Вы себе не представляете, сколько времени мне потребовалось, чтобы разобрать надписи на всех семи листах! Несколько раз у меня буквально опускались руки. Во-первых, кое-где буквы почти стерлись, и мне приходилось догадываться, что там написано. Во-вторых, я понимала не все слова, хотя они были написаны по-шведски (сплошь и рядом встречалось «донельзя» и «премного»!) Я всё время теряла нить.
Когда я продралась через все бесконечные строчки, Орест дал мне прочесть свои записи. Я не со всем согласилась и половину вычеркнула. Тут Орест, ясное дело, начал возмущаться. Но в конце концов мы всё же разобрались с записями.
Вот письмо (которое вам читать необязательно, потому что это и правда нелегкое занятие. Вам повезло – вы можете сразу перейти к нашим заметкам, если хотите. Они написаны нормальным языком и следуют сразу за письмом).
Лерум, 3 декабря 1892 года
В первом письме я упомянул свою службу на инженерном поприще. Моя профессиональная жизнь в основном состояла из создания чертежей и последующего строительства улиц и мостов. Я никогда не тешился тихой семейной жизнью, поскольку так и не женился.
Вместо этого премного времени я употреблял на выполнение тайного задания. Речь идет об исследовании силы, которая называется подземными токами или земным излучением. Многие считают, что именно ее используют лозоходцы, находящие воду или металл при помощи лозы. Мое мнение, что это верно лишь отчасти. Земное излучение весьма редко и очень неполно описывается в научной литературе.
Для того чтобы представить отчет о моих мыслях и выводах по поводу земного излучения, я вынужден для начала упомянуть о тех обстоятельствах, которые пробудили у меня подобный интерес. Тем самым я смогу облегчить свою душу от груза, много лет отягощавшего мою совесть. Мой отчет выглядит следующим образом.
Летом 1857 года я впервые в жизни совершил путешествие на поезде. Мне было тогда девятнадцать лет от роду, и я недавно стал студентом Инженерного училища Чалмерса. Скорость и эффективность железной дороги премного пленили меня, и после той первой поездки я с большой охотой проделал несчетное количество раз путь туда и обратно по только что уложенной ветке от Гётеборга до Йонсереда.
Следует помнить, что в те времена дорога из Стокгольма в Гётеборг на лошадях занимала от четырех до семи дней, а не столько, сколько сейчас, благодаря современным средствам передвижения, – всего лишь 14 часов! Сколько пользы принесла железная дорога людям и стране!
Мне предстояло провести несколько недель лета у знакомого моего отца, некоего господина Экдаля, владевшего виллой возле Альмекэрр на юге Лерума. Предполагалось, что там я смогу подготовиться к новому учебному году и далее следить за работами по строительству железной дороги в сторону Стокгольма. Я с нетерпением ждал этого момента. Сотни людей работали там на укладке рельсов под началом известного и весьма уважаемого инженера Нильса Эрикссона.
Совершив поездку на пароходе через озеро Аспен, я прибыл на экдальскую виллу, где был прелюбезно принят хозяйкой дома. Она устроила меня в очень милой комнатушке на втором этаже.
На следующий день я познакомился с фрёкен Сильвией.
Стояло раннее утро, когда слух мой уловил звуки какого-то струнного инструмента. Последовав на них, я нашел фрёкен Сильвию в салоне у высоких окон. Она в летнем белом платье являла собой вид донельзя приятный для глаз. Ее длинные темные локоны спадали в беспорядке на блестящую виолончель, из которой исходили удивительные звуки.
Завидев меня, она немедленно прекратила игру. Я был слегка удивлен, что никто не представил нас друг другу при моем прибытии. Насколько я понял, она, как и я, гостила на вилле.
Мы завели разговор, сидя в салоне, слабо освещенном перед рассветом. Но я почти тут же обнаружил, что мы придерживаемся разных взглядов в том, что касается строительства железной дороги. Если я с жаром рассказывал о небывалых возможностях, открывающихся перед человечеством с проведением железных дорог, то фрёкен Сильвия сочла строительство железной дороги ужасным несчастьем.
