– Мне это напоминает…
– Здание твоей оксфордской лаборатории тоже не отличается особой красотой, – сказала я, не дав ему договорить. – Довольно с меня одной его яркой аналогии, накрепко врезавшейся в память. – Идем.
Теперь настал черед Мэтью упрямиться. В здание мы вошли под аккомпанемент его ворчания. Сотрудник охраны попросил мужа надеть на шею сине-белый университетский шнурок с прикрепленной магнитной карточкой, удостоверяющей личность. Мэтью отказался. В лифте он продолжал ворчать и жаловаться, а в коридоре, пока мы искали дверь лаборатории Криса, смотрел на меня так, словно я вела его в пыточную камеру.
– Мэтью, тебе здесь понравится. Студенты Криса будут просто в восторге от знакомства с тобой, – говорила я, пытаясь его успокоить.
Мэтью был ученым с мировым именем. Он входил в состав профессуры Оксфорда – одного из немногих учебных заведений, к которому в привередливом Йеле относились с уважением.
– Последний раз я общался со студентами, когда мы с Хэмишем преподавали в колледже Всех Душ. – Он даже отвернулся, пряча свою нервозность. – Я больше гожусь для исследовательской лаборатории.
Я дернула Мэтью за руку, вынудив остановиться. Он нехотя посмотрел на меня.
– Вспомни, как в елизаветинском Лондоне ты терпеливо обучал Джека и Энни.
– Это совсем другое. Они были… – Он не договорил. В глазах мелькнула тень.
– Семьей? – Я ждала ответа, и он нехотя кивнул. – Так и студенты хотят того же, чего хотели Энни и Джек: твоего внимания, честности и веры в них. У тебя все замечательно получится. Обещаю.
– Меня устроит и сносный результат, – пробормотал Мэтью, оглядывая коридор. – Вот она, лаборатория Кристофера. Идем. Он пригрозил, что в случае опоздания отберет у меня пропуск.
Крис распахнул дверь. Вид у моего друга был измотанный. Мэтью торопливо прижал дверь ногой.
– Вы пришли впритык, Клермон. Еще минута – и я бы начал без вас. Привет, Диана. – Крис поцеловал меня в щеку. – Никак не ожидал увидеть тебя здесь. Почему ты не в Бейнеке?
– По причине срочной курьерской доставки. – (Мэтью протянул мне сумку.) – Я принесла лист из «Ашмола-782». Помнишь, мы говорили?
– А-а, да. Помню, – без малейшего интереса ответил Крис.
Их с Мэтью наверняка занимали другие вопросы.
– Вы оба мне обещали, – сказала я.
– Да. Займемся и твоим «Ашмолом-782». Кстати, а где Мириам?
– Я передал Мириам ваше приглашение. Передавать ее ответ не стану – поберегу ваши уши. Она приедет сюда, если сочтет нужным и когда ей это будет удобно.
Мэтью достал карточку с фотографией. Зная, какие снимки делают в отделе найма, я удивилась. Даже они не посмели сфотографировать Мэтью кое-как. Со снимка смотрело лицо фотомодели.
– Мне сказали, что теперь я полноправный сотрудник вашей лаборатории.
– Отлично! Тогда идемте работать. – Крис торопливо набросил снятый со стойки белый халат, второй он подал Мэтью.
– У себя я обходился без халатов, – поморщился Мэтью.
– Я не настаиваю, но без халата я вас к оборудованию не допущу.
С этими словами Крис повернулся, собравшись уйти. К нему подошла женщина с пачкой листов. На ней был белый лабораторный халат с вышитой фамилией КОННЕЛИ. Выше красным маркером было приписано: «Бикер».
– Благодарю, Бикер. – Крис быстро просмотрел листы. – Прекрасно. Никто не отказался.
– Что это за бумаги? – полюбопытствовала я.
