— Не ест ничего, — вдруг пожаловалась Маняша. — Я ему и молочка, и рыбку предлагала.

— Что ж так? — Зорин развернул котенка на спину, рассматривая его живот, затем нажал куда-то пальцем. — Довольно упитанное создание. Вы, Мария Анисьевна, не тревожьтесь. Он, скорее всего, проголодаться еще не успел.

Наталья Наумовна громко чихнула и конфузливо спрятала носик в батистовый платок, поданный стоящей поодаль Лулу.

— Не замечала за тобою, Фимочка… — начала она, но повторный чих заставил ее прерваться.

— Твоя эксцентричность…

Снова чих.

— Твоя…

Я вежливо пережидала приступ, слегка, впрочем, отодвинувшись, чтоб не забрызгало. Да если бы я раньше знала, что нежный организм Натальи Наумовны кошек не переносит, я бы давно уже дюжину мурлык себе завела.

Обвинительную тираду кузине так завершить и не удалось. Она раздраженно сообщила, что прогулка ее утомила. Иван Иванович передал мне Гавра и приготовился провожать Натали в отель. Нам было по пути, однако Наталья Наумовна жалобно прошептала, что находиться рядом с кошкой никак не может. Опасаясь обморока родственницы, я предложила разделиться.

— Мы с Маняшей переждем, пока вы удалитесь на безопасное расстояние.

Зорин витиевато меня поблагодарил. Они пошли по тропинке, однако я заметила, что теперь Натали не держит спутника под руку. Видно, он набрался кошачьего духа, пока возился с Гавром.

— И что она в нем нашла? — пробормотала я негромко.

— Право слово! — Маняша тоже говорила вполголоса. — Красивый молодой мужик галантного обхождения.

— Даже не дворянин!

— Ты их поженила уже, что ль?

— Глупости. Для барышни Бобыниной это будет скандальный мезальянс.

— Барышне Бобыниной в травене двадцать семь годочков стукнуло.

— Замолчи! — Кузина с Зориным уже отошли довольно далеко, поэтому я почти кричала. — Это гадко! Гадко попрекать девушку возрастом и незамужеством тоже отвратительно.

— Всем известно, что старые девы…

Я топнула ногой:

— И слов таких при мне говорить не смей!

Маняша обиделась, да так, что даже расплакалась, вытирая щеки концом шали.

— Ну чего ты, душенька, — ринулась я ее утешать, — не реви! Я сама Наташку эту не люблю, ты же знаешь. Но только говорить про кого-то дурное из-за безбрачия, просто несправедливо.

Я понимала, что для няньки моей статус этот важен, и то, что она в отличие от Натали, не какая-то старая дева, а вдова, делает ее в собственных глазах выше и лучше. А на самом-то деле, лучше она, потому что добрая и верная, и веселая. А не потому, что два года назад сходила замуж за недотепистого Неелова.

Вот это все я ей втолковывала, да с такой горячностью, что сама чуть не разревелась. Маняше, то, что она добрая и верная, очень по нраву пришлось. А уж когда я рассказала ей, какая она настоящая берендийская красавица, смущенно покраснела.

— Я слышала, — сказала она, когда мы наконец помирились, — как управляющий обращался к Зорину «ваше высокородие».

— Ну, стало быть, он хотя бы при чинах, — вздохнула я. — Интересно, по какому ведомству. А хотя нет, нисколько не интересно. У нас с тобой другие заботы.

— Бал у князя? Собираешься меня за новым платьем послать?

— Старым удовлетворимся. — Вспомнив про князя, я слегка погрустнела. — Меня пропавшая покойница больше тревожит. Она мне привидеться не могла.

— Еще как могла…

— А ежели в капище Святовита все дело? Погоди, ты мне не веришь?

— Верю, чадушко, — вздохнула Маняша. — Только капище это не Святовитово, а поганое, навье.

— Да ну?

— Вот тебе и ну. — Нянька прицокнула языком. — Силы в нем, конечно, уже никакой нет, так что и причина не в этом.

— Тогда в чем?

— Сон ты увидала.

— Я не спала.


— А обморок? Уж не знаю, с какого перепугу ты в него брякнулась… — Маняша передернула плечами и сокрушенно покачала головой. — Иван Иванович сказывал, колотилась как припадочная, губы кусала.

— Прямо так и сказал? — скептично переспросила я. — А не поведал он тебе, случаем, как ему удалось меня наверх затащить, такую всю припадочную?

Маняша демонстративно обиделась и замолчала. Я решила этот балаган далее не поддерживать, прижала к груди Гавра и зашагала по тропинке. Нянька семенила следом, сопела, кряхтела и, не выдержав, первой начала:

— Может, чадушко, домой отправляться пора?

— Что за нелепая мысль! — от неожиданности я перешла на французский, поэтому быстро перевела: — Ты в своем уме? Я только-только к цели подобралась, князя Анатоля очаровывать стала. Ты думаешь, если я завтра уеду, он меня догонять примется? Держи карман шире! Позабудет и, трех дней не пройдет, увлечется другой барышней. Мне пока удалось только лишь заинтересовать его, заманить яркой картинкой. Теперь-то самая важная часть игры и начнется, теперь надобно его отнюдь не самые пристойные мысли в романтическое русло направить, беседы о высоком, пение романсов, лучше дуэтом, мелодекламация.

— Муторно мне, — жалостливо протянула Маняша.

— От того, что он не так хорош, как мог бы быть?

— Тьфу! — Она плюнула под ноги по-настоящему. — От того, что он, если что приключится, даже себя защитить не сможет.

Я помолчала, опустила на землю рвущегося на волю кота, а затем серьезно посмотрела на няньку:

— Поясни, будь любезна. Мы который месяц сидим на Руяне, и раньше ты никакой тревоги не выказывала.

— Потому что раньше ты страшных снов не видала и навьего храма не находила.

— Ты сказала, что нави тут ни при чем.

— Сейчас, просто к слову пришлось. Так я продолжу. Раньше тебе девы в ледяной воде не мерещились. Хотя, может, ты спала? Точно! Ты задремала, меня дожидаючись, над книжкой своей несуразной.

— Книжка полезная, — возразила я. — И я не спала.

Мы неторопливо двинулись дальше. Гавр на руки больше не просился, затрусил у моих ног иноходью.

Не права Маняша. Если бы не этот фолиант, откуда бы я столь ценные сведения об охоте за женихами почерпнула? Мне же ранее никого никогда специально очаровывать не приходилось. Дочери Абызова это было бы несвойственно. У меня и так отбоя от кавалеров никогда не было. Даже в закрытой школе для девочек, где я обитала до наступления четырнадцатилетия, тайно передавались мне букеты и записочки с признаниями. В ход шли мудреные гнумские Катапульты, купленные в магических лавках, полупрозрачные почтовые голуби и просто подкуп прислужников. Меня этот ажиотаж вокруг моей персоны немало удивлял. Школа для мальчиков находилась в другом крыле монастырского замка, и увидеться с противоположным полом мы могли лишь во время воскресной церковной службы либо в деревеньке, куда нам разрешалось выбираться не чаще раза в месяц. Подружки тогда объяснили мне, что все дело в папенькином богатстве, именно на него слетаются поклонники.

Я поморщилась, воспоминания были скорее неприятными.

А Маняше теперь «муторно». Что поделать, и у меня на душе неспокойно. Ну ладно, сочтем обморок за сон и спишем мяукающую женщину на галлюцинации. Однако в воде я кого-то видела. Может, послать няньку расспросить местных: не пропадал ли кто здесь недавно или, может, какая барышня ледяные купания для красоты принимает? Нет. На это я отвлекаться не собираюсь.

Я решительно тряхнула головой, отгоняя лишние мысли. Легче не стало.

— Пусть полиция разбирается.

— Чего? — не поняла Маняша.

— Любое дело должен делать тот, кто к этому делу приставлен, — пояснила я. — Желаю стражам закона и порядка заявление сделать. Не может ведь курорт без полицейского присмотра оставаться? Значит, приказ соответствующий здесь точно есть.

Приказа не оказалось. Закон и порядок на острове находился в ведении околоточного надзирателя, а сам он коротал служебное время в крошечном кабинетике в том же здании, где находилась почтовая служба. Обитатель кабинетику был под стать. Ранее гнумов-полицейских видеть мне не приходилось, поэтому лепетала я поначалу что-то невразумительное, жалея, что попросила няньку подождать с Гавром во дворе.

Звали полицейского Фальк, о чем свидетельствовала табличка на двери, инициалы Й. Х., к фамилии присовокупленные, оставляли простор воображению.

— Так вы, барышня Абызова, — гнум сверился с документом, который сам же заполнял, — пришли заявить об утопленнице? Где тело?

— Предполагаю, что его могло выбросить на берег у восточной части пляжа.

Взяв себя в руки, я довольно толково изложила как факты, так и свои предположения, даже указав на настенной карте, где именно видела незнакомку.

— А после вы обнаружили ее в пещере, но не наяву, а внутри личной галлюцинации? — с выражением зачел надзиратель с листа.

Я посмотрела на гнума с подозрением. Потешается? Но его будто вытесанное из камня лицо выражало лишь сосредоточенность.

— Вы чародейка, госпожа Абызова?

— Простите? — Я хихикнула и махнула рукой. — Нет, что вы, во время школьной проверки я не смогла прочесть и дюжины рун.

В берендийских школах, насколько я знала, девочек такой проверке даже не считают нужным подвергать. Женщины редко обладают магическим даром, настолько редко, что выискивать среди них таланты никто даже не пытается. Некоторые из моих девичьих подруг умели ворожить и привораживать, кое-кто мог предсказать погоду или отыскать потерянную вещь. Но, если начистоту, проще было использовать для всех этих целей купленный амулет, изготовленный настоящим чародеем. Благо и того и другого, а также лавочек, ведущих бойкую торговлю чародейским товаром, великое множество.

— Вы использовали какой-нибудь амулет для связи с мертвыми?

Мысли гнума текли в том же русле, что и мои собственные.

— Нет. А что, такие существуют?

Он пошевелил кустистыми бровями:

— Запрещены к использованию на всей территории Берендийской империи.

— Почему, позвольте полюбопытствовать? Их делают нави?