«Мир никогда уже не будет прежним, – утверждала фрёкен Сильвия. – Законы земли и неба преступаются, когда человек рвется вперед. Древние узоры разрушатся, природа отомстит». Не приходилось сомневаться в серьезности фрёкен Сильвии.
Разумеется, я согласился с ней – мир уже не будет прежним, всё станет премного лучше! Но фрёкен Сильвия утверждала, что ничего нельзя обрести, чего-нибудь не потеряв… Грустным голосом повествовала она об ужасном звоне, который вскорости зазвучит, о неумолчном гуле железной дороги, о том, что люди не будут находить себе места. Я осознал, что фрёкен Сильвия – возможно, по причине своей тонкой натуры – является ярой противницей железной дороги.
Сегодня те опасения, которые железная дорога пробуждала у хуторян, забыты. Прежде люди верили, что «железное чудовище» взорвется, что оно вредоносно и мчаться с такой баснословной скоростью – значит гневить Господа. Матери опасались, что локомотив лишит жизни их детей, и между строителями и местной молодежью постоянно возникали ссоры и драки.
Я же со всей уверенностью заверял фрёкен Сильвию, что прогресс не может быть остановлен в угоду этим детским опасениям. Люди привыкнут к шуму, когда увидят все преимущества железной дороги. Я ругал ретроградов и мракобесов. Например, до меня дошли слухи, что господин Берг, владелец роскошной усадьбы Нэс к северу от Лерума, безо всяких на то причин запретил проводить железную дорогу по своим землям! Это донельзя затруднит и задержит работу.
Я надеялся, что инженеру Нильсу Эрикссону достанет сил продолжить прокладывать железную дорогу, которая будет удлиняться постоянно и безостановочно.
На это фрёкен Сильвия заявила нечто странное (я помню ее высказывание дословно и по сей день): «Хозяева Нэса уже семь раз раскаялись. Некоторые дороги следует оставить в покое. Что-то придет, что-то уйдет». Разумеется, я попытался выяснить, что в мыслях у фрёкен Сильвии.
– Вы не умеете смотреть вдаль, господин Острём, – ответила она мне донельзя тихо и серьезно. – Но вам, вероятно, выпала важная задача.
Затем она принялась снова играть на своей виолончели, которой владела в совершенстве. Однако мне показалось, что фрёкен Сильвия – мечтательная и в высшей степени непрактичная натура. Наш разговор оставил после себя легкое чувство раздражения.
На следующий день я отправился на берег озера Аспен, где проходили работы. Настроение там царило подавленное, поскольку в то утро произошел мощный оползень, третий по счету. Огромные земляные массы грозили сняться с места, унося с собой рельсы в озеро, представляя собой угрозу как для материалов, так и для рабочих.
В тех местах поговаривали, что невозможно проложить железную дорогу вдоль озера – по старинному преданию. Однако я подумал, что, скорее, всему виной глинистые почвы. Вне всяких сомнений, инженер Эрикссон найдет выход.
В тот момент я и предположить не мог, какое предательство мне вскоре предстоит совершить по отношению к инженеру Эрикссону, которым я так тогда донельзя восхищался, – а вернее, чудовищную кражу. Ибо данным письмом хочу признаться: и по сей день его самый точный измерительный инструмент находится в моем владении.
Тот, кто ищет ответ и глубинные объяснения, должен сперва разгадать мою загадку:
Ремингтон2 = НИЪТГЪШЬЛГ3ЪО
Пусть первая станет последней.
Все неизвестные прочь!
ЛОЪНГБЖЪКЮПЪДНГЪМИПГПЪ..ХЕ
Составляя краткое содержание рассказа Акселя, мы с Орестом не могли договориться, что из прочитанного считать наиболее важным. Орест записал пункты 1–7. Потом я добавила 8–11. А потом Орест дописал последний пункт. И вот что получилось.
1. Человека, написавшего письмо, звали Аксель Острём. Письмо написано в 1892 году.
2. Он строил дороги.
3. В самом первом письме Аксель пишет, что он что-то украл (но не указывает, что именно).
4. Часть его записей о земном излучении – что это такое?
5. Он рассказывает также о том, что случилось в 1857 году, когда ему было 19 лет.
