— «Ангара»! — крикнули из зала.
— Ах, да, «Ангара». Так вот, он много расспрашивал меня про гипноз. И я его загипнотизировал. Я сказал ему, что про тот сеанс гипноза он не будет помнить ничего, будет жить, как прежде, но когда я в следующий раз приеду в ваш город на гастроли, он обязательно придёт в тот зал, где я буду выступать, после моей лекции выйдет на сцену, и доложит мне о том, что он, боцман Торопыгин, по моему приказанию прибыл.
Потёмкин вернулся к парню. Тот по-прежнему стоял, вытянувшись в струнку. Изображал служебное рвение.
— Сейчас я досчитаю до пяти, — сказал ему Потёмкин. — Вы проснётесь и забудете о том, что вы — боцман Торопыгин. Раз… Два… Опустите руку…
«Боцман» подчинился.
— Три… Четыре… Сейчас вы проснётесь… Вы будете чувствовать какую-то лёгкость… Бодрость необыкновенную… Пять!
Вроде бы ничего не изменилось. Но стоявший рядом Китайгородцев уловил случившуюся в парне перемену. Взгляд стал другим. Осмысленность появилась. И парень удивился, как показалось Китайгородцеву. Смотрел в зал и пытался понять, как это он здесь, на сцене, очутился.
— Как вас зовут? — мягко поинтересовался Потёмкин.
— Торопыгин! — крикнул кто-то.
В зале засмеялись.
— Саша, — сказал парень.
— А фамилия? — продолжал Потёмкин.
— Бобков.
— Вы в армии служили? Или, может быть, на флоте?
— Я в автомобильных войсках. Шофёром.
— А на море? — допытывался Потёмкин.
— Нет.
— Может, вы всё-таки морской волк? Боцман, например.
Парень растерянно улыбнулся, явно не понимая, чего от него хотят.
— Вам такая фамилия — Торопыгин — знакома?
— Нет, — ответил Саша Бобков.
— А если подумать? — настаивал Потёмкин.
— Нет! — уверенно открестился от неведомого Торопыгина Саша.
— Хорошо, можете возвращаться на своё место, — сказал ему Потёмкин.
В зале засвистели, зааплодировали.
Потёмкин скромно поклонился.
Обычные дела, мол, ничего особенного, я ещё и не такое умею проделывать.
* * *
В городе они не остались на ночь. Китайгородцев посчитал, что это может быть небезопасно. Они могли уехать поездом, потому что в этом городе была своя железнодорожная станция, но Китайгородцев решил запутать преследователей, если бы таковые объявились. Он нанял машину, которая за два часа доставила их в другой город — здесь тоже была станция, где Китайгородцев и Потёмкин сели, наконец, в проходящий поезд.
Людей в вагоне было немного. В купе, которое заняли Потёмкин и Китайгородцев, так и вообще никого. Свет не зажигали, сидели в темноте, глядя, как за окном, едва различимые, проплывают силуэты деревьев.
— Я хочу, чтобы вы попробовали ещё раз, — сказал Китайгородцев. — Зачем-то Михаил всё это проделывал. Может, он ещё меня заставил что-либо забыть.
— Я не решался заходить слишком далеко, — негромко произнес Потёмкин. — Без вашего на то согласия.
— Мне до сих пор не по себе. Я никогда не мог подумать, что можно залезть к человеку в мозги и хозяйничать там, как у себя в квартире.
— Так вы согласны? — уточнил Потёмкин.
— Да.
* * *
Размеренный стук колес поезда действовал усыпляюще. Китайгородцев в полной темноте, закрыв глаза, слышал негромкий голос:
— Восемь… Девять… Вам тепло, вам спокойно, вы хотите спать…
Он действительно хотел спать. Веки налились свинцом, их не поднять, и вообще пошевелиться невозможно, как казалось.
— Десять… Одиннадцать…
Уже и стук колес неразличим. Только голос гипнотизера.
— Двенадцать… Тринадцать…
Дыхание у Китайгородцева сделалось ровным и глубоким.
