– Моя бабушка говорила, что это первое средство от плохих снов, – улыбнулась Рита, наблюдая, как жадно он пьет. Молоко было хорошее. Рязанское. Три с лишком процента жирности. Спецзаказ для космонавтов.
– Спасибо.
Над губами юнита остались белые усы. Повинуясь какому-то неведомому порыву, Маргарита протянула руку и стерла эти следы большим пальцем.
– Софи – это твоя невеста? – осторожно спросила она.
– Да, – ответил он так, что Рита сразу поняла: лучше его об этой Софи не спрашивать. По крайней мере, пока.
Да что же это за импульсы, которые такие горькие воспоминания продуцируют? Безобразие!
– Мне жаль, – прошептала Маргарита, хотя разум кричал, что никакой Софи не существует вовсе и жалеть не о чем.
Семь-два-семь уставился на нее долгим пристальным взглядом. Беликова ответила точно таким же. На несколько бесконечных секунд их окутала тишина, наполненная звуками фальшивой грозы.
Когда губы их оказались в опасной близости, киборг сглотнул и кадык его дернулся.
– То, что я хочу сделать сейчас, очень неправильно, – еле слышно прохрипел он, прожигая Маргариту потемневшими до черноты глазами. – Вы… понимаете меня, Рита?
Нет!
– Разумеется. – Она выдавила улыбку. – Спокойной ночи… э…
Беликова запнулась, а Семь-два-семь хмыкнул.
– Что ж, похоже, вы тоже не знаете моего имени… – Он обреченно вздохнул. – А я-то уж надеялся, что когда-нибудь вы все-таки произнесете его и… дадите мне хоть какую-то подсказку. А теперь придется сознаться – я не помню, как меня зовут. Какой позор, господи!
Он уронил голову на руки.
– Ничего. – Рита осторожно коснулась твердого плеча. – Такое бывает. Память восстановится… со временем.
– Правда? – Вспышка молнии вернула глазам юнита их истинный голубой цвет, и Маргарита замерла под пронзительным взглядом. Чистым, словно воды великого Байкала.
– Правда, – кивнула она, игнорируя визжащую совесть. – А теперь ложись спать. Утро вечера мудренее.
Глава 13
Что в имени тебе моем…
– Мне категорически не нравится эта затея, Белка, – нахмурился Павличенко и сложил руки на груди.
Рита ответила ему взглядом, полным наивного непонимания. Мол, с чего бы?
– Давно ли ты позабыла основы научной этики? – прошипел Паша, нависая над ней грозовой тучей. – Семь-два-семь должен оставаться для тебя предметом исследования. Им и только им. Дав ему имя, ты начнешь воспринимать его как… как…
– Как человека, – подсказала Маргарита. Она бросила взгляд на юнита, который прилип к здоровенному иллюминатору лабораторного отсека и созерцал бескрайнюю сине-черную даль. – Предлагаешь называть его порядковым номером?
Павел смухордился, будто целиком сжевал лимон.
– Вот и я о том же, – вздохнула Рита. – Нельзя, чтобы Семь-два-семь усомнился в своей человеческой природе. Иначе вся твоя концепция рухнет.
– Ты привязываешься к нему? – строго спросил Павличенко.
– Ни в коем случае, – криво улыбнулась Беликова, не отрывая глаз от широкой спины. Под футболкой угадывались твердые мускулы. – Я цинична как никогда. Наш нестандартный киборг для меня просто объект и ничего более.
Павличенко с сомнением покачал головой.
– Чаю налить?
– Давай, – сказала Рита. – Мне с лимоном, ему – без.
Паша тихо, но ядрено матюгнулся.
Маргарита приблизилась к подопечному. Захотелось коснуться, провести ладонью по рельефным бицепсам, и чтобы сдержать этот глупый порыв, Беликова сложила руки на груди.
– Любуешься?
– Да… – Брюнет продолжал рассматривать лишенный жизни вакуум. – Есть в космосе какая-то удивительная притягательность. В нем чувствуется сила, не находите?
– Раньше он казался мне прекрасным, – ответила Маргарита.
– Раньше? – Голубые глаза уставились на нее.
– В детстве я прочла с полсотни книг о космических приключениях, – пожала плечами Беликова. – Тогда мне казалось, будто полет в космос – предел мечтаний. Неизведанные дали, загадочные планеты, удивительные странствия… А на деле… На деле вот. – Она кивнула на черноту за бронестеклом. – Пустота. Ни жизни, ни света… ничего. Полное абсолютное ничто. Все путешествия ограничены станцией, на которой обитает горстка людей… и куча бесчувственных роботов.
Она осеклась. Отвернулась.
– Наверное, больно разочаровываться в том, во что свято верил… – изрек киборг, убежденный в том, что он – человек.
– Наверное, – согласилась Рита и кое-как выдавила улыбку. – Удалось вспомнить что-нибудь?
Юнит сморщил лоб и снова уставился в иллюминатор.
– Я помню скорость, – сказал он, напряженно глядя в темноту. – Такую, что внутри все холодеет. И еще голос в шлемофоне… Голос Софи. А потом… Взрыв, слепящий свет и… и все.
«Вот тебе и мнимая память, – подумала Беликова. – Слишком уж складно для системного сбоя».
– А имя? – спросила она. – Имя вспомнить удалось?
– Нет, – ответил киборг и помрачнел.
Беликова изобразила улыбку. Взяла подопечного под руку.
– Надо же мне как-то тебя называть, – скривила она губы. – Хотя бы чисто условно.
Киборг остановился и так посмотрел на нее, что у Риты едва колени не подогнулись.
– Предлагаю Джон Доу! – Павел бесцеремонно нарушил их тет-а-тет. – Так в саксонском праве неопознанные тела называют.
– Очаровательно, – выцедила Маргарита и злобно зыркнула на друга.
Тот состроил морду.
Однако Семьсот двадцать седьмой не заметил их переглядываний.
– Вам правда нравится, Рита? – спросил он с наивной серьезностью.
– Нравится? – Павличенко по-свойски обнял ее за плечи. – Да она просто в восторге! Пошли чай пить, пока не остыл.
– Любые мелочи играют роль, – со знанием дела заявил Пашка и подался вперед, чтобы прихватить очередную зефиринку. Третью по счету. – Пусть это, как ты говоришь, осколки, но и они важны.
Киборг, двадцать минут назад принявший имя Джон, сосредоточенно нахмурился. Закрыл глаза.
– У моей бабушки была собака с короткими лапами, – сказал он.
– Обалдеть можно, – выдохнул Павличенко. – Белка, ты фиксируешь?
– Почему вы все время называете госпожу Риту белкой? – озадаченно уставился на него Семь-два-семь.
– Т-товарища… – машинально поправил потомственный казак и растерянно моргнул.
– Это прозвище такое, – пришла Рита другу на помощь. – Это не обидно, Джон. Просто у меня фамилия – Беликова.
– Рита Беликова, – медленно повторил юнит. – Все равно не понимаю, при чем тут белки.
– Не бери в голову. – Беликова накрыла рукой ладонь подопечного. Жест вышел скорее интимным, чем дружеским. – Паша просто шутит. Лучше вспомни еще что-нибудь.
И он вспомнил.
И собаку с короткими лапами по прозвищу Багет. И то, что в детстве бабушка поила его на ночь теплым молоком. И школьную футбольную команду. И то, как он мечтал стать пиратом, но в итоге поступил в летное училище. Еще почему-то Джон вспомнил формулу сокращенного умножения, доказательство теоремы Пифагора, кучу всего из физики, пару сонетов Шекспира и даже один стих Есенина.
Только имени своего так и не вспомнил…
– Все это очень-очень интересно… – Павличенко задумчиво почесал нос. – А сны вам снятся?
– Да, – кивнул Джон. – Каждую ночь. Однако на утро все забывается, и я не могу ничего с этим поделать.