— ХарОша баба! — с удовольствием повторил Банный — И сиськи у нее славные!
А я ему ничего не ответил. Лег на живот и приготовился к экзекуции, которая скоро и последовала.
Эх, и хлестала она меня! Так, что об эрекции и думать забыл! А потом перевернула на спину, и еще хлестала, приговаривая: «Да не бойся ты, не отшибу я его! Вижу ведь, наверное!»
А потом я ее похлестал. По упругим, тугим ягодицам. По стройным ногам, по красивой спине, обтянутой гладкой, матовой кожей. По плоскому животику, совсем не испорченному родами. По груди, немного отяжелевшей, но торчащей, как у девочки. Ну а потом мы облились водой и выскочили в предбанник, отдыхать — приоткрыв наружную дверь для допуска ветерка. Я сидел рядом с Варей, и мне было очень, очень хорошо — спокойно и…по-домашнему.
А затем она вдруг заговорила:
— Спасибо тебе!
— За что? — спросил я расслаблено, не открывая глаз.
— За мужа! — ответила Варя буднично и спокойно, и я сразу напрягся, даже в ушах зазвенело:
— Что значит — за мужа? Причем тут я, и твой муж? Ну оформил я его, попугал, и что?
— Это ведь ты сделал так, что он исчез — голос Варин был спокоен, а вот у меня спокойствия совсем никакого не осталось. Мне только таких разговоров не хватало!
— Ничего я не делал! Я его не убивал, если ьы это имеешь в виду! Клянусь, не убивал! Как ты вообще могла это подумать, Варь?! Ты с ума сошла?! Ты же взрослая, разумная женщина! Ты что считаешь, я пришел, ты меня попросила, и я его грохнул?! Так что ли?! Может он просто решил от тебя уйти! Надоела ты ему!
— Он не мог от меня уйти — тихий смешок Вари меня даже немного озадачил, не так она видать проста, какой кажется, точно — Он любил меня без памяти. И при этом загонял в могилу. Он никогда бы от меня не ушел! Я же не дура, Вась…я видела, как ты на меня смотришь, я была в отчаянии, и ты меня пожалел. Ты с ним поговорил, а потом муж ночью поднялся и куда-то ушел. И больше его никто не видел. А еще люди слышали, как в деревне рычала какая-то машина, видели, как ездила машина без огней. Это же деревня, здесь все видят. И видели, как ты вернулся домой утром.
Варя замолчала, а я эдак серьезно задумался! Да бляха-муха! Чертова деревня! Да тут вообще с глаз никуда не скроешься! Вот это я влип!
Впрочем — а чего влип-то? Ну и ездил куда-то, и что? Придумаю какую-то версию, да все. Мол, ездил на рыбалку! Да кому какое дело, куда я ездил? Не докажут! Нет тела — нет дела! Пропал человек? Да мало ли куда он пропал?! Их сотни пропадают каждый год! Может, инопланетяне воруют, может в параллельный мир проваливаются, а может бандиты-грабители убивают и закапывают. И не находят людей! Так что поверить, будто участковый взял и грохнул какого-то там алкаша — да кто в это всерьез поверит?! Богатой, влиятельной родни у него нет, а если кто-то на меня и напишет — так ни черта ничего у них не выйдет!
— Я скажу, что он хотел уехать — вдруг прервала мои размышления Варя — На заработки, в город. Паспорт его я сожгла. И вещи в печи сожгла — вроде как он их с собой забрал. Заявление тебе напишу, мол исчез, ничего не сказал — ушел, и все. А могу пока и не писать — потом напишу. Ушел, да и черт с ним!
— Варь…вот скажи, как ты так просто — ушел, и черт с ним? Он ведь отец твоего ребенка, твоей дочки. Ты выходила за него замуж по-любви, и теперь готова на все, даже убить?! Кстати, клянусь — я его не убивал. Скорее всего он и сейчас жив! И будет жить еще долго, очень долго! (если это можно назвать жизнью)
— Ну ты же видел, как мы с ним жили! Вначале — да, любила. А потом…потом залетела от него. И куда деваться? С ребенком? Я вообще-то школу с золотой медалью закончила! Хотела идти в институт, а тут…вот, ребенок. И не пошла. Осталась в деревне. А он стал пить, все больше и больше. Ревновал страшно. Бил. А потом пьяный, сопливый, лез на меня в постели! А я его уже не хочу! Мне противно с ним! Он меня насиловал, я отбивалась. Он бил. И так годы и годы. А потом…потом у него стоять перестал. Он меня обвинил, мол — это из-за меня, это потому что я ему отказывала, и стал пить еще больше. Крыша совсем поехала — мол, я с Самохиным сплю, потому он меня и защищает. Начал жалобы писать, и пил, пил, пил… Денег постоянно не хватает — он вместо того, чтобы на семью тратить, все пропивал — сам, и с дружками. С работы его выгнали — на одну мою зарплату жили. Отец с матерью помогали мои…его-то померли давно, у него брат еще старший, но тот и на порог этого скота не пускает. После того, как Семен у него мотоцикл увел и продал. До милиции не довели, дело-то свойское, но Юрка сказал, что теперь нет у него брата. Вот так и жили. Я же говорю — еще немного, и я бы его прирезала! Или бы зарубила! Вот так…
Варя положила мне руку на бедро, и я едва не вздрогнул. Потом положила мне голову на плечо и шепнула:
— Я ведь обещала, что все для тебя сделаю…
Везет мне на страстных женщин, точно! В воде они живут, или на Земле… Когда мы оторвались друг от друга, тяжело дыша, покрытые потом, усталые, и довольные, Варя вдруг сказала, облизывая языком свои полные губы:
— Господи, как хорошо-то! Я уже и забыла, как это бывает! У меня ведь кроме Семена никого и не было! Я только в кино-то и видала, как это на самом-то деле бывает! Столько лет, столько лет дымом улетело!