Потёмкин продолжал считать, загоняя в транс Китайгородцева всё глубже и глубже. Проверил, насколько глубоко погружение: поднял руку Китайгородцева, отпустил её, рука зависла в воздухе, словно это был несгибающийся протез.
— Я хочу, чтобы вы мысленно вернулись в тот дом в лесу, — сказал Потёмкин. — Где жил Михаил. Вы помните Михаила?
— Да, — коротко ответил Китайгородцев, не открывая глаз.
— У вас с Михаилом был разговор. Он вас расспрашивал о том, заподозрили ли вы, что вам подмешивают в пищу снотворное. Ещё он спрашивал, видели ли вы в доме кого-то ещё, кроме него самого и Натальи Андреевны. Вы это помните?
— Да.
— Теперь вспоминайте, о чём ещё он с вами говорил. Что ещё было в том ночном разговоре?
Потёмкин выждал какое-то время, но Китайгородцев молчал.
— Вспоминайте! — требовательно произнес Потёмкин. — Был разговор! О чём?
Молчание в ответ.
— Он о чём-то вас расспрашивал! — предположил Потёмкин. — Да?
— Нет.
— Вы хорошо это помните?
— Да.
— Он сам вам что-то говорил! — тут же перестроился Потёмкин. — Не спрашивал, а говорил! Вспоминайте — что!
Китайгородцев молчал, словно ничего в ту ночь и не было. Потёмкин пытался сообразить, в чём тут дело.
— У вас был разговор! Вы это помните! — продирался он к истине сквозь мрак чужого сознания. — Был разговор?
— Да.
— И Михаил вам говорил… Что он говорил? — добивался правды Потёмкин.
Молчание в ответ.
— Он запретил вам вспоминать! — выдвинул версию Потёмкин. — Он запретил вам помнить об этом! Правильно?
— Правильно.
Вот! Был запрет!
— Сейчас вы скажете мне, что говорил вам Михаил! — повелительным тоном произнес Потёмкин. — Я имею право это знать! Говорите!
Китайгородцев молчал.
— Вы это помните! Вы это знаете! И вы мне скажете сейчас! — добивался требуемого Потёмкин.
Безрезультатно.
Запрет! Был запрет!
— Ах, да, «Ангара». Так вот, он много расспрашивал меня про гипноз. И я его загипнотизировал. Я сказал ему, что про тот сеанс гипноза он не будет помнить ничего, будет жить, как прежде, но когда я в следующий раз приеду в ваш город на гастроли, он обязательно придёт в тот зал, где я буду выступать, после моей лекции выйдет на сцену, и доложит мне о том, что он, боцман Торопыгин, по моему приказанию прибыл.
Потёмкин вернулся к парню. Тот по-прежнему стоял, вытянувшись в струнку. Изображал служебное рвение.
— Сейчас я досчитаю до пяти, — сказал ему Потёмкин. — Вы проснётесь и забудете о том, что вы — боцман Торопыгин. Раз… Два… Опустите руку…
«Боцман» подчинился.
— Три… Четыре… Сейчас вы проснётесь… Вы будете чувствовать какую-то лёгкость… Бодрость необыкновенную… Пять!
Вроде бы ничего не изменилось. Но стоявший рядом Китайгородцев уловил случившуюся в парне перемену. Взгляд стал другим. Осмысленность появилась. И парень удивился, как показалось Китайгородцеву. Смотрел в зал и пытался понять, как это он здесь, на сцене, очутился.
— Как вас зовут? — мягко поинтересовался Потёмкин.
— Торопыгин! — крикнул кто-то.
В зале засмеялись.
— Саша, — сказал парень.
— А фамилия? — продолжал Потёмкин.
— Бобков.
— Вы в армии служили? Или, может быть, на флоте?
— Я в автомобильных войсках. Шофёром.
— А на море? — допытывался Потёмкин.
— Нет.
— Может, вы всё-таки морской волк? Боцман, например.
Парень растерянно улыбнулся, явно не понимая, чего от него хотят.
— Вам такая фамилия — Торопыгин — знакома?
— Нет, — ответил Саша Бобков.
— А если подумать? — настаивал Потёмкин.
— Нет! — уверенно открестился от неведомого Торопыгина Саша.
