— Вась, не говори так! Про содержанку…мне неприятно…не шути так! — Варя сделала скорбную физиономию — Подругой зови! Говорю же — в слове «содержанка» есть что-то отвратительное…что-то от проститутки! А я бы и под расстрелом не стала с мужиками за деньги спать! И содержанкой никогда бы не стала! Вот!
Хмм…я не стал говорить ей, что при определенных условиях сделала бы она что угодно — ради дочери. Зачем портить настроение, зачем ссориться? Пусть думает так, как думает. Если только не играет ради меня спектакль, чтобы показать, какая она правильная.
Женщины — хитрые существа, и каждая первая — актриса. Одни актрисы играют лучше, другие хуже, но то, что они все играют — это без всякого сомнения. Я не склонен считать женскую игру каким-то там пороком. Такова суть женщины, и нужно прощать своей партнерше некоторые…хмм…странности, что ли? Если ко всему цепляться и не прощать — долго такие парочки вместе не живут. «Плавали, знаем!»
— Ладно, подруга…собирайся, поедем на разграбление города! — усмехнулся я и пошел к зеркалу — приводить себя в порядок. Через полчаса — причесанный, побритый, сытый я уже садился за руль своего боевого коня.
Варя открыла ворота, дождалась, пока я выгоню машину, ворота закрыла, запрыгнула на пассажирское сиденье и мы поехали по направлению к виднеющимся в нескольких сотнях метрах домам деревни. Мой дом стоит на отшибе, можно сказать за деревней — как и положено дому колдуна, так что в соседях у меня никого нет — кроме развесистых елок, старой березы, под которой некогда и похоронили бывшего хозяина дома, да яблонь с грушами, уже отцветших и обещавших очень даже приличный урожай.
Первым делом к Самохину. Переговорить с ним вчера не удалось, так что надо это сделать сегодня, тем более что повод есть, и более чем основательный — Варя. Надо и в самом деле договориться о том, чтобы она числилась на работе, и ей шел пенсионный стаж. Самому-то мне было наплевать на всякие там стажи — и не потому, что я колдун и проживу семьсот лет, я до обретения колдунства не особо верил, что этот самый пенсионный стаж мне даст что-либо дельное. Что он так уж намного увеличит мою пенсию по старости.
Во-первых до старости еще дожить нужно, во-вторых, минимальную пенсию я так и так получу, а особо напрягаться, зарабатывая какой-то там стаж мне абсолютно влом. Возможно, что и не прав, но…так я считаю.
А вот женщины обычно считают по-другому, они исключительно дотошно относятся к таким вещам и считают все дни до пенсии. Потому — если хочет Варя, я с Самохиным насчет ее стажа переговорю. Возможно (скорее всего) придется платить фермеру, чтобы числил Варю на работе — ведь за каждого работника он платит «социалку», так почему Самохин должен платить из собственного кармана? Я бы на его месте предложил компенсировать все взносы в социальные фонды, и давай, числись на здоровье! Лишняя работа бухгалтерии, конечно, но…чего не сделаешь ради хорошего человека. Меня, то бишь.
Пока ехали, Варя беспрерывно щебетала — рассказывала что-то о дочери, которая все спрашивает, куда мама исчезает и где обитает, о своих отце с матерью, которые очень хотели бы со мной познакомиться, о ее доме, который совсем что-то обветшал — этот чертов муженек совсем его забросил, а она сама не могла поддерживать дом в порядке, о курах, которых надо похоже что искоренять — нестись стали мало, толку от них никакого, только корм жрут да гадят. Об огороде, который пора уже поливать два раза в день — солнце печет, а дождя нет, и нет. Ну, и все такое прочее. А я слушал, поддакивал, хмыкал, удивлялся, вставлял междометия и думал о своем. Например о том — закончилось ли дело с банкиршей, или нет. И если закончилось — КАК оно закончилось.
— Эй, нечистая сила! — мысленно обратился я в моим бесам — Как там самочувствие моих жертв? Что банкирша, что ее доченька?
— Живы, но не вполне здоровы! — жизнерадостно откликнула Прошка.
— Еще как нездоровы! — вклинился Минька и радостно захохотал — рассказать, хозяин, что они сейчас делают и где сидят?
— Не надо — едва не поморщился я — Я понял, где они сидят. Вы лучше скажите — козней не строят? И еще — к ней ее начальник службы безопасности еще не подъехал?
— Подъехал. Сейчас она с горшка слезет, и он ей будет докладывать. Могу устроить трансляцию! Хочешь послушать?
— Хмм…хочу, но сейчас не могу. Ты запомни все, что они говорят, а потом мне расскажешь — в лицах, или просто так. Мы с Варей скоро в Тверь поедем, по дороге все мне и расскажешь. А сейчас не могу слушать — я занят.
— Знаю, вижу! — откликнулся Прошка и я снова неприятно «удивился» — он что, видит моими глазами? Хотя чего странного, Прошка фактически часть меня. Часть моего менатального поля, мои ментальные руки. Так почему ему не видеть моими глазами?
Самохин стоял возле ворот, смотрел, как из них выползает здоровенная фура-рефрижератор. Меня увидел, помахал, а когда я подошел, сунул руку для приветствия:
— Здарова! Живой, что ли? Вчера выглядел — в гроб краше кладут! А чего ты вообще туда полез? Ну, к пруду?
Рука Самохина ощущалась, как слесарные тиски — еще чуть, и кости просто хрустнут, раздавленные жутким давлением стальной ладони. Вот дал же бог силу! Я вроде бы и не хилый парень, а против него…мда, силен фермер, ничего не скажешь. Олигарх местного розлива!
— Ну…посмотреть — что и как. А у вас что вчера было-то? Я так и не спросил, не до того мне сталось…
— Да понятно, что не до того — у тебя вся башка была в крови. Хмм…а сейчас гляжу — вроде и нет ничего…как ты умудрился так быстро залечить?