– Обязательства по неразглашению сведений. Крис сказал, что никому из вас их подписывать не нужно. – Бикер приветственно кивнула Мэтью. – Для нас большая честь видеть вас в нашей лаборатории, профессор Клермон. Я Джой Коннели, непосредственная заместительница Криса. В данный момент у нас нет заведующего лабораторией, и мне приходится самой заниматься этой работой, пока Крис не найдет либо мать Терезу, либо Муссолини. Вас не затруднит провести карточкой по сканеру? Он отметит время вашего прихода. Уходя, нужно сделать то же самое. Это помогает вести учет. – Она указала на сканер возле двери.
– Хорошо, доктор Коннели. – Мэтью послушно провел карточкой по сканеру; однако халат он так и не надел.
– Профессору Бишоп тоже необходимо идентифицироваться. Лабораторный протокол. И пожалуйста, зовите меня Бикер[22]. Так меня все зовут.
– Почему? – удивился Мэтью.
Я вытащила из сумки карточку. Как всегда, она оказалась на самом дне.
– Крис считает, что прозвища лучше запоминаются, – пояснила Бикер.
– Когда он впервые читал лекцию старшекурсникам, к нему пришло семнадцать Эми и двенадцать Джаредов, – добавила я. – Думаю, тот кошмар он помнит до сих пор.
– К счастью, доктор Коннели, у меня превосходная память. Я помню не только имена, но и кое-что другое. В частности, вашу чудесную статью о каталитической РНК.
Мэтью улыбнулся. Доктор Коннели была польщена.
– Бикер! – рявкнул из глубины лаборатории Крис.
– Иду! – крикнула она в ответ. – Надеюсь, вскоре он найдет нам мать Терезу, – шепотом добавила она мне. – Второго Муссолини нам не надо.
– Но мать Тереза умерла, – тоже шепотом сказала я, проводя карточкой по сканеру.
– Знаю. Когда Крис составлял перечень служебных обязанностей для нового завлаба, под общим списком у него была пометка: «Мать Тереза или Муссолини». Естественно, нам пришлось переделать заявку, иначе отдел по персоналу ее попросту не пропустил бы.
– А какое имя Крис дал прежнему завлабу? – не без опаски спросила я.
– Калигула. – Бикер вздохнула. – Это была женщина. Нам ее очень недостает.
Мэтью дождался, когда мы обе войдем, и отпустил дверь. Бикер весьма равнодушно отнеслась к этому жесту учтивости. Дверь с мягким шипением закрылась.
Внутри нас ожидало шумное, разновозрастное и разношерстное сборище исследователей, включая старших научных сотрудников вроде Бикер, нескольких усталого вида младших научных сотрудников, а также кучку аспирантов и старшекурсников. Большинство сидело на табуретах, выдвинутых из-под лабораторных столов. Некоторые стояли, прислонясь к шкафам и раковинам. К одной раковине была прилеплена бумажка с надписью от руки. Крупные печатные буквы извещали: «ЭТА РАКОВИНА ЗАКРЕПЛЕНА ЗА ХАЗМАТ» – и, как мне показалось, намекали на печальные последствия, ожидавшие нарушителя. Тина, докучливая помощница Криса по административной части, сейчас пыталась извлечь из-под бутылки с газировкой стопку бланков о неразглашении и при этом не задеть загружающийся ноутбук шефа. Едва мы вошли, гул разговоров сразу стих.
– Боже мой! Да это же…
Увидев Мэтью, одна женщина зажала себе рот, чтобы не вскрикнуть от удивления. Моего мужа узнали.
– Здравствуйте, профессор Бишоп!
Поднявшийся аспирант торопливо расправлял складки халата. Он нервничал еще сильнее, чем Мэтью.
– Я Джонатан Гарсия. Помните меня? Два года назад я слушал ваш курс по истории химии.
– Конечно помню. Как ваши успехи, Джонатан?