6. Тогда (то есть в 1857 году) Аксель находился в Леруме, чтобы наблюдать за строительством железной дороги.
7. Строительство проходило тяжело, рельсы обваливались в озеро. Строительством руководил инженер Нильс Эрикссон!
8. Аксель – весьма скучный тип.
9. Он знакомится с фрёкен Сильвией.
10. Фрёкен Сильвия очень странная. Ей НЕ нравится строительство железной дороги. Она говорит о дорогах, которые надо оставить в покое, о каком-то мужике в Нэсе, который семь раз раскаялся.
11. Фрёкен Сильвия играет на виолончели.
12. Аксель признается, что он украл самый точный измерительный инструмент Нильса Эрикссона!
Сильвия сказала также, что грядет ужасный «гул». В песне об этом тоже сказано: «скрежет и грохот, гуденье и дым». Я ничего не поняла. «Галиматья, – подумала я, и в следующую секунду: – О ужас, я становлюсь похожей на Ореста!»
Но когда мы наконец продрались сквозь это письмо, я заметила, что оно пробудило у Ореста массу новых мыслей. Глаза его сверкали от возбуждения.
– Он действительно встречался с Нильсом Эрикссоном? – спросил он. – Ты точно уверена, что там так написано?
– Конечно, да, – ответила я. – Ну то есть можно допустить, что там написано «Пильс Эрикссон», но ведь так человека звать не могут…
– Нильс Эрикссон – очень знаменитый инженер.
– Да?
– Это просто потрясающе!
От восторга Орест прокрутился вокруг себя на своем вращающемся стуле, а я всё не могла взять в толк, что тут такого увлекательного.
– Короче, на Центральном вокзале в Гётеборге ты бывала раз сто, верно?
– Ну да…
– А ты никогда не обращала внимания, что там есть место под названием «Терминал Нильса Эрикссона»?
Так называется здание, расположенное вплотную к вокзалу, от которого уходят все автобусы. Само собой, я это знала! Просто в тот момент не вспомнила.
У Ореста был такой невыносимо довольный вид – сейчас он как никогда был похож на старичка. Меня это дико взбесило. Я сердито уставилась на него.
– Ну хорошо, – сказал Орест. – Нильс Эрикссон – один из самых знаменитых шведских инженеров. Он построил канал в Трольхеттан. И… и первые большие железные дороги. И… еще массу всего.
Канал в Трольхеттан! Я даже не подозревала, что там есть канал. Кто вообще знает о таком?
Я долго смотрела на Ореста, который места себе не находил от возбуждения. Подумать только, как равнодушен он был, когда речь шла об увлекательных вещах: мистических незнакомцах в ночи, звездных полях, токах Земли и тайных письмах избранному лозоходцу… И какой бешеный энтузиазм его охватил, когда всё стало по-настоящему скучно. Канал в Трольхеттан!
Орест – ботаник, настоящий ботаник. Он не только выглядит как ботаник – вся суть у него ботаническая. От рубашки и портфеля снаружи до мозгов, заполненных математическими формулами и таблицами. Он такой ботаник, что в сравнении с ним я – та крутая девушка-соседка из маминого любимого сериала.
Можно было бы сделать шкалу, поместив Анте на один конец, а на другой, в самом низу, – Ореста. И хотя я оказалась бы куда ближе к Оресту, чем к Анте, на этой шкале мое место всё же относительно посредине.
Лично мне наиболее интересной в письме показалась та часть, где Аксель рассказывает о загадочной Сильвии. Что она имела в виду, говоря о «древних законах земли и неба»? И подумать только: Сильвия играла на виолончели, в точности как я! Но мне всё равно было радостно, что Орест воодушевился, потому что теперь он не меньше моего хотел продолжать распутывать эту загадку.
– Аксель пишет, что он кое-что украл у Нильса Эрикссона, – продолжал Орест. – Его самый точный измерительный прибор. Мы должны про это разузнать!
14
В воскресенье утром за завтраком я рассеянно перелистывала «Лерумскую газету», лежавшую на кухонном столе. Там, как всегда, были заметки о доме престарелых, где плохо кормят, школьном базаре и выставке местного художника. И еще статья, от которой я буквально оцепенела.