Ну что ему сказать? Что бесы залечивают мои раны, откачивая жизненную энергию у людей? Что я черный колдун, питающийся неприятностями окружающих? Посмеется, и всех-то делов. Он искренне не верит во всякую там магию, бабу Нюру считает старой кликушей, а вчерашнее происшествие, когда деревню вдруг накрыла волна несчастных случаев и приступов агрессии ее жителей — результатом выброса болотного газа из бывшего господского пруда. И если я сейчас расскажу ему историю про то, как я некоторым образом с помощью русалки вдруг оказался в теле некого парня, погибшего во дворе господского дома сто лет назад и проклявшего своих односельчан за издевательство над господскими дочерьми и за свою гибель — Самохин решит, что я совсем спятил, и как в этом случае поступит — даже и не знаю. Может нахрен и не пошлет, но уже такого доверия как раньше между нами уже не будет. Кто всерьез общается с сумасшедшими? Если только такие же сумасшедшие.
— Там небольшая ранка была…стрептоцидом засыпал, да и все. Почти прошло. Голова такой предмет — чуть поранил, а крови будто из быка натекло. Ну вы же знаете.
— Знаю… — вздохнул Самохин и скривился, видно припомнив что-то неприятное — В девяностые пара придурков решили меня ограбить, кассу забрать. Один меня трубой по башке урезал. Кровищи было…жуть! Сшивали — десять швов наложили. Видишь, седая прядь? (он показал прядь на голове ближе к затылку) Вот потому она и образовалась, седая-то, на месте шрама.
— А что сталось с придурками? — с интересом спросил я, уже в общем-то зная ответ.
— Одного о стену шарахнул — он потом инвалидом остался — невозмутимо ответил Самохин, глядя на то, как фура осторожно объезжает дорожные рытвины — Другой нож достал, так пришлось ему руку сломать. И челюсть. Обоих закрыли, первого по болезни потом сактировали — инвалидов в тюрьме не держат, некому за ними ухаживать. А второй так и отсидел…половину срока. На зоне остался, ему кто-то заточку в печень загнал. Парень был гоношистый, права любил качать не по-делу, отморозок, в общем. А на зоне тоже любят порядок, им отморозки не нужны. Попер на смотрящего, вот его и уконтропопили. Я с тамошним Хозяином знаком, он мне и рассказал («Хозяин» — начальник колонии). Вот такие дела. Но да ладно — чего ко мне заехал? А! Забыл…спрашиваешь, что за разборки у меня были? Да с рабочими — сам знаешь, какой психоз начался. Орали, наезжали, типа я «сплотатор», у всех кровь выпил и все такое. Понимаешь, какое дело, Василий…когда ты чего-то добился, когда у тебя есть деньги — тебе обязательно завидуют. Особенно те, кто был рядом и вроде бы тоже мог…но не добился. Я вот большинство односельчан с детства знаю, и они все не могут поверить — как это Самохин сумел, а они — нет! Помалкивают, конечно, но стоит нажраться…или как вчера — психоз начался — так сразу все дерьмо наружу-то и полезло! Это как в революцию, помнишь, кто во власти был? Самая что ни на есть голытьба, пьянь! Они раскулачивали, они убивали, сжигали. Тоже — что-то вроде психоза было. Так и вчера — что-то вроде локальной революции… О! Привет, Варюша! Ну что, на работу выходишь, или так и останешься с Василием?
Я оглянулся, увидел Варю, которая подошла сзади и виновато улыбается и взялся отвечать за нее:
— Игорь Владимирович…это еще вопрос, по которому я заехал…
— Ты хочешь, чтобы она числилась на работе, а сама сидела дома и тебя ублажала, так? — Самохин ехидно улыбался, а Варя сразу порозовела, смутилась.
— Ну…примерно так — тоже улыбнулся я — Одному мне трудно, а мы вот…сошлись с ней. А смысл ей на работу ходить, пусть лучше меня обихаживает. А насчет социальных выплат — я все возмещу! Как скажете! Я бы и совсем трудовую забрал — вообще во все эти пенсионные стажи не верю, но Варя вот боится без пенсии остаться. Так что…
— Давай так сделаем — подумав, сказал Самохин — Я ее переведу в сторожа с самой минимальной ставкой, тогда социалки будет самый минимум. И сам все буду платить. Спишу это на спонсорскую помощь доблестной полиции. Кстати, тут такие слухи про тебя ходят! Это правда — то, что говорят?
— А что говорят? — насторожился я — Бастилию не брал! В свальном грехе вроде тоже не замечен! Хотя иногда и мечтается!
— Все мечтают! — хохотнул Самохин — Каждый второй мужик! Нет, тут говорят про тебя что ты кодируешь от пьянства. И что вроде как после твоей кодировки водку и в рот взять не могут! И что как шелковые делаются — ходят, тихие, как идиотики, только улыбаются. Любка Жижина обещала на тебя в суд подать, расстрелять и на костре сжечь как колдуна. Хе хе хе… Так правда, или нет? Насчет кодировки? Или трындит бабье?
— Правда! — решаюсь я — Не буду скрывать, могу!
— О как! — удивляется Самохин — А я думал — трындят! И что, любого можешь закодировать?
— Любого — снова киваю я.
— А если я тебя попрошу моих работников закодировать? Пришлю к тебе? С их согласия, конечно. Поможешь?
— Вам? Вам помогу — соглашаюсь я, и тут же добавляю — Только чтобы языком нигде…я не хочу, чтобы знали лишние люди.
