Я обогнула площадку, где Сара обучала юных ведьм, а иногда и их родителей, рассказывая о связях природных стихий с цветами и травами. У девчонок была своя изгородь из всевозможных палочек и прутиков, отделяющая их священный клочок земли. Учебным материалом служили неприхотливые растения вроде девясила и тысячелистника. Наблюдая за ними, дети постигали фазы круговорота жизни: рождение, рост, увядание и вскапывание земли под новые посевы. Все это определяло и направляло ремесло каждой ведьмы. Пень с широким дуплом служил мусоросборником, куда бросали незваных гостей вроде мяты.

Посередине райского уголка стояли две яблони. Между ними был натянут широкий гамак, способный выдержать Сару и Эм. Здесь они любили подремать и поговорить теплыми летними вечерами.

За яблонями находилась вторая калитка. Она вела в профессиональный огород ведьмы. Для Сары он был тем же, чем для меня – одна из библиотек: источником вдохновения, местом, где можно укрыться от окружающего мира и получить необходимые сведения. Огород служил тетке и сырьевой базой.

Я нашла трехфутовые стебли, увенчанные гроздьями пурпурных цветов. Часть гроздовника я оставила для самосева и урожая будущего года, а остальные срезала, наполнив плетеную корзину. Выполнив Сарину просьбу, я вернулась в дом.

Мы работали дружно и молча. Сара крошила цветы гроздовника, чтобы затем выжать из них пахучее масло, а стебли отдавала мне. Снабдив каждый веревочной петлей, я вешала его сушиться. Если другие травы преспокойно сохли в пучках, стебли гроздовника, чтобы не повредить стручки, удостаивались индивидуальной сушки.

– Куда у тебя пойдут эти стручки? – спросила я, обвязывая очередной стебель.

– Для оберегов. Через несколько недель, когда начнутся занятия, на них будет спрос. Стручки гроздовника особенно помогают детям, поскольку отпугивают чудовищ и отводят кошмары.

Корра, дремлющая на чердаке кладовки, зыркнула одним глазом на Сару, выпустив струйки дыма из ноздрей и пасти.

– А для тебя я найду кое-что еще, – сказала тетка, указывая на дракониху все тем же ножом с белой ручкой.

Корра невозмутимо повернулась спиной. Ее хвост свешивался с чердака, и самый кончик, напоминающий лопатку, маятником раскачивался взад-вперед. Нагнувшись, чтобы не столкнуться с ним, я привязала к балке стебель гроздовника, стараясь не повредить ни один тонкий круглый стручок.

– И долго они будут сохнуть? – спросила я, возвращаясь к столу.

– Неделю, – ответила Сара, мельком взглянув на меня. – Потом можно будет снять кожицу со стручков. Под ней спрятан серебристый кружок.

– Совсем как луна или зеркало, – понимающе кивала я. – Отражает кошмар, возвращая его источнику, чтобы не потревожил ребенка.

Сара тоже кивала, довольная моим быстрым схватыванием.

– Некоторые ведьмы гадают на стручках гроздовника, – помолчав, добавила она. – Одна ведьма из Гамильтона – она преподавала химию в средней школе – рассказывала, что у алхимиков гроздовник тоже был в почете. Они собирали майскую росу со стручков и на ее основе готовили эликсир жизни.

– На это понадобилась бы целая плантация гроздовника, – засмеялась я, вспомнив, сколько воды уходило у нас с Мэри Сидни во время алхимических опытов. – Лучше ограничиться оберегами.

– Согласна, – снова улыбнулась Сара. – Для малышей я вкладываю обереги в сонные подушечки. Дети их не боятся, чего не скажешь о некоторых куклах или пентаграммах из веток черники. Если бы тебе понадобилось создать такую подушечку, чем бы ты ее наполнила?

Я поглубже вдохнула и сосредоточилась на вопросе. Сонные подушечки. Само их название подсказывало, что они вовсе не должны быть большими. Скажем, не больше моей ладони.

«Не больше моей ладони», – мысленно повторила я. Раньше я достала бы нити прядильщицы и ждала бы их подсказки или прилива вдохновения. Но со вчерашнего вечера нити находились внутри меня. Я подняла ладони, широко растопырив пальцы. На запястьях появились сверкающие узлы. На правой руке большой палец и мизинец засветились зеленым и коричневым – цветами земли и жизни.

Я подняла глаза к полке, где выстроились каменные банки Сары. На них падал свет из окон. Я подошла к полке и стала поочередно дотрагиваться мизинцем до этикеток, пока не ощутила сопротивление.

– Репейник, – сказала я, двигаясь вдоль полки. – Полынь.

Мизинец выполнял у меня роль указателя на планшетке для вызывания духов.

– Анисовое семя. – Палец это подтвердил, опустившись вниз. – Женские цветки хмеля. – Мизинец качнулся наискось и вверх. – Валериана.

«Как же будет пахнуть такая смесь? Не окажется ли она слишком острой?»

У меня закололо большой палец.

– Лавровый лист, щепотка розмарина и немного чабреца, – сказала я.

«А вдруг ребенок все равно проснется и схватится за подушечку?»

– И еще пять сушеных бобов.

Добавка была более чем странной, однако мой инстинкт прядильщицы подсказывал: они-то и принесут желаемый результат.

– Разрази меня гром! – воскликнула Сара, сдвигая очки на лоб. Она изумленно посмотрела на меня и улыбнулась. – Это напоминает старинный оберег твоей прапрабабушки. Только у нее были коровяк с вербеной, и никаких бобов.

– А я бы обязательно положила бобы в подушечку. Если ее потрясти, они загремят. Детям можно сказать, что этот звук помогает отпугивать чудовищ.

– Отличный ход, – согласилась Сара. – Теперь скажи: как бы ты поступила со стручками гроздовника? Измельчила бы в порошок или оставила бы цельными?

– Цельными, – ответила я. – Их нужно вшить в лицевую часть подушечки.

Однако травы были лишь половиной оберега. К ним требовались слова. И не просто слова, а обладающие потенциалом, чтобы их смогла произнести любая ведьма. Лондонские ведьмы научили меня очень многим премудростям, но заклинания, которые я писала, оставались просто словами на листе бумаги. Силу они имели только в моих устах. Большинство заклинаний писалось в рифму – так легче запоминалось, да и на слух приятнее. Вот только, в отличие от Мэтью и его друзей из XVI века, у меня не было поэтического дара.

– Тебя что-то останавливает? – видя мое замешательство, спросила Сара.

– Мой грамарий хромает, – почти шепотом призналась я.

– Я бы тебе посочувствовала, но не знаю, что это за зверь, – сухо проговорила тетка.


– Грамарий – способ, каким прядильщик переводит магию в слова. Я могу создать заклинание и наложить его, но только сама. Без грамария другим ведьмам оно будет недоступно. – Я указала на гримуар Бишопов. – Собранные здесь заклинания – результат труда многих сотен прядильщиков. Они создавали грамарии своих заклинаний, и другие ведьмы могли передавать эти заклинания из поколения в поколение. Даже сейчас заклинания сохраняют силу. Если мои заклинания продержатся хотя бы час, это уже здорово.

– Так в чем проблема? – спросила Сара.

– Я вижу заклинания не в словах, а в образах и красках. – Взглянув на ладонь, я заметила, что мизинец и большой палец оставались потускневшими с внутренней стороны. – Красные чернила помогали мне с огненными заклинаниями. Когда я располагала слова наподобие картинки, это тоже помогало.

– Покажи, – попросила Сара, подавая мне клочок бумаги и обожженную палочку. – Это вирджинская лещина, – пояснила тетка, когда я взяла палочку. – Я использую ее вместо карандаша, когда впервые переписываю заклинание. Если что-то пойдет не так, последствия бывают… не столь длительными, как у чернил.

Тетка слегка покраснела. Мне вспомнилось ее неуправляемое заклинание, поднявшее жуткую бурю в ванной. Потом мы чуть ли не месяц повсюду находили засохшие следы шампуня и лосьона для загара.

Я написала слова заклинания, вызывающего огонь, стараясь ни в коем случае не произносить их, не пробуждать магию. Под конец указательный палец правой руки ярко светился красным.

– Это была моя первая попытка написать грамарий. – Прежде чем показать Саре, я критически осмотрела результат своего творчества. – По-моему, даже у третьеклассницы получилось бы лучше.





Fire



Ignite till



Roaring bright



Extinguishing night[16]




– Не так уж и плохо, – сказала Сара и, глядя на мою унылую физиономию, тут же добавила: – Я видела и хуже. Мне понравилось, что начальные буквы каждой строки складываются в слово «огонь». Но зачем ты построила из слов треугольник?

– Такова структура заклинания. Оно совсем простое: всего лишь узел с тройным перекрестьем. – Настал мой черед повнимательнее изучить сотворенный грамарий. – Забавно, что многие алхимики обозначали огонь значком треугольника.

– Узел с тройным перекрестьем? – Сара глянула на меня поверх очков. – У тебя сейчас не иначе как один из твоих моментов Йоды[17].

Тетка намеренно меня подкусывала, добиваясь точности формулировок.

– Сара, я пытаюсь тебе объяснить с максимальной простотой. Это проще показать. Я бы и показала, если бы нити не ушли внутрь пальцев. – Подняв руки, я пошевелила пальцами перед ее носом.

Сара что-то пробормотала, и к нам с другого конца стола подкатился моток бечевки.

– Мудрого Йоду устроит обычная веревка?

Моток продолжал вращаться. Я остановила его, произнеся свое заклинание. Моток был густо наполнен силой земли. Его веревка успела завязаться множеством узлов с тройным перекрестьем. От изумления Сара даже вздрогнула.

– Сгодится и обычная, – сказала я, довольная реакцией Сары; ткнув в моток ее ножом, я отрезала кусок длиной около девяти дюймов. – У каждого узла разное число перекрестий. Ты в своих заклинаниях используешь два вида узлов: скользящий и двойной скользящий. Эти узлы прядильщиков знает любая ведьма. А вот когда мы доходим до третьего узла, все усложняется.

Но сумею ли я на обычной кухонной бечевке показать то, что собиралась? Узлы, которые я связывала из нитей, были трехмерными. Сейчас я решила ограничиться плоскостью стола. Придерживая левый конец веревки, я сделала петлю на правом, пропустила веревку под одним краем петли, затем через другой край и соединила концы. В результате получился узел-трилистник, напоминающий треугольник.

– Ну вот, три перекрестья, – сказала я. – Теперь попробуй ты.

Стоило мне убрать руки от веревки, она сложилась в знакомую пирамиду, а концы аккуратно сплавились в неразрываемый узел. Сара шумно выдохнула.

– Шикарно, – резюмировала я. – Оказывается, для заклинаний годится даже простецкая веревка.

– Ты говоришь совсем как твой отец. – Сара потрогала узел. – И что, такие узлы скрыты в любом заклинании?

– Один обязательно. Сложные заклинания могут иметь два или три узла. Все узлы завязываются нитями, которые ты вчера видела в гостиной. Они связывают мой мир, – добавила я и улыбнулась. – Мне кажется, грамарий – это своеобразное маскировочное заклинание. Он скрывает внутреннее действие магии.

– А когда ты произносишь слова, тайное становится явным, – задумчиво произнесла Сара. – Давай-ка попробуем твое.

Раньше, чем я успела ее предостеречь, Сара прочла слова моего заклинания вслух. Бумага в ее руках вспыхнула и загорелась. Тетка швырнула пылающий лист на стол, где я затушила огонь струей ведьминой воды.

– Я думала, это простое заклинание для зажигания свечей. Так и дом спалить недолго! – воскликнула Сара, глядя на мокрые комья пепла.

– Извини, не успела тебя предупредить. Заклинание совсем еще свеженькое и дикое. Постепенно оно обуздается. Грамарий не может бесконечно поддерживать силу заклинания. Со временем его магия ослабевает. Потому заклинания и перестают действовать, – объяснила я.

– Ты серьезно? Тогда ты сможешь определить и относительный возраст заклинаний.