— Хорошо, можете возвращаться на своё место, — сказал ему Потёмкин.
В зале засвистели, зааплодировали.
Потёмкин скромно поклонился.
Обычные дела, мол, ничего особенного, я ещё и не такое умею проделывать.
* * *
В городе они не остались на ночь. Китайгородцев посчитал, что это может быть небезопасно. Они могли уехать поездом, потому что в этом городе была своя железнодорожная станция, но Китайгородцев решил запутать преследователей, если бы таковые объявились. Он нанял машину, которая за два часа доставила их в другой город — здесь тоже была станция, где Китайгородцев и Потёмкин сели, наконец, в проходящий поезд.
Людей в вагоне было немного. В купе, которое заняли Потёмкин и Китайгородцев, так и вообще никого. Свет не зажигали, сидели в темноте, глядя, как за окном, едва различимые, проплывают силуэты деревьев.
— Я хочу, чтобы вы попробовали ещё раз, — сказал Китайгородцев. — Зачем-то Михаил всё это проделывал. Может, он ещё меня заставил что-либо забыть.
— Я не решался заходить слишком далеко, — негромко произнес Потёмкин. — Без вашего на то согласия.
— Мне до сих пор не по себе. Я никогда не мог подумать, что можно залезть к человеку в мозги и хозяйничать там, как у себя в квартире.
— Так вы согласны? — уточнил Потёмкин.
— Да.
* * *
Размеренный стук колес поезда действовал усыпляюще. Китайгородцев в полной темноте, закрыв глаза, слышал негромкий голос:
— Восемь… Девять… Вам тепло, вам спокойно, вы хотите спать…
Он действительно хотел спать. Веки налились свинцом, их не поднять, и вообще пошевелиться невозможно, как казалось.
— Десять… Одиннадцать…
Уже и стук колес неразличим. Только голос гипнотизера.
— Двенадцать… Тринадцать…
Дыхание у Китайгородцева сделалось ровным и глубоким.
Потёмкин продолжал считать, загоняя в транс Китайгородцева всё глубже и глубже. Проверил, насколько глубоко погружение: поднял руку Китайгородцева, отпустил её, рука зависла в воздухе, словно это был несгибающийся протез.
— Я хочу, чтобы вы мысленно вернулись в тот дом в лесу, — сказал Потёмкин. — Где жил Михаил. Вы помните Михаила?
— Да, — коротко ответил Китайгородцев, не открывая глаз.
— У вас с Михаилом был разговор. Он вас расспрашивал о том, заподозрили ли вы, что вам подмешивают в пищу снотворное. Ещё он спрашивал, видели ли вы в доме кого-то ещё, кроме него самого и Натальи Андреевны. Вы это помните?
— Да.
— Теперь вспоминайте, о чём ещё он с вами говорил. Что ещё было в том ночном разговоре?
Потёмкин выждал какое-то время, но Китайгородцев молчал.
— Вспоминайте! — требовательно произнес Потёмкин. — Был разговор! О чём?
Молчание в ответ.
— Он о чём-то вас расспрашивал! — предположил Потёмкин. — Да?
— Нет.
— Вы хорошо это помните?
— Да.
— Он сам вам что-то говорил! — тут же перестроился Потёмкин. — Не спрашивал, а говорил! Вспоминайте — что!
Китайгородцев молчал, словно ничего в ту ночь и не было. Потёмкин пытался сообразить, в чём тут дело.
— У вас был разговор! Вы это помните! — продирался он к истине сквозь мрак чужого сознания. — Был разговор?
— Да.
— И Михаил вам говорил… Что он говорил? — добивался правды Потёмкин.
Молчание в ответ.
— Он запретил вам вспоминать! — выдвинул версию Потёмкин. — Он запретил вам помнить об этом! Правильно?
— Правильно.
Вот! Был запрет!
— Сейчас вы скажете мне, что говорил вам Михаил! — повелительным тоном произнес Потёмкин. — Я имею право это знать! Говорите!
Китайгородцев молчал.
— Вы это помните! Вы это знаете! И вы мне скажете сейчас! — добивался требуемого Потёмкин.
Безрезультатно.
Запрет! Был запрет!