— Меня там не было вообче! — взмолился дядя Стёпа.
— С тебя нет спроса! — выдал ему индульгенцию Китайгородцев. — Спрос сам знаешь с кого будет.
Дядя Стёпа кивнул с обречённым видом.
— Уехал и уехал, — сказал он. — Не моя забота. У меня своих дел полно. Так, видел тока, что стоит машина, а некогда было подойти.
— Машина чья? Глеба?
— Евойная. Вечер стоит, утром тож стоит, и днём опять. Мне интересно! Я пошёл! — судорожно вздохнул дядя Степа.
Лучше бы не ходил. Сейчас он сильно раскаивался в своем тогдашнем безрассудстве, как можно было догадаться.
— Я пришёл. Стоит машина. И нету никого.
— А Глеб? — удивился Китайгородцев.
— Нету Глеба! — заметно занервничал дядя Стёпа.
Его наглая ложь была невыносима. Он юлил, как мелкий жулик на допросе. Оставалось только понять, что такое он в тот день увидел на речном берегу.
— Что было с Глебом? — напористо спросил Китайгородцев.
Не надо, мол, юлить, я тебя насквозь вижу.
— В каком он виде был? Жив? Мёртв? Как выглядел?
— Да не было его! — с готовностью сказал дядя Стёпа и руки к груди прижал.
Вот это ему легко было говорить. Без труда далось. С такой лёгкостью сообщают то, что позволяет умолчать о чём-то другом, о неприятном и опасном. А в следующую минуту ему и вовсе полегчало, потому что они вышли к реке.
— Вот! — сказал дядя Стёпа. — Евойное завсегдашнее место!
Бережок. Укромное место, кустарником прикрытое. Несмотря на поздний час, можно было рассмотреть — белый снег не позволял сомкнуться мгле.
— Машина где стояла? — спросил Китайгородцев.
— Тута! — указал провожатый.
— Чья машина?
— Глеба.
— А вторая?
— Здесь, — дядя Стёпа указал место чуть поодаль.
— И ты хочешь мне сказать, что он на своём «Бентли» — по такому бездорожью?
— На ком? — не понял дядя Стёпа.
— На машине на своей шикарной. На иномарке.
— Так ить джип! — внушительно произнес дядя Стёпа.
— Джип был?
— Ага! Красивый, падла! — уважительно молвил дядя Стёпа.
Внедорожник мог, конечно. Внедорожник — это вам не «Бентли».
— Тута костерок у них, — показывал дядя Стёпа. — Тута вот рыбалили.
Ночь близка, снегом всё засыпано, да и времени очень много прошло. Никаких следов тут не сыскать.
— А ты откуда за ними наблюдал?
— Я же не это! — обиделся дядя Стёпа. — Я без подглядок! У меня дела свои! Не хуже ихних дел!
— Рыбалил?
— Ну!
— Где?
— Во-о-он там, — показал рукой дядя Стёпа.
В темноте не очень разглядишь, но понятно, что не близко. И оттуда увидеть то, что происходит здесь, на берегу, невозможно. Две машины на пригорке, поднимающийся над кустарником дым от костра — это можно было рассмотреть. Но рыбаков за кустами не увидишь. Если только с противоположного берега…
— А там в тот день кто-нибудь был? — указал за реку Китайгородцев. — Видел кого?
— Нет, не было.
— Ну что ж, пошли, — сказал Китайгородцев.
— Куда? — обмер дядя Стёпа.
— К тебе. Машину осматривать, которую ты себе забрал.
— Я ж не себе!
— А кому? Дому престарелых? — внушительно осведомился Китайгородцев.
* * *
Машину Глеба дядя Стёпа хранил в сарае. Песочного цвета «жигуль». Одиннадцатая модель. Развалюха, каких в Москве уже не встретишь. Китайгородцев осмотрел салон. Ничего, что могло бы заслуживать внимания. Открыл багажник. Запасное колесо, канистра для бензина и в картонной коробке — целая коллекция инструмента и запасных частей. Это не новёхонькая иномарка, которой под капот можно не заглядывать. На этой машине в дальнюю дорогу без запчастей лучше не отправляться.
