Глава 3
— Что ты знаешь о Петре Великом?
Я едва не выронил чашку с кофе. Нет, конечно, разговор и правда должен был свернуть в несколько иное русло, но что бы вот так, сразу… Багратион умел застать врасплох — и не без удовольствия этим умением пользовался. Кое-чему меня научили и в лицее, и еще дома — и все равно я сразу же почувствовал себя не то, чтобы не экзамене — но уж точно недостаточно… осведомленным.
— Правитель династии Романовых, — кое-как начал я. — Первый Император российского государства. Реформатор…
— Общеизвестные факты. — Багратион махнул рукой. — Впрочем, как и те, что я хотел бы от тебя услышать. Расскажи подробнее о реформах, которые касались Одаренных.
— Петр Первый ввел Табель о рангах! — догадался я. — И разделил все дворянство на четырнадцать магических классов.
— Верно. — Багратион удовлетворенно кивнул. — Хоть и не совсем… исчерпывающе. На самом деле Петр Романов, которого совершенно заслуженно именуют Великим, сделал куда больше. И для Одаренных дворян, и для простых людей. Но в первую очередь — для самого государства.
— Не сомневаюсь, — буркнул я. — Но моих скромных знаний, кажется, недостаточно.
— Более чем. — Багратион рассмеялся и откинулся на спинку кресла. — Я не собираюсь заставлять тебя вспомнить весь курс истории. Смысл порой важнее голых фактов.
— Как вам будет угодно. — Я пожал плечами. — Ваша светлость.
— Введя Табель о рангах, Петр Великий не только разделил Одаренных по уровням силы. — Багратион продолжил говорить, не отвлекаясь на мои нелепые уколы. — Он также дал возможность лишенным Дара простолюдинам поступать на государственную службу — и приобретать дворянское положение. Разумеется, пропасть между новоиспеченными аристократами и князьями с родовым Источником не исчезла по сей день… И все же начало было положено.
— Начало чего?
— А как ты думаешь, Саша? — Багратион хитро улыбнулся. — Дам подсказку: Петр Великий также впервые ввел титул графа, который в определенный период считался даже более престижным и желанным, чем княжеский. Не говоря уже о менее известных, но не менее значимых преобразованиях.
Неодаренные дворяне, новый титул, государственная служба для простолюдинов… Разумеется, все это знал не только любой гимназист, но и все ученики церковно-приходских школ — за исключением разве что совсем уж бестолковых. Но задумываться об истинном смысле реформ мне раньше не приходилось.
— Петр Великий создал новую аристократию. — Я посмотрел Багратиону прямо в глаза. — Подконтрольную лично ему политическую силу. А заодно и неплохо ущемил права древних родов… Подозреваю, у первого Императора было много врагов.
— Ты даже представить себе не можешь — насколько, — усмехнулся Багратион. — К счастью, друзей у него все-таки оказалось больше.
— К счастью? — поморщился я. — Не все бы с вами согласились.
Один дед чего стоит.
— Многие. — Багратион пожал плечами. — Но то, что хорошо для государства, не всегда является благом для рода, целого сословия… или, к примеру, одного отдельно взятого Александра Горчакова.
Старшего? Младшего? Или все-таки — для обоих?
— На тот случай, если тебе все-таки нужны объяснения, — продолжил Багратион. — Старая государственная структура на тот момент уже практически себя изжила. При всем могуществе родовых Источников удельные князья в конечном итоге не смогли бы защитить даже свои земли. Они лишились части вольностей и привилегий, но зато страна получила по-настоящему крепкую центральную власть. И только это помогло России выстоять — и при Петре Великом, и спустя почти сто лет после его смерти.
— Наполеон… — догадался я. — Так?
— Схватываешь на лету. — Багратион довольно закивал. — Бонапарт был не самым слабым Одаренным, хоть и родился в семье мелкого корсиканского дворянина. Но, что куда важнее — он был талантливым полководцем. И даже более талантливым политиком, если уж сумел подчинить чуть ли не две трети тогдашней Европы.
— У него была армия. Солдаты, пушки… кавалерия.
— И почти не было полноценных Одаренных, которых попросту вырезали во время Французской революции. Это знают все. — Багратион отодвинул опустевшую чашку. — Но немногие догадываются, что ту войну железо проиграло вовсе не магии.
— А чему же тогда? — спросил я.
— Исключительно организации. И отлаженной системе, которую заложил еще Петр Великий. — Багратион легонько ударил по столу ребром ладони. — С Империей могла поспорить только Империя. И только Империя могла выставить силу, способную переломить хребет совершеннейшей на тот момент военной машине.
— И, тем не менее, под Смоленском в тысяча восемьсот двенадцатом сражались Одаренные. — Я подался вперед. — И именно они тогда победили.
— Они обеспечили победе изящный эндшпиль. — Багратион покачал головой. — А заодно — подарили потомкам красивую истории про четыре сотни смельчаков. Поверь, Саша, на тот момент Россия располагала куда более серьезной силой. Наполеон проиграл битву, но не будь у нас пехоты и артиллерии — войну он бы все равно выиграл… рано или поздно. Отступить его заставил именно общий перевес сил. И именно полноценная армия позволила твоему тезке, Императору Александру, установить господство над половиной Европы на несколько десятков лет.
Вот оно как. Очередное «а на самом деле…» Как говорится, век живи — век учись.
— Стоит ли так недооценивать магию? — проговорил я. — Особенно вам. Защищая Смоленск, погиб ваш предок.
— Мой прапрадед. Истинный слуга Империи. — В голосе Багратиона послышалась неподдельная гордость. — Непросто быть достойным одной только памяти такого человека. Мой род всегда стоял на страже государства — и тогда, и сейчас.
— Но ваша светлость даже не военный, — заметил я.
— Сейчас мы — куда больше, чем военные. — Багратион чуть сдвинул брови. — У страны остаются враги, даже когда молчат пушки. И кое-кого ты уже видел, Саша. Они стреляли тебя, а ты — в них. Этого недостаточно?
В глазах его светлости вдруг мелькнула тоска — настоящая, глубокая. Такую он едва ли смог бы подделать — даже с его талантами матерого переговорщика и манипулятора.
— Я мог бы носить эполеты армейского генерала. Или вести дела рода, не поступая на службу. Растить наследников или прожигать жизнь на бесконечных приемах в Зимнем. — Багратион откинулся на спинку кресла. — Но, как видишь, выбрал участь презренного жандарма.
— Презренного? — поморщился я. — Ваша светлость не передергивает?
— Отчасти. — Багратион не стал возражать. — Но поверь, в столице найдется немало уважаемых людей, которые всерьез считают меня чуть ли не предателем Одаренных родов.
— Вроде моего деда?
— Нет, — улыбнулся Багратион. — Мы с Александром Константиновичем не всегда сходились во мнениях. Но, к счастью, у него нет и капли недалеких феодальных амбиций, которыми так кичатся некоторые князья. И что бы он сам ни говорил — мы оба служим стране и короне… хоть и каждый по-своему.
Однако. Казалось, я уже понял, к чему планомерно подводит меня его светлость со своей блестящей риторикой — но Багратион снова свернул куда-то в сторону.
— Зачем вы мне все это рассказываете? — поинтересовался я. — Не смею спорить — беседа для меня приятна и в высшей степени познавательна, но…
— Теперь ты знаешь чуть больше… если все-таки не знал раньше. — Багратион улыбнулся, устраиваясь в кресле поудобнее. — И о дворянском сословии, и о самом государстве. А значит — сможешь сделать выводы.
— О том, что случилось? — догадался я.
— Верно. Если бы войны родов начинались из-за глупой дуэли двух — ты уж меня прости — недорослей, все дворянское сословие вымерло бы еще до Петра Великого. — Багратион сложил руки на груди. — Когда происходит подобное, всегда следует искать настоящую причину. Конфликт интересов.
Пожалуй. Уж не знаю, что на самом деле задумал дед, но если бы он устроил в Петербурге то, что собирался — кто-то наверняка извлек бы из всего этого свою выгоду. Колычев… точнее, те силы, которые за ним стояли.
— Кто-то хотел войны, — осторожно начал я, — которая непременно привела бы к ослаблению или даже гибели двух старинных родов. — Это может быть нужно кому-то из новой, Петровской аристократии. Владельцам крупных капиталов… В конце концов, сторонникам центральной государственной…
И вот кто тебя за язык тянул, Горчаков?
Я захлопнул рот и с трудом подавил желание на всякий случай еще и зажать его руками — чтобы снова не сболтнуть лишнего. Но Багратиона мои крамольные помыслы, похоже, только повеселили.
— Умение вовремя замолчать — порой бесценно, — усмехнулся он. — Еще немного — и ты бы обвинил в смерти брата саму государыню Императрицу.
— У меня и в мыслях не было…
— Очень надеюсь… Неважно. — Багратион махнул рукой. — Суть ты в любом случае ухватил верно. Так или иначе, раскол нужно искать именно среди дворян. И спор между древними родами и теми, которым пока нет и трехсот лет — самая очевидная причина… Но, к сожалению, не единственная.
— Прошло уже много времени.
— Куда меньше, чем ты думаешь, — вздохнул Багратион. — А старые обиды порой живут куда дольше людей. Так что если тебе кажется, что кто-то может иметь зуб на твою семью или на Воронцовых… то тебе не кажется.
— Значит, месть? — Я подался вперед и облокотился на стол. — И все?
— Едва ли. — Багратион покачал головой. — Для банальной вендетты — слишком уж серьезный масштаб. Стоить копать глубже.
Ага. Знать бы только — куда именно и в каком месте. Старые аристократы, новые…и не только они.
— А те Одаренные? — Я вдруг вспомнил разговор, состоявшийся примерно полтора часа назад. — Которых я видел тогда, дома? На чьей они стороне?
Багратион прищурился — и на мгновение мне показалось, что он пробует залезть мне в голову. Но ничего подобного: вместо Дара менталиста в который раз сработал самый обычный опыт.
— Поправь меня, если я ошибусь, — задумчиво проговорил Багратион. — Но, похоже, тебе уже случилось познакомиться лично с уважаемым Василием Михайловичем Дроздовым.
— Да. — Я не стал юлить. — Вы знаете, кто он?
— Скорее нет, чем да. Правда скрыта слишком глубоко, а озвучивать байки и домыслы было бы попросту невежливо. — Багратион потер подбородок. — Что именно тебя интересует, Саша?
— Судя по положению, он из очень древнего рода, — отозвался я. — И скорее должен был защитить деда… но почему-то не стал.
— Так ты хочешь спросить, на чьей стороне Дроздов? — Багратион вдруг улыбнулся — будто ему внезапно стало очень весело. — Я отвечу: на своей собственной. И уж не знаю, чего старик от тебя хотел, но он точно не враг ни тебе, ни мне… ни уж тем более твоему деду. Одаренные его силы и возраста обычно уже давно утрачивают интерес к делам простых смертных. И редко появляются на людях без особого повода.
Интересно, а я-то… чем заслужил?
— Его возраста? — переспросил я. — Сколько же Дроздову лет?
— Могу только догадываться. — Багратион пожал плечами. — Скажу одно: когда твой дедушка был не старше тебя, Дроздов уже выглядел точно так же, как сейчас.
Мне вдруг стало… нет, не страшно — но как-то неуютно: привычный мир дал трещину, в которую настойчиво полезло немыслимое. Неизведанное — и потому скорее опасное, чем просто любопытное. Нет, конечно, я всегда знал, что Одаренные живут дольше простых смертных — даже дедовы почти сто лет среди дворянского сословия едва ли кого-то бы удивили. Но такое?.. По всему выходило, что Дроздову стукнуло как минимум полтора века. Или даже больше — и тогда наверняка старик застал Императора Александра… и даже самого Наполеона Бонапарта. А заодно и накопил за эти годы столько силищи…
Неудивительно, что даже дед предпочитает с ним не спорить.
— А сколько вообще живут Одаренные? — Мой голос неожиданно для меня самого вдруг зазвучал тихо… и даже как-то сдавленно. — Ну… самое долгое?
— Очень надеюсь однажды проверить, — усмехнулся Багратион. — Но пока — даже не могу представить. Старшая когорта умеет хранить секреты… Даже от меня или твоего деда.
— Вот как… — Я на мгновение замялся, но потом все-таки спросил: — Как выдумаете — среди них есть те, кто лично знал Петра Великого?
— Не имею даже малейшего представления, — признался Багратион. — И именно поэтому допускаю любой из возможных вариантов.