Лерумская газета. СУББОТА, 14 мая
АКТ ВАНДАЛИЗМА НА ВОКЗАЛЕ ЛЕРУМА
Когда я продралась через все бесконечные строчки, Орест дал мне прочесть свои записи. Я не со всем согласилась и половину вычеркнула. Тут Орест, ясное дело, начал возмущаться. Но в конце концов мы всё же разобрались с записями.
Вот письмо (которое вам читать необязательно, потому что это и правда нелегкое занятие. Вам повезло – вы можете сразу перейти к нашим заметкам, если хотите. Они написаны нормальным языком и следуют сразу за письмом).
Лерум, 3 декабря 1892 года
В первом письме я упомянул свою службу на инженерном поприще. Моя профессиональная жизнь в основном состояла из создания чертежей и последующего строительства улиц и мостов. Я никогда не тешился тихой семейной жизнью, поскольку так и не женился.
Вместо этого премного времени я употреблял на выполнение тайного задания. Речь идет об исследовании силы, которая называется подземными токами или земным излучением. Многие считают, что именно ее используют лозоходцы, находящие воду или металл при помощи лозы. Мое мнение, что это верно лишь отчасти. Земное излучение весьма редко и очень неполно описывается в научной литературе.
Для того чтобы представить отчет о моих мыслях и выводах по поводу земного излучения, я вынужден для начала упомянуть о тех обстоятельствах, которые пробудили у меня подобный интерес. Тем самым я смогу облегчить свою душу от груза, много лет отягощавшего мою совесть. Мой отчет выглядит следующим образом.
Летом 1857 года я впервые в жизни совершил путешествие на поезде. Мне было тогда девятнадцать лет от роду, и я недавно стал студентом Инженерного училища Чалмерса. Скорость и эффективность железной дороги премного пленили меня, и после той первой поездки я с большой охотой проделал несчетное количество раз путь туда и обратно по только что уложенной ветке от Гётеборга до Йонсереда.
Следует помнить, что в те времена дорога из Стокгольма в Гётеборг на лошадях занимала от четырех до семи дней, а не столько, сколько сейчас, благодаря современным средствам передвижения, – всего лишь 14 часов! Сколько пользы принесла железная дорога людям и стране!
Мне предстояло провести несколько недель лета у знакомого моего отца, некоего господина Экдаля, владевшего виллой возле Альмекэрр на юге Лерума. Предполагалось, что там я смогу подготовиться к новому учебному году и далее следить за работами по строительству железной дороги в сторону Стокгольма. Я с нетерпением ждал этого момента. Сотни людей работали там на укладке рельсов под началом известного и весьма уважаемого инженера Нильса Эрикссона.
Совершив поездку на пароходе через озеро Аспен, я прибыл на экдальскую виллу, где был прелюбезно принят хозяйкой дома. Она устроила меня в очень милой комнатушке на втором этаже.
На следующий день я познакомился с фрёкен Сильвией.
Стояло раннее утро, когда слух мой уловил звуки какого-то струнного инструмента. Последовав на них, я нашел фрёкен Сильвию в салоне у высоких окон. Она в летнем белом платье являла собой вид донельзя приятный для глаз. Ее длинные темные локоны спадали в беспорядке на блестящую виолончель, из которой исходили удивительные звуки.
Завидев меня, она немедленно прекратила игру. Я был слегка удивлен, что никто не представил нас друг другу при моем прибытии. Насколько я понял, она, как и я, гостила на вилле.
Мы завели разговор, сидя в салоне, слабо освещенном перед рассветом. Но я почти тут же обнаружил, что мы придерживаемся разных взглядов в том, что касается строительства железной дороги. Если я с жаром рассказывал о небывалых возможностях, открывающихся перед человечеством с проведением железных дорог, то фрёкен Сильвия сочла строительство железной дороги ужасным несчастьем.
«Мир никогда уже не будет прежним, – утверждала фрёкен Сильвия. – Законы земли и неба преступаются, когда человек рвется вперед. Древние узоры разрушатся, природа отомстит». Не приходилось сомневаться в серьезности фрёкен Сильвии.
Разумеется, я согласился с ней – мир уже не будет прежним, всё станет премного лучше! Но фрёкен Сильвия утверждала, что ничего нельзя обрести, чего-нибудь не потеряв… Грустным голосом повествовала она об ужасном звоне, который вскорости зазвучит, о неумолчном гуле железной дороги, о том, что люди не будут находить себе места. Я осознал, что фрёкен Сильвия – возможно, по причине своей тонкой натуры – является ярой противницей железной дороги.
Сегодня те опасения, которые железная дорога пробуждала у хуторян, забыты. Прежде люди верили, что «железное чудовище» взорвется, что оно вредоносно и мчаться с такой баснословной скоростью – значит гневить Господа. Матери опасались, что локомотив лишит жизни их детей, и между строителями и местной молодежью постоянно возникали ссоры и драки.
Я же со всей уверенностью заверял фрёкен Сильвию, что прогресс не может быть остановлен в угоду этим детским опасениям. Люди привыкнут к шуму, когда увидят все преимущества железной дороги. Я ругал ретроградов и мракобесов. Например, до меня дошли слухи, что господин Берг, владелец роскошной усадьбы Нэс к северу от Лерума, безо всяких на то причин запретил проводить железную дорогу по своим землям! Это донельзя затруднит и задержит работу.
Я надеялся, что инженеру Нильсу Эрикссону достанет сил продолжить прокладывать железную дорогу, которая будет удлиняться постоянно и безостановочно.
На это фрёкен Сильвия заявила нечто странное (я помню ее высказывание дословно и по сей день): «Хозяева Нэса уже семь раз раскаялись. Некоторые дороги следует оставить в покое. Что-то придет, что-то уйдет». Разумеется, я попытался выяснить, что в мыслях у фрёкен Сильвии.
– Вы не умеете смотреть вдаль, господин Острём, – ответила она мне донельзя тихо и серьезно. – Но вам, вероятно, выпала важная задача.
Затем она принялась снова играть на своей виолончели, которой владела в совершенстве. Однако мне показалось, что фрёкен Сильвия – мечтательная и в высшей степени непрактичная натура. Наш разговор оставил после себя легкое чувство раздражения.
На следующий день я отправился на берег озера Аспен, где проходили работы. Настроение там царило подавленное, поскольку в то утро произошел мощный оползень, третий по счету. Огромные земляные массы грозили сняться с места, унося с собой рельсы в озеро, представляя собой угрозу как для материалов, так и для рабочих.
В тех местах поговаривали, что невозможно проложить железную дорогу вдоль озера – по старинному преданию. Однако я подумал, что, скорее, всему виной глинистые почвы. Вне всяких сомнений, инженер Эрикссон найдет выход.
В тот момент я и предположить не мог, какое предательство мне вскоре предстоит совершить по отношению к инженеру Эрикссону, которым я так тогда донельзя восхищался, – а вернее, чудовищную кражу. Ибо данным письмом хочу признаться: и по сей день его самый точный измерительный инструмент находится в моем владении.
Тот, кто ищет ответ и глубинные объяснения, должен сперва разгадать мою загадку:
Ремингтон2 = НИЪТГЪШЬЛГ3ЪО
Пусть первая станет последней.
Все неизвестные прочь!
ЛОЪНГБЖЪКЮПЪДНГЪМИПГПЪ..ХЕ
Составляя краткое содержание рассказа Акселя, мы с Орестом не могли договориться, что из прочитанного считать наиболее важным. Орест записал пункты 1–7. Потом я добавила 8–11. А потом Орест дописал последний пункт. И вот что получилось.
1. Человека, написавшего письмо, звали Аксель Острём. Письмо написано в 1892 году.
2. Он строил дороги.
3. В самом первом письме Аксель пишет, что он что-то украл (но не указывает, что именно).
4. Часть его записей о земном излучении – что это такое?
5. Он рассказывает также о том, что случилось в 1857 году, когда ему было 19 лет.
6. Тогда (то есть в 1857 году) Аксель находился в Леруме, чтобы наблюдать за строительством железной дороги.
7. Строительство проходило тяжело, рельсы обваливались в озеро. Строительством руководил инженер Нильс Эрикссон!
8. Аксель – весьма скучный тип.
9. Он знакомится с фрёкен Сильвией.
10. Фрёкен Сильвия очень странная. Ей НЕ нравится строительство железной дороги. Она говорит о дорогах, которые надо оставить в покое, о каком-то мужике в Нэсе, который семь раз раскаялся.
11. Фрёкен Сильвия играет на виолончели.
12. Аксель признается, что он украл самый точный измерительный инструмент Нильса Эрикссона!
Сильвия сказала также, что грядет ужасный «гул». В песне об этом тоже сказано: «скрежет и грохот, гуденье и дым». Я ничего не поняла. «Галиматья, – подумала я, и в следующую секунду: – О ужас, я становлюсь похожей на Ореста!»
Но когда мы наконец продрались сквозь это письмо, я заметила, что оно пробудило у Ореста массу новых мыслей. Глаза его сверкали от возбуждения.
– Он действительно встречался с Нильсом Эрикссоном? – спросил он. – Ты точно уверена, что там так написано?
– Конечно, да, – ответила я. – Ну то есть можно допустить, что там написано «Пильс Эрикссон», но ведь так человека звать не могут…
– Нильс Эрикссон – очень знаменитый инженер.
– Да?
– Это просто потрясающе!
От восторга Орест прокрутился вокруг себя на своем вращающемся стуле, а я всё не могла взять в толк, что тут такого увлекательного.
– Короче, на Центральном вокзале в Гётеборге ты бывала раз сто, верно?
– Ну да…
– А ты никогда не обращала внимания, что там есть место под названием «Терминал Нильса Эрикссона»?
Так называется здание, расположенное вплотную к вокзалу, от которого уходят все автобусы. Само собой, я это знала! Просто в тот момент не вспомнила.
У Ореста был такой невыносимо довольный вид – сейчас он как никогда был похож на старичка. Меня это дико взбесило. Я сердито уставилась на него.
– Ну хорошо, – сказал Орест. – Нильс Эрикссон – один из самых знаменитых шведских инженеров. Он построил канал в Трольхеттан. И… и первые большие железные дороги. И… еще массу всего.
Канал в Трольхеттан! Я даже не подозревала, что там есть канал. Кто вообще знает о таком?
Я долго смотрела на Ореста, который места себе не находил от возбуждения. Подумать только, как равнодушен он был, когда речь шла об увлекательных вещах: мистических незнакомцах в ночи, звездных полях, токах Земли и тайных письмах избранному лозоходцу… И какой бешеный энтузиазм его охватил, когда всё стало по-настоящему скучно. Канал в Трольхеттан!
Орест – ботаник, настоящий ботаник. Он не только выглядит как ботаник – вся суть у него ботаническая. От рубашки и портфеля снаружи до мозгов, заполненных математическими формулами и таблицами. Он такой ботаник, что в сравнении с ним я – та крутая девушка-соседка из маминого любимого сериала.
Можно было бы сделать шкалу, поместив Анте на один конец, а на другой, в самом низу, – Ореста. И хотя я оказалась бы куда ближе к Оресту, чем к Анте, на этой шкале мое место всё же относительно посредине.
Лично мне наиболее интересной в письме показалась та часть, где Аксель рассказывает о загадочной Сильвии. Что она имела в виду, говоря о «древних законах земли и неба»? И подумать только: Сильвия играла на виолончели, в точности как я! Но мне всё равно было радостно, что Орест воодушевился, потому что теперь он не меньше моего хотел продолжать распутывать эту загадку.
– Аксель пишет, что он кое-что украл у Нильса Эрикссона, – продолжал Орест. – Его самый точный измерительный прибор. Мы должны про это разузнать!
14
В воскресенье утром за завтраком я рассеянно перелистывала «Лерумскую газету», лежавшую на кухонном столе. Там, как всегда, были заметки о доме престарелых, где плохо кормят, школьном базаре и выставке местного художника. И еще статья, от которой я буквально оцепенела.
Лерумская газета. СУББОТА, 14 мая
АКТ ВАНДАЛИЗМА НА ВОКЗАЛЕ ЛЕРУМА