А я слушал и думал о том, что если бы не мое такое длительное воздержание, не знаю, как бы у меня получилось при стольких, понимаешь ли, свидетелях. Это ладно бесы — я уже попривык к моим вечным спутникам, которые сидят у телевизора и тихонько хихикают, слушая, как я тут развлекаюсь самым что ни на есть приятным образом. Но когда возле лавки стоит маленький дедок в импровизированных трусилях и громко, довольно комментирует процесс, обсуждая стати моей партнерши и то, как я ее пользую…
«Давай, давай, сынок! Ишь, какие у нее титьки-то глыбокие! Капусты видать ела, отрастила! Ты за задницу-то ее схвати, вишь, как ей ндравицца! И поглыбже, порезче давай! Вот! Вот! Уже и покричала! Все учить вас надо, молодежь! Бабе как следует присунуть не могут!»…
В общем — прошло все хорошо, просто замечательно, но ужасно хотелось жахнуть заклятием по старому пердуну, да так, чтобы он больше никогда и не вылез из своей проклятой печурки! Старая сволочь!
И снова парились, а потом намыливали друг друга. Какое это блаженство, когда ты сидишь, а тебя намыливают…трут…гладят…ласкают гладкие, сильные женские руки!
И какое блаженство натирать, намывать это упругое, желанное женское тело!
Воды хватало, она была набрана в алюминиевые фляги, стоявшие на полу. А кипятка в огромном чугунном чане хватило бы не для двоих, а на целую семью из десяти человек.
Мы сделали еще два захода. Нет, сексом в бане больше не занимались. На скамье неудобно, стоя тоже как-то не особенно комфортно. Всегда ведь лучше это делать на кровати! Ну или на чем-то другом — горизонтальном, мягком, с чего не свалишься на холодный пол в самый ответственный момент.
Варя умела заниматься сексом, и не скажешь, что Семен у нее был единственным. Она отдавалась с такой страстью, с таким первобытным бесстыдством, что дала бы сто очков вперед каким-нибудь интернетовским порнозвездам. Впрочем, я и раньше замечал, что женщины, закрепощенные и робкие с мужем — с любовником (то есть со мной), ведут себя совершенно не так, как в супружеской постели. Они будто что-то стараются доказать, будто хотят быть не теми, кто они есть — серыми мышками, не очень удачно вышедшими замуж, а настоящими секс-дивами, секс-бомбами, попробовав которых я никогда больше не захочу никакую другую женщину. Наивно, конечно, но одна замужняя дама мне так и сказала: «Я никогда не делала это мужу, и никогда не позволяла ему делать так, как позволяю тебе! И ты никогда меня не забудешь, потому что я — лучшая!»
Наверное, это что-то из области комплексов — доказать, что ты лучшая в постели, и что муж просто-напросто тебя не ценит. Но я никогда этих женщин не разубеждал. Пусть думают именно так. Мне с того только лучше. И приятнее.
Не скажу, что я был таким уж сердцеедом, но верно сказала баба Нюра, судьба моя — чужие замужние женщины. Только к ним меня тянет, только с ними мне хорошо. Вот как сейчас, с Варей.
Какая она замужняя, если муж сейчас где-то там в глубинах озера получает свою кару за мерзостное поведение? Так он ведь жив, а значит — она все еще замужняя женщина! Глупо, конечно, но наверное у меня тоже какой-то комплекс на этот счет — замужние мне нравятся больше незамужних.
Кто-нибудь мог бы мне сейчас сказать, что я мерзкий человечишка — не успела еще земля просохнуть на могиле моей любимой, а я уже занимаюсь сексом с другой? Так Маша не была мне любимой. Не успели мы с ней…ничего не успели. Влюбились, как два подростка, и тут же злая жизнь нас и развела. И не забыл я ее, помню. И буду помнить всегда, как помнят что-то хорошее, но давно, навсегда ушедшее из жизни. Тем более, что если верить моим бесам — теперь я вообще ничего забыть не смогу!
Готовила Варя очень хорошо. Ее борщ точно был вкуснее моего. И опять мне подумалось — надо дать ей денег. Она ведь фактически в нищете жила со своим придурком! И еще на меня потратилась! Деньги у меня есть, и еще будут, а я никогда не был жадным, и уж точно никогда не жил за счет женщин.
Уже когда пили чай со сладкими пирожками, я на всякий случай спросил Варю:
— А разговоров не будет, что ты у меня все это время пропадала? Что люди-то скажут?
Она посмотрела на меня странным, долгим взглядом, подняла брови:
— А что бы не сказали — наплевать! Ну да, бегаю я к тебе, и что? Сейчас не средние века, и не домострой. Тем более, что тебя ведь боятся, как огня. Потому меня точно не тронут, побоятся шпынять.
— Что?! — я даже поперхнулся чаем — Как это боятся?! Почему? Чего я такого сделал, чтобы они боялись?
— Слухи ходят, что ты колдун! — Варя весело улыбнулась — Поселился в доме колдуна, прижился здесь. Опять же — с бабкой Нюрой дружишься. А еще — видели тебя с еще одной колдуньей…она к тебе даже приезжала! Опять же — Капустина парализовало — с чего? Говорят, ты его проклял! И потом, когда бабка Нюра его вылечила, ты с ней был. Вроде как помогал колдовать. А еще слух прошел, что ты ездил в Ольховку, и там Бегемотиху заколдовал.
— Что-о?! Какую, к черту бегемотиху?! — я отодвинул бокал с чаем и вытаращился на Варю — Что за чушь?!
— Ну…это Силькину Машку так зовут, Бегемотихой. Ох, и сука редкостная! Ее все ненавидят! Вся округа! Она крови всем попортила — просто ни в сказке сказать, ни пером описать! И кляузы писала, и всякие гадости про людей сочиняла, и волосы драла. А потом соседа начала поедом есть — интеллигент попался, отпора дать не может, вот она его живьем и съедала! Ну ты же знаешь, ты у нее был. И вот после того, как ты у нее побывал — бабу как подменили! Ласковая такая стала, добрая, улыбается! Вначале даже решили, что спятила Бегемотиха, или прикидывается. Потом смотрят — вроде нормальная. А соседа этого чуть не на руках носит! Типа любовь теперь у них! Представляешь? Вот как ты так ее напугал?! Что ей говорил?
