин продали в городе Сельма, штат Алабама, после чего он оказался в магазине, расположенном в часе езды от Денвера, в Лонгмонте, штат Колорадо. Проверили и TEC-9 Дилана. У него в 1997–1998 гг. было четыре владельца, но потом следы терялись. Третий владелец заявил, что продал оружие на ярмарке в Денвере и никто не потребовал от него сохранить чеки и записать фамилию покупателя. С обрезами дела обстояли гораздо сложнее. Ружья произвели тридцать лет назад, когда на них не ставили номера. Узнать историю и владельцев этих ружей не представлялось возможным.
Саперы разминировали большие бомбы и изучили их конструкцию. Гордость технического гения Эрика оказалась полностью нефункциональной. «Они не понимали, как происходит взрыв, – заявил заместитель начальника пожарной команды. – Они ничего не понимали в электрике и соединении проводов».
Власти отказались дать более подробную оценку взрывных устройств и их недостатков, опасаясь того, что эти советы могут оказаться полезными для террористов в будущем. Основной ошибкой конструкции бомб была названа «проблема с детонаторами».
Достаточно большой прогресс у следователей наблюдался в работе с подозреваемыми. В день трагедии Крис Моррис говорил о том, что купить оружие убийцам, возможно, помог некий Фил Дюран. Если это так, то это могло объяснить появление всех четырех стволов. Дюран отрицал свое участие, но следователи надеялись его расколоть. Кроме этого, в полицию сама пришла Робин Андерсон.
Во вторник Робин, конечно, облегчила душу подруге Келли, но этого оказалось явно недостаточно. Утром в среду она снова позвонила Заку и поделилась тем, что выдала Келли. Потом Робин призналась, что о рассказанном знает только он, и после этого сообщила матери о том, как помогла убийцам купить оружие.
К следователям Робин привела собственная мать. В то время штаб следствия переехал в репетиционный зал внутри школы. Детективы допросили Робин, рядом с которой сидела ее мама. С Робин общались два человека: один из команды прокурора округа, другой из полиции. Разговор записывался на видео. Полицейские вели себя довольно жестко и напористо. Когда Робин в первый раз спросили об оружии, согласно рапорту одного из полицейских, она «заметно изменилась в лице». Робин посмотрела на мать в надежде на то, что та ее поддержит. Ей задали вопрос, купила ли она оружие. Нет, не покупала. Она пошла с ребятами на ярмарку, где они его и приобрели. Зачем им было нужно оружие? Дилан жил практически в сельской местности, и она предполагала, что он хочет охотиться. Нет, он никогда не упоминал о том, что будет использовать оружие против людей, даже в виде шутки.
Эрику понравилась игра в истребление инопланетян, стремящихся захватить Землю. Во сне он часто видел взрывы и слышал стрельбу. Он с упоением ждал того момента, когда детонатор сработает и активирует взрывное устройство. Он вообще обожал огонь и запах сгоревшего пороха и оболочек петард, представляя себе, как они взрывались. Позднее в тот вечер, который описывал, он вышел на улицу и начал поджигать разные предметы.
Огонь – это прекрасно. Чиркаешь спичкой, и головку серы охватывает пламя. Его завораживало тиканье часового механизма бомбы. «Что может быть лучше того, чтобы до смерти напугать тупых идиотов? – считал он. – Нет ничего лучше».
Однако вначале взрывы пугали и притягивали его одновременно. О своем «самом раннем воспоминании» о фейерверках он писал: «Я спрятался в кладовке. Я спрятался от всех, потому что хотел быть один».
Эрик родился в семье военного. За пятнадцать лет его отец успел прослужить в пяти штатах. Эрик Дэвид Харрис появился на свет в семье Уэйна и Кэти 19 апреля 1981 года в городе Вичита, штат Канзас, то есть за восемнадцать лет и одиннадцать дней до того, как попытался взорвать школу в Колумбайн. Город Вичита оказался самым крупным населенным пунктом, в котором Эрику пришлось жить до средней школы. Он пошел в первый класс в Биверкрик, штат Огайо, учился в мелких городках около баз ВВС: в Оскоде, штат Мичиган, и Платтсбурге, штат Нью-Йорк. Он посещал пять разных школ, расположенных рядом с военными базами. Одноклассники и друзья постоянно появлялись и исчезали вместе с семьями, которых переводили на новое место службы.