— Шутишь?! — Самохин радостно хохочет — Да если тут кто-то один узнал, уже вся деревня знает! А если деревня знает — знают все в окружности семидесяти километров! Вот погоди, к тебе еще народ потянется — своих мужиков кодировать! Ты вообще тогда службу бросишь! Будешь только на этом и жить! Знаешь, сколько баб мечтают своих мужиков от пьянства отбить?! В деревне — каждая первая. Вот так, братец. Ну да ладно…вижу, вы куда-то намылились ехать…кстати, Варюха, выглядишь просто отпадно! В этих шортах…был бы я помоложе и не боялся бы твоего мужика-гипнотизера — точно бы за тобой ухлестнул! Пойдешь за меня замуж? Хе хе хе… Правда ты помоложе моей дочки, но щас модно на молодых-то жениться!
— Да ну вас, Игорь Владимирович! — Варя, пунцовая от смущения, машет рукой — Пойду я, ваши мужицкие разговоры меня смущают. Болтуны!
Самохин с удовольствием проводил Варю взглядом, внимательно осмотрев обтянутый шортами зад девушки, потом повернулся ко мне и тихо сказал:
— Поговаривают еще, что это ты ее муженька завалил и в лесу закопал. Я ничего не говорю, но ты будь поосторожнее…имей в виду. Понятно? Кто-нибудь может настучать…вернее — обязательно настучат. Та же Любка — она спит и видит, как тебе гадость сотворить. А уж что с Федькой вытворяет — ты бы знал! Впору ей самой морду набить!
— Что вытворяет?
— Бьет его, глумится. Бабам рассказывает, чего его делать заставляла…ну…типа в постели. И что он мол все исполняет, что она ни скажет. А она ему в рожу плюет, и…в общем — все с ним делает, что в голову придет. Мол, раз ей выпить не с кем, так пусть хотя бы прихоти ее исполняет. Хвастает, подлюка! Ее бы закодировать…это было бы просто отлично. У них дите, дите на нее смотрит — что с отцом творит эта гадина. Нехорошо. Знаю, Федька за дело получил, знаю, что они с Варькой сделали, так что тебя не виню. Но и эту тварь надо укоротить. Ладно, давай, поезжай. Или может зайдете ко мне, чаю попьете? Нет? Ну, пока! Бывайте!
Самохин сунул мне руку, даванул и скрылся в калитке, а я остался стоять один — злющий, как черт. А потом пошел к машине.
— Ты знаешь, где живет Жижин? — спросил я сходу, плюхаясь на сиденье.
— Ну…да! — непонимающе посмотрела на меня Варя и нахмурилась — Хочешь к ним заехать? С Любкой разобраться?
— Угу… — буркнул я, заводя движок УАЗа.
— Сейчас налево, вдоль улицы, потом будет переулок и я тебе покажу. Дом с красной крышей.
Любка копалась в огороде — то ли полола, то ли окучивала. Крепкая, плотная баба, в юности она вероятно была миловидной, даже симпатичной, теперь обабилась, расплылась, да кроме всего прочего алкоголь и курево не способствуют ни сохранению хорошего цвета лица, ни сохранению уходящей молодости. На вид ей было лет сорок, а то и больше, хотя я точно знал — Любка ровесница моей Вари. Вот что значит — нездоровый образ жизни и злоба, съедающая тебя изнутри.
— Ну-ка, иди сюда! — приказал я, медленно приближаясь к зловредной бабе.
— Чо?! Чо надо?! — Любка вытаращила глаза и подалась назад, а потом вдруг дико, явно на публику завопила — Чо, Варькинава мужичка-то ухайдокал, мусор поганый, меня пришел убивать?! Люууди…люууди…убивают! Убивает, мент поганый!
Я шагнул к ней и одним ментальным посылом превратил Любку в каменную статую. А затем принялся за дело. С толком, с расстановкой, внедряя в башку тупой бабы все, что пришло в мой злой, и очень даже изощренный разум.
Завершил сеанс за пять минут, и так впечатал ей своей Силой, что теперь выдрать это из мозга не сможет никто, ни один колдун — даже наверное я сам! Уж очень я не люблю подлых людишек, распространяющих по миру Зло.
Теперь эта баба не сможет пить спиртное, курить, не скажет ни одного грубого или матерного слова, не будет врать, будет любить своего ребенка, работу, мужа — последнего просто будет боготворить и посвятит ему всю себя…хе хе. Будет ублажать его, как настоящая гетера! С танцами, музыкой и всевозможными сладкими радостями.
А еще она будет держать диету, заниматься спортом, учиться, читать книги и не будет смотреть мыльные оперы и «Дом-2». Станет любить животных, и…больше ничего не придумал. Как оказалось, моя фантазия тоже имеет предел.
Когда уходил, мой браслет на руке у плеча был ледяным, как из морозилки. Браслет-накопитель, аккумулятор, который позволяет мне работать с Силой не исчерпывая свой личный запас, располагающий где-то в моем организме. Если я досуха исчерпаю свой запас Силы, то…хмм…не знаю, что будет, потому что я еще ни разу не сумел его исчерпать, но ничего хорошего точно не будет, потому что этот запас Силы связан с общим состоянием моего организма. Если Силы мало, ниже допустимого уровня — я чувствую усталость, недомогание, а если совсем мало, или ее нет…не знаю, может тогда я умру?
Проверять это очень не хочется, потому я и соорудил себе браслет-аккумулятор, который или я сам наполняю в Месте Силы, находящемся под моим домом (дом построен на Месте Силы — специально, как оказалось), или браслет потихоньку высасывает эту самую Силу из пространства, наполняя вначале себя, потом уже отдавая Силу мне. Очень полезная, практичная штучка, как и два амулета, сейчас висящие на моей шее на шелковых веревочках — один каменный амулет, из базальта — он защищает меня от пуль и всякого такого, служа чем-то вроде бронежилета, и второй — из мореного дуба, этот уже защищает от магии. Вчера он мне сильно помог, защитил от собственного проклятья, когда я шел к пруду это самое проклятье снимать.