— Откуда ты все это знаешь-то? — недоверчиво помотал я головой, в который раз поражаясь, как быстро разносятся по деревням все слухи — Я был-то там три дня назад! Всего-навсего! И уже все знают?!
— Нина Степановна, продавщица рассказывала в магазине, а я слыхала, когда за продуктами ходила. А она от экспедитора слышала, что товар привез, а он в Ольховке, в магазине узнал! У нас тут ведь как — на одном конце пукнули, а в другом конце уже знают, кричат — «Петька обделался!». Это же деревня, Вась!
Варя звонко рассмеялась, я не выдержал, подхватил ее смех. Но смех мой быстренько угас. Быстро же меня вычислил этот людской муравейник! Ты посмотри-ка, какие они далеко идущие выводы сделали! И ведь как все логично! Приход участкового — странное поведение человека — «виноват» в этом участковый. Общается с колдуньей — значит не чужд колдовства — значит, сам колдует! И самое интересное, что у этого народа, в большей своей массе не особо затронутого высшим и средним техническим образованием — нет и сомнения в том, что участковый может быть связан с колдовством! Для них колдовство — это часть жизни, это норма. Рядом с ними существуют две самые что ни на есть настоящие ведьмы, не раз доказывавшие факт наличия у них колдовской силы. И значит, по логике, любой другой человек тоже может быть колдуном! Так почему им не оказаться участковому? И форма его здесь совершенно ни причем — главное ведь содержание.
Так…похоже что я волей-неволей начинаю засвечиваться. Пока что не явно, косвенно, но засвечиваться. И чем мне это грозит? Что будет, когда люди на моем участке будут наверняка знать, что я не просто участковый, а еще и что-то вроде колдуна? Что они сделают? Напишут на меня заявление? Мол, я колдую, порчу напускаю, и все такое прочее? Хе хе…их просто поставят на учет к психиатру, вот и все.
Будут от меня шарахаться? Так от меня по большому-то счету все равно шарахаются, я ведь участковый, полицейский, притом чужак, пришлый. Особой дружбы я с ними не вел, да и вести скорее всего не буду. Мне же их «нагибать» нужно, а не дружиться. Я орган принуждения, орган власти, а кто особо любит принуждающих к чему-то? Вот с Самохиным можно и подружиться, а мнение остальных о себе мне особо-то и не интересно.
Начальству моему напишут? Мол, вместо того, чтобы насаждать правопорядок, участковый Каганов занимается колдовством? Ох, и поржут же мои сослуживцы! Да и я с ними поржу. Мало ли какую чушь на участкового пишут? Я лично видел жалобу, в которой говорилось, что участковый Милютин занимается сексом с козами, напиваясь при этом до состояния не стояния. Капитан Милютин тогда пообещал закопать в козье дерьмо того, кто это написал. Навсегда закопать. А уж жалобы на беспредел участкового, который преследует и желает законопатить несчастного невиновного — это даже не обыденность, это наша жизнь.
В общем — пусть говорят, что хотят… я сделаю все, чтобы доказать мою принадлежность к славному роду колдунов было совершенно невозможно. И в помощь мне абсолютное неверие просвещенного человечества в наличие у отдельных особей паранормальных способностей. Спасибо «Битве экстрасенсов», спасибо им за то, что сделали все возможное для создание имиджа абсолютного жулья всем экстрасенсам, всем колдунам и ведьмам моей необъятной родины!
— И что, ты тоже веришь, что я какой-то там колдун? — усмехнувшись, осведомился у Вари, с довольным видом поглядывающей на экран телевизора, на котором показывали красоток, загорающих возле бассейна где-то далеко-далеко возле синего моря.
— Ну…колдун, или не колдун, а что-то такое в тебе есть! — серьезно сказала моя новая подруга — ты как глянешь на меня, так у меня внутри все и обрывается! Мне хочется броситься на колени, положить тебе голову тебе на бедро и сидеть так вечно, дожидаясь, когда ты меня приласкаешь! Вот сейчас сказала, а у меня внутри все затряслось, аж дыхание сперло! Как тогда, когда я первый раз тебя увидела! Как увидела, так и поняла — я тебя хочу! Тебя, и больше никого!
Мда. А это может стать проблемой…жениться-то я не собираюсь! А еще, закралось эдакое…подозрение. А не может быть такая страсть наведенной?! Не может быть так, что я неосознанно заклял эту женщину, и потому она теперь трясется, мечтая о моей вполне такой большой, но чистой, отмытой в баньке любви?
А ведь хреновое это дело. Теперь я каждый раз, когда буду общаться с женщиной — любой женщиной, которая потенциально может стать моей любовницей, и выкажет явные признаки приязни ко мне — буду думать, взвешивать, соображать — не искусственное ли это, не наведенная ли страсть? Может это я возжелал женщину и заставил ее полюбить себя?! Ведь о чем-то таком бесы и говорили! О том влиянии, которое колдун оказывает на женщин, как вампир носферату! Поманил — и пошла она за тобой, зачарованная! И подставила шею под твой сладкий укус!
И кстати — существует огромная опасность испортить жизнь и самому себе. Влюбишь в себя женщину, разрушишь ее семью, и станет все это огромнейшей проблемой. Например — ее муженек, который попытается решить вопрос радикально и меня искоренить, как объект вредный, и подлежащий немедленной утилизации! Может и не сможет меня быстро убрать, я все-таки колдун, а не просто участковый Вася Каганов, но жизнь мне осложнить сможет запросто.
Ну это я так…теоретически! Не собираюсь ведь разрушать чужие семьи! (И вспомнилась «Люсенька» с ее поцелуем, и здоровенный бывший десантник, влюбленный в нее до умопомрачения).