Уэйн и Кэти прилагали все силы для того, чтобы дети росли в нормальных условиях. Мать не работала и занималась сыновьями. Кроме этого, она выполняла обязанности, связанные с ее положением жены офицера. Кэти была привлекательной женщиной, но не очень яркой и выразительной. У нее были длинные, ниспадающие ниже плеч вьющиеся каштановые волосы, пряди которых она закладывала за уши.
Уэйн был плотным лысеющим мужчиной с необыкновенно светлой кожей. Он тренировал баскетбольную команду и возглавлял отряд скаутов. По вечерам он на площадке у дома играл в баскетбол с Эриком и его старшим братом Кевином.
– Я помню, что родители хотели, чтобы дети жили нормальной жизнью, не связанной с буднями военной базы, и общались с детьми из гражданских семей, – вспоминал священник одной из церквей в городе, в котором жила семья. – Они были прекрасными соседями: дружелюбными, общительными и заботливыми.
Майор Харрис не терпел плохого поведения. За проступки строго наказывали, но сор из избы не выносили и проблемы при посторонних не обсуждали. Уэйн реагировал на любую угрозу как настоящий военный – в случае возникновения проблем надо занимать круговую оборону, чтобы защитить семью. Уэйн не принимал скоропалительных решений по поводу того, какое наказание выбрать провинившемуся сыну. Он давал виновнику время задуматься о совершенных ошибках. Через пару дней после нарушения он объявлял о мере наказания, которое никогда не оспаривалось. Использовал он главным образом два способа: запрет на выход из дома или временное изъятие ценной для провинившегося вещи. Эрик рос, и ему периодически приходилось какое-то время обходиться без компьютера, что было крайне неудобно и неприятно. Эрик должен был отвечать за последствия своих поступков и стойко переносить наказания.
Следователи обнаружили массу фактов, противоречащих представлению о том, какой у Эрика сформировался характер. Например, приятели по Платтсбургу описывали Эрика как заядлого спортсмена и человека, общающегося с представителями национальных меньшинств. Оказалось, что лучшими друзьями Эрика в те годы были афроамериканец и азиат. Последний оказался еще и спортсменом (которых Эрик потом на дух не переносил). Эрик активно играл в футбол. Он болел за бейсбольную команду «Колорадо Рокиз» и часто носил кепку с ее логотипом еще до того, как его семья переехала в Колорадо. К началу обучения в средней школе он увлекся компьютерами, а потом и видеоиграми.
На юношеских фотографиях Эрик смотрится опрятным, спокойным и уверенным. Он выглядит гораздо более уравновешенным, чем Дилан. Оба мальчика росли очень застенчивыми. «Эрик был вообще самым застенчивым ребенком на свете», – рассказывает один из членов команды, в которой Эрик играл в Платтсбурге. Он говорил крайне мало, все считали его тихоней, но при этом он пользовался достаточно большой популярностью.
Даже в юном возрасте четко прослеживалась одна из главных черт его характера. «Иногда приходилось уговаривать его выходить на поле, – вспоминает тренер, работавший с Эриком. – Я бы не сказал, что он страшился мяча, но очень боялся промазать. Он не любил проигрывать».
Эрик мечтал о том, чем займется в будущем. Майор Харрис хотел, чтобы сын пошел по военной линии, и Эрик часто думал о том, что станет морским пехотинцем. «Оружие! Боже мой, как я обожал играть с оружием», – писал он. Эрик рос в небольших городах, вокруг которых находились леса, поля и ручьи, то есть места, идеальные для игры в «войнушку». Когда Эрику было восемь лет, его отца перевели в Оскоду, в Мичиган, в красивое место на севере штата, в котором река Ау Сейбл впадает в озеро Гурон. Уэйн и Кэти купили в городе дом. Они хотели, чтобы сыновья выросли не на военной базе, а среди гражданских. Население Оскоды составляло 1061 человек и постоянно уменьшалось. Большинство взрослых обслуживало военную базу, которая являлась крупнейшим работодателем для жителей. Но для ребят эти места стали площадкой для активных игр и захватывающих приключений.