Когда уходил, у Любки было очень светлое, умиротворенное лицо — ну просто ангел небесный, да и только! Тяжко ей будет в нашем мире, мире, построенном на лжи и насилии. Но я ни в чем не раскаиваюсь — «каждому воздастся по деяниям его». Я когда-нибудь возможно тоже отвечу за то, что делаю, но это будет еще не скоро. И я готов отвечать — если есть перед кем и за что. И ни в чем совершенно не раскаиваюсь. Я делаю все по совести, и верю в то, что делаю.
— Что ты с ней сделал?! — Варя смотрела на меня со смесью восторга и…опаски? Она что, боится меня?! Вот черт…даже неприятно стало. Я ведь с Варей-то ничего такого не делал. Хмм…нет, кое-что я с ней делал — обоюдоприятное, но то, что я ее для того не «гипнотизировал», это точно. Не внушал ей любви. И вообще ничего не внушал — по одной простой причине: я не желаю думать целыми днями о том, что рядом со мной живет кукла с наведенными эмоциями, желаниями, с промытыми мозгами. Мне это было бы неприятно.
Непоследовательно, да, я понимаю. Человек, который промывает мозги окружающим вдруг рассуждает о том, что ему не нравятся люди с промытыми мозгами. Как так?! А вот так! Я никогда не говорил, что являюсь святым и вообще офигительным мудрецом. Говорю то, что есть, и не обманываю себя.
— Все, что нужно сделал — коротко отвечаю я, и хлопаю дверцей моего «пепелаца». По виску стекает пот, рубашка на спине уже мокрая. Хорошо Варе — шорты короткие, под шортами трусики такие…что их считай и нет. И топик на голое тело титьки обтягивает — ветерком обдуло, вот ты и охладилась! А у меня форменная рубашка — довольно-таки плотная и теплая, хоть и с коротким рукавом, дурацкие форменные штаны — тоже из плотного сукна, и не босоножки, как и счастливой Вари, а черные форменные ботинки модели «Прощай молодость», самое то, чтобы ходить по июньской жаре!
Нет, разбогатею — куплю себе машину с кондиционером, хватит дурью маяться! На уазике только по грязи мотаться, осенью или весной. Зимой в нем холодно, летом от жары удавишься — военная машина, одним-то словом. На десять минут боя предназначена! Но не для комфорта водителя.
— Паа-ехали! — командую сам себе, и рывком срываю машину с места. Варю отбрасывает назад, на спинку кресло, она возмущенно смотрит на меня, но ничего не говорит. И опять мне вдруг кажется, что не говорит потому, что меня боится. Думает, что вот так вдруг возьму, и ее заколдую! И будет она потом ходить по струнке, как перепрограммированный робот! Точно думает об этом, боится…
Интересно, сколько продержится наша связь, при таком-то положении вещей? Побоится, побоится, а потом скажет — да пошел он нахрен! И сбежит куда глаза глядят. И будет она вся такая красивая, в новой одежде, купленной мной, стройная и сексуальная — искать себе нового мужика. И ведь найдет, не сомневаюсь. Варя и правда хороша, очень хороша! Даже Самохин вон сказал, предложил замуж — пусть и шуткой, но в каждой шутке…только доля шутки.
Да что я себя терзаю? Что за извечная русская привычка заниматься самокопанием и дергать за нити души? Что будет, то и будет, и нехрена устраивать сеанс саморазоблачения! Сбежит, значит — сбежит! А денег потраченных на нее мне не жалко — плевать на деньги. Еще заработаю. Да и не был я никогда жадным на деньги, тратил их легко и приятно — как и положено настоящему офицеру. Особенно на женщин. В общем — не о том надо думать.
— Эй, нечистая сила, расскажете мне как прошла встреча на Эльбе? То есть — что рассказал безопасник несчастной банкирше?
— Тебе как, хозяин, в лицах изобразить? Или просто суть передать?
— Хмм…давай-ка суть. А то мне кажется — это будет надолго.
— Ну если суть…этот человек рассказал своей хозяйке, что с ним и с остальными произошло. Потом передал ей твои слова. Женщина сильно ругалась, обещала стереть тебя в порошок. Потом мужчина сообщил, что он лично тебя стирать не будет и вообще участвовать в охоте на тебя не собирается — без объяснения причин. И что ему лично кажется, что проще было бы расплатиться с тобой, а не пытаться тебя уничтожить, так как это может обернуться гораздо большими финансовыми потерями, и уже вообще-то обернулась. На что женщина сказала, чтобы он не лез не в свое дело и не считал чужие деньги, иначе сильно пострадает — и совсем не финансово. Тогда мужчина сказал, что он увольняется, так как не считает возможным работать на человека, не способного адекватно оценить ситуацию, и с которым можно попасть такую беду, в которой никакие деньги уже не будут нужны. И что специалист его уровня всегда найдет нормального работодателя, ценящего советы своего консультанта безопасности и не пренебрегающего этими самыми советами. А ей он предрекает еще большие финансовые потери, унижение и даже смерть, если она не одумается и не поедет к тебе с предложением мира и дружбы. Что ты невероятно опасен, и если бы его информировали раньше — как следует информировали — он никогда бы не решился полезть к тебе так тупо и грубо. Такого как ты только взрывать, и лучше атомной бомбой. После этого он схватился за голову и упал, потеряв сознание. Как я предполагаю — от боли.
— Оно и понятно — ведь он косвенно дал этой бабе информацию о том, как нанести мне вред, а значит — соответственно получил и наказание.
— Теперь жди атомной бомбы, хозяин! Хе хе хе…
— Вряд ли. Какая-то убогая банкирша, и ядреная бомба? Чушь. Ну и что дальше? Что она предпринимает?
— Ничего. Смотрит на часы и блюет. Потом бежит в сортир на горшок. Ну и навестила дочку — та все делает как мама. Еще — рыдает, просит мать прекратить безобразие и с тобой помириться. Вот, в общем-то и все.
— Значит, она извещена. Через час вы прекратите их мучить и отправитесь смотреть телевизор. До завтрашнего утра.
Хмм…я не стал говорить ей, что при определенных условиях сделала бы она что угодно — ради дочери. Зачем портить настроение, зачем ссориться? Пусть думает так, как думает. Если только не играет ради меня спектакль, чтобы показать, какая она правильная.
Женщины — хитрые существа, и каждая первая — актриса. Одни актрисы играют лучше, другие хуже, но то, что они все играют — это без всякого сомнения. Я не склонен считать женскую игру каким-то там пороком. Такова суть женщины, и нужно прощать своей партнерше некоторые…хмм…странности, что ли? Если ко всему цепляться и не прощать — долго такие парочки вместе не живут. «Плавали, знаем!»
— Ладно, подруга…собирайся, поедем на разграбление города! — усмехнулся я и пошел к зеркалу — приводить себя в порядок. Через полчаса — причесанный, побритый, сытый я уже садился за руль своего боевого коня.
Варя открыла ворота, дождалась, пока я выгоню машину, ворота закрыла, запрыгнула на пассажирское сиденье и мы поехали по направлению к виднеющимся в нескольких сотнях метрах домам деревни. Мой дом стоит на отшибе, можно сказать за деревней — как и положено дому колдуна, так что в соседях у меня никого нет — кроме развесистых елок, старой березы, под которой некогда и похоронили бывшего хозяина дома, да яблонь с грушами, уже отцветших и обещавших очень даже приличный урожай.
Первым делом к Самохину. Переговорить с ним вчера не удалось, так что надо это сделать сегодня, тем более что повод есть, и более чем основательный — Варя. Надо и в самом деле договориться о том, чтобы она числилась на работе, и ей шел пенсионный стаж. Самому-то мне было наплевать на всякие там стажи — и не потому, что я колдун и проживу семьсот лет, я до обретения колдунства не особо верил, что этот самый пенсионный стаж мне даст что-либо дельное. Что он так уж намного увеличит мою пенсию по старости.
Во-первых до старости еще дожить нужно, во-вторых, минимальную пенсию я так и так получу, а особо напрягаться, зарабатывая какой-то там стаж мне абсолютно влом. Возможно, что и не прав, но…так я считаю.
А вот женщины обычно считают по-другому, они исключительно дотошно относятся к таким вещам и считают все дни до пенсии. Потому — если хочет Варя, я с Самохиным насчет ее стажа переговорю. Возможно (скорее всего) придется платить фермеру, чтобы числил Варю на работе — ведь за каждого работника он платит «социалку», так почему Самохин должен платить из собственного кармана? Я бы на его месте предложил компенсировать все взносы в социальные фонды, и давай, числись на здоровье! Лишняя работа бухгалтерии, конечно, но…чего не сделаешь ради хорошего человека. Меня, то бишь.
Пока ехали, Варя беспрерывно щебетала — рассказывала что-то о дочери, которая все спрашивает, куда мама исчезает и где обитает, о своих отце с матерью, которые очень хотели бы со мной познакомиться, о ее доме, который совсем что-то обветшал — этот чертов муженек совсем его забросил, а она сама не могла поддерживать дом в порядке, о курах, которых надо похоже что искоренять — нестись стали мало, толку от них никакого, только корм жрут да гадят. Об огороде, который пора уже поливать два раза в день — солнце печет, а дождя нет, и нет. Ну, и все такое прочее. А я слушал, поддакивал, хмыкал, удивлялся, вставлял междометия и думал о своем. Например о том — закончилось ли дело с банкиршей, или нет. И если закончилось — КАК оно закончилось.
— Эй, нечистая сила! — мысленно обратился я в моим бесам — Как там самочувствие моих жертв? Что банкирша, что ее доченька?
— Живы, но не вполне здоровы! — жизнерадостно откликнула Прошка.
— Еще как нездоровы! — вклинился Минька и радостно захохотал — рассказать, хозяин, что они сейчас делают и где сидят?
— Не надо — едва не поморщился я — Я понял, где они сидят. Вы лучше скажите — козней не строят? И еще — к ней ее начальник службы безопасности еще не подъехал?
— Подъехал. Сейчас она с горшка слезет, и он ей будет докладывать. Могу устроить трансляцию! Хочешь послушать?
— Хмм…хочу, но сейчас не могу. Ты запомни все, что они говорят, а потом мне расскажешь — в лицах, или просто так. Мы с Варей скоро в Тверь поедем, по дороге все мне и расскажешь. А сейчас не могу слушать — я занят.
— Знаю, вижу! — откликнулся Прошка и я снова неприятно «удивился» — он что, видит моими глазами? Хотя чего странного, Прошка фактически часть меня. Часть моего менатального поля, мои ментальные руки. Так почему ему не видеть моими глазами?
Самохин стоял возле ворот, смотрел, как из них выползает здоровенная фура-рефрижератор. Меня увидел, помахал, а когда я подошел, сунул руку для приветствия:
— Здарова! Живой, что ли? Вчера выглядел — в гроб краше кладут! А чего ты вообще туда полез? Ну, к пруду?
Рука Самохина ощущалась, как слесарные тиски — еще чуть, и кости просто хрустнут, раздавленные жутким давлением стальной ладони. Вот дал же бог силу! Я вроде бы и не хилый парень, а против него…мда, силен фермер, ничего не скажешь. Олигарх местного розлива!
— Ну…посмотреть — что и как. А у вас что вчера было-то? Я так и не спросил, не до того мне сталось…
— Да понятно, что не до того — у тебя вся башка была в крови. Хмм…а сейчас гляжу — вроде и нет ничего…как ты умудрился так быстро залечить?