И каков вывод? А вывод такой: гасить все непроизвольные выбросы заклятий. А если уж такое (предположительно) получилось — тут же побыстрее снимать заклятие. Развеивать так сказать любовный морок! Не собираюсь я заводить гарем, это я так…с голодухи мечтал. Уж и помечтать что ли нельзя? А теперь у меня Варя есть — не пропаду я на «безбабье»!
— Ты вот что…радость моя! — начал я, раздумывая, что именно сказать — Не придумывай лишнего! И не слушай всякой чуши, которую бабы разносят. Ну да, я умею убеждать людей, да, работаю как следует. Но это не означает…
Я замолк, обдумывая что же «не означает», но Варя вклинилась в паузу и легкомысленно махнула рукой:
— Наплюй, Вась! Да хоть бы и колдун! У нас колдунов боятся и ценят. Вон, бабку Нюру — все уважают и боятся. И Нину Петровну из Орловки — тоже. Так и пусть боятся — колдун, значит колдун! У нас народ только силу понимает. А если ты участковый, да еще и колдун — они тебя будут уважать так, как тебе и не снилось! А мне все равно, кто ты, главное, мне с тобой хорошо. А там уже будь, что будет. И не бойся, я тебя в загс не тащу. Я ведь еще замужняя жена. Вот так. И рожать я пока не собираюсь. Меня баба Нюра заговорила от беременности. Я не хотела больше от Сеньки понести.
— А импотенцию случайно не ты ли ему устроила? — спросил я легко, думая о своем, наболевшем. И лучше бы я не спрашивал — взгляд Вари метнулся в сторону, и я понял — точно, она! И вот откуда она знает Нину Петровну! Небось во-свойски, задарма ей снадобье ведьма сварганила, с нее станется. Капнула Варенька муженьку в стакан пару капель, и повис евонный отросток навсегда и бевповортно.
Колдуньи, они тоже бабы, и в положение женщин всегда войдут. Очень они не любят насильников, и тех, кто своих жен смертным боем бьет. Так что напакостить такому придурку — это святое дело. Баба Нюра, та бы наверное на такое черное колдовство не пошла, а вот Нина Степановна — запросто. Как-нибудь спрошу у нее при случае. Хотя по большому счету и незачем, все и так яснее ясного.
— Ладно, не отвечай, все ясно — вздохнул я, и встал из-за стола — вот что, Варь…сколько я тебе денег должен? Сколько ты потратила?
— Неважно! — Варя порозовела и снова отвела взгляд — Сколько бы ни было, все мои! Заработаю! Не говори ничего насчет денег! Я ведь от души делала! Могу я в конце-то концов потратиться на своего любовника, или нет?
— Можешь. Но зато я не могу сидеть на шее у женщины — отрезал я — Дурью не майся, тебе ребенка кормить надо! Так что брось эти разговоры, возьми деньги и не придуривайся! Я мужчина! А мужчина не должен жить за счет женщины! Ты меня что, альфонсом считаешь, что ли?! А?!
Я нарочно нахмурился, повысил голос и Варя тут же едва не расплакалась. Даже пожалел, что так наехал, слегка переборщил со своим театральным представлением.
— Ну перестань…чего ты…кстати — борщ очень вкусный! Давно такого вкусного не ел! Вот, возьми…пять тысяч пока хватит? (достал из бумажника, лежавшего на буфете)
— Много! Ты чего?! — всполошилась Варя — куда столько-то?
— Ну…считай, что я тебя нанял в доме убраться! И баню натопить! — ухмыльнулся я — пойдешь ко мне в прислуги?
— В прислуги — нет! А в любовницы — да! — улыбнулась Варя и отложила пятитысячную купюру на край стола — Ладно, я возьму, что потратила, а остальное тебе на хозяйство пойдет. Надо еще моющих средств прикупить, еще кое-чего. Я за свой счет взяла две недели, Игорь Владимирович отпустил, говорит — оплатит мне, будто я работала все это время. Лишь бы я за тобой поухаживала как следует. Он очень переживал, что ты разболелся, хотел тебя в район отвезти, в больницу. Еле уговорили не отвозить! Он хороший человек, порядочный. Тут все на нем держится, вся деревня, если бы не он, тут вообще бы все зачахло, а мужики бы спились как один.
Я встал, подошел к Варе, молча поднял ее со стула и притянул к себе, глядя в глаза. Под тонким халатиком девушки ничего не было кроме ее тела, которое я уже знал на вкус, и на цвет, и мне ужасно захотелось повторить то, что случилось в бане. На кровати-то это делать удобнее!
Главное, чтобы какие-нибудь мерзавцы не комментировали «под руку»… И нечего хихикать, поганцы! Обычное человеческое дело, вам не понять! Ах, вы все понимаете? И одобряете, только хотите побольше страсти? Молчать, бесы! И чтобы ни звука!
В райцентр поехал на следующий день. Остаток дня мы с Варей посвятили бесстыдному сексу и такому же бесстыдному отдыху. Валялись в постели, смотрели телевизор и любили друг друга. Вот уж я оторвался за все дни своего вынужденного целибата! За все время, что я был без постоянной женщины! Кстати, секс с русалкой накануне — не в счет. Там было другое. Там было что-то вроде жертвы. Моей жертвы на алтарь колдовского дела. А тут — просто секс с женщиной, которая тебе нравится, и в которую наверное ты влюблен.
Хорошо было, правда. Вечером поужинали, посидели, говоря ни о чем и обо всем сразу, и снова в постель. И снова я оторвался, как восемнадцатилетний юноша, дорвавшийся до халявного секса. Утром Варя смущаясь похихикала, что я ее на самом деле заездил. Она ведь тоже поотвыкла от секса, с муженьком-то импотентом — какой секс?
Потом Варя убежала домой — огород поливать, да у нее еще и куры оказывается были — яйца собрать, покормить, напоить. Пообещала подойти после обеда. Ключ от дома уговорились оставлять под кирпичом, в рукавице, под крыльцом.