Я поймала на себе несколько характерных подталкивающих взглядов. Так. Значит, в лаборатории Криса работали демоны. Я огляделась, пытаясь распознать их. Затем я поймала другой взгляд: холодный, вампирский. Вампир стоял у запертого шкафа, рядом с Бикер и другой женщиной. Мэтью успел его заметить.
– Здравствуйте, Ричард, – произнес Мэтью, сдержанно кивнув. – Не знал, что вы покинули Беркли.
– В прошлом году, – ответил Ричард, не сводя с меня глаз.
Я как-то не думала о том, что в лаборатории Криса могут работать существа нечеловеческой природы. Я бывала здесь один или два раза, но в те моменты, когда он работал один. Я вдруг ощутила тяжесть тайн, которыми была набита моя сумка. Тайн и возможных бед.
– Дробовик, у вас еще будет время на задушевные разговоры с Клермоном, – сказал Крис, присоединяя ноутбук к проектору.
Не знаю почему, но собравшиеся сдержанно засмеялись.
– Бикер, будьте любезны, притушите свет.
Свет потускнел, а вместе с ним умолк смех. Взгляды команды Криса устремились на экран, куда проектор подал первую картинку. Вверху маршировали ряды черно-белых палочек. Чем ниже, тем их становилось больше, и ряды превращались в довольно хаотичное скопление. Вчера вечером Мэтью кое-что рассказал мне о таких картинках. Каждая палочка на них (он называл их идеограммами) обозначала хромосому.
– В этом семестре мы начинаем принципиально новый исследовательский проект, – объявил Крис. Он стоял, прислонившись к экрану. Темная кожа и белый халат делали его самого похожим на идеограмму. – Вот предмет наших исследований. Кто хочет сказать, что́ представлено на экране?
– Хромосомная карта принадлежит живому или уже умершему человеку? – послышался рассудительный женский голос.
– Толковый вопрос, Скалли[23], – улыбнулся Крис.
– А почему вы спрашиваете? – спросил аспирантку Мэтью.
Взгляд у него был жесткий. Скалли даже заерзала.
– Потому что, если он уже умер… хромосомная карта принадлежит мужчине… тогда причиной смерти мог стать генетический компонент.
Аспирантам не терпелось показать свои знания и пригодность к исследовательской работе. Они наперебой называли редкие генетические заболевания, приводящие к смертельному исходу. Названия вылетали из их уст раньше, чем пальцы успевали занести догадку в ноутбук.
– Так, так, довольно. – Крис поднял руку. – Наш зоопарк уже переполнен зебрами. Попрошу вернуться к исходному вопросу.
Глаза Мэтью сверкали от неподдельного изумления. Я же не понимала ни слова. Увидев мое замешательство, он пояснил:
– Старшекурсники и аспиранты любят выдвигать экзотические предположения, пренебрегая более очевидными причинами. Например, у пациента с заурядной простудой они найдут атипичную пневмонию. Мы называем такие предположения зебрами, поскольку ребята слышат цокот копыт и считают, что это зебры, а не лошади.
– Спасибо.
Кроме прозвищ и пояснения Мэтью, я все равно ничего не поняла.
– Хватит пудрить мозги друг другу. Посмотрите на экран. Что вы видите? – спросил Крис, прекращая назревающее соперничество мнений.
– Это самец, – изрек совсем тощий молодой человек с галстуком-бабочкой.
В отличие от других, он обходился без ноутбука, делая записи в обычном блокноте. Дробовик и Бикер переглянулись и покачали головами.
– Скалли уже пришла к такому выводу. – Крис нетерпеливо щелкнул пальцами. – Не позорьте меня перед Оксфордом, иначе всех заставлю целый сентябрь ходить со мной в атлетический зал и упражняться с отягощениями.
Собравшиеся застонали. Крис был местной легендой. Он тщательно следил за своей спортивной формой. Всякий раз, когда футбольная команда Йеля проводила игру, Крис надевал старую гарвардскую футболку. Он был единственным профессором, позволявшим себе свистеть во время лекций.
– Здание твоей оксфордской лаборатории тоже не отличается особой красотой, – сказала я, не дав ему договорить. – Довольно с меня одной его яркой аналогии, накрепко врезавшейся в память. – Идем.
Теперь настал черед Мэтью упрямиться. В здание мы вошли под аккомпанемент его ворчания. Сотрудник охраны попросил мужа надеть на шею сине-белый университетский шнурок с прикрепленной магнитной карточкой, удостоверяющей личность. Мэтью отказался. В лифте он продолжал ворчать и жаловаться, а в коридоре, пока мы искали дверь лаборатории Криса, смотрел на меня так, словно я вела его в пыточную камеру.
– Мэтью, тебе здесь понравится. Студенты Криса будут просто в восторге от знакомства с тобой, – говорила я, пытаясь его успокоить.
Мэтью был ученым с мировым именем. Он входил в состав профессуры Оксфорда – одного из немногих учебных заведений, к которому в привередливом Йеле относились с уважением.
– Последний раз я общался со студентами, когда мы с Хэмишем преподавали в колледже Всех Душ. – Он даже отвернулся, пряча свою нервозность. – Я больше гожусь для исследовательской лаборатории.
Я дернула Мэтью за руку, вынудив остановиться. Он нехотя посмотрел на меня.
– Вспомни, как в елизаветинском Лондоне ты терпеливо обучал Джека и Энни.
– Это совсем другое. Они были… – Он не договорил. В глазах мелькнула тень.
– Семьей? – Я ждала ответа, и он нехотя кивнул. – Так и студенты хотят того же, чего хотели Энни и Джек: твоего внимания, честности и веры в них. У тебя все замечательно получится. Обещаю.
– Меня устроит и сносный результат, – пробормотал Мэтью, оглядывая коридор. – Вот она, лаборатория Кристофера. Идем. Он пригрозил, что в случае опоздания отберет у меня пропуск.
Крис распахнул дверь. Вид у моего друга был измотанный. Мэтью торопливо прижал дверь ногой.
– Вы пришли впритык, Клермон. Еще минута – и я бы начал без вас. Привет, Диана. – Крис поцеловал меня в щеку. – Никак не ожидал увидеть тебя здесь. Почему ты не в Бейнеке?
– По причине срочной курьерской доставки. – (Мэтью протянул мне сумку.) – Я принесла лист из «Ашмола-782». Помнишь, мы говорили?
– А-а, да. Помню, – без малейшего интереса ответил Крис.
Их с Мэтью наверняка занимали другие вопросы.
– Вы оба мне обещали, – сказала я.
– Да. Займемся и твоим «Ашмолом-782». Кстати, а где Мириам?
– Я передал Мириам ваше приглашение. Передавать ее ответ не стану – поберегу ваши уши. Она приедет сюда, если сочтет нужным и когда ей это будет удобно.
Мэтью достал карточку с фотографией. Зная, какие снимки делают в отделе найма, я удивилась. Даже они не посмели сфотографировать Мэтью кое-как. Со снимка смотрело лицо фотомодели.
– Мне сказали, что теперь я полноправный сотрудник вашей лаборатории.
– Отлично! Тогда идемте работать. – Крис торопливо набросил снятый со стойки белый халат, второй он подал Мэтью.
– У себя я обходился без халатов, – поморщился Мэтью.
– Я не настаиваю, но без халата я вас к оборудованию не допущу.
С этими словами Крис повернулся, собравшись уйти. К нему подошла женщина с пачкой листов. На ней был белый лабораторный халат с вышитой фамилией КОННЕЛИ. Выше красным маркером было приписано: «Бикер».
– Благодарю, Бикер. – Крис быстро просмотрел листы. – Прекрасно. Никто не отказался.
– Что это за бумаги? – полюбопытствовала я.
– Обязательства по неразглашению сведений. Крис сказал, что никому из вас их подписывать не нужно. – Бикер приветственно кивнула Мэтью. – Для нас большая честь видеть вас в нашей лаборатории, профессор Клермон. Я Джой Коннели, непосредственная заместительница Криса. В данный момент у нас нет заведующего лабораторией, и мне приходится самой заниматься этой работой, пока Крис не найдет либо мать Терезу, либо Муссолини. Вас не затруднит провести карточкой по сканеру? Он отметит время вашего прихода. Уходя, нужно сделать то же самое. Это помогает вести учет. – Она указала на сканер возле двери.
– Хорошо, доктор Коннели. – Мэтью послушно провел карточкой по сканеру; однако халат он так и не надел.
– Профессору Бишоп тоже необходимо идентифицироваться. Лабораторный протокол. И пожалуйста, зовите меня Бикер[22]. Так меня все зовут.
– Почему? – удивился Мэтью.
Я вытащила из сумки карточку. Как всегда, она оказалась на самом дне.
– Крис считает, что прозвища лучше запоминаются, – пояснила Бикер.
– Когда он впервые читал лекцию старшекурсникам, к нему пришло семнадцать Эми и двенадцать Джаредов, – добавила я. – Думаю, тот кошмар он помнит до сих пор.
– К счастью, доктор Коннели, у меня превосходная память. Я помню не только имена, но и кое-что другое. В частности, вашу чудесную статью о каталитической РНК.
Мэтью улыбнулся. Доктор Коннели была польщена.
– Бикер! – рявкнул из глубины лаборатории Крис.
– Иду! – крикнула она в ответ. – Надеюсь, вскоре он найдет нам мать Терезу, – шепотом добавила она мне. – Второго Муссолини нам не надо.
– Но мать Тереза умерла, – тоже шепотом сказала я, проводя карточкой по сканеру.
– Знаю. Когда Крис составлял перечень служебных обязанностей для нового завлаба, под общим списком у него была пометка: «Мать Тереза или Муссолини». Естественно, нам пришлось переделать заявку, иначе отдел по персоналу ее попросту не пропустил бы.
– А какое имя Крис дал прежнему завлабу? – не без опаски спросила я.
– Калигула. – Бикер вздохнула. – Это была женщина. Нам ее очень недостает.
Мэтью дождался, когда мы обе войдем, и отпустил дверь. Бикер весьма равнодушно отнеслась к этому жесту учтивости. Дверь с мягким шипением закрылась.
Внутри нас ожидало шумное, разновозрастное и разношерстное сборище исследователей, включая старших научных сотрудников вроде Бикер, нескольких усталого вида младших научных сотрудников, а также кучку аспирантов и старшекурсников. Большинство сидело на табуретах, выдвинутых из-под лабораторных столов. Некоторые стояли, прислонясь к шкафам и раковинам. К одной раковине была прилеплена бумажка с надписью от руки. Крупные печатные буквы извещали: «ЭТА РАКОВИНА ЗАКРЕПЛЕНА ЗА ХАЗМАТ» – и, как мне показалось, намекали на печальные последствия, ожидавшие нарушителя. Тина, докучливая помощница Криса по административной части, сейчас пыталась извлечь из-под бутылки с газировкой стопку бланков о неразглашении и при этом не задеть загружающийся ноутбук шефа. Едва мы вошли, гул разговоров сразу стих.
– Боже мой! Да это же…
Увидев Мэтью, одна женщина зажала себе рот, чтобы не вскрикнуть от удивления. Моего мужа узнали.
– Здравствуйте, профессор Бишоп!
Поднявшийся аспирант торопливо расправлял складки халата. Он нервничал еще сильнее, чем Мэтью.
– Я Джонатан Гарсия. Помните меня? Два года назад я слушал ваш курс по истории химии.
– Конечно помню. Как ваши успехи, Джонатан?