Ну что ему сказать? Что бесы залечивают мои раны, откачивая жизненную энергию у людей? Что я черный колдун, питающийся неприятностями окружающих? Посмеется, и всех-то делов. Он искренне не верит во всякую там магию, бабу Нюру считает старой кликушей, а вчерашнее происшествие, когда деревню вдруг накрыла волна несчастных случаев и приступов агрессии ее жителей — результатом выброса болотного газа из бывшего господского пруда. И если я сейчас расскажу ему историю про то, как я некоторым образом с помощью русалки вдруг оказался в теле некого парня, погибшего во дворе господского дома сто лет назад и проклявшего своих односельчан за издевательство над господскими дочерьми и за свою гибель — Самохин решит, что я совсем спятил, и как в этом случае поступит — даже и не знаю. Может нахрен и не пошлет, но уже такого доверия как раньше между нами уже не будет. Кто всерьез общается с сумасшедшими? Если только такие же сумасшедшие.
— Там небольшая ранка была…стрептоцидом засыпал, да и все. Почти прошло. Голова такой предмет — чуть поранил, а крови будто из быка натекло. Ну вы же знаете.
— Знаю… — вздохнул Самохин и скривился, видно припомнив что-то неприятное — В девяностые пара придурков решили меня ограбить, кассу забрать. Один меня трубой по башке урезал. Кровищи было…жуть! Сшивали — десять швов наложили. Видишь, седая прядь? (он показал прядь на голове ближе к затылку) Вот потому она и образовалась, седая-то, на месте шрама.
— А что сталось с придурками? — с интересом спросил я, уже в общем-то зная ответ.
— Одного о стену шарахнул — он потом инвалидом остался — невозмутимо ответил Самохин, глядя на то, как фура осторожно объезжает дорожные рытвины — Другой нож достал, так пришлось ему руку сломать. И челюсть. Обоих закрыли, первого по болезни потом сактировали — инвалидов в тюрьме не держат, некому за ними ухаживать. А второй так и отсидел…половину срока. На зоне остался, ему кто-то заточку в печень загнал. Парень был гоношистый, права любил качать не по-делу, отморозок, в общем. А на зоне тоже любят порядок, им отморозки не нужны. Попер на смотрящего, вот его и уконтропопили. Я с тамошним Хозяином знаком, он мне и рассказал («Хозяин» — начальник колонии). Вот такие дела. Но да ладно — чего ко мне заехал? А! Забыл…спрашиваешь, что за разборки у меня были? Да с рабочими — сам знаешь, какой психоз начался. Орали, наезжали, типа я «сплотатор», у всех кровь выпил и все такое. Понимаешь, какое дело, Василий…когда ты чего-то добился, когда у тебя есть деньги — тебе обязательно завидуют. Особенно те, кто был рядом и вроде бы тоже мог…но не добился. Я вот большинство односельчан с детства знаю, и они все не могут поверить — как это Самохин сумел, а они — нет! Помалкивают, конечно, но стоит нажраться…или как вчера — психоз начался — так сразу все дерьмо наружу-то и полезло! Это как в революцию, помнишь, кто во власти был? Самая что ни на есть голытьба, пьянь! Они раскулачивали, они убивали, сжигали. Тоже — что-то вроде психоза было. Так и вчера — что-то вроде локальной революции… О! Привет, Варюша! Ну что, на работу выходишь, или так и останешься с Василием?
Я оглянулся, увидел Варю, которая подошла сзади и виновато улыбается и взялся отвечать за нее:
— Игорь Владимирович…это еще вопрос, по которому я заехал…
— Ты хочешь, чтобы она числилась на работе, а сама сидела дома и тебя ублажала, так? — Самохин ехидно улыбался, а Варя сразу порозовела, смутилась.
— Ну…примерно так — тоже улыбнулся я — Одному мне трудно, а мы вот…сошлись с ней. А смысл ей на работу ходить, пусть лучше меня обихаживает. А насчет социальных выплат — я все возмещу! Как скажете! Я бы и совсем трудовую забрал — вообще во все эти пенсионные стажи не верю, но Варя вот боится без пенсии остаться. Так что…
— Давай так сделаем — подумав, сказал Самохин — Я ее переведу в сторожа с самой минимальной ставкой, тогда социалки будет самый минимум. И сам все буду платить. Спишу это на спонсорскую помощь доблестной полиции. Кстати, тут такие слухи про тебя ходят! Это правда — то, что говорят?
— А что говорят? — насторожился я — Бастилию не брал! В свальном грехе вроде тоже не замечен! Хотя иногда и мечтается!
— Все мечтают! — хохотнул Самохин — Каждый второй мужик! Нет, тут говорят про тебя что ты кодируешь от пьянства. И что вроде как после твоей кодировки водку и в рот взять не могут! И что как шелковые делаются — ходят, тихие, как идиотики, только улыбаются. Любка Жижина обещала на тебя в суд подать, расстрелять и на костре сжечь как колдуна. Хе хе хе… Так правда, или нет? Насчет кодировки? Или трындит бабье?
— Правда! — решаюсь я — Не буду скрывать, могу!
— О как! — удивляется Самохин — А я думал — трындят! И что, любого можешь закодировать?
— Любого — снова киваю я.
— А если я тебя попрошу моих работников закодировать? Пришлю к тебе? С их согласия, конечно. Поможешь?
— Вам? Вам помогу — соглашаюсь я, и тут же добавляю — Только чтобы языком нигде…я не хочу, чтобы знали лишние люди.
— Шутишь?! — Самохин радостно хохочет — Да если тут кто-то один узнал, уже вся деревня знает! А если деревня знает — знают все в окружности семидесяти километров! Вот погоди, к тебе еще народ потянется — своих мужиков кодировать! Ты вообще тогда службу бросишь! Будешь только на этом и жить! Знаешь, сколько баб мечтают своих мужиков от пьянства отбить?! В деревне — каждая первая. Вот так, братец. Ну да ладно…вижу, вы куда-то намылились ехать…кстати, Варюха, выглядишь просто отпадно! В этих шортах…был бы я помоложе и не боялся бы твоего мужика-гипнотизера — точно бы за тобой ухлестнул! Пойдешь за меня замуж? Хе хе хе… Правда ты помоложе моей дочки, но щас модно на молодых-то жениться!