Дом Харрисов располагался рядом с границей национального парка Гурон. Маленькому Эрику леса парка казались огромными, пустыми и древними. Здесь пахло смолой белых сосен. И раньше тут активно занимались лесозаготовками. Власти штата объявили эту территорию местом, в котором родился и жил Пол Баньян[14]. Бронзовая статуя дровосека была установлена неподалеку от городка. Эрик, Кевин и их подруга Соня целыми днями играли в лесу, воюя с пришельцами с других планет или выслеживая солдат противника. Из палок и хвороста они построили форт.
– Огонь! – кричал Эрик во время одной из таких игр. Трое юных героев начали поливать противника из игрушечных автоматов. Соня была совершенно бесстрашной и бросалась прямо под воображаемый шквал вражеского огня. Кевин вызывал поддержку с воздуха, а Эрик кидал палку-гранату в самую гущу противника. Трое защитников форта притаились в укрытии, чувствуя, как трясется земля от артобстрела. Эрик бросил в наступающих врагов еще одну гранату, а потом еще одну. Как вспоминал Эрик позднее, во время игр он всегда был героем. И всегда хорошим, всегда «своим».
Когда Эрику стукнуло одиннадцать лет, вышла видеоигра Doom, которая стала его любимым развлечением и виртуальным средством осуществления фантазий. В игре у противника было человеческое лицо, тело и отличительные характеристики. Враги издавали страшные звуки и отстреливались. Можно было считать заработанные очки и соревноваться с другими игроками. Эрик играл в Doom лучше, чем практически все его знакомые. Онлайн он побеждал тысячи игроков, которых никогда не видел. Он был первым всегда до тех пор, пока не встретился в Doom с Диланом. Их умения и силы оказались равными.
В 1993 году Уэйн вышел в отставку, после чего вся семья переехала в Колорадо и поселилась в округе Джеффко. Эрик пошел в седьмой класс, а его брат Кевин отправился в «Колумбайн». Уэйн начал работать на подрядчика вооруженных сил США, выпускавшего авиационные симуляторы. Кэти устроилась в компанию, занимавшуюся кейтерингом.
Через три года после переезда семья Харрис заселилась в новый дом, приобретенный за 180 000 долларов, в престижном и красивом районе около резервуара Чэтфилд, в трех километрах от школы «Колумбайн». Кевин играл выбивающим за школьную команду, а после окончания школы пошел учиться в Университет Колорадо. Майор в отставке Харрис все больше бледнел, его волосы истончались, и голова лысела. Он набрал несколько лишних килограммов, отрастил толстые белые усы, но выправка у него по-прежнему была военной.
22. Спешное расставание с прошлым
Утром в четверг газета Denver Post вышла со словами на первой странице: «Начался процесс заживления и примирения». Этот заголовок появился через тридцать шесть часов после теракта. Священники, психиатры и психотерапевты, помогающие справиться с утратой и горем, поморщились и сокрушенно покачали головами. Было слишком рано делать такие необдуманные заявления. Журналисты желали только самого лучшего, но то, что они написали, не обрадовало читателей и жителей округа. В течение нескольких последующих недель все чаще и чаще раздавались голоса, напоминающие о том, что жизнь продолжается, и призывающие двигаться дальше, однако многие из тех, кто пережил трагедию, придерживались несколько другого мнения.
В четверг тела жертв передали их семьям. Большинство родителей хотели знать, как именно погибли их дети. Зачастую свидетелей смерти того или иного человека было много, однако далеко не все горели желанием выступить на эту тему, поэтому появились совершенно необоснованные слухи и басни о том, при каких обстоятельствах умер тот или иной человек.
Очень много ложных слухов возникло и даже появилось в печати по поводу смерти Дэнни Рорбофа. «Он придерживал дверь, чтобы дать другим возможность укрыться в здании, и пожертвовал собой ради друзей», – писали в газете Rocky Mountain News.
