Михаил никак не отреагировал. Тогда Китайгородцев вывел его из реанимационного отделения, держа за руку, как милиционер выводит из присутственного места проштрафившегося гражданина. Так вдвоём они и вышли к машине. Здесь Михаил, кажется, только и осознал, где он и что с ним происходит.

— Уезжай! — сказал он хриплым голосом.

Его борода была мокрой, а глаза красны. Наверное, он плакал там, в реанимации.

— Я не уеду без тебя, — ответил Китайгородцев. — Сначала ты сделаешь то, о чём я попросил.

Михаил поднял на него тяжёлый взгляд. Это явно стоило ему немалых усилий. Взгляд был чёрен.

— Всё останется, как было, — сказал Михаил.

И у Китайгородцева сжалось сердце.

Михаил распахнул дверцу машины, выволок оттуда Глеба Лисицына, поставил перед Китайгородцевым. Взгляд Глеба был устремлён мимо Китайгородцева. Куда-то вдаль. Точнее, в никуда.

— Посмотри на него! — сказал Китайгородцеву Михаил. — Это был Стас!

— Глеб! — машинально поправил Китайгородцев.

— Нет! Это Стас!

Китайгородцев вгляделся в стоявшего перед ним человека.

— Стас?! — переспросил растерянно. — Настоящий?

У него всё никак в голове не укладывалось.

— Да знамо дело — настоящий! — выпалил Михаил с яростью, словно это Китайгородцев и был во всём виноват.

Китайгородцев медленно дозревал. Для него сейчас всё перевернулось. Было не так, как представлялось прежде. Будто с ног на голову. Всё наоборот.

— Так это не Стас — Глеба, — пробормотал он. — А Глеб — Стаса…

— Именно!

Да как же так?!

— Стас! Светлая голова, нам с тобой пример! С нуля свой бизнес развернул. С нуля! Потому что и заслуги папы-генерала, и всё, что было нажито — всё обнулилось, когда стране кирдык пришёл. А он сумел! Добился! Заработал! Сам! А с ним вот так — за что?!

Тряхнул Стаса за плечо, голова несчастного мотнулась из стороны в сторону, будто она держалась на пружине, но Стас не возмутился и не удивился, и даже, кажется, не заметил, что с ним только что проделали.

— Это сделал Глеб? — спросил Китайгородцев.

— Да!

— На рыбалке?

— Да!

— По неосторожности? Или…

— Он убивал его! Убивал! — в ярости выкрикнул Михаил. — Но не получилось! Сначала бил по голове! Вот здесь и здесь! — тыкал пальцем в голову безвольному Стасу. — А потом бросил в воду, чтобы наверняка! Он утопил его! Понимаешь?! Брата своего! Ты понимаешь?! Несчастный случай! Какая жалость, гадство! Бедный Стас!

Лицо Михаила исказилось. Ненависть его была беспредельной.

— И он бы умер! Но Господь милостив! Уберёг! — сказал Михаил. — Воистину Господь уберёг! Там был священник. Случайно! Он ехал по дороге, а это вдоль реки. И батюшке вздумалось рекой полюбоваться. Конечно, это Божий промысел! Так было Ему угодно! Батюшка вышел из машины, смотрел на реку, и увидел странное. Снизу, от уреза воды, не видно, а сверху, где батюшка стоял — там видно. Батюшка туда пошёл и Стаса вытащил. Он уже утоп, он в воде какое-то время пролежал, а батюшка стал его спасать. Из лёгких воду прочь, дыхание и сердце запускал — и получилось! Только он был уже не человек! — сказал Михаил и посмотрел на Стаса скорбно. — В воде пролежал без кислорода, мозг местами умер. Батюшка свёз его к врачам, те не помогли, потому что ничего уже не сделаешь. И только на следующий день он позвонил нам.

— Вы были с ним знакомы? — спросил Китайгородцев.

— Нет.

— Откуда же он знал, куда звонить?

— Он подобрал на берегу мобильник Стаса. Стас обронил, а Глеб и не заметил. В мобильнике был список номеров. И там был номер «Мама». Батюшка набрал. Мы сразу же туда помчались. Я, когда увидел Стаса, понял, что его убивали. Били по голове. И так совпало, что когда мы были со Стасом, Наталье Андреевне позвонил Глеб. Безобразно пьяный. Плакал и что-то плёл про несчастный случай. Рассказывал, что накануне Стас буквально на его глазах упал в воду, а он ничем не смог ему помочь. Он же не знал, что Стас с нами. И что мы видим, в каком он состоянии.

— И он не догадался даже? — усомнился Китайгородцев.

— Он был пьян, — повторил Михаил. — Ему Наталья говорила, что Стас жив, а он, наверное, подумал, что это такая материнская истерика. Что она никак не может поверить. И он в ответ ей — это на моих глазах, мол. А там уж я забрал у Натальи телефон.

— Вы сразу поняли, что к чему?

— Я понял. А она — нет.


— Почему она не поняла?

— В шоке была. Стас выглядел ужасно. Она за него испугалась. Я пробовал говорить с нею. И в этот день. И на следующий день тоже. Она не верила мне. Глеб не мог — и точка! И это продолжалось, пока не приехал Глеб.

— В больницу приехал?

— Нет, в наш дом. Я уговорил Наталью Андреевну молчать пока и про больницу, и про то, что Стас жив. Глеб приехал. Снова сильно пьяный. И всё нам повторил — про несчастный случай. Там был полный бред. Концы с концами не сходились. Даже Наталья уже видела, что он врёт.

— И что она ему сказала?

— Ничего. Сделала вид, что поверила.

— Почему? — изумился Китайгородцев.

— Заторможенность такая. Спрятать голову в песок и ни о чём не думать. Потому что не укладывалось в голове. Брат — брата! Матери в такое поверить невозможно.

— А ты?

— Я всё понял, — сказал Михаил. — Этот подонок спьяну о чём стал болтать? О том, что теперь будет с делами Стаса, с бизнесом его. Что надо что-то срочно предпринять, а не то его растащат.

— Значит, открытым текстом?

— Вот-вот! — зло щурился Михаил.

В нем клокотала ненависть.

— И тогда она предложила…

— Мать предложила? — уточнил Китайгородцев.

— Да! Мать предложила сделать вид, будто со Стасом всё в порядке. Это ей такой выход виделся. Опять же — голову в песок. С врачами договорились. Чтобы ход делу не давать. Отец Алексий обещал молчать. Ну, с Константин Фёдрычем пришлось решать проблемы…

— Кто такой?

— Он у Стаса всеми делами заправляет. Стас ведь только владелец, он лично никаких бумаг уже давно не подписывает, всё делает этот Константин. Надо было с ним договориться. Чтобы он сдуру не поднял тревогу. Предъявили ему Стаса. Стас сам видишь в каком состоянии. Константин покумекал и решил, наверное, что ему лучше ни во что не вмешиваться.

— А риски для него?

— Он исполнитель, с него спроса нет. А зарплата будь здоров. Мы ему ещё накинули. Договорились, в общем.

— Теперь боишься Глеба? — спросил Китайгородцев.

— Он что-то почувствовал, — скривился Михаил. — Такое, видно, не скроешь. И стал шнырять, вынюхивать, где Стас. Привык уже к хорошей жизни, подлец. Хочет, наверное, на всё добро лапу наложить. Уже Станиславом Георгиевичем себя зовёт. В роль вошёл, и его оттуда за уши не вытащишь.

Их взгляды — Китайгородцева и Михаила — встретились.

— Зачем же ты выбрал именно меня? — вырвалось у Китайгородцева.

Почему, мол, с этим Глебом должен рассчитаться я, а не кто-то другой?

Михаил понял, о чём речь.

— Ты убивал уже! — сказал он и на Китайгородцева дохнуло холодом.

— Я с тебя не слезу, пока ты не исправишь это!

— Ты ничего не сможешь изменить! — покачал головой Михаил.

— Я тебя прошу!

Но сам Китайгородцев видел, что это бесполезно. Тогда он вцепился Михаилу в горло. Задушил бы, но видевший всё Потёмкин выскочил из машины, повис на Китайгородцеве, умоляя его:

— Не надо! Прошу, не надо!

Китайгородцев очнулся, отпустил захрипевшего Михаила.

Ты ничего не сможешь изменить. Ничего. Даже если его убьёшь.

— Я донесу на тебя! — пробормотал Китайгородцев.

— Давай-давай! — хрипел и кашлял Михаил.

Всё бесполезно. Ты ничего не сможешь изменить.

Михаил взял за плечо невозмутимого Стаса и повёл его к дверям больницы. Последний, единственный защитник Стаса. Он Стаса не даст в обиду. Сам выдержит всё, сам примет смерть, если будет угодно Богу, но врагам Стаса по земле не ходить.