А я ему ничего не ответил. Лег на живот и приготовился к экзекуции, которая скоро и последовала.
Эх, и хлестала она меня! Так, что об эрекции и думать забыл! А потом перевернула на спину, и еще хлестала, приговаривая: «Да не бойся ты, не отшибу я его! Вижу ведь, наверное!»
А потом я ее похлестал. По упругим, тугим ягодицам. По стройным ногам, по красивой спине, обтянутой гладкой, матовой кожей. По плоскому животику, совсем не испорченному родами. По груди, немного отяжелевшей, но торчащей, как у девочки. Ну а потом мы облились водой и выскочили в предбанник, отдыхать — приоткрыв наружную дверь для допуска ветерка. Я сидел рядом с Варей, и мне было очень, очень хорошо — спокойно и…по-домашнему.
А затем она вдруг заговорила:
— Спасибо тебе!
— За что? — спросил я расслаблено, не открывая глаз.
— За мужа! — ответила Варя буднично и спокойно, и я сразу напрягся, даже в ушах зазвенело:
— Что значит — за мужа? Причем тут я, и твой муж? Ну оформил я его, попугал, и что?
— Это ведь ты сделал так, что он исчез — голос Варин был спокоен, а вот у меня спокойствия совсем никакого не осталось. Мне только таких разговоров не хватало!
— Ничего я не делал! Я его не убивал, если ьы это имеешь в виду! Клянусь, не убивал! Как ты вообще могла это подумать, Варь?! Ты с ума сошла?! Ты же взрослая, разумная женщина! Ты что считаешь, я пришел, ты меня попросила, и я его грохнул?! Так что ли?! Может он просто решил от тебя уйти! Надоела ты ему!
— Он не мог от меня уйти — тихий смешок Вари меня даже немного озадачил, не так она видать проста, какой кажется, точно — Он любил меня без памяти. И при этом загонял в могилу. Он никогда бы от меня не ушел! Я же не дура, Вась…я видела, как ты на меня смотришь, я была в отчаянии, и ты меня пожалел. Ты с ним поговорил, а потом муж ночью поднялся и куда-то ушел. И больше его никто не видел. А еще люди слышали, как в деревне рычала какая-то машина, видели, как ездила машина без огней. Это же деревня, здесь все видят. И видели, как ты вернулся домой утром.
Варя замолчала, а я эдак серьезно задумался! Да бляха-муха! Чертова деревня! Да тут вообще с глаз никуда не скроешься! Вот это я влип!
Впрочем — а чего влип-то? Ну и ездил куда-то, и что? Придумаю какую-то версию, да все. Мол, ездил на рыбалку! Да кому какое дело, куда я ездил? Не докажут! Нет тела — нет дела! Пропал человек? Да мало ли куда он пропал?! Их сотни пропадают каждый год! Может, инопланетяне воруют, может в параллельный мир проваливаются, а может бандиты-грабители убивают и закапывают. И не находят людей! Так что поверить, будто участковый взял и грохнул какого-то там алкаша — да кто в это всерьез поверит?! Богатой, влиятельной родни у него нет, а если кто-то на меня и напишет — так ни черта ничего у них не выйдет!
— Я скажу, что он хотел уехать — вдруг прервала мои размышления Варя — На заработки, в город. Паспорт его я сожгла. И вещи в печи сожгла — вроде как он их с собой забрал. Заявление тебе напишу, мол исчез, ничего не сказал — ушел, и все. А могу пока и не писать — потом напишу. Ушел, да и черт с ним!
— Варь…вот скажи, как ты так просто — ушел, и черт с ним? Он ведь отец твоего ребенка, твоей дочки. Ты выходила за него замуж по-любви, и теперь готова на все, даже убить?! Кстати, клянусь — я его не убивал. Скорее всего он и сейчас жив! И будет жить еще долго, очень долго! (если это можно назвать жизнью)
— Ну ты же видел, как мы с ним жили! Вначале — да, любила. А потом…потом залетела от него. И куда деваться? С ребенком? Я вообще-то школу с золотой медалью закончила! Хотела идти в институт, а тут…вот, ребенок. И не пошла. Осталась в деревне. А он стал пить, все больше и больше. Ревновал страшно. Бил. А потом пьяный, сопливый, лез на меня в постели! А я его уже не хочу! Мне противно с ним! Он меня насиловал, я отбивалась. Он бил. И так годы и годы. А потом…потом у него стоять перестал. Он меня обвинил, мол — это из-за меня, это потому что я ему отказывала, и стал пить еще больше. Крыша совсем поехала — мол, я с Самохиным сплю, потому он меня и защищает. Начал жалобы писать, и пил, пил, пил… Денег постоянно не хватает — он вместо того, чтобы на семью тратить, все пропивал — сам, и с дружками. С работы его выгнали — на одну мою зарплату жили. Отец с матерью помогали мои…его-то померли давно, у него брат еще старший, но тот и на порог этого скота не пускает. После того, как Семен у него мотоцикл увел и продал. До милиции не довели, дело-то свойское, но Юрка сказал, что теперь нет у него брата. Вот так и жили. Я же говорю — еще немного, и я бы его прирезала! Или бы зарубила! Вот так…
Варя положила мне руку на бедро, и я едва не вздрогнул. Потом положила мне голову на плечо и шепнула:
— Я ведь обещала, что все для тебя сделаю…
Везет мне на страстных женщин, точно! В воде они живут, или на Земле… Когда мы оторвались друг от друга, тяжело дыша, покрытые потом, усталые, и довольные, Варя вдруг сказала, облизывая языком свои полные губы:
— Господи, как хорошо-то! Я уже и забыла, как это бывает! У меня ведь кроме Семена никого и не было! Я только в кино-то и видала, как это на самом-то деле бывает! Столько лет, столько лет дымом улетело!