«Он мог бы выжить, – говорил пастор церкви, в которую ходила семья Рорбоф, на похоронах подростка, – но решил подержать дверь, чтобы друзья могли укрыться в здании от пуль убийц. Они выжили, а Дэнни нет».
Такая версия событий не соответствует действительности, и позднее ее опровергли. Отец мальчика Брайан утверждал, что никогда в нее не верил. «Я понимаю, что Дэнни и его друзья не стали бы оставаться в том месте, в котором им угрожала опасность», – говорил он. Брайан считал, что не стоит излишне драматизировать историю гибели сына, придавать ей какой-то глубинный смысл и делать из Дэнни героя. Его смерть – это трагедия, и этого вполне достаточно.
Сотни собравшихся в Клемент-Парке учеников молились. Они вставали на цыпочки и тянули руки к небу. Их лица были безмятежными, а настроение восторженным. Они пели церковные гимны, раскачиваясь из стороны в сторону, как приливы и отливы океана, и просили Иисуса помочь им пережить трудности. Они говорили о том, что все плохое – дело рук сатаны. «Я чувствую, сатана среди нас в этом зале!» – воскликнула одна девочка.
Руководство школы назначило общее собрание учеников на вторую половину дня в четверг. Огромную толпу могли вместить только самые крупные церкви. Собрание проходило в храме общины Вест-Боулез. Было объявлено, что оно должно пройти в неформальной обстановке для того, чтобы дать всем ученикам возможность встретиться в одном месте. Мистер Ди не планировал выступать, но директора прервал один из преподавателей, который обратился к нему со словами: «Фрэнк, ты им нужен. Тебе надо выйти к ребятам».
Фрэнк шел по коридору в сторону нефа церкви и думал о том, что скажет ученикам. Некоторые из его друзей, а также коллеги-преподаватели настоятельно советовали ему больше не плакать перед микрофоном. «Послушай, ты же не хочешь, чтобы о твоем поведении начали писать федеральные СМИ? – говорили они. – Не надо рыдать на сцене, это многие расценивают как проявление слабости». Один раз он уже расплакался перед аудиторией, и это сошло ему с рук, но вот второго подобного случая пресса ему не простит.
Специалисты, помогающие пережить утрату и горе, придерживались другого мнения. Они говорили о том, что дети выросли на западных ценностях, согласно которым настоящие мужчины не плачут, слезы – для слабаков и многие не воспринимают всерьез психоанализ. «Фрэнк, ты ключевое лицо в этой истории, – наставлял один из преподавателей с психологическим образованием. – Ты человек эмоциональный, и не должен скрывать чувств. Если будешь сдерживать их, то дашь другим пример». Фрэнк понимал, что его поведение будут копировать многие, главным образом мальчики, которые и так были довольно зажатыми. «Фрэнк, ты можешь помочь им понять, что показывать чувства не стыдно, – продолжал все тот же педагог. – Поэтому дай им разрешение на то, чтобы демонстрировать эмоции».
Когда директор вышел на трибуну, ученики принялись скандировать так же, как и во время его выступления перед выпускным балом: «Мы – Ко-лум-байн! Мы – Ко-лум-байн!» Дети кричали все громче, уверенней и более настойчиво. Только стоя на сцене, мистер Ди понял, как ему самому нужна была поддержка учеников. А он-то думал, что здесь игра в одни ворота, мол, только он должен «подпитывать» учеников, а не наоборот. «Я не смог больше притворяться, – вспоминал он позднее. – Я вышел на сцену, увидел аплодирующих мне детей, и слезы снова полились из глаз».
На этот раз директор решил разобраться с вопросом слез. «Парни, поверьте, сейчас не лучшее время для того, чтобы демонстрировать, какие вы мужественные, – говорил он. – Чувства – это чувства, и если вы их прячете, это совершенно не свидетельствует о том, что вы сильный человек».
Это был последний раз, когда мистер Ди плакал на людях.