Китайгородцев не поленился и вывалил содержимое коробки на пол — чтобы проще было изучать.
— Всё в наличии! — тотчас сообщил дядя Стёпа. — Вот как было, так всё и осталось. Я даже гаечки махонькой не взял!
Китайгородцев никак не мог приступить к изучению содержимого коробки, потому что дядя Стёпа нависал над ним пожарной каланчой.
— К стене! — скомандовал Китайгородцев. — И чтоб ни с места!
Дядя Стёпа подчинился и отступил.
Теперь Китайгородцев в безопасности. А то не ровён час — огреет дядя Стёпа железякой. До сих пор не понятно, что такое приключилось с Глебом и каким образом его машина досталась дяде Стёпе. А железок много в гараже. Хоть даже среди инструмента из запасов Глеба. Правда, ничего такого здесь нет, что удобно в руку ложится. Ключи гаечные — это мелочь лёгкая. Всё остальное тоже не без изъяна. Чего здесь не хватает? Чего-то нет.
— А где баллонный ключ? — спросил Китайгородцев.
— Я не знаю, — пожал плечами дядя Стёпа. — А што ли нет?
— Ты когда катался на машине этой, колесо хоть раз менял?
— Нет.
А если нет — тогда и отсутствия баллонного ключа этот дядя мог даже не заметить. Ни к чему ему.
— Подумай! — требовательно глянул Китайгородцев. — Может, видел где?
— Не видел, — сказал дядя Стёпа. — И не брал. Я гаечки не взял!
Глеб возил повсюду целую коробку запчастей, многие из которых ему ещё долго-долго могли бы не понадобиться, а баллонный ключ, который есть в любой машине, даже в иномарке новенькой — отсутствовал. Это не странно? Это очень странно! И ещё этот ключ — удобная очень железяка. В руку хорошо ложится.
* * *
Дядя Стёпа знал больше, чем говорил. И непонятно было, как из него это его знание выудить. Китайгородцеву вспомнился гипнотизёр Потёмкин. Вот для кого в подобных случаях не было преград. Он лишал человека способности сопротивляться, заставлял забыть о воле, хитрости, стыде и чувстве долга — обо всём, что могло помешать красноречию погруженного в гипнотический транс человека. Потёмкина поблизости не было. Но в багажнике машины Китайгородцева присутствовал дорожный неприкосновенный запас: водка и тушёнка. Китайгородцев не владел даром гипноза, но водка могла если не развязать язык скрытному дяде Стёпе, то хотя бы лишить способности крепко держать оборону и тщательно контролировать речь и собственные мысли.
Дядя Стёпа жил один. Это существенно облегчало задачу. Китайгородцев заговорил об ужине. Хозяин дома не осмелился перечить, хотя и предупредил, что с продуктами у него не очень. Китайгородцев принёс из машины неприкосновенный запас. Даже вид дармовой водки не вернул хозяину дома хорошего настроения. Неуютно ему было рядом с этим странным гостем. Страшно даже. Дядя Стёпа тосковал.
Для водки из имевшейся в наличии посуды Китайгородцев выбрал две металлические эмалированные кружки. Так можно было незаметно наливать водки дяде Стёпе побольше, а себе поменьше — с тем, чтобы хозяина как можно быстрее довести до кондиции.
Спустя час они ополовинили вторую бутылку. Дядю Стёпу развезло. Он был вменяем и говорил вполне членораздельно, но координация движений уже нарушилась, тушёнку в банке он вилкой ковырял неловко, и даже разбил пустую бутылку из-под водки, нечаянно зацепив её рукой. Осколки он хотел сразу же убрать, склонился низко, попытался какой-то рваной тряпицей смести стекла под стену, да порезался. Потекла кровь. Дядя Стёпа чертыхнулся, голову поднял и встретился глазами с Китайгородцевым.
— А ведь Глеба замочили, — сказал Китайгородцев веско.
Хозяин занервничал.