В школьном коридоре давно прозвенел звонок, но Нина Петровна на него не среагировала. Впервые за много лет, которые она проработала в школе, пропустила звонок мимо ушей. Она услышала его, поскольку не услышать не могла, этот дребезжащий звук засел у неё в подкорке много лет назад, она бы распознала его, даже находясь в глубоком сне, но — не сейчас. Вздрогнула, услышав, повела вокруг взглядом, будто пыталась понять, что происходит, ничего не поняла, потому что пребывала в ужасном состоянии. А очень скоро звонок замолк, и она смогла вернуться к тому, что сейчас занимало все её мысли.
— Знаете, вы правы, — сказала она Китайгородцеву и нервно хрустнула пальцами.
Очень неприятный получился звук.
— Я теперь сопоставляю то, что знаю, — продолжила Нина Петровна. — И только теперь начинаю понимать, в чём причина. Я видела Михаила…
— Когда? — встрепенулся Китайгородцев.
— Он дважды приезжал. В первый раз — год назад. В декабре, перед Новым годом. А второй раз не так давно. Весной, в мае. Сказал, что обитель хочет посетить, проездом вроде…
— Обитель — это монастырь?
— Да. От нас не очень далеко, но если ехать от Москвы, тогда Калуга — это не совсем по пути. Я ещё удивилась про себя, чего это он к нам заворачивает. Понятно было, что какой-то смысл имеется, а что к чему, я не могла взять в толк. Ну, посидели с ним, поговорили, он про житьё-бытьё расспрашивал…
— И про Алёшу? — догадался прозорливый Китайгородцев.
— То-то и оно! — хрустнула пальцами Нина Петровна. — Тогда оно было непонятно. Ну, спрашивает. Так Михаил много про что спрашивал. Он интересовался, я рассказывала, — снова хрустнула пальцами. — А сейчас я вспомнила: в основном-то было про Алёшу! Даже если какие-то вопросы вроде про меня, а всё равно получается, что про сына! Спросит так меня, мол, устаёшь? Ну, всяко бывает. Я же одна, а у меня больная мама. Ну, сын, наверное, помогает? Это он у меня спрашивает. Помогает, говорю. А ты ему? Это опять он. Сын в институте, а ты сама, мол, педагог, так что ему твоя помощь, получается, пригождается? Понимаете?
— Нет, — признался Китайгородцев.
— Выведывал про наши с Алёшей отношения. Как у нас да что. Если всё так, как вы сказали, тогда это объяснимо. Михаил хотел знать, насколько мой Алёшка самостоятельный. Значит ли мое слово для него хоть что-то до сих пор, или перерос уже, сами с усами.
Распахнулась дверь и в класс стремительно вошла крайне растревоженная женщина в строгом, без изысков, костюме.
— Нина Петровна!!! — произнесла она. — У вас урок! Там сумасшедший дом! Что происходит?!
Нина Петровна будто очнулась.
— Простите! — пробормотала она, пунцовая лицом, как уличённая в чём-то предосудительном отличница. — Я совсем забыла! Бог ты мой!
Она резко встала. Стул опрокинулся. Она этого даже не заметила.
— Про обитель мне скажите! — попросил Китайгородцев. — Вы говорили — монастырь. Куда Михаил якобы собирался.
Священник. Обитель. Всё это могло быть как-то связано. Других зацепок не было.
* * *
Приехали к дому Нины Петровны. И здесь тоже Станислав Георгиевич заосторожничал. Близко подъезжать не стали. Лисицын отправил своего охранника на разведку. Тот вернулся быстро. Никого в квартире не было. Лисицын нервничал. Время таяло, как тает под весенним солнцем снег. Станислав Георгиевич даже задумался о том, не вернуться ли ему туда, где жил священник. Может, уже вернулся поп? Но и здесь дела были важные.
День сгорел, остался пепел сумерек. В окнах домов зажигался свет. Станислав Георгиевич в полном одиночестве сидел в своей машине и смотрел в чужие окна почти что с ненавистью. В его жизни началась чёрная полоса. И никто во всём этом городе знать не знал, насколько ему плохо.
Женщина прошла мимо машины. Станислав Георгиевич среагировал с запозданием. Толчком распахнул дверцу, бросился вдогонку. Услышав за спиной шум, женщина резко обернулась. Он не ошибся. Нина Петровна. Он её напугал, она отшатнулась и выглядела так, будто пребывала в состоянии, близком к обмороку. Всматривалась в лицо Лисицына.