Я поймала на себе несколько характерных подталкивающих взглядов. Так. Значит, в лаборатории Криса работали демоны. Я огляделась, пытаясь распознать их. Затем я поймала другой взгляд: холодный, вампирский. Вампир стоял у запертого шкафа, рядом с Бикер и другой женщиной. Мэтью успел его заметить.
– Здравствуйте, Ричард, – произнес Мэтью, сдержанно кивнув. – Не знал, что вы покинули Беркли.
– В прошлом году, – ответил Ричард, не сводя с меня глаз.
Я как-то не думала о том, что в лаборатории Криса могут работать существа нечеловеческой природы. Я бывала здесь один или два раза, но в те моменты, когда он работал один. Я вдруг ощутила тяжесть тайн, которыми была набита моя сумка. Тайн и возможных бед.
– Дробовик, у вас еще будет время на задушевные разговоры с Клермоном, – сказал Крис, присоединяя ноутбук к проектору.
Не знаю почему, но собравшиеся сдержанно засмеялись.
– Бикер, будьте любезны, притушите свет.
Свет потускнел, а вместе с ним умолк смех. Взгляды команды Криса устремились на экран, куда проектор подал первую картинку. Вверху маршировали ряды черно-белых палочек. Чем ниже, тем их становилось больше, и ряды превращались в довольно хаотичное скопление. Вчера вечером Мэтью кое-что рассказал мне о таких картинках. Каждая палочка на них (он называл их идеограммами) обозначала хромосому.
– В этом семестре мы начинаем принципиально новый исследовательский проект, – объявил Крис. Он стоял, прислонившись к экрану. Темная кожа и белый халат делали его самого похожим на идеограмму. – Вот предмет наших исследований. Кто хочет сказать, что́ представлено на экране?
– Хромосомная карта принадлежит живому или уже умершему человеку? – послышался рассудительный женский голос.
– Толковый вопрос, Скалли[23], – улыбнулся Крис.
– А почему вы спрашиваете? – спросил аспирантку Мэтью.
Взгляд у него был жесткий. Скалли даже заерзала.
– Потому что, если он уже умер… хромосомная карта принадлежит мужчине… тогда причиной смерти мог стать генетический компонент.
Аспирантам не терпелось показать свои знания и пригодность к исследовательской работе. Они наперебой называли редкие генетические заболевания, приводящие к смертельному исходу. Названия вылетали из их уст раньше, чем пальцы успевали занести догадку в ноутбук.
– Так, так, довольно. – Крис поднял руку. – Наш зоопарк уже переполнен зебрами. Попрошу вернуться к исходному вопросу.
Глаза Мэтью сверкали от неподдельного изумления. Я же не понимала ни слова. Увидев мое замешательство, он пояснил:
– Старшекурсники и аспиранты любят выдвигать экзотические предположения, пренебрегая более очевидными причинами. Например, у пациента с заурядной простудой они найдут атипичную пневмонию. Мы называем такие предположения зебрами, поскольку ребята слышат цокот копыт и считают, что это зебры, а не лошади.
– Спасибо.
Кроме прозвищ и пояснения Мэтью, я все равно ничего не поняла.
– Хватит пудрить мозги друг другу. Посмотрите на экран. Что вы видите? – спросил Крис, прекращая назревающее соперничество мнений.
– Это самец, – изрек совсем тощий молодой человек с галстуком-бабочкой.
В отличие от других, он обходился без ноутбука, делая записи в обычном блокноте. Дробовик и Бикер переглянулись и покачали головами.
– Скалли уже пришла к такому выводу. – Крис нетерпеливо щелкнул пальцами. – Не позорьте меня перед Оксфордом, иначе всех заставлю целый сентябрь ходить со мной в атлетический зал и упражняться с отягощениями.
Собравшиеся застонали. Крис был местной легендой. Он тщательно следил за своей спортивной формой. Всякий раз, когда футбольная команда Йеля проводила игру, Крис надевал старую гарвардскую футболку. Он был единственным профессором, позволявшим себе свистеть во время лекций.