Sara Paborn

TISTELHONUNG (WILD HONEY)

Copyright © Sara Paborn 2020

Published by agreement with Ahlander Agency



Перевод с шведского Екатерины Крестовской

Художественное оформление Екатерины Тинмей



© Крестовская Е., перевод на русский язык, 2021

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021





* * *




Посвящается друзьям, осветившим дремучие заросли, – Анне Вильсон и Паулю Даниэльссону



Такую подпись отправителя редко встретишь в подобных еженедельных изданиях. Я листаю журнал, сидя в холле перед кабинетом врача. Колонка, на которой остановился мой взгляд, называется «Задайте вопрос медиуму», заголовок гласит: «Помнит ли меня предмет моей девичьей любви?» В конце подпись: «Видящая сны». Возвышенный и серьезный, текст выделяется среди многочисленных рецептов кексов и советов о том, как сохранить луковицы гиацинтов зимой и вывести пятна с шелковой ткани. Начинаю читать с нарастающим интересом:

Уважаемая Моника,

Пишу Вам в связи с тем, что в последние месяцы меня посещают все более яркие воспоминания о молодом человеке, с которым я общалась в юности. У нас был короткий, но бурный роман летом 1955 года. Он учился в Высшей художественной школе и провел пару недель в принадлежавшем моей матери пансионате на полуострове Бьерё. Расставшись при достаточно драматичных обстоятельствах, мы никогда с ним больше не виделись.

Год назад скончался мой муж. Мы прожили вместе шестьдесят лет, и наша совместная жизнь была плодотворной и счастливой, даже несмотря на отсутствие детей. В те годы я редко вспоминала другого, но последнее время мысли о нем приходят на ум все чаще, и он начал сниться мне ночами. Что это означает? Пытается ли он связаться со мной или это просто иллюзия, возникшая в моем мозгу? Мне 79 лет. Благодарю за скорый ответ.

Видящая сны



И ответ медиума, мягко говоря, удивляет; вот она на фото – упитанная женщина с гладким лицом и каким-то подобием тиары на голове.

Уважаемая Видящая сны,

Ваша старая любовь жива! Я отчетливо вижу стильного мужчину, теперь седовласого. На нем рубашка светло-голубого цвета, и он радостно машет рукой. Иногда люди, которые были близки друг другу, могут оставаться в тесном духовном контакте даже спустя много лет. Довольно часто случается так: человек чувствует, что другой попал в затруднительное положение и нуждается в его помощи. А еще, вполне возможно, у Вас остались непроработанные эмоции. По какой причине вы разорвали отношения? Вы пишете, что расстались при драматичных обстоятельствах. Может быть, Вам необходимо глубоко разобраться в этом, чтобы обрести душевный покой? Вы не знаете, где находится возлюбленный Вашей юности? Если нет, не пробовали ли Вы такой простой способ, как поискать данные о нем в интернете? Желаю Вам большой удачи!

С наилучшими пожеланиями,

Моника



Увлекшись, я не сразу слышу, как меня вызывает психотерапевт. Прошло целых шестьдесят лет. И потом, как это – задать вопрос человеку, с которым автор письма незнаком и даже никогда не встречался? А что, если медиум ответила бы: «Он давным-давно тебя забыл. Да и никогда особенно тобой не интересовался. И, кстати, он уже на том свете».

С неохотой оставляю журнал на столике и здороваюсь за руку с Йуаром. Я приходила к нему всего несколько раз, но он уже кажется мне старым знакомым. Возможно, Йуар напоминает мне кого-то из участников «Евровидения» времен моей молодости. Вьющиеся каштановые волосы подстрижены под пажа, слегка сутулый, одет в черные облегающие джинсы, и удивительно добрые глаза создают приятное ощущение, будто давно знаешь этого человека. Врач распахивает передо мной дверь в кабинет, где уместились два синих кресла и большой письменный стол. Солнечный свет падает на маленький фанерный столик, на котором стоит обязательная коробка с бумажными носовыми платками. Достав медицинскую карточку, успевшую, к моему беспокойству, растолстеть, Йуар присаживается. На поясе джинсов побрякивает связка ключей.