Перед руководством школы возникла проблема, как ученики будут заканчивать учебный год. Им надо было возвращаться в школу, но полицейские еще несколько месяцев никого не пускали на место преступления. Через неделю после трагедии администрация решила возобновить занятия в расположенной поблизости школе Чэтфилд, традиционно выступавшей главным соперником «Колумбайн». Учились в две смены: дети из «Колумбайн» ходили на занятия во второй половине дня, а из Чэтфилд – в первой. Было принято решение уменьшить количество часов обучения до конца года.
Возникали также вопросы о том, что делать со школой в будущем. Некоторые предлагали сровнять ее с землей, так как не хотели, чтобы их дети учились в здании, в котором произошло массовое убийство. Другие утверждали, что не стоит этого делать, потому что в конечном счете никому лучше не станет. В колонке редактора Rocky Mountain News в четверг писали следующее: «Если ученики, их родители и преподавательский состав «Колумбайн» сочтут, что больше не могут продолжать использовать здание, наша газета начнет сбор средств на строительство новой школы и будет лоббировать вопрос стройки на уровне властей округа и штата. Если все решат, что надо продолжать обучение в здании, мы полностью поддержим это решение и поможем изыскать средства на ремонт».
Пастор Билл Оудемолен готовился к проведению похорон двух человек: Джона Томлина и Лорен Тоунсенд. Усопшие были прихожанами его церкви Футхиллз Байбл. Пастор прошел через Клемент-Парк и принюхался. Пахло сатаной. Сатана был где-то рядом. Святой отец чувствовал достаточно резкий и неприятный аромат, который, будь еще более сильным, мог бы ударить в голову. Враг в прошлый вторник показал свой оскал, но пастор знал, что главная битва все еще впереди.
– Я чувствую присутствие сатаны, – вещал святой отец во время воскресной службы. – Во вторник сатана показал нам, на что он способен. У него есть план. Сатана хочет, чтобы Литтлтон жил в страхе. Он хочет, чтобы мы боялись людей в черных плащах, готов в косметике, потому что все это должно говорить нам: смотрите, как силен сатана!
По каналу ABC пастор видел передачу о последствиях массового убийства в Падуке в штате Кентукки через тринадцать месяцев после трагедии. Пастор сказал прихожанам, что убийства в школе внесли раздор в души и жизни жителей города.
– Я знаю, – говорил он, – что сатана хочет, чтобы и нас через тринадцать месяцев постигла участь жителей Падуки. Сатана хочет, чтобы мы озлобились. Он хочет, чтобы мы платили злом за зло, он хочет, чтобы мы не смогли побороть чувство горечи и отчаяния. Он жаждет, чтобы за ненависть платили ненавистью. Вот какие у сатаны планы на наш город.
Джордж Кирстен, священник церкви, в которую ходила Кесси Бернал, был такого же мнения. Кирстен считал, что два мальчика с оружием в руках и ненавистью в глазах – это только начало духовной войны. Враг пришел в Литтлтон, и священник хотел, чтобы Иисус дал ему достойный отпор. Обращаясь к прихожанам в церкви Вест-Боулез, он сравнил Кесси с мучениками, взывавшими к Господу перед началом Апокалипсиса, описанного в Книге Откровения: «Как долго? Когда отомстят за мою пролитую кровь?» – вопрошал священник.
Кирстен напоминал прихожанам об одном крайне важном догмате христианской веры. Сразу после появления четырех всадников ломается пятая печать, и у алтаря возникают христианские мученики, призывающие отомстить врагу за свою праведно пролитую кровь. После этого все верующие христиане попадают в рай, и начинается Апокалипсис.
В то время пастор Кирстен вел в своей церкви дискуссионный кружок по Книге Откровений, на котором читали и обсуждали по одной главе в неделю. Он, как и многие прихожане, верил, что все признаки скорого наступления Апокалипсиса уже налицо.
Пастор Дон Марксхаузен не разделял мнения коллег по поводу появления сатаны. Он был проще и видел двух подростков с оружием в руках и ненавистью в глазах. Он понимал, что общество должно как можно быстрее понять, почему произошла эта трагедия. Сваливать вину на сатану было бы упрощением и уходом от прямых обязанностей общества выяснить причины ужасных событий. Марксхаузен не считал, что скоро настанет конец света.
Марксхаузен выступал перед собравшимися учениками в церкви «Свет мира». Сам он был пастором большой лютеранской общины, церковь которой расположена поблизости от «Колумбайн», и в течение многих лет оставался негласным руководителем группы священников не евангелистского толка, имеющих приходы в этом районе. Надо сказать, что в округе Джеффко существовали приходы пресвитерианцев, членов епископальной церкви, методистов и баптистов, не входящих в Южную баптистскую конвенцию. Несмотря на то что Марксхаузену было всего сорок пять лет, к нему относились с большим уважением. В округе Джеффко прихожан перечисленных выше конфессий было меньше, чем евангелистов, и, вполне вероятно, меньше, чем католиков, но тем не менее священнослужители этих конфессий имели большое влияние. В церковь Марксхаузена каждое воскресенье приходила тысяча прихожан.
Большинство исповедовавших религию не евангелистского толка, а также католики не считали, что виновником произошедшего в «Колумбайн» является сатана, однако они не оспаривали мнение, которого придерживались евангелисты. Местные священники считали, что перед лицом трагедии не стоит выпячивать разногласия, необходимо держать единый фронт.
Священник Барбара Лотце в среду, всего через сутки после трагедии, организовала встречу в католической церкви «Свет мира». Барбара работала с молодежной группой прихожан. На встречу она пригласила детей и взрослых всех конфессий, и в тот день в церкви не было свободных мест. Барбара хотела, чтобы все, вне зависимости от религиозной принадлежности, чувствовали, что им здесь рады.
Во время службы к Барбаре подошел возбужденный священник-евангелист, работавший с молодежью своего прихода, и попросил разрешения провести «вызов к алтарю» – стандартную среди евангелистов практику, во время которой членов прихода или всех желающих приглашают выйти к алтарю, чтобы дать им возможность «заново родиться». Эта традиция отсутствует в католической церкви, и Барбаре казалось, что евангелист выбрал не лучшее время и место для осуществления ритуалов своей конфессии, однако ей не хотелось портить отношения, и она согласилась без особого желания.
Молодой пастор бросился к микрофону и спросил, есть ли в зале желающие сделать Иисуса своим личным спасителем.
Никто не сдвинулся с места. Молодой евангелист был крайне удивлен.
– Неужели никого? – спросил он.
Священник занял место в зале, а Барбара вернулась к микрофону.
– Все хотели, чтобы их обнимали, – объясняла потом Барбара. – Они хотели почувствовать себя любимыми и услышать, что вместе мы все переживем.
Подростки продолжали ходить в церкви. Этот процесс начался вечером во вторник. Сначала они хотели дистанцироваться от родителей, но потом посещение церквей стало практически привычкой. Каждый вечер толпы подростков, многие из которых до этого вообще никогда не заходили в храм, отправлялись в церкви. Часть детей сознательно искала утешения в религии, но большинству просто было нужно место, где они могли бы спокойно находиться в обществе друг друга.
В то время в церквях стали проводить неформальные ночные службы. Днем двери церквей оставались открыты для всех. Некоторые священники видели в этом возможность увеличить число постоянных прихожан. На парковках вокруг Клемент-Парка под дворники автомобилей подкладывали листовки с текстом: «Мы всегда готовы выслушать и помочь», «Молитва, духовное наставничество и бесплатная еда», «Бесплатные шоколад и печенье в часовне Кэвалри». Прохожим массово раздавали Библии карманного формата. Сайентологи тоже не хотели упустить свой шанс и около оставленной Рэйчел Скотт машины распространяли книги своего основателя Хаббарда.
Через какое-то время следователи вызвали часть свидетелей в школу для уточнения деталей массового убийства. Первым пригласили мистера Ди. Всего через несколько дней после трагедии вместе со следователями, среди которых был и Фузильер, он вошел в главный коридор школы. Они прошли мимо стеклянного шкафа, в котором хранились спортивные кубки и награды, и ДиЭнджелес описал, как пули разбили стекло за его спиной. Потом они прошли по коридору к тому месту, где директор увидел идущих на тренировку девочек.
ДиЭнджелес вспомнил крики, выстрелы и запах пороха. В тот день Фрэнк уже не плакал. Он вел себя так же стоически, как многие мальчики, чувства которых ранее пытался расшевелить.
