– Посмотри сам. – Гвен открыла дверь, дав Кэму возможность полюбоваться жуткими обоями и потолком в трещинах. – Руби говорит, это небезопасно.

– Нет. Это только штукатурка. Все в порядке. – Он огляделся. – А вот обои… они психотические.

Они чокнулись и выпили. Выпил – и все кажется поправимым. Конечно, раньше, когда рядом был Кэм, алкоголь всегда вел к одному и тому же. Но с ним так было всегда… даже без алкоголя. Гвен выпила еще, в желудке потеплело, и тепло, растекаясь по телу, вступило в схватку с холодом и сыростью столовой.

– Извини, я тогда не попрощалась. – Слова выскочили раньше, чем она успела остановиться.

Кэм замер.

– Не смогла. – Гвен не отрывала глаз от покачивающейся в стакане жидкости. – Если бы я увидела тебя или поговорила с тобой, то не смогла бы уехать, а я тогда думала, что должна уехать во что бы то ни стало.

Она услышала какой-то шорох, и в следующий момент Кэм уже был рядом. По коже побежали мурашки, а через разделявшее их пространство проскочил – по крайней мере, ей так показалось – электрический разряд. Она застыла, не дыша, мысленно умоляя его придвинуться, обнять, сказать эй, малыш, как бывало когда-то.

Он откашлялся.

– Я пытался тебя найти. Уже после того, как ты уехала. Разговаривал с твоей матерью, но она не пожелала помочь.

Гвен могла представить, как это было. В то время они с Глорией ругались едва ли не каждый день. Возможно, Глория боялась, что Кэм приведет ее домой.

– Твоя сестра сказала, что не знает, где ты.

– Так оно и было.

– Как ты смогла? – Кэм по-прежнему не смотрел на нее. – Взяла и бросила всех. Не только меня – всю свою семью, всю свою жизнь. Ты не скучала по ней?

– Нет, – соврала Гвен.

Они стояли рядом, почти касаясь друг друга, потягивая вино и глядя на переплетающиеся цветы и лозы.

Еще через пару глотков Гвен начала видеть в узорах фигуры. Сплетающиеся фигуры. Она отступила от Кэма и вышла из комнаты.

– Давай сядем.

На кухне было лучше. Светло, чисто и никаких порнографических обоев. Они сели за стол, и Гвен открыла жестянку с печеньем.

Кэм поморщился.

– Только не с выпивкой.

– Здесь темный фруктовый кекс. Бренди в нем столько, что можно утопить корабль.

Он взял слайс кекса, откусил немножко, а Гвен поймала себя на том, что, позабыв обо всем на свете, не сводит глаз с его рта. Кэм проглотил, и она едва удержалась, чтобы не наклониться и понюхать его шею. Господи.

Он отодвинул кекс и приложился к стакану.

– Почему ты решила, что тебе надо уехать? Мне казалось, все было хорошо… – Кэм не договорил. Покачал головой. – Впрочем, забудь, что спрашивал. Не знаю и знать не хочу. Теперь все в прошлом.

Прежде чем Гвен успела как-то отреагировать на такое заявление, он добавил:

– Что ж, расскажи-ка, чем ты занималась эти тринадцать лет.

Гвен даже моргнула от неожиданности. Хотя… Ладно.

– Ну же. – Кэм наклонился вперед. – Мне интересно. Правда.

Он не хмурился, не изображал равнодушие и, наверно, впервые за последние дни показался ей искренним. Гвен сделала еще глоток и заговорила о своей работе. Рассказала о «Любопытных мелочах», о том, как начала с продажи собственных творений, как потом, занявшись поиском винтажных миниатюр для настенных витрин, стала выискивать другие клевые вещицы и выставлять их для продажи.

– Часто я просто дурачилась, убивала время, думая о том, что хочу сделать со своей жизнью, а потом, совершенно неожиданно, увидела тот шелковый платок.

Глаза у Кэма слегка осоловели.

– Глазам не поверила. Это была такая красота. Шарф. Прекрасный шарф. Тот парень, наглец, повесил его у себя в палатке на ярмарке антиквариата в Питерборо. Он, конечно, знал, что это «Миссони», и цену назначил соответствующую, но я, едва только прикоснулась к нему, поняла – он последний из этой серии.

– Ты это поняла? Как? – нахмурился Кэм.

Этот момент триумфа Гвен переживала не в первый раз, но волновалась почти так же, как тогда, и не обращала внимания на мелочи.

– На меня как будто накатило. Я купила его и выложила у себя. Продала и получила в десять раз больше, чем потратила. – То был один из редких случаев, когда семейная интуиция Харперов оказалась не столько проклятием, сколько благословением.

– Ух ты. – Кэм выпрямился, и в его глазах отразился неподдельный интерес. – Так на этой… – он сделал неопределенный жест рукой, – ерунде действительно можно заработать?

– Для тебя это, может быть, ерунда, но мне нравится. Кому-то неприятна сама идея секонд-хенда, но мне интересна история, меня привлекает сам процесс поиска, охоты. Каждая уникальная вещь намного интереснее унылой массовой продукции, того барахла, что все покупают в «Арго».

– Я в «Арго» не покупаю.


– Не ты. Ты богатый. Я имею в виду обычных людей. Но даже ты покупаешь вещи в дорогом варианте «Арго». Вещи, в которых нет ни индивидуальности, ни чего-то другого.

– Понятно, – вежливо сказал Кэм.

Гвен осторожно поставила стакан на стол.

– Ну а ты?

– Мне и рассказать особенно не о чем. Бумажная работа. Суд. Снова бумажная работа.

– Тебе это не нравится?

Он пожал плечами.

– Вообще-то даже нравится. Я люблю разбираться в запутанных делах. Люблю спорить и побеждать.

Гвен улыбнулась.

– Не могу привыкнуть к тому, что ты адвокат. Ты же был панком. И вроде бы собирался в Лондон?

– Собирался, – внезапно посерьезнев, сказал Кэм.

– И что случилось?

Он допил то, что оставалось в стакане, и налил еще.

– Извини, что так вел себя тогда, в машине. Я просто был не готов… – Кэм снова пригладил волосы. – Не знаю. Я был не готов разговаривать с тобой. Хочешь послушать о своей бабушке?

Гвен заставила себя переключиться на настоящее.

– Да. Конечно. Расскажи, пожалуйста.

Кэм откинулся на спинку стула, закрыл глаза и, помолчав секунду-другую, сказал:

– Не пойми меня неправильно, но Айрис была особой довольно странной.

Гвен напряглась. Странной. Это слово было одним из многих, употреблявшихся для характеристики их семьи.

Кэм открыл глаза и посмотрел прямо на нее.

– Очень сильная личность. Всегда говорила правду. Всегда старалась помочь нуждающимся.

– Ох… – Гвен сглотнула. Это было уже лучше.

– Тактичной я бы ее не назвал. Дураков на дух не переносила.

– Никогда не понимала, почему так говорят, – вставила Гвен, махнув рукой со стаканом. – На какой еще дух? И кто его переносит?

Кэм отвлекаться не стал.

– Она не играла в политические игры. Говорят, когда жена шефа полиции пришла к ней за поддержкой, Айрис оскорбительно отозвалась о ее туфлях.

– Ты же вроде бы сказал, что она помогала людям?

– Помогала, верно. Вот только не надо быть слишком разборчивым, когда тебе помогают. Не надо ждать слишком многого.

Гвен уже приготовилась сказать, что на свете вообще слишком много чересчур привередливых, но тут в дверь постучали.

Кэм вскинул бровь.

– Ждешь кого-то?

Гвен вздохнула и, разведя руками, пошла открывать.

– Да. И чем дальше, тем больше.

Женщина за порогом держала в руке синюю миску для собаки с изображенной на боку стилизованной косточкой.

– Вы – Гвен Харпер?

Гвен кивнула.

– Слава богу. Я – Хелен Брюэр. – Женщина сунула миску под мышку и протянула руку. Волосы у нее были собраны в хвост, и выглядела она старше Гвен. Хотя Гвен всегда исходила из того, что окружающие старше нее. Руби наверняка объяснила бы это ее незрелостью, задержкой в развитии и прочим в этом же духе.