А я слушал и думал о том, что если бы не мое такое длительное воздержание, не знаю, как бы у меня получилось при стольких, понимаешь ли, свидетелях. Это ладно бесы — я уже попривык к моим вечным спутникам, которые сидят у телевизора и тихонько хихикают, слушая, как я тут развлекаюсь самым что ни на есть приятным образом. Но когда возле лавки стоит маленький дедок в импровизированных трусилях и громко, довольно комментирует процесс, обсуждая стати моей партнерши и то, как я ее пользую…
«Давай, давай, сынок! Ишь, какие у нее титьки-то глыбокие! Капусты видать ела, отрастила! Ты за задницу-то ее схвати, вишь, как ей ндравицца! И поглыбже, порезче давай! Вот! Вот! Уже и покричала! Все учить вас надо, молодежь! Бабе как следует присунуть не могут!»…
В общем — прошло все хорошо, просто замечательно, но ужасно хотелось жахнуть заклятием по старому пердуну, да так, чтобы он больше никогда и не вылез из своей проклятой печурки! Старая сволочь!
И снова парились, а потом намыливали друг друга. Какое это блаженство, когда ты сидишь, а тебя намыливают…трут…гладят…ласкают гладкие, сильные женские руки!
И какое блаженство натирать, намывать это упругое, желанное женское тело!
Воды хватало, она была набрана в алюминиевые фляги, стоявшие на полу. А кипятка в огромном чугунном чане хватило бы не для двоих, а на целую семью из десяти человек.
Мы сделали еще два захода. Нет, сексом в бане больше не занимались. На скамье неудобно, стоя тоже как-то не особенно комфортно. Всегда ведь лучше это делать на кровати! Ну или на чем-то другом — горизонтальном, мягком, с чего не свалишься на холодный пол в самый ответственный момент.
Варя умела заниматься сексом, и не скажешь, что Семен у нее был единственным. Она отдавалась с такой страстью, с таким первобытным бесстыдством, что дала бы сто очков вперед каким-нибудь интернетовским порнозвездам. Впрочем, я и раньше замечал, что женщины, закрепощенные и робкие с мужем — с любовником (то есть со мной), ведут себя совершенно не так, как в супружеской постели. Они будто что-то стараются доказать, будто хотят быть не теми, кто они есть — серыми мышками, не очень удачно вышедшими замуж, а настоящими секс-дивами, секс-бомбами, попробовав которых я никогда больше не захочу никакую другую женщину. Наивно, конечно, но одна замужняя дама мне так и сказала: «Я никогда не делала это мужу, и никогда не позволяла ему делать так, как позволяю тебе! И ты никогда меня не забудешь, потому что я — лучшая!»
Наверное, это что-то из области комплексов — доказать, что ты лучшая в постели, и что муж просто-напросто тебя не ценит. Но я никогда этих женщин не разубеждал. Пусть думают именно так. Мне с того только лучше. И приятнее.
Не скажу, что я был таким уж сердцеедом, но верно сказала баба Нюра, судьба моя — чужие замужние женщины. Только к ним меня тянет, только с ними мне хорошо. Вот как сейчас, с Варей.
Какая она замужняя, если муж сейчас где-то там в глубинах озера получает свою кару за мерзостное поведение? Так он ведь жив, а значит — она все еще замужняя женщина! Глупо, конечно, но наверное у меня тоже какой-то комплекс на этот счет — замужние мне нравятся больше незамужних.
Кто-нибудь мог бы мне сейчас сказать, что я мерзкий человечишка — не успела еще земля просохнуть на могиле моей любимой, а я уже занимаюсь сексом с другой? Так Маша не была мне любимой. Не успели мы с ней…ничего не успели. Влюбились, как два подростка, и тут же злая жизнь нас и развела. И не забыл я ее, помню. И буду помнить всегда, как помнят что-то хорошее, но давно, навсегда ушедшее из жизни. Тем более, что если верить моим бесам — теперь я вообще ничего забыть не смогу!
Готовила Варя очень хорошо. Ее борщ точно был вкуснее моего. И опять мне подумалось — надо дать ей денег. Она ведь фактически в нищете жила со своим придурком! И еще на меня потратилась! Деньги у меня есть, и еще будут, а я никогда не был жадным, и уж точно никогда не жил за счет женщин.
Уже когда пили чай со сладкими пирожками, я на всякий случай спросил Варю:
— А разговоров не будет, что ты у меня все это время пропадала? Что люди-то скажут?
Она посмотрела на меня странным, долгим взглядом, подняла брови:
— А что бы не сказали — наплевать! Ну да, бегаю я к тебе, и что? Сейчас не средние века, и не домострой. Тем более, что тебя ведь боятся, как огня. Потому меня точно не тронут, побоятся шпынять.
— Что?! — я даже поперхнулся чаем — Как это боятся?! Почему? Чего я такого сделал, чтобы они боялись?
— Слухи ходят, что ты колдун! — Варя весело улыбнулась — Поселился в доме колдуна, прижился здесь. Опять же — с бабкой Нюрой дружишься. А еще — видели тебя с еще одной колдуньей…она к тебе даже приезжала! Опять же — Капустина парализовало — с чего? Говорят, ты его проклял! И потом, когда бабка Нюра его вылечила, ты с ней был. Вроде как помогал колдовать. А еще слух прошел, что ты ездил в Ольховку, и там Бегемотиху заколдовал.
— Что-о?! Какую, к черту бегемотиху?! — я отодвинул бокал с чаем и вытаращился на Варю — Что за чушь?!
— Ну…это Силькину Машку так зовут, Бегемотихой. Ох, и сука редкостная! Ее все ненавидят! Вся округа! Она крови всем попортила — просто ни в сказке сказать, ни пером описать! И кляузы писала, и всякие гадости про людей сочиняла, и волосы драла. А потом соседа начала поедом есть — интеллигент попался, отпора дать не может, вот она его живьем и съедала! Ну ты же знаешь, ты у нее был. И вот после того, как ты у нее побывал — бабу как подменили! Ласковая такая стала, добрая, улыбается! Вначале даже решили, что спятила Бегемотиха, или прикидывается. Потом смотрят — вроде нормальная. А соседа этого чуть не на руках носит! Типа любовь теперь у них! Представляешь? Вот как ты так ее напугал?! Что ей говорил?
— Откуда ты все это знаешь-то? — недоверчиво помотал я головой, в который раз поражаясь, как быстро разносятся по деревням все слухи — Я был-то там три дня назад! Всего-навсего! И уже все знают?!
— Нина Степановна, продавщица рассказывала в магазине, а я слыхала, когда за продуктами ходила. А она от экспедитора слышала, что товар привез, а он в Ольховке, в магазине узнал! У нас тут ведь как — на одном конце пукнули, а в другом конце уже знают, кричат — «Петька обделался!». Это же деревня, Вась!
Варя звонко рассмеялась, я не выдержал, подхватил ее смех. Но смех мой быстренько угас. Быстро же меня вычислил этот людской муравейник! Ты посмотри-ка, какие они далеко идущие выводы сделали! И ведь как все логично! Приход участкового — странное поведение человека — «виноват» в этом участковый. Общается с колдуньей — значит не чужд колдовства — значит, сам колдует! И самое интересное, что у этого народа, в большей своей массе не особо затронутого высшим и средним техническим образованием — нет и сомнения в том, что участковый может быть связан с колдовством! Для них колдовство — это часть жизни, это норма. Рядом с ними существуют две самые что ни на есть настоящие ведьмы, не раз доказывавшие факт наличия у них колдовской силы. И значит, по логике, любой другой человек тоже может быть колдуном! Так почему им не оказаться участковому? И форма его здесь совершенно ни причем — главное ведь содержание.
Так…похоже что я волей-неволей начинаю засвечиваться. Пока что не явно, косвенно, но засвечиваться. И чем мне это грозит? Что будет, когда люди на моем участке будут наверняка знать, что я не просто участковый, а еще и что-то вроде колдуна? Что они сделают? Напишут на меня заявление? Мол, я колдую, порчу напускаю, и все такое прочее? Хе хе…их просто поставят на учет к психиатру, вот и все.
Будут от меня шарахаться? Так от меня по большому-то счету все равно шарахаются, я ведь участковый, полицейский, притом чужак, пришлый. Особой дружбы я с ними не вел, да и вести скорее всего не буду. Мне же их «нагибать» нужно, а не дружиться. Я орган принуждения, орган власти, а кто особо любит принуждающих к чему-то? Вот с Самохиным можно и подружиться, а мнение остальных о себе мне особо-то и не интересно.
Начальству моему напишут? Мол, вместо того, чтобы насаждать правопорядок, участковый Каганов занимается колдовством? Ох, и поржут же мои сослуживцы! Да и я с ними поржу. Мало ли какую чушь на участкового пишут? Я лично видел жалобу, в которой говорилось, что участковый Милютин занимается сексом с козами, напиваясь при этом до состояния не стояния. Капитан Милютин тогда пообещал закопать в козье дерьмо того, кто это написал. Навсегда закопать. А уж жалобы на беспредел участкового, который преследует и желает законопатить несчастного невиновного — это даже не обыденность, это наша жизнь.
В общем — пусть говорят, что хотят… я сделаю все, чтобы доказать мою принадлежность к славному роду колдунов было совершенно невозможно. И в помощь мне абсолютное неверие просвещенного человечества в наличие у отдельных особей паранормальных способностей. Спасибо «Битве экстрасенсов», спасибо им за то, что сделали все возможное для создание имиджа абсолютного жулья всем экстрасенсам, всем колдунам и ведьмам моей необъятной родины!
— И что, ты тоже веришь, что я какой-то там колдун? — усмехнувшись, осведомился у Вари, с довольным видом поглядывающей на экран телевизора, на котором показывали красоток, загорающих возле бассейна где-то далеко-далеко возле синего моря.
— Ну…колдун, или не колдун, а что-то такое в тебе есть! — серьезно сказала моя новая подруга — ты как глянешь на меня, так у меня внутри все и обрывается! Мне хочется броситься на колени, положить тебе голову тебе на бедро и сидеть так вечно, дожидаясь, когда ты меня приласкаешь! Вот сейчас сказала, а у меня внутри все затряслось, аж дыхание сперло! Как тогда, когда я первый раз тебя увидела! Как увидела, так и поняла — я тебя хочу! Тебя, и больше никого!
Мда. А это может стать проблемой…жениться-то я не собираюсь! А еще, закралось эдакое…подозрение. А не может быть такая страсть наведенной?! Не может быть так, что я неосознанно заклял эту женщину, и потому она теперь трясется, мечтая о моей вполне такой большой, но чистой, отмытой в баньке любви?
А ведь хреновое это дело. Теперь я каждый раз, когда буду общаться с женщиной — любой женщиной, которая потенциально может стать моей любовницей, и выкажет явные признаки приязни ко мне — буду думать, взвешивать, соображать — не искусственное ли это, не наведенная ли страсть? Может это я возжелал женщину и заставил ее полюбить себя?! Ведь о чем-то таком бесы и говорили! О том влиянии, которое колдун оказывает на женщин, как вампир носферату! Поманил — и пошла она за тобой, зачарованная! И подставила шею под твой сладкий укус!
И кстати — существует огромная опасность испортить жизнь и самому себе. Влюбишь в себя женщину, разрушишь ее семью, и станет все это огромнейшей проблемой. Например — ее муженек, который попытается решить вопрос радикально и меня искоренить, как объект вредный, и подлежащий немедленной утилизации! Может и не сможет меня быстро убрать, я все-таки колдун, а не просто участковый Вася Каганов, но жизнь мне осложнить сможет запросто.
Ну это я так…теоретически! Не собираюсь ведь разрушать чужие семьи! (И вспомнилась «Люсенька» с ее поцелуем, и здоровенный бывший десантник, влюбленный в нее до умопомрачения).
И каков вывод? А вывод такой: гасить все непроизвольные выбросы заклятий. А если уж такое (предположительно) получилось — тут же побыстрее снимать заклятие. Развеивать так сказать любовный морок! Не собираюсь я заводить гарем, это я так…с голодухи мечтал. Уж и помечтать что ли нельзя? А теперь у меня Варя есть — не пропаду я на «безбабье»!
— Ты вот что…радость моя! — начал я, раздумывая, что именно сказать — Не придумывай лишнего! И не слушай всякой чуши, которую бабы разносят. Ну да, я умею убеждать людей, да, работаю как следует. Но это не означает…
Я замолк, обдумывая что же «не означает», но Варя вклинилась в паузу и легкомысленно махнула рукой:
— Наплюй, Вась! Да хоть бы и колдун! У нас колдунов боятся и ценят. Вон, бабку Нюру — все уважают и боятся. И Нину Петровну из Орловки — тоже. Так и пусть боятся — колдун, значит колдун! У нас народ только силу понимает. А если ты участковый, да еще и колдун — они тебя будут уважать так, как тебе и не снилось! А мне все равно, кто ты, главное, мне с тобой хорошо. А там уже будь, что будет. И не бойся, я тебя в загс не тащу. Я ведь еще замужняя жена. Вот так. И рожать я пока не собираюсь. Меня баба Нюра заговорила от беременности. Я не хотела больше от Сеньки понести.
— А импотенцию случайно не ты ли ему устроила? — спросил я легко, думая о своем, наболевшем. И лучше бы я не спрашивал — взгляд Вари метнулся в сторону, и я понял — точно, она! И вот откуда она знает Нину Петровну! Небось во-свойски, задарма ей снадобье ведьма сварганила, с нее станется. Капнула Варенька муженьку в стакан пару капель, и повис евонный отросток навсегда и бевповортно.
Колдуньи, они тоже бабы, и в положение женщин всегда войдут. Очень они не любят насильников, и тех, кто своих жен смертным боем бьет. Так что напакостить такому придурку — это святое дело. Баба Нюра, та бы наверное на такое черное колдовство не пошла, а вот Нина Степановна — запросто. Как-нибудь спрошу у нее при случае. Хотя по большому счету и незачем, все и так яснее ясного.
— Ладно, не отвечай, все ясно — вздохнул я, и встал из-за стола — вот что, Варь…сколько я тебе денег должен? Сколько ты потратила?
— Неважно! — Варя порозовела и снова отвела взгляд — Сколько бы ни было, все мои! Заработаю! Не говори ничего насчет денег! Я ведь от души делала! Могу я в конце-то концов потратиться на своего любовника, или нет?
— Можешь. Но зато я не могу сидеть на шее у женщины — отрезал я — Дурью не майся, тебе ребенка кормить надо! Так что брось эти разговоры, возьми деньги и не придуривайся! Я мужчина! А мужчина не должен жить за счет женщины! Ты меня что, альфонсом считаешь, что ли?! А?!
Я нарочно нахмурился, повысил голос и Варя тут же едва не расплакалась. Даже пожалел, что так наехал, слегка переборщил со своим театральным представлением.
— Ну перестань…чего ты…кстати — борщ очень вкусный! Давно такого вкусного не ел! Вот, возьми…пять тысяч пока хватит? (достал из бумажника, лежавшего на буфете)
— Много! Ты чего?! — всполошилась Варя — куда столько-то?
— Ну…считай, что я тебя нанял в доме убраться! И баню натопить! — ухмыльнулся я — пойдешь ко мне в прислуги?
— В прислуги — нет! А в любовницы — да! — улыбнулась Варя и отложила пятитысячную купюру на край стола — Ладно, я возьму, что потратила, а остальное тебе на хозяйство пойдет. Надо еще моющих средств прикупить, еще кое-чего. Я за свой счет взяла две недели, Игорь Владимирович отпустил, говорит — оплатит мне, будто я работала все это время. Лишь бы я за тобой поухаживала как следует. Он очень переживал, что ты разболелся, хотел тебя в район отвезти, в больницу. Еле уговорили не отвозить! Он хороший человек, порядочный. Тут все на нем держится, вся деревня, если бы не он, тут вообще бы все зачахло, а мужики бы спились как один.
Я встал, подошел к Варе, молча поднял ее со стула и притянул к себе, глядя в глаза. Под тонким халатиком девушки ничего не было кроме ее тела, которое я уже знал на вкус, и на цвет, и мне ужасно захотелось повторить то, что случилось в бане. На кровати-то это делать удобнее!
Главное, чтобы какие-нибудь мерзавцы не комментировали «под руку»… И нечего хихикать, поганцы! Обычное человеческое дело, вам не понять! Ах, вы все понимаете? И одобряете, только хотите побольше страсти? Молчать, бесы! И чтобы ни звука!
В райцентр поехал на следующий день. Остаток дня мы с Варей посвятили бесстыдному сексу и такому же бесстыдному отдыху. Валялись в постели, смотрели телевизор и любили друг друга. Вот уж я оторвался за все дни своего вынужденного целибата! За все время, что я был без постоянной женщины! Кстати, секс с русалкой накануне — не в счет. Там было другое. Там было что-то вроде жертвы. Моей жертвы на алтарь колдовского дела. А тут — просто секс с женщиной, которая тебе нравится, и в которую наверное ты влюблен.
Хорошо было, правда. Вечером поужинали, посидели, говоря ни о чем и обо всем сразу, и снова в постель. И снова я оторвался, как восемнадцатилетний юноша, дорвавшийся до халявного секса. Утром Варя смущаясь похихикала, что я ее на самом деле заездил. Она ведь тоже поотвыкла от секса, с муженьком-то импотентом — какой секс?
Потом Варя убежала домой — огород поливать, да у нее еще и куры оказывается были — яйца собрать, покормить, напоить. Пообещала подойти после обеда. Ключ от дома уговорились оставлять под кирпичом, в рукавице, под крыльцом.