Они повернули за угол, и Фрэнк увидел на ковре следы крови. Фрэнк знал, что именно здесь стреляли в Дейва Сандерса. Директор школы не ожидал, что будет так много крови. «Были видны кровавые отпечатки костяшек его рук, – говорил Фрэнк. – Он полз на четвереньках. Меня это чуть не убило».
Кровавая дорожка поворачивала за угол и шла в коридор. Следователи привели Фрэнка в научный кабинет № 3, в котором все оставалось так, как после трагедии.
– Мне показали место, где умер Дейв, – вспоминает Фрэнк. – Там лежало несколько пропитанных кровью рубашек. И это тоже меня чуть не подкосило.
В этом классе Фрэнка начало трясти, и он повернулся к Фузильеру.
– Я был рад, что он оказался со мной в комнате, – вспоминал Фрэнк позднее. – Большинство сотрудников ФБР в подобной ситуации ничего бы не сделали, а он обнял меня.
У следствия имелись свидетели, однако большое значение для раскрытия мотивов преступления и деталей убийства имели физические улики, то есть главным образом оружие. Дилану еще не исполнилось восемнадцать лет, Эрик был совершеннолетним. Вполне возможно, что им кто-то помог приобрести оружие. Те, кто это сделал, являлись, скорее всего, соучастниками преступления.
Карабин Эрика произвели чуть больше чем за год до массового убийства. Впервые этот карабин продали в городе Сельма, штат Алабама, после чего он оказался в магазине, расположенном в часе езды от Денвера, в Лонгмонте, штат Колорадо. Проверили и TEC-9 Дилана. У него в 1997–1998 гг. было четыре владельца, но потом следы терялись. Третий владелец заявил, что продал оружие на ярмарке в Денвере и никто не потребовал от него сохранить чеки и записать фамилию покупателя. С обрезами дела обстояли гораздо сложнее. Ружья произвели тридцать лет назад, когда на них не ставили номера. Узнать историю и владельцев этих ружей не представлялось возможным.
Саперы разминировали большие бомбы и изучили их конструкцию. Гордость технического гения Эрика оказалась полностью нефункциональной. «Они не понимали, как происходит взрыв, – заявил заместитель начальника пожарной команды. – Они ничего не понимали в электрике и соединении проводов».
Власти отказались дать более подробную оценку взрывных устройств и их недостатков, опасаясь того, что эти советы могут оказаться полезными для террористов в будущем. Основной ошибкой конструкции бомб была названа «проблема с детонаторами».
Достаточно большой прогресс у следователей наблюдался в работе с подозреваемыми. В день трагедии Крис Моррис говорил о том, что купить оружие убийцам, возможно, помог некий Фил Дюран. Если это так, то это могло объяснить появление всех четырех стволов. Дюран отрицал свое участие, но следователи надеялись его расколоть. Кроме этого, в полицию сама пришла Робин Андерсон.
Во вторник Робин, конечно, облегчила душу подруге Келли, но этого оказалось явно недостаточно. Утром в среду она снова позвонила Заку и поделилась тем, что выдала Келли. Потом Робин призналась, что о рассказанном знает только он, и после этого сообщила матери о том, как помогла убийцам купить оружие.
К следователям Робин привела собственная мать. В то время штаб следствия переехал в репетиционный зал внутри школы. Детективы допросили Робин, рядом с которой сидела ее мама. С Робин общались два человека: один из команды прокурора округа, другой из полиции. Разговор записывался на видео. Полицейские вели себя довольно жестко и напористо. Когда Робин в первый раз спросили об оружии, согласно рапорту одного из полицейских, она «заметно изменилась в лице». Робин посмотрела на мать в надежде на то, что та ее поддержит. Ей задали вопрос, купила ли она оружие. Нет, не покупала. Она пошла с ребятами на ярмарку, где они его и приобрели. Зачем им было нужно оружие? Дилан жил практически в сельской местности, и она предполагала, что он хочет охотиться. Нет, он никогда не упоминал о том, что будет использовать оружие против людей, даже в виде шутки.