— Да ну вас, Игорь Владимирович! — Варя, пунцовая от смущения, машет рукой — Пойду я, ваши мужицкие разговоры меня смущают. Болтуны!
Самохин с удовольствием проводил Варю взглядом, внимательно осмотрев обтянутый шортами зад девушки, потом повернулся ко мне и тихо сказал:
— Поговаривают еще, что это ты ее муженька завалил и в лесу закопал. Я ничего не говорю, но ты будь поосторожнее…имей в виду. Понятно? Кто-нибудь может настучать…вернее — обязательно настучат. Та же Любка — она спит и видит, как тебе гадость сотворить. А уж что с Федькой вытворяет — ты бы знал! Впору ей самой морду набить!
— Что вытворяет?
— Бьет его, глумится. Бабам рассказывает, чего его делать заставляла…ну…типа в постели. И что он мол все исполняет, что она ни скажет. А она ему в рожу плюет, и…в общем — все с ним делает, что в голову придет. Мол, раз ей выпить не с кем, так пусть хотя бы прихоти ее исполняет. Хвастает, подлюка! Ее бы закодировать…это было бы просто отлично. У них дите, дите на нее смотрит — что с отцом творит эта гадина. Нехорошо. Знаю, Федька за дело получил, знаю, что они с Варькой сделали, так что тебя не виню. Но и эту тварь надо укоротить. Ладно, давай, поезжай. Или может зайдете ко мне, чаю попьете? Нет? Ну, пока! Бывайте!
Самохин сунул мне руку, даванул и скрылся в калитке, а я остался стоять один — злющий, как черт. А потом пошел к машине.
— Ты знаешь, где живет Жижин? — спросил я сходу, плюхаясь на сиденье.
— Ну…да! — непонимающе посмотрела на меня Варя и нахмурилась — Хочешь к ним заехать? С Любкой разобраться?
— Угу… — буркнул я, заводя движок УАЗа.
— Сейчас налево, вдоль улицы, потом будет переулок и я тебе покажу. Дом с красной крышей.
Любка копалась в огороде — то ли полола, то ли окучивала. Крепкая, плотная баба, в юности она вероятно была миловидной, даже симпатичной, теперь обабилась, расплылась, да кроме всего прочего алкоголь и курево не способствуют ни сохранению хорошего цвета лица, ни сохранению уходящей молодости. На вид ей было лет сорок, а то и больше, хотя я точно знал — Любка ровесница моей Вари. Вот что значит — нездоровый образ жизни и злоба, съедающая тебя изнутри.
— Ну-ка, иди сюда! — приказал я, медленно приближаясь к зловредной бабе.
— Чо?! Чо надо?! — Любка вытаращила глаза и подалась назад, а потом вдруг дико, явно на публику завопила — Чо, Варькинава мужичка-то ухайдокал, мусор поганый, меня пришел убивать?! Люууди…люууди…убивают! Убивает, мент поганый!
Я шагнул к ней и одним ментальным посылом превратил Любку в каменную статую. А затем принялся за дело. С толком, с расстановкой, внедряя в башку тупой бабы все, что пришло в мой злой, и очень даже изощренный разум.
Завершил сеанс за пять минут, и так впечатал ей своей Силой, что теперь выдрать это из мозга не сможет никто, ни один колдун — даже наверное я сам! Уж очень я не люблю подлых людишек, распространяющих по миру Зло.
Теперь эта баба не сможет пить спиртное, курить, не скажет ни одного грубого или матерного слова, не будет врать, будет любить своего ребенка, работу, мужа — последнего просто будет боготворить и посвятит ему всю себя…хе хе. Будет ублажать его, как настоящая гетера! С танцами, музыкой и всевозможными сладкими радостями.
А еще она будет держать диету, заниматься спортом, учиться, читать книги и не будет смотреть мыльные оперы и «Дом-2». Станет любить животных, и…больше ничего не придумал. Как оказалось, моя фантазия тоже имеет предел.
Когда уходил, мой браслет на руке у плеча был ледяным, как из морозилки. Браслет-накопитель, аккумулятор, который позволяет мне работать с Силой не исчерпывая свой личный запас, располагающий где-то в моем организме. Если я досуха исчерпаю свой запас Силы, то…хмм…не знаю, что будет, потому что я еще ни разу не сумел его исчерпать, но ничего хорошего точно не будет, потому что этот запас Силы связан с общим состоянием моего организма. Если Силы мало, ниже допустимого уровня — я чувствую усталость, недомогание, а если совсем мало, или ее нет…не знаю, может тогда я умру?
Проверять это очень не хочется, потому я и соорудил себе браслет-аккумулятор, который или я сам наполняю в Месте Силы, находящемся под моим домом (дом построен на Месте Силы — специально, как оказалось), или браслет потихоньку высасывает эту самую Силу из пространства, наполняя вначале себя, потом уже отдавая Силу мне. Очень полезная, практичная штучка, как и два амулета, сейчас висящие на моей шее на шелковых веревочках — один каменный амулет, из базальта — он защищает меня от пуль и всякого такого, служа чем-то вроде бронежилета, и второй — из мореного дуба, этот уже защищает от магии. Вчера он мне сильно помог, защитил от собственного проклятья, когда я шел к пруду это самое проклятье снимать.
Когда уходил, у Любки было очень светлое, умиротворенное лицо — ну просто ангел небесный, да и только! Тяжко ей будет в нашем мире, мире, построенном на лжи и насилии. Но я ни в чем не раскаиваюсь — «каждому воздастся по деяниям его». Я когда-нибудь возможно тоже отвечу за то, что делаю, но это будет еще не скоро. И я готов отвечать — если есть перед кем и за что. И ни в чем совершенно не раскаиваюсь. Я делаю все по совести, и верю в то, что делаю.
— Что ты с ней сделал?! — Варя смотрела на меня со смесью восторга и…опаски? Она что, боится меня?! Вот черт…даже неприятно стало. Я ведь с Варей-то ничего такого не делал. Хмм…нет, кое-что я с ней делал — обоюдоприятное, но то, что я ее для того не «гипнотизировал», это точно. Не внушал ей любви. И вообще ничего не внушал — по одной простой причине: я не желаю думать целыми днями о том, что рядом со мной живет кукла с наведенными эмоциями, желаниями, с промытыми мозгами. Мне это было бы неприятно.
Непоследовательно, да, я понимаю. Человек, который промывает мозги окружающим вдруг рассуждает о том, что ему не нравятся люди с промытыми мозгами. Как так?! А вот так! Я никогда не говорил, что являюсь святым и вообще офигительным мудрецом. Говорю то, что есть, и не обманываю себя.
— Все, что нужно сделал — коротко отвечаю я, и хлопаю дверцей моего «пепелаца». По виску стекает пот, рубашка на спине уже мокрая. Хорошо Варе — шорты короткие, под шортами трусики такие…что их считай и нет. И топик на голое тело титьки обтягивает — ветерком обдуло, вот ты и охладилась! А у меня форменная рубашка — довольно-таки плотная и теплая, хоть и с коротким рукавом, дурацкие форменные штаны — тоже из плотного сукна, и не босоножки, как и счастливой Вари, а черные форменные ботинки модели «Прощай молодость», самое то, чтобы ходить по июньской жаре!
Нет, разбогатею — куплю себе машину с кондиционером, хватит дурью маяться! На уазике только по грязи мотаться, осенью или весной. Зимой в нем холодно, летом от жары удавишься — военная машина, одним-то словом. На десять минут боя предназначена! Но не для комфорта водителя.
— Паа-ехали! — командую сам себе, и рывком срываю машину с места. Варю отбрасывает назад, на спинку кресло, она возмущенно смотрит на меня, но ничего не говорит. И опять мне вдруг кажется, что не говорит потому, что меня боится. Думает, что вот так вдруг возьму, и ее заколдую! И будет она потом ходить по струнке, как перепрограммированный робот! Точно думает об этом, боится…
Интересно, сколько продержится наша связь, при таком-то положении вещей? Побоится, побоится, а потом скажет — да пошел он нахрен! И сбежит куда глаза глядят. И будет она вся такая красивая, в новой одежде, купленной мной, стройная и сексуальная — искать себе нового мужика. И ведь найдет, не сомневаюсь. Варя и правда хороша, очень хороша! Даже Самохин вон сказал, предложил замуж — пусть и шуткой, но в каждой шутке…только доля шутки.
Да что я себя терзаю? Что за извечная русская привычка заниматься самокопанием и дергать за нити души? Что будет, то и будет, и нехрена устраивать сеанс саморазоблачения! Сбежит, значит — сбежит! А денег потраченных на нее мне не жалко — плевать на деньги. Еще заработаю. Да и не был я никогда жадным на деньги, тратил их легко и приятно — как и положено настоящему офицеру. Особенно на женщин. В общем — не о том надо думать.
— Эй, нечистая сила, расскажете мне как прошла встреча на Эльбе? То есть — что рассказал безопасник несчастной банкирше?
— Тебе как, хозяин, в лицах изобразить? Или просто суть передать?
— Хмм…давай-ка суть. А то мне кажется — это будет надолго.
— Ну если суть…этот человек рассказал своей хозяйке, что с ним и с остальными произошло. Потом передал ей твои слова. Женщина сильно ругалась, обещала стереть тебя в порошок. Потом мужчина сообщил, что он лично тебя стирать не будет и вообще участвовать в охоте на тебя не собирается — без объяснения причин. И что ему лично кажется, что проще было бы расплатиться с тобой, а не пытаться тебя уничтожить, так как это может обернуться гораздо большими финансовыми потерями, и уже вообще-то обернулась. На что женщина сказала, чтобы он не лез не в свое дело и не считал чужие деньги, иначе сильно пострадает — и совсем не финансово. Тогда мужчина сказал, что он увольняется, так как не считает возможным работать на человека, не способного адекватно оценить ситуацию, и с которым можно попасть такую беду, в которой никакие деньги уже не будут нужны. И что специалист его уровня всегда найдет нормального работодателя, ценящего советы своего консультанта безопасности и не пренебрегающего этими самыми советами. А ей он предрекает еще большие финансовые потери, унижение и даже смерть, если она не одумается и не поедет к тебе с предложением мира и дружбы. Что ты невероятно опасен, и если бы его информировали раньше — как следует информировали — он никогда бы не решился полезть к тебе так тупо и грубо. Такого как ты только взрывать, и лучше атомной бомбой. После этого он схватился за голову и упал, потеряв сознание. Как я предполагаю — от боли.
— Оно и понятно — ведь он косвенно дал этой бабе информацию о том, как нанести мне вред, а значит — соответственно получил и наказание.
— Теперь жди атомной бомбы, хозяин! Хе хе хе…
— Вряд ли. Какая-то убогая банкирша, и ядреная бомба? Чушь. Ну и что дальше? Что она предпринимает?
— Ничего. Смотрит на часы и блюет. Потом бежит в сортир на горшок. Ну и навестила дочку — та все делает как мама. Еще — рыдает, просит мать прекратить безобразие и с тобой помириться. Вот, в общем-то и все.
— Значит, она извещена. Через час вы прекратите их мучить и отправитесь смотреть телевизор. До завтрашнего утра.