— Привет, Нина, — сказал он ей.
И только теперь она осознала, что не ошиблась. А до этого не могла поверить собственным глазам. Уж больно разительная перемена произошла в этом человеке.
— Ой, Глеб!!! — сказала Нина Петровна потрясённо. — Какой ты!!! Тебя и не узнать!!!
* * *
В этой квартире Глеб не был несколько лет. Больше года он вообще не появлялся в Калуге, да и до той памятной майской рыбалки со Стасом он приходил сюда в гости — когда? Уже не вспомнить. С Ниной такие отношения были… Да никаких, если честно. Тем удивительнее случившаяся с ней метаморфоза. Взволнована и изумлена. Когда включила в комнате свет и смогла рассмотреть Глеба подробнее, приложила руки к груди, будто не верила своим глазам.
— Ой, Глеб! — покачала головой.
В её взгляде угадывалось потрясение. Точно, не верила.
— Алёша где? — спросил Глеб, сторожко вслушиваясь.
Женщина махнула рукой, что можно было истолковать как угодно. И так, что она не знает. И так, что знает, но говорить тут не о чем, им Алёша ничем не сможет помешать.
— Глеб! Какой ты! Ты где был? Ты куда пропал? Я такого о тебе наслушалась!
— Какого?
Глеб сбросил, наконец, с себя пальто. Теперь Нина Петровна имела возможность оценить и его роскошный костюм.
— Мне говорили, что тебя чуть ли не убили и что ты скрываешься.
— Кто меня убить хотел?
— Стас. Но это же неправда? — Нина Петровна пытливо посмотрела собеседнику в глаза.
— А кто говорил такое?
— Один человек.
— Кто он?
— Я даже имени не знаю.
— Хромой? — потерял терпение Лисицын.
— Ой, значит, это правда! — ужаснулась женщина, обнаружив, что Глеб знает о существовании того парня, и многое, следовательно, здесь стыкуется.
— Когда ты его видела?
— Сегодня.
Да, этот Китайгородцев его опережает. Всё время рядом, но недосягаем.
— Зачем он к тебе приезжал?
— Он ищет Михаила.
— Сказал — зачем?
— Михаил якобы велел ему убить Стаса.
— Кому велел? Этому парню? — Глеб чувствовал, как в нём закипает ярость.
— Да.
— Чем Стас Михаилу не угодил?
— Михаил думает, что Стас хотел убить тебя. Ой, Глеб, а это правда? — всполошилась Нина Петровна. — Что там случилось на рыбалке? Это вы со Стасом? Стас там был?
— Что тебе ещё хромой рассказывал? — вместо ответа спросил Глеб.
Он был мрачен. Сразу видно, что у человека проблемы. Нина Петровна догадывалась об этом своим женским чутьём.
— Он говорил, что у Михаила есть виды на то, что нажил Стас.
— Да? — заинтересовался Лисицын.
— Так и сказал, — подтвердила женщина. — Наследство, говорит, отойдёт матери и сыну. Ну, это в случае смерти Стаса, разумеется, — упавшим голосом произнесла Нина Петровна, испугавшись того, какие ужасные дела они с Глебом сейчас обсуждают.
— А Михаилу что за интерес? — то ли спрашивал, то ли размышлял вслух Лисицын. — Он как к этим деньгам подступится? Через мать? Или через Алёшу?
Едва он вспомнил об Алексее, в его голове сразу же известные ему факты замкнулись в логическую цепочку: и Алёша, и виды Михаила на наследство, и то, что Китайгородцев приезжал к Нине Петровне.
— Через Лёху? — криво улыбнулся Глеб.
Улыбка у него была — как звериный оскал. Очень страшно. Нина Петровна не решилась что-либо ему ответить.
— Михаил приезжал к тебе? — продирался к истине Лисицын.
— Да.
— Когда?
— В прошлую зиму. И ещё весной. А он тебе не говорил?
— Не говорил, как видишь, — пробормотал было Лисицын, как вдруг до него дошло, что это женщину сильно удивляет — то, что он с Михаилом не заодно.
Что-то здесь было. Какая-то схема в башке у этой Нинки выстроилась. Надо понять. Михаил против Стаса. Такая версия, и Нина Петровна, даже если в эту версию не верит, или верит, но не до конца, то хотя бы в курсе. А про Глеба — что? Какие сведения? Она сказала, что Стас его хотел убить. И если Стас Глебу — враг, и Михаилу Стас тоже враг, тогда Глеб и Михаил… Ну, не враги они друг другу, это уж как минимум. И едва всё это выстроилось в голове у Глеба, Нина Петровна его умозаключения тут же подтвердила. Она сказала:
— Знаете, вы правы, — сказала она Китайгородцеву и нервно хрустнула пальцами.
Очень неприятный получился звук.
— Я теперь сопоставляю то, что знаю, — продолжила Нина Петровна. — И только теперь начинаю понимать, в чём причина. Я видела Михаила…
— Когда? — встрепенулся Китайгородцев.
— Он дважды приезжал. В первый раз — год назад. В декабре, перед Новым годом. А второй раз не так давно. Весной, в мае. Сказал, что обитель хочет посетить, проездом вроде…
— Обитель — это монастырь?
— Да. От нас не очень далеко, но если ехать от Москвы, тогда Калуга — это не совсем по пути. Я ещё удивилась про себя, чего это он к нам заворачивает. Понятно было, что какой-то смысл имеется, а что к чему, я не могла взять в толк. Ну, посидели с ним, поговорили, он про житьё-бытьё расспрашивал…
— И про Алёшу? — догадался прозорливый Китайгородцев.
— То-то и оно! — хрустнула пальцами Нина Петровна. — Тогда оно было непонятно. Ну, спрашивает. Так Михаил много про что спрашивал. Он интересовался, я рассказывала, — снова хрустнула пальцами. — А сейчас я вспомнила: в основном-то было про Алёшу! Даже если какие-то вопросы вроде про меня, а всё равно получается, что про сына! Спросит так меня, мол, устаёшь? Ну, всяко бывает. Я же одна, а у меня больная мама. Ну, сын, наверное, помогает? Это он у меня спрашивает. Помогает, говорю. А ты ему? Это опять он. Сын в институте, а ты сама, мол, педагог, так что ему твоя помощь, получается, пригождается? Понимаете?
— Нет, — признался Китайгородцев.
— Выведывал про наши с Алёшей отношения. Как у нас да что. Если всё так, как вы сказали, тогда это объяснимо. Михаил хотел знать, насколько мой Алёшка самостоятельный. Значит ли мое слово для него хоть что-то до сих пор, или перерос уже, сами с усами.
Распахнулась дверь и в класс стремительно вошла крайне растревоженная женщина в строгом, без изысков, костюме.
— Нина Петровна!!! — произнесла она. — У вас урок! Там сумасшедший дом! Что происходит?!
Нина Петровна будто очнулась.
— Простите! — пробормотала она, пунцовая лицом, как уличённая в чём-то предосудительном отличница. — Я совсем забыла! Бог ты мой!
Она резко встала. Стул опрокинулся. Она этого даже не заметила.
— Про обитель мне скажите! — попросил Китайгородцев. — Вы говорили — монастырь. Куда Михаил якобы собирался.
Священник. Обитель. Всё это могло быть как-то связано. Других зацепок не было.
* * *
Приехали к дому Нины Петровны. И здесь тоже Станислав Георгиевич заосторожничал. Близко подъезжать не стали. Лисицын отправил своего охранника на разведку. Тот вернулся быстро. Никого в квартире не было. Лисицын нервничал. Время таяло, как тает под весенним солнцем снег. Станислав Георгиевич даже задумался о том, не вернуться ли ему туда, где жил священник. Может, уже вернулся поп? Но и здесь дела были важные.
День сгорел, остался пепел сумерек. В окнах домов зажигался свет. Станислав Георгиевич в полном одиночестве сидел в своей машине и смотрел в чужие окна почти что с ненавистью. В его жизни началась чёрная полоса. И никто во всём этом городе знать не знал, насколько ему плохо.
Женщина прошла мимо машины. Станислав Георгиевич среагировал с запозданием. Толчком распахнул дверцу, бросился вдогонку. Услышав за спиной шум, женщина резко обернулась. Он не ошибся. Нина Петровна. Он её напугал, она отшатнулась и выглядела так, будто пребывала в состоянии, близком к обмороку. Всматривалась в лицо Лисицына.
— Привет, Нина, — сказал он ей.
И только теперь она осознала, что не ошиблась. А до этого не могла поверить собственным глазам. Уж больно разительная перемена произошла в этом человеке.
— Ой, Глеб!!! — сказала Нина Петровна потрясённо. — Какой ты!!! Тебя и не узнать!!!
* * *
В этой квартире Глеб не был несколько лет. Больше года он вообще не появлялся в Калуге, да и до той памятной майской рыбалки со Стасом он приходил сюда в гости — когда? Уже не вспомнить. С Ниной такие отношения были… Да никаких, если честно. Тем удивительнее случившаяся с ней метаморфоза. Взволнована и изумлена. Когда включила в комнате свет и смогла рассмотреть Глеба подробнее, приложила руки к груди, будто не верила своим глазам.
— Ой, Глеб! — покачала головой.
В её взгляде угадывалось потрясение. Точно, не верила.
— Алёша где? — спросил Глеб, сторожко вслушиваясь.
Женщина махнула рукой, что можно было истолковать как угодно. И так, что она не знает. И так, что знает, но говорить тут не о чем, им Алёша ничем не сможет помешать.
— Глеб! Какой ты! Ты где был? Ты куда пропал? Я такого о тебе наслушалась!
— Какого?
Глеб сбросил, наконец, с себя пальто. Теперь Нина Петровна имела возможность оценить и его роскошный костюм.
— Мне говорили, что тебя чуть ли не убили и что ты скрываешься.
— Кто меня убить хотел?
— Стас. Но это же неправда? — Нина Петровна пытливо посмотрела собеседнику в глаза.
— А кто говорил такое?
— Один человек.
— Кто он?
— Я даже имени не знаю.
— Хромой? — потерял терпение Лисицын.
— Ой, значит, это правда! — ужаснулась женщина, обнаружив, что Глеб знает о существовании того парня, и многое, следовательно, здесь стыкуется.
— Когда ты его видела?
— Сегодня.
Да, этот Китайгородцев его опережает. Всё время рядом, но недосягаем.
— Зачем он к тебе приезжал?
— Он ищет Михаила.
— Сказал — зачем?
— Михаил якобы велел ему убить Стаса.
— Кому велел? Этому парню? — Глеб чувствовал, как в нём закипает ярость.
— Да.
— Чем Стас Михаилу не угодил?
— Михаил думает, что Стас хотел убить тебя. Ой, Глеб, а это правда? — всполошилась Нина Петровна. — Что там случилось на рыбалке? Это вы со Стасом? Стас там был?
— Что тебе ещё хромой рассказывал? — вместо ответа спросил Глеб.
Он был мрачен. Сразу видно, что у человека проблемы. Нина Петровна догадывалась об этом своим женским чутьём.
— Он говорил, что у Михаила есть виды на то, что нажил Стас.
— Да? — заинтересовался Лисицын.
— Так и сказал, — подтвердила женщина. — Наследство, говорит, отойдёт матери и сыну. Ну, это в случае смерти Стаса, разумеется, — упавшим голосом произнесла Нина Петровна, испугавшись того, какие ужасные дела они с Глебом сейчас обсуждают.
— А Михаилу что за интерес? — то ли спрашивал, то ли размышлял вслух Лисицын. — Он как к этим деньгам подступится? Через мать? Или через Алёшу?
Едва он вспомнил об Алексее, в его голове сразу же известные ему факты замкнулись в логическую цепочку: и Алёша, и виды Михаила на наследство, и то, что Китайгородцев приезжал к Нине Петровне.
— Через Лёху? — криво улыбнулся Глеб.
Улыбка у него была — как звериный оскал. Очень страшно. Нина Петровна не решилась что-либо ему ответить.
— Михаил приезжал к тебе? — продирался к истине Лисицын.
— Да.
— Когда?
— В прошлую зиму. И ещё весной. А он тебе не говорил?
— Не говорил, как видишь, — пробормотал было Лисицын, как вдруг до него дошло, что это женщину сильно удивляет — то, что он с Михаилом не заодно.
Что-то здесь было. Какая-то схема в башке у этой Нинки выстроилась. Надо понять. Михаил против Стаса. Такая версия, и Нина Петровна, даже если в эту версию не верит, или верит, но не до конца, то хотя бы в курсе. А про Глеба — что? Какие сведения? Она сказала, что Стас его хотел убить. И если Стас Глебу — враг, и Михаилу Стас тоже враг, тогда Глеб и Михаил… Ну, не враги они друг другу, это уж как минимум. И едва всё это выстроилось в голове у Глеба, Нина Петровна его умозаключения тут же подтвердила. Она сказала: