– Проходи.
Андрей, не ожидая подвоха, поднимается по лесенке. И за дверью тут же попадает по дуло автомата Николая Демидовича.
– Парень, руки подними. У нас здесь строгие порядки. Если есть оружие, придется сдать.
Деваться Литвинову некуда. Табельный пистолет переходит к Николаю Демидовичу. И лишь после того как его тщательно обыскивают, я веду злого как черт Андрея в комнату отдыха, соседнюю с моей.
– Русин, ты точно гад! Куда ты меня притащил?
– Успокойся, а? Это Особая служба при ЦК КПСС. Слышал поди? – Дождавшись кивка, продолжаю: – Приедет начальство, само тебе все расскажет. А сейчас если хочешь в душ – вон он за дверью. Чай нам тоже скоро принесут.
Не обращая внимания на зло пыхтящего Литвинова, иду к себе, снимаю пальто, ботинки, плюхаюсь на постель, устало прикрываю глаза. Слышу в коридоре шаги, приглушенные ковровой дорожкой, и характерное позвякивание шприца о стенки кюветки. А вот и моя доза пенициллина! Ася, постучав, заходит в комнату:
– Опять геройствовал? – «Груша» прикладывает холодную руку ко лбу. – Ох ты боженьки мой, да ты весь горишь!
– Врагу не сдается наш гордый «Варяг», – хрипло пропеваю я.
– Подставляй попу, варяг. – Ася набирает шприц. – Где твой спутник?
– В соседней комнате. – Я поворачиваюсь на живот, получаю свой укол. После медицинских процедур мы идем знакомится с гэбэшником.
– Ася Федоровна, это Андрей Литвинов – доверенный сотрудник Степана Денисовича. Андрей, это Ася Федоровна – добрый ангел и хозяйка этого… дома.
«Груша» смущенно улыбается:
– Скажешь тоже, «хозяйка»! Голодные?
Наевшийся пельменей Литвинов пожимает плечами.
– Мы недавно перекусили, а вот от чая с плюшками точно не откажемся.
После чая и лекарств меня разморило и клонит в сон. Расходимся с Литвиновым по своим комнатам…
Просыпаюсь от легкого похлопывания по плечу. Ася пришла.
– Леш, укол и температуру надо бы померить.
– Как там наши, не приехали еще? – спрашиваю я спросонья и послушно переворачиваясь на живот.
– Нет пока…
Ртуть на градуснике как приклеенная держится на отметке 37,6. Ну, спасибо хоть вверх не ползет. Зато сухой кашель перешел в кашель с мокротой, и, наверное, это хорошо. Но Ася все равно недовольно качает головой:
– Отлежаться бы тебе недельку, а ты по лужам под дождем бегаешь.
– Покой нам только снится… Вот наведем порядок в стране, тогда и отлежусь.
Полежав и поняв, что не усну, одеваюсь и выхожу в коридор. Тишина… Только Литвинов похрапывает за соседней дверью.
– Не спится? – скупо улыбается мне Николай Демидович.
– Не спится… Все думаю, как там наши. Хоть бы все обошлось.
– Ты правда думаешь, что они эту базу ГРУ штурмовать будут? – хмыкает он. – Да бог с тобой! На базе не меньше двух тысяч бойцов, никто там войну развязывать не будет. И вообще, давно прошли те времена, когда конфликты среди разведчиков доходили до… – Коллега глубокомысленно замолкает. – Встретятся, посидят за рюмкой чая, вспомнят старые времена, поговорят да миром и разойдутся. Ивану Георгиевичу сейчас есть что рассказать гэрэушникам.
Даже не сомневаюсь. Но вот в благостную картинку с рюмкой чая что-то верится с трудом. Если бы было все так просто, Степан Денисович и сам давно бы с гэрэушниками договорился. Но армия и все спецслужбы настолько настроены против Хрущева, что защищать его никто не станет. Хотя для ГРУ алкоголик Малиновский тоже сомнительный подарок. Их скорее маршал Гречко устроит – первый зам нынешнего министра обороны.
– Ты, Алексей, не забывай, что Петр Иванович Ивашутин ГРУ возглавлять из КГБ перешел, семь лет первым замом председателя КГБ был – и с Шелепиным, и с Семичастным поработал. Они со Степаном Денисовичем, можно сказать, давние соратники.
– Но держать под арестом Мезенцева это ведь ему не помешало?
Николай Демидович разводит руками. Мол, «политика, брат, что ты хочешь…» Пока мы тихо беседуем с ним, где-то вдалеке раздается долгожданный шум. Слышится приглушенный топот множества ног и гул мужских голосов.
– Ну, вот, кажется, и наши приехали, а ты переживал.
…Уснуть этой ночью мне уже не удалось. Обнявшись с похудевшим и осунувшимся Мезенцевым, я принялся рассказывать о своей эпопее с побегом, потом пришлось признаться ему в завтрашнем митинге.
– Молодежь, вы совсем сдурели?! – возмутился генерал. – Какие еще митинги рядом с Кремлем? Алексей, ты вообще о чем думал, почему не остановил своих друзей?!
– Степан Денисович, это тот самый случай, когда остановить и отменить уже ничего нельзя. – Я увидел, как Судоплатов осуждающе качает головой. – Можно только возглавить, чтобы они не натворили чего похуже. Плакаты изготовлены, другие вузы оповещены – хотим мы или нет, молодежь там все равно утром соберется. Ребята обещали соблюдать порядок и всех бузотеров гнать с митинга взашей.
Неожиданно на мою защиту становится Иванов:
– Степан Денисович, а может, и правда с митингом даже лучше получится? Студенты отвлекут на себя все внимание, там журналисты будут, Гагарин. Если Алексей ручается, что никаких антисоветских лозунгов на митинге не будет…
– Иван Георгиевич! Да как можно за такое ручаться? – устало потер глаза Мезенцев. – Вы уверены, что там провокатора или просто дурака какого-нибудь не найдется? А Алексею самому показываться никак нельзя, иначе митинг в его защиту теряет всякий смысл.
Начальство замолкает, обдумывая непростую ситуацию. Я осторожно предлагаю:
– А давайте Литвинова задействуем? У Андрея есть удостоверение, если до столкновения с милицией дело дойдет, он вмешается. Вряд ли заговорщики его уже во всесоюзный розыск объявили и фотографию всем милиционерам раздали, не тот уровень. Литвинов будет присматривать за студентами и контролировать ситуацию, а в случае необходимости поможет ребятам задержать провокаторов и сдать их милиции.
– Может, Алексей и дело говорит… – задумчиво трет подбородок Иванов. – Там на этой площади напротив Манежа стоит здание, где раньше бывший исполком Коминтерна находился. Четыре этажа, окна двух подъездов прямо на площадь выходят – очень удобное место для наблюдательного пункта. Вот Андрей с Алексеем там засядут, будут оттуда наблюдать за митингом и при необходимости Литвинов вмешается. Все равно в основной операции их использовать нельзя.
– Почему это нельзя? – возмущаюсь я.
– Потому что для всех ты сидишь на Лубянке, – недовольно отрезает Степан Денисович. – И вообще, хватит уже геройствовать! Ладно… иди, буди Андрея. Сейчас обсудим вместе, что можно сделать…
Глава 4
Хотя живем всего лишь раз,
а можно много рассмотреть,
не отворачивая глаз,
когда играют жизнь и смерть.
И. Губерман
28 октября 1964 г.
8:00, Москва, Особая служба при ЦК КПСС
Утром поднимаюсь в свой кабинет, с тревогой вглядываюсь в окно. День выдался хмурым, но дождя нет. Значит, ребятам не придется мокнуть под дождем и плакаты тоже не раскиснут. По офису деловито снуют мужчины, скажем так, специфической наружности, которые обмениваются со мной на ходу короткими кивками. Никого из них я не знаю и даже не уверен, что мне это положено. Да и не до знакомств всем сегодня. Но за время моей командировки народа в Особой службе явно прибавилось. Слышу, как в коридоре то и дело хлопают двери соседних кабинетов – жизнь на этаже кипит. Хотя сам временный штаб расположен, конечно, в подземном этаже, именно туда сходятся все нити управления операцией по нейтрализации заговорщиков.
Ночью Литвинова посвятили в наш план. Не сказать, чтобы он ему шибко понравился, но в комитете парню уже успели привить навыки дисциплины – партия сказала: «Надо», КГБ ответил: «Есть».
Когда спускаемся в подземный гараж и садимся в неприметную серую «Победу», Андрей не выдерживает:
– Под статью ведь своих ребят подставляешь.
– Подставляю, – кивнул я, открывая водительскую дверь. – У тебя есть другие предложения?
Литвинов молчит.
– Критикуя, предлагай. – Я кашляю, вытираю испарину со лба. Когда уже эта чертова болезнь закончится?! – Ну, что? Не передумал? Ты со мной?
– Куда же я денусь с этой подводной лодки, – вздыхает Литвинов, усаживаясь в машину.
Я потер зудящую под рубашкой печать. Такое ощущение, что кто-то пытается меня вызвать по «небесному ВЧ», а пентаграмма мешает, не дает пройти «звонку».
– Андрей, и лучше забудь все, что здесь видел. И о том, что я сотрудник Особой службы, тоже забудь.
– Угу… забудешь такое, пожалуй.
До Библиотеки им. Ленина мы доехали быстро. Припарковались. Перешли на другую сторону проспекта Маркса, быстренько занырнули в интересующий нас подъезд и поднялись на площадку между третьим и четвертым этажами. Расчехлили полевой бинокль и внимательно осмотрели окрестности. Место для наблюдения выбрано идеально – Сапожковская площадь сейчас перед нами как на ладони.
Пленум ЦК открывается в десять, начало митинга назначено на девять. У Кутафьей башни прогуливались несколько милиционеров, на ступеньках Манежа уже стояла небольшая группа студентов, среди которых я увидел Леву, Лену и Вику. Впрочем, милиция пока не обращала на них никакого внимания. Но по мере того, как к группе подходили все новые и новые люди, милиционеры начали поглядывать на них с беспокойством. Наконец к ребятам направился усатый сержант. Не знаю, что сказал ему Коган-младший, но вел он себя при этом очень уверенно. Показал студенческий билет и начал что-то спокойно объяснять милиционеру. Выслушав Леву, сержант пожал плечами и отошел, временно потеряв к ребятам интерес.
На другой стороне проспекта Маркса, у приемной Верховного Совета вижу Димона и Юльку с еще одной группой студентов, это наши ребята из клуба – метеориты. А со стороны университетской библиотеки навстречу им движется толпа студентов во главе с Ольгой – я узнаю ребят со старших курсов журфака.
– Слушай, Андрей, может, дойдешь до Кузнецова, – я киваю в сторону массивной фигуры друга, – узнаешь у него, как обстановка?
Литвинов уходит, а через несколько минут я уже вижу, как он разговаривает с Димоном. Вскоре Андрей возвращается на наш наблюдательный пункт, а обе группы студентов переходят Моховую, чтобы присоединиться к тем, кто стоит на ступенях Манежа.
– Ну, что там? – нетерпеливо спрашиваю я своего «подельника».
– Уже собралось больше ста пятидесяти человек. И это только из университета. А еще должны подтянуться студенты из МИСИ и Первого меда.