– Ну, как ваши дела? – спрашивает он, приветливо глядя на меня.

– Ужасно, – отвечаю я.

Йуар улыбается.

– Вы делали упражнения на расслабление, о которых мы договаривались в прошлый раз?


– Да, но мне очень трудно сосредоточиться. И потом, я не чувствую разницы. Кажется, все безнадежно.

Я начинаю ерзать в кресле.

– Если что-то кажется безнадежным, это еще вовсе не значит, что оно действительно безнадежно, – напоминает мне Йуар. – Эффект от упражнений обычно появляется спустя несколько недель. Дайте им шанс. А иначе мы так никогда и не узнаем, могут ли они помочь вам.

Я смотрю на врача с недоверием. Йуар молод, ему, наверное, лет тридцать, но создается впечатление, будто он обладает незыблемой репутацией. На стенах висят репродукции картин. Письменный стол красиво убран. На доске нарисовано несколько треугольников с подписью: «Автоматические мысли».

– А этот звук вообще существует? Или я сама его выдумала?

– Вы его ощущаете, значит, он существует. Разве нет? – Йуар внимательно смотрит на меня. – Некоторым очень мешает даже еле уловимый звук, а другие слышат его громко и отчетливо, но почти никак не реагируют. Все зависит от личного восприятия.

Доктор начинает листать лежащую на коленях папку. Я обращаюсь к нему по такому количеству поводов, что их необходимо регистрировать по порядку. Звон в ушах – это, наверное, самая маленькая из моих проблем. Мы имеем: вину за то, что я бросила Тома, наградив Оскара разведенными родителями; роман с Эриком и разрыв отношений; последовавшее за этим публичное унижение, утрату Эрика и вялотекущую депрессию. Добавьте сюда тревогу по поводу работы, точнее, ее отсутствия. Звон в ушах – скорее, вишенка на торте.

– После вашего последнего визита я почитал про звон в ушах, – говорит Йуар, кивая. – Многие думают, что это проблема современности, связанная с шумовыми травмами, но, похоже, она существовала на протяжении всей истории человечества. Я наткнулся на несколько интересных вещей. Например, на текст о медицинских методах лечения эпохи фараонов в Древнем Египте. Страдающим этим недугом в ухо наливали специальное масло, чтобы расколдовать.

Вытащив листок из стопки бумаг, Йуар продолжает:

– А Аристотель полагал, что это звенит заблудившийся в ухе ветер. Считалось, что человек со звоном в ушах обладает сверхъестественными способностями – даром предвидения, способностью путешествовать во времени и так далее. Другими словами, это было по-своему круто. Правда, принятый тогда метод лечения нельзя назвать эффективным. Просто в черепе сверлили отверстие, чтобы выпустить застрявший там ветер. Пациент, понятное дело, в процессе операции умирал. Так что врачи с этим покончили. Дырок больше не сверлят.

Йуар улыбается, обнажая щель между передними зубами.

– Кстати, попить не хотите? Здесь жарковато.

Он наливает в стакан воды из кувшина.

Йуар обручен, на пальце – скромное кольцо. К осени станет отцом. Мне кажется, он счастлив, по крайней мере, создается такое впечатление. Я представляю себе, как заботливо относятся друг к другу Йуар и его девушка. Как прислушиваются друг к другу. Пара, в которой партнеры никогда без необходимости не повышают голос и способны обеспечить друг другу ощущение безопасности. Я задумываюсь: а есть ли у Йуара старая любовь, которая подспудно не дает ему покоя? Не думаю. Если и была, он наверняка давно уже разобрался с ней, расставив все точки над «и». Йуар предпочитает жить настоящим, он не из тех, кто пережевывает прошлое. Такие люди верят, что главное – определиться.

Во время наших встреч я делаю записи, которые потом, как правило, прибираю в «надежное» место. Мне кажется, если я все равно без дела слоняюсь по дому, у меня может возникнуть желание взять и начать применять подходящие советы, но почему-то так не получается. Я забываю, куда кладу их, впрочем, как и другие вещи. Хотя некоторые советы я, похоже, запомнила наизусть:

Создавай спокойствие.

В ожидании улучшения погодных условий подыщи тихую бухту.

Когда эмоции накалены, ничего не предпринимай.

Посмотри на все со стороны!

Универсальный совет: не торопи время.



Эти советы – маленькие проблески надежды, которые, по крайней мере ненадолго, вселяют в меня веру в лучшие времена. К сожалению, эффект от них часто пропадает, как только я покидаю приемную врача. Я плохо представляю себе, как претворить рекомендации в жизнь. Между разумом и душой лежит пустошь, которую не возделать. Все дороги моего внутреннего мира изъезжены вдоль и поперек, а проложить новые – выше моих сил. И все же здесь, в маленьком кабинете Йуара, я чувствую, что изменения возможны.

Он тянется за лежащей на письменном столе брошюрой.

– Вот, только что вышла в печать. Возьмите, может быть, пригодится.

Доктор протягивает мне брошюру «Звон в ушах, краткое руководство».



Когда к Йуару заходит следующий пациент и в холле опять становится пусто, я украдкой подхожу к столику, незаметно вырываю из журнала страницу с письмом читателя и прячу в карман. Потом покидаю консультацию, спустившись на лифте в темный вестибюль и выйдя на ярко освещенный солнцем тротуар.





* * *


Мы думаем, что запомним ощущение одиночества. Мы думаем, что запомним, каково это – быть любимыми. Оба эти представления ошибочны. Мы помним очень мало, даже из того, что обещаем себе никогда не забывать.

Я помню отдельные моменты, когда думала: «Это ощущение нужно сохранить». Например, стоя на пешеходном переходе под проливным дождем в ту осень, когда только что встретила Эрика. «Запомни, как ты сейчас счастлива, – говорила я себе. – Постарайся запомнить этот момент».

Потом я его забыла.

Теперь бо́льшую часть времени я провожу в спальном районе, в душной двушке, купленной вместе с Эриком, и пытаюсь найти соломинку, за которую можно хоть как-то ухватиться – будущее, некий план действий, способ прожить оставшуюся жизнь – иначе говоря, всякие мелочи. Двадцать лет назад я твердо верила в то, что меня никогда не подведет способность выбирать для себя из всех дорог правильную. А сейчас я стою в заросшей канаве, сбившись с пути, и уже даже не знаю, где проложены дороги. Мне кажется, будто вдалеке что-то происходит, я слышу шум, но вокруг столько преград, что ничего не разобрать. Кроме того, вполне возможно, что это шумит у меня в ушах.

Без всякого преувеличения, я терзаюсь муками и нахожусь в полной растерянности.

По дороге домой заскакиваю в кондитерскую. Заказав кофе и пирожное, усаживаюсь за столиком на террасе на углу улицы – как раз там, куда раннее летнее солнце робко бросает свои лучи. Выезжать в центр и заходить в разные кондитерские, притворяясь, будто мы живем в этом квартале, было одним из наших с Эриком воскресных развлечений. Он всегда заказывал что-нибудь из приторно сладкой выпечки с зеленым марципаном или дрожащим желе. Я обычно брала пропитанное пуншем или миндальное пирожное. Мы оба читали газету и обменивались прочитанными страницами. Оба пили кофе ведрами. Обоим нравилось зависать по воскресеньям без особой цели в чужом квартале.

Сегодня поездка на автобусе и метро в центр Стокгольма кажется мне путешествием во времени, возвращением в эпоху, когда я еще работала радиоведущей и никогда бы не смогла себе позволить сидеть в кофейне в разгар рабочего дня. Возвращением к самой себе, только молодой и не отягощенной тревогами. Может быть, поэтому я и стремлюсь попасть в эти края, езжу сюда к тому же стоматологу, к которому ходила раньше, и теперь еще к Йуару. На самом деле ни сеансы когнитивно-поведенческой терапии, ни пирожные в одной из самых дорогих кондитерских города мне не по карману. Но я предпочитаю смотреть на это как на пусть и маленькую, но волю к жизни: несмотря ни на что, я сижу тут и притворяюсь, будто этот краткий перерыв на кофе – часть моего заведенного ежедневного распорядка.