Китайгородцев выразительно приложил ладонь к своей одежде, под которой была спрятана его плечевая кобура.
Хамза требовательно протянул руку. Китайгородцев, ещё ничего не понимая, извлёк из кобуры пистолет и отдал его шефу. Хамза спрятал пистолет в ящик своего стола, после чего сказал:
— Можешь идти.
Только теперь Китайгородцев осознал, что его разоружили.
* * *
Лапутин отвез Китайгородцева в близлежащий ресторан, который был открыт круглосуточно. Посетителей не было — неурочный час. Единственный официант ползал по залу осенней сонной мухой.
— Хамза мне позвонил в четыре утра, — рассказывал Лапутин. — Сильно на взводе. Я сразу понял, что что-то серьёзное. Он велел взять ещё двух человек и ехать за тобой. Для всех, кого мы увидим в том доме, версия такая: он умер.
— Кто? — дрогнул Китайгородцев.
— Хамза.
— А для чего такие жестокие шутки, как думаешь?
— Ну, вроде как мы тебя на похороны забираем. Чтобы всё выглядело правдоподобно и чтобы нам никто не чинил препятствий. Хамза распорядился эвакуировать тебя любой ценой.
— Он решил, что мне угрожает какая-то опасность?
— Конечно! А разве нет?
Китайгородцев неуверенно пожал плечами.
— Честно говоря, я не понимаю, что происходит, — признался он.
* * *
Завтракали неспешно. Лапутин что-то рассказывал, это был обычный легковесный трёп. Китайгородцев слушал невнимательно.
Их трапеза уже подходила к концу, когда Лапутину позвонили.
— Да, — сказал он в трубку. — Нормально. Понял. Сейчас приедем.
Отодвинул чашку с недопитым кофе и поднял глаза на Китайгородцева:
— Едем. Хамза нас ждёт.
А ведь Лапутина к нему приставили, вдруг понял Китайгородцев. На всякий случай.
* * *
Хамза был хмур.
Он пытался выглядеть доброжелательным, но получалось плохо.
— Садись! — предложил он Китайгородцеву и нервным жестом указал на стул.
Смотрел внимательно и с напряжением, как смотрит врач на пациента перед неприятным разговором.
— Я хотел тебя спросить, — произнес Хамза. — Про вчерашний день. Как он прошёл?
— Нормально, — осторожно пожал плечами Китайгородцев.
— Расскажи мне, что было. Начиная с самого утра.
— Проснулся, позавтракал. Потом поговорил с Михаилом.
— О чём?
— О погоде.
— Что именно?
— Что дождь прошёл. Что уже осень. Скоро будет снег.
— Ещё о чём?
— Больше ни о чём. У меня отношения и с ним, и с Натальей Андреевной совсем никакие, если честно.
— Хорошо. Где ты увидел его?
— Михаила?
— Да.
— На крыльце. Он воду разгонял. Ночью дождь прошёл, там была такая большая лужа.
— Понятно. Дальше — что?
— Я прогулялся вокруг дома.
— Что видел интересного?
— Ничего. Да и недолго я гулял. Сыро. Неприятно. Потом готовил записку — с предложениями, что там надо сделать по безопасности. Пообедал. Потом спал.
— Дальше! — ровным голосом потребовал Хамза.
— Когда проснулся, снова занимался запиской. В общем, обычный день.
— А дальше?
— Ничего, — пожал плечами Китайгородцев.
— Вечер, — подсказал Хамза. — Потом ночь. Что было?
Китайгородцев задумался, вспоминая, что ещё интересного можно рассказать. Хамза терпеливо ждал.
— Ничего, — повторил Китайгородцев. — Вечером я поужинал и лёг спать.
— И никого ты там не видел ночью?
— Нет.
— И мне не звонил?
— Нет.
Хамза протянул Китайгородцеву лист бумаги.
— Взгляни. Это распечатка моих звонков. В том числе — входящих. Я попросил и мне передали из сотовой компании. В первом часу ночи, в ноль часов четырнадцать минут с твоего телефона был сделан звонок на мой телефон. Я разговаривал с тобой сегодня ночью, Анатолий. Ты это помнишь?
— Нет, — сказал Китайгородцев, и его сердце сжалось.
— Ты это серьёзно?
— Вполне, — произнес Китайгородцев дрогнувшим голосом.
— Помнишь ту историю с Лисицыным?
— Какую?
— Стас Георгиевич пригласил тебя отобедать вместе с семьёй. И за обедом заговорил о том…
— Да, я помню.
А о чём заговорил Лисицын? О том, что накануне ночью Китайгородцев видел какого-то старика, и что Китайгородцев сам об этом рассказал. И теперь Хамза туда же. Сговорились они, что ли?
— Я в тот раз решил, что Лисицын блажит, — признался Хамза. — Но сегодня я сам оказался в такой же точно ситуации.
Развёл руками.
Хамза требовательно протянул руку. Китайгородцев, ещё ничего не понимая, извлёк из кобуры пистолет и отдал его шефу. Хамза спрятал пистолет в ящик своего стола, после чего сказал:
— Можешь идти.
Только теперь Китайгородцев осознал, что его разоружили.
* * *
Лапутин отвез Китайгородцева в близлежащий ресторан, который был открыт круглосуточно. Посетителей не было — неурочный час. Единственный официант ползал по залу осенней сонной мухой.
— Хамза мне позвонил в четыре утра, — рассказывал Лапутин. — Сильно на взводе. Я сразу понял, что что-то серьёзное. Он велел взять ещё двух человек и ехать за тобой. Для всех, кого мы увидим в том доме, версия такая: он умер.
— Кто? — дрогнул Китайгородцев.
— Хамза.
— А для чего такие жестокие шутки, как думаешь?
— Ну, вроде как мы тебя на похороны забираем. Чтобы всё выглядело правдоподобно и чтобы нам никто не чинил препятствий. Хамза распорядился эвакуировать тебя любой ценой.
— Он решил, что мне угрожает какая-то опасность?
— Конечно! А разве нет?
Китайгородцев неуверенно пожал плечами.
— Честно говоря, я не понимаю, что происходит, — признался он.
* * *
Завтракали неспешно. Лапутин что-то рассказывал, это был обычный легковесный трёп. Китайгородцев слушал невнимательно.
Их трапеза уже подходила к концу, когда Лапутину позвонили.
— Да, — сказал он в трубку. — Нормально. Понял. Сейчас приедем.
Отодвинул чашку с недопитым кофе и поднял глаза на Китайгородцева:
— Едем. Хамза нас ждёт.
А ведь Лапутина к нему приставили, вдруг понял Китайгородцев. На всякий случай.
* * *
Хамза был хмур.
Он пытался выглядеть доброжелательным, но получалось плохо.
— Садись! — предложил он Китайгородцеву и нервным жестом указал на стул.
Смотрел внимательно и с напряжением, как смотрит врач на пациента перед неприятным разговором.
— Я хотел тебя спросить, — произнес Хамза. — Про вчерашний день. Как он прошёл?
— Нормально, — осторожно пожал плечами Китайгородцев.
— Расскажи мне, что было. Начиная с самого утра.
— Проснулся, позавтракал. Потом поговорил с Михаилом.
— О чём?
— О погоде.
— Что именно?
— Что дождь прошёл. Что уже осень. Скоро будет снег.
— Ещё о чём?
— Больше ни о чём. У меня отношения и с ним, и с Натальей Андреевной совсем никакие, если честно.
— Хорошо. Где ты увидел его?
— Михаила?
— Да.
— На крыльце. Он воду разгонял. Ночью дождь прошёл, там была такая большая лужа.
— Понятно. Дальше — что?
— Я прогулялся вокруг дома.
— Что видел интересного?
— Ничего. Да и недолго я гулял. Сыро. Неприятно. Потом готовил записку — с предложениями, что там надо сделать по безопасности. Пообедал. Потом спал.
— Дальше! — ровным голосом потребовал Хамза.
— Когда проснулся, снова занимался запиской. В общем, обычный день.
— А дальше?
— Ничего, — пожал плечами Китайгородцев.
— Вечер, — подсказал Хамза. — Потом ночь. Что было?
Китайгородцев задумался, вспоминая, что ещё интересного можно рассказать. Хамза терпеливо ждал.
— Ничего, — повторил Китайгородцев. — Вечером я поужинал и лёг спать.
— И никого ты там не видел ночью?
— Нет.
— И мне не звонил?
— Нет.
Хамза протянул Китайгородцеву лист бумаги.
— Взгляни. Это распечатка моих звонков. В том числе — входящих. Я попросил и мне передали из сотовой компании. В первом часу ночи, в ноль часов четырнадцать минут с твоего телефона был сделан звонок на мой телефон. Я разговаривал с тобой сегодня ночью, Анатолий. Ты это помнишь?
— Нет, — сказал Китайгородцев, и его сердце сжалось.
— Ты это серьёзно?
— Вполне, — произнес Китайгородцев дрогнувшим голосом.
— Помнишь ту историю с Лисицыным?
— Какую?
— Стас Георгиевич пригласил тебя отобедать вместе с семьёй. И за обедом заговорил о том…
— Да, я помню.
А о чём заговорил Лисицын? О том, что накануне ночью Китайгородцев видел какого-то старика, и что Китайгородцев сам об этом рассказал. И теперь Хамза туда же. Сговорились они, что ли?
— Я в тот раз решил, что Лисицын блажит, — признался Хамза. — Но сегодня я сам оказался в такой же точно ситуации.
Развёл руками.