С неба звездочка упала,

Чистая хрусталина.

Мы Хрущева пролюбили,

Как родного Сталина.





Водитель смеется, я кашляю в кулак. По ощущениям у меня опять поднимается температура, и когда теперь мой измученный организм получит свою законную дозу пенициллина, вообще непонятно. Да еще слабость во всем теле от неожиданной физической нагрузки. Как бы не отдать концы в такси этого весельчака…

Выслушав по дороге от таксиста все сплетни, что гуляют сейчас по Москве – «точно тебе говорю, главным будет армяшка этот, как его… Микоян! Хитрый, как сто евреев», – я все-таки добираюсь до места назначения. Расплачиваюсь и смело вхожу в здание Радиокомитета. Так будет безопаснее. Если я и привел за собой невидимый хвост, так хотя бы на работу, в родную редакцию. Для простого парня, не сведущего в шпионских играх, это вполне естественный поступок.

Вахтеры после визита космонавтов относятся к нашей редакции с большим пиететом. Ребят в лицо узнают, а нас с Коганом-старшим вообще по имени-отчеству величают. Не все, правда, но везет мне по этой жизни на любовь вахтеров. Вот и сейчас меня приветствует пожилой дядька, имени которого к своему стыду я даже не знаю:

– О, Алексей! Что-то давненько вас видно не было. Командировка?

– Ага, она самая – на Олимпиаде был.

– Да ну?! И как там японцы поживают?

– Неплохо вроде. Потом как-нибудь расскажу. А сейчас можно мне пройти без пропуска? Дома забыл.

– Ну, иди. Что ж с тобой делать. Но завтра чтобы пропуск был, у нас с этим строго.

Благодарно киваю и делаю вид, что направляюсь к лифту. А сам ныряю в ту самую неприметную дверцу, что ведет в подвал. Здесь все без изменений, по-прежнему пахнет машинным маслом и стоит гул от работающих агрегатов. Отсчитываю седьмую дверь и, открыв ее, спускаюсь в коллектор. Посмотрев на мутную воду, вздыхаю и подворачиваю джинсы до колен. Ботинки, конечно, жалко, и здоровью это на пользу не пойдет, но свобода дороже. Поморщившись, ступаю в холодную воду, погружаясь в нее по самую щиколотку, и, не теряя времени, отправляюсь в путь. Путаться в этой части коллектора особо не приходится, до ржавой лестницы дома Нирнзее я добираюсь без труда и очень быстро. Задерживаюсь у нее на всякий случай, внимательно прислушиваясь, нет ли за мной погони, и только потом ныряю в старую часть коллектора.

А вот здесь уже приходится напрячь память и вспомнить все повороты и развилки, которые показывал мне Иванов. И выдыхаю я, только оказавшись у скрытого входа в подвал Особой службы. Отдышавшись, запускаю руку за старую кирпичную кладку и нащупываю там небольшой рычаг, открывающий нужную мне дверь. Механизм скрытого в толще стен устройства тихо щелкает после нажатия, и я бросаюсь к лестнице. Осторожно поднимаюсь по ней, потом с усилием тяну на себя тяжелую дверь. Бронированная она, что ли? И наконец-то попадаю в освещенный коридор, прикрывая рукой глаза от яркого, слепящего света. А когда привыкаю к нему, вижу направленный на меня ствол автомата и суровое лицо Николая Демидовича – моего учителя шпионского мастерства. Впрочем, суровое выражение быстро сменяется на изумленное:

– Лешка, Русин! Ты, что ли?!

– Я…

– Нашлась пропажа!

Выдыхаю и, кивнув ему, без сил сползаю по стене. Все. Я дома.



27 октября 1964 г., вторник

Москва, Кремль

Президиум ЦК собрался сразу после обеда в бывшем кабинете Сталина. В узком кругу посвященных. Первым пришел Рашидов. Затем появились под руку Кириленко с Микояном. Анастас Иванович, улыбаясь, что-то нашептывал на ухо куратору всего Военно-промышленного комплекса СССР. Самыми последними в кабинет зашли Малиновский с Сусловым.

– Пленум откроем завтра в десять. – Михаил Андреевич в отсутствие Хрущева взял слово первым. Переглянулся с министром обороны, кивнул ему в сторону кресла председательствующего.

– Разве все члены ЦК успеют собраться? – удивился Микоян, устраиваясь по правую руку от Малиновского, и покосился на окно, за которым разыгралась непогода. Капли дождя колотили в стекло и стекали по нему прозрачными струями.

– Я разрешил ночные рейсы военной авиации, так что все успеют к завтрашнему заседанию, – буркнул маршал, доставая из кармана очки. – Ну что, давайте с вами обсудим самое важное. Кого мы поставим вместо Никиты?

– Может, сначала дождаться остальных членов президиума? – осторожно произнес Рашидов.

– Козлов опять лежит в больнице, совсем уже плох, – пожал плечами Суслов. – Мазуров с Косыгиным и Ефремовым все-равно будут против наших решений. Кворум есть, чего нам их слушать? Сами все решим, кулуарно. А Пленум завтра утвердит.

Присутствующие согласно покивали, принялись обмениваться записками.

– Чего тянуть кота за яйца? – произнес грубый Кириленко. – Предлагаю назначить первым секретарем Президиума ЦК Родиона Яковлевича. Лучшей кандидатуры нам не найти.

– Голосовать будем? – Суслов внимательно посмотрел в лицо каждому. Все промолчали.

– Значит, единогласно. Что с постом Председателя Совета Министров решим? Родиону Яковлевичу будет трудно совмещать две эти должности. И вообще, пора уже давно разделить их.

Члены президиума опять начали перебрасываться записками. Наконец Кириленко озвучил общее мнение:

– Можно подумать, есть желающие на себя это ярмо примерить! Вон Анастасу Ивановичу, наверное, до сих пор Совмин в кошмарных снах снится. По уму, надо бы оставить на этом посту Косыгина, и вся недолга!

Министр обороны прихлопнул рукой по сукну стола:

– Согласен. Равнозначной кандидатуры нам сейчас все равно не найти. Не еврея же этого, Либермана, на место Косыгина сажать. Есть возражения?


Суслов откашлялся и вновь взял слово:

– Здесь, товарищи, вот еще какое дело… Сегодняшнее заседание Президиума ЦК – это наша победа. Но если мы разделяем посты главы партии и правительства, а глава КПСС и Президиум ЦК будут при этом выполнять руководящую роль, не мешало бы им придать больший вес. Предлагаю главу КПСС снова назвать Генеральным секретарем ЦК КПСС, а наш Президиум переименовать в Политбюро ЦК КПСС. Думаю, это будет правильно.

Все одобрительно загудели, Суслов скупо улыбнулся:

– Возражений нет. Видите, как легко работается, когда в Политбюро собрались одни единомышленники! А Мазурова вон из Политбюро, пусть едет фабрикой руководить.

– Товарищи, – подал голос Микоян, – мне стало известно, что Фурцева бегает по членам ЦК, хочет нам завтра дать бой…

– Прощай, скука, прощай, грусть, – засмеялся Малиновский. – Я на Фурцевой женюсь! Вот же баба неугомонная. Нашла кого защищать, мало ее Никита гонял!

– Боюсь, она потребует письменного заявления Хрущева, – продолжал Анастас Иванович.

– Какого заявления?! – покраснел министр обороны. – Он уже двое суток как овощ после инсульта!

– Эх, как неаккуратно получилось… – вздохнул Рашидов. – А у этого яда есть противоядие? Давайте вернем его в сознание, заставим подписать, а потом… – Первый секретарь Узбекской ССР неопределенно повел рукой в воздухе.

– Шараф Рашидович! – с упреком произнес Суслов. – Ну нельзя же вот так вслух!

– А что я такого сказал? – забеспокоился узбек. – Кабинет же чист? КГБ на нашей стороне?

– На нашей, на нашей, – успокаивающе произнес Малиновский, протирая очки. – Назначим вместо Мезенцева на пленуме Бобокова. Я уже с ним поговорил, человек проверенный. Помог нам с арестом Литвиненко и захватом Мезенцева…

– Может быть, стоит ввести армию в Москву? Хотя бы на центральные площади, а? – спросил Кириленко. – Я, конечно, тебе, Родион, доверяю, но на дивизии Дзержинского все еще человек Хрущева стоит. А армии она не подчиняется.

– Хватит июльских танков в городе, – резко произнес Суслов. – Мы с Родионом Яковлевичем договорились не тревожить народ и общественность. Партия нас, конечно, поддержит, но вот москвичам волноваться не нужно. Только что Олимпиада закончилась, мы там первое место заняли – у людей эйфория и гордость за советский спорт, за свою страну. А будут танки в городе – смажем весь пропагандистский эффект.

– Да и зачем они, эти танки? Только Запад ими пугать. Хрущев нам уже не опасен, других сильных кандидатов у оппозиции нет. – Микоян покрутил в пальцах ручку. – Да и самой оппозиции в партии тоже нет. Давайте без танков. Пленум и так проголосует, как нам нужно.

– Согласен, – кивнул Суслов, – давайте лучше обсудим кандидатуры на места Хрущева, Мазурова и Ефремова. И прошу вносить свои предложения по кандидатам в члены Политбюро.

Сидящие за столом тут же оживились…





Глава 3




Моя игра пошла всерьез —

к лицу лицом ломлюсь о стену,

и чья возьмет – пустой вопрос,

возьмет моя, но жалко цену.





И. Губерман



– Алексей, ты не ранен? – обеