Проняло его, наконец.

— Я пока не знаю, — ответил Китайгородцев. — Но там, за лужайкой, в ста метрах от дороги, я обнаружил лёжку.

— Что ты обнаружил? — не сразу сообразил Лисицын.

— Лёжка — это место такое, которое предназначено для наблюдения за объектом, для прицельной стрельбы, для подрыва, наконец.

— И что — ты такое обнаружил?

— Да.

Лисицын засмеялся.

— Ты говорил кому-нибудь?

— Нет, — ответил Китайгородцев.

— И не говори!

Лисицын покачал головой.

— Я тебя недооценил, — сказал он. — Смотрю: с палочкой такой, хромает, лампочки вверните, говорит… Ну, чисто завхоз. А ты тут кое-что углядел, я вижу. Это мои люди за домом присматривали, — он понизил голос. — Негласно, так сказать. Чтобы никто не знал.

Он не стал объяснять — зачем. А Китайгородцев не спросил. Не положено потому что спрашивать, если что-то напрямую к делу не относится.

— Теперь не будут, — пообещал Лисицын. — Раз ты здесь.

Произнёс вроде бы шутливо, но что-то его тревожило, что-то держало в напряжении, Китайгородцев это чувствовал.

— И ещё одна история, — сказал Китайгородцев. — Вчерашней ночью. Для меня тут много непонятного. Мне говорили, что жильцов тут двое: ваша мама и ещё Михаил, родственник. А я ещё здесь видел человека.

— Когда?! — вскинулся Лисицын.

— Этой ночью. И накануне — тоже. Пожилой такой. Можно сказать, что старик.

— Старик?

— Ну да. Лет за шестьдесят ему, наверное. Или даже больше.

— Где ты его видел? В доме? — спросил недоверчиво Лисицын.

— И в доме — тоже.

— Но ты уверен? Ты не ошибся?

— Ошибиться тут невозможно.

— Хорошо, расскажи о том, как ты его увидел, — попросил Лисицын, явно всё ещё не веря собеседнику.

Что-то Китайгородцев тут напутал, мол. Не может такого быть. Чепуха какая-то, не иначе.

— Это там, на втором этаже, — сказал Китайгородцев. — Я заглянул в одну из комнат. Случайно. Этот человек сидел там. За столом. Я никогда его прежде не видел.

— И что же он тебе сказал?

— Ничего. Я закрыл дверь и ушёл.

Лисицын засмеялся. Что-то смешное в этой истории он обнаружил.

— Сегодня ночью я увидел его снова, — невозмутимо продолжал Китайгородцев.

— Где? — осведомился Лисицын, не утеряв былой веселости.

— На улице.

— Неужели? — изобразил изумление Лисицын.

— Я стоял у окна и вдруг увидел его. Был дождь, сильный дождь, а этот человек почему-то оказался без зонта. Странно, — оценил Китайгородцев. — И выглядел он тоже странно.

— Почему?

— Не знаю. Трудно объяснить.


— Но это точно был он? — осведомился Лисицын.

— Кто?

— Это тот человек, которого ты видел в доме?

— Да! — уверенно ответил Китайгородцев.

— Может, ты плохо рассмотрел? Может, это вовсе не человек, а какой-нибудь призрак?

Китайгородцев обиделся бы, если бы было можно.

— Расстояние какое было? — спросил Лисицын.

— Несколько метров. Сначала. А потом он подошёл к окну. Совсем близко.

— Подошёл? — переспросил Лисицын.

И только сейчас Китайгородцев заподозрил, что изумление собеседника — не наигранное.

— Он подошёл? И ты видел его близко? — уточнил Лисицын.

— Да.

— И это действительно был тот самый человек?

— Да, это был он.

— Хорошо, — пробормотал Лисицын. — Иди со мной.

Он поднялся с дивана и направился к выходу из комнаты. Его охранник, дежуривший за дверью, вознамерился было увязаться за ними, но был остановлен нервным жестом хозяина.

Лисицын и Китайгородцев поднялись на второй этаж, прошли по галерее. Лисицын остановился перед одной из дверей, и теперь Китайгородцев вспомнил: точно, та самая комната.

— Здесь? — почти беззвучно спросил Лисицын.

Китайгородцев молча кивнул в ответ. Лисицын распахнул дверь.

Тот человек и сегодня был здесь. Снова сидел за столом с задумчивым видом.

— Здравствуй, папа! — поприветствовал его Лисицын, прошёл в комнату, сел на стоящий у стола свободный стул, произведя при этом некоторый шум. — Тебя сегодня ночью видели.

Старик и бровью не повёл.

Лисицын требовательно посмотрел на Китайгородцева, словно приглашал войти. Китайгородцев переступил через порог. Он был так сильно озадачен, что забыл поприветствовать пожилого человека. Человека? Человека?!

Китайгородцев с нарастающим изумлением всматривался в неправдоподобно розовощёкое лицо. Если бы не льющийся из окна за спиной сидящего свет, Китайгородцев, возможно, догадался бы раньше.

— Это восковая фигура, — сказал Лисицын. — Манекен. Точная копия моего покойного отца, генерала Лисицына.

Он вздохнул и скорбно посмотрел на Китайгородцева.

Китайгородцев приблизился. Он уже видел, что действительно — не живой человек перед ним, но это было столь невероятно, что не мог поверить собственным глазам.

— Такая вот история, — сказал Лисицын.

Что теперь, мол, скажешь?

Но Китайгородцев сейчас видел лицо генерала близко, на расстоянии вытянутой руки, как прошлой ночью, и он уверенно мог утверждать: одно и то же лицо.

— Это он! — пробормотал Китайгородцев. — Я видел его этой ночью!

— Ты понимаешь, что говоришь?! — осерчал Лисицын. — Как такое может быть? Ты мне объясни!

— У меня нет объяснения. Я просто его видел. Так близко, что ошибиться невозможно. Он подошёл к окну. Смотрел на меня. Потом ушёл.

— Куда?

— Не знаю.





* * *