Алена Александровна оборудовала себе офис в помещении по соседству со старым кабинетом Андронати. К ее чести, она не стала занимать комнату профессора, зная, что когда-нибудь он еще вернется на свое рабочее место.

– Господин Дубровский! – улыбнулась Сухорукова, когда он постучал в открытую дверь ее кабинета. – Очень рада вас видеть. На недавнем приеме нам так и не удалось толком поговорить.

– Да, здесь было столько народа. Да еще этот ужасный эпизод с той девочкой.

– И не говорите, – помрачнела Сухорукова. – Сдается мне, в вашем Клыково постоянно творится что-то из ряда вон. А ведь с первого взгляда и не скажешь, такой тихий, мирный городок.

– Первое впечатление обманчиво, – улыбнулся Дубровский. – Пусть вас не вводит в заблуждение здешняя тишина. Именно в тишине подчас творятся всякие гнусности. Но это не значит, что город плох. Очень скоро закончится сезон туристов, вот тогда вы узнаете, что такое настоящая спокойная и размеренная жизнь.

– Присаживайтесь. – Алена Александровна показала ему на свободное кресло. – Хотите чего-нибудь выпить?

– От чашечки кофе я бы не отказался.

– Марьяна! – крикнула Сухорукова. – Приготовь нам кофе!

– Ну вот, опять начинается! – раздался раздраженный крик в коридоре. – Только я решила немного вздремнуть!

– Пошевеливайся, никчемная лентяйка! Тебе полезно растрясти лишний жирок!

– Чтобы стать такой же сушеной воблой, как вы?! Нет уж, увольте!

– Допросишься, возьму и уволю!

– И кто тогда будет целыми днями выслушивать ваши придирки?!

Профессор Дубровский изумленно уставился на Сухорукову.

– Это моя помощница, – отмахнулась та. – Не обращайте внимания. Любит поворчать, но с делами справляется хорошо. Так что привело вас ко мне, Вениамин?

– Если помните, мы впервые встретились на одном мероприятии в музее истории Санкт-Эринбурга. В то время вы еще… – Дубровский смущенно прокашлялся, – встречались с Платоном Долмацким.

– О, дела давно минувших дней, – усмехнулась Алена. – Мы с Платоном уже несколько месяцев не виделись.

– Сожалею…

– Не стоит. В нашем возрасте пылкие романы, оканчивающиеся пышной свадьбой, случаются лишь в глупых сериалах да книжках про любовь. Люди встречаются, расстаются. Это нормально. С Платоном Евсеевичем нам было хорошо, но – увы.

– Он рассказывал мне о вас. Говорил, что вы отлично разбираетесь в древних языках.

– Совершенно верно, – кивнула Сухорукова. – Когда-то это было моей профессией, я тогда много путешествовала по разным странам, работала на раскопках древних гробниц.

В этот момент в кабинет вошла та самая Марьяна – невысокая полная женщина с короткими темными волосами. Она принесла поднос, на котором звенели две миниатюрные чашечки кофе и серебряная вазочка с печеньем.

– Надеюсь, теперь меня оставят в покое?! – воскликнула она. – Я то слежу за строителями, то ругаюсь с подрядчиком, то мою полы! Умаялась уже, сил нет!

– Иди отсюда, не пугай людей, – бросила в ответ Алена Александровна.

Брякнув поднос на стол, толстушка удалилась, смерив напоследок Дубровского недовольным взглядом.

– Я хочу показать вам кое-что, – продолжил профессор, взяв с подноса чашку. – И мне бы хотелось узнать перевод.

– Давайте посмотрим, – с готовностью кивнула Сухорукова. – Это текст?

– Запись разговора, – пояснил профессор Дубровский.

Он выложил на стол телефон, нашел на нем нужную аудиозапись и нажал кнопку воспроизведения. Из динамика раздался хриплый, каркающий голос, выкрикнувший несколько резких обрывочных фраз. Принадлежать он мог лишь какой-то старой ведьме.

Алена Александровна потрясенно замерла.

– Как интересно, – осторожно произнесла она, отпив кофе. – И откуда это у вас?

– Это запись сеанса с одной из моих пациенток. Она в тот момент была под гипнозом.

– Сколько ей лет?

– Еще нет и двадцати.

– Странно… А раньше вы от нее что-то подобное слышали?

– Никогда. Поэтому и пришел к вам. Мне нужно знать, что именно она сказала. В истории психиатрии известны случаи, когда пациенты под гипнозом начинали разговаривать или писать на иностранном языке, которым ранее не владели. Возможно, это тот самый случай.

– Любопытно, – задумчиво пробормотала Алена Александровна. – Язык похож на один… Но он давно считается мертвым. Невероятно, что кто-то в наши дни может так спокойно на нем изъясняться. Тем более молодая девушка.

– Вам удалось разобрать какие-то слова?


– Да… Что-то похожее на «старый дурень» и «ад на земле»… Но с полной уверенностью не скажу. Вы можете скопировать для меня эту запись? Я посмотрю в специальных справочниках. Думаю, через пару дней смогу сказать вам точнее.

– О, вы бы здорово мне помогли, – обрадовался Дубровский. – Но я хотел бы попросить вас…

– Сохранить все в тайне? Разумеется! – пообещала Алена Александровна. – Врачебная этика превыше всего.

– Спасибо, – поблагодарил ее профессор.

Он взял в руки телефон, скопировал нужный фрагмент записи, затем отправил его на электронную почту Сухоруковой. Может, с ее помощью он сумеет пролить свет на некоторые странности Ирины Зверевой?





8. Предел выносливости





Индивидуальная тренировка с учителем Канто, которой Тимофей так опасался, началась вечером, после окончания занятий. Сенсэй появился в красивом кимоно из блестящего черного шелка, на его спине красовался изрыгающий языки пламени дракон. По сравнению с ним Тимофей в своих спортивных черных штанах и белой футболке выглядел первоклассником.

– А попроще одеться вы не могли? – осведомился Зверев.

– Высокие башни измеряются длиной отбрасываемой ими тени, великие же люди – количеством завистников, – с важным видом ответил Канто.

– Ну конечно, – кивнул парень. – Было бы чему завидовать! Вы похожи на болванчика с витрины в сувенирной лавке.

– Люди древности не любили много говорить. Они считали позором для себя не поспеть за собственными словами.

– А это еще к чему?

– К тому, что хватит болтать! – заявил Канто. – Пора начинать тренировку, хоть ты и пытаешься ее оттянуть всеми возможными способами.

И он повел Тимофея на стадион. Зверев уже морально готовился к тому, что старик намнет ему бока деревянным шестом, но тот вдруг велел ему пробежать несколько кругов.

– Я думал, вы быстренько отлупите меня, и я спокойно отправлюсь к себе в корпус, – сказал он, с пыхтением пробегая мимо Канто.

Старик с невозмутимым видом стоял у края беговой дорожки, отслеживая время по секундомеру.

– Этого тебе не избежать, – ответил сенсэй. – Но для начала я хочу выяснить пределы твоей выносливости. Без этого мы никогда не поймем, чему тебя можно научить.

– А зачем меня еще чему-то учить? – крикнул Тимофей, быстро удаляясь. – Драться худо-бедно я умею, жизнь заставила. А большего мне и не нужно!

– Довольствующийся самим собой – богач! – раздалось ему вдогонку. – И хватит жаловаться. Я отлично знаю, что ты бегаешь по утрам, так что тебе не привыкать.

В итоге Тимофей пробежал почти десять кругов, хотя обычно останавливался на шести. Но Канто не собирался останавливаться на достигнутом. Злорадно хихикая, он заставил парня сделать еще три круга, а когда шатающийся из стороны в сторону Тимофей замер, едва держась на ногах, старик повел его обратно в спортзал.

Им повезло: в зале никого не оказалось. Вернее, повезло Тимофею. Его одолевали самые мрачные предчувствия, и не хотелось бы, чтобы потом нашлись свидетели, видевшие, как сенсэй выколачивает из него блох.

Канто без лишних слов бросил Тимофею длинный деревянный меч, другим вооружился сам. Затем принял боевую стойку.

– Защищайся! – приказал старик.

– Что?! – возмущенно прохрипел Тимофей, вытирая взмокший лоб. – Да я же совершенно без сил!

– Именно этого я и добивался, – кивнул сен-сэй. – Или хочешь снова вернуться на беговую дорожку?

– Дайте мне хоть немного перевести дух!

– Никакой пощады! Враг не станет ждать, когда ты отдохнешь от предыдущей битвы.

– Да вы просто злобный старикан! – не сдержался Зверев.

– Я не знаю, что такое добро, – ухмыльнулся сенсэй. – То, что люди ценят во мне, и есть мои достоинства. Я не знаю, что такое зло. То, что люди не любят во мне, – это и есть мои пороки.

– Чего?! – не понял Тимофей. – Снова ваши дурацкие афоризмы?

В этот момент Канто, размахнувшись синаем, прыгнул на него. Тимофей едва успел отбить выпад, но старик тут же ударил снова. Треск мечей гулко разнесся по пустому залу. К счастью, бил учитель не сильно, но все равно целый шквал ударов, обрушившийся на Тимофея, не вызывал приятных ощущений.

Зверев отбивался из последних сил, чувствуя нарастающее раздражение. А Канто это, похоже, доставляло истинное удовольствие. Нанося удары, старичок громко хихикал, щелкал языком и укоризненно качал головой.

– Неповоротливая каракатица! – кричал он. – И кто тебя учил так сражаться? Да детишки в детском саду лупят друг друга игрушками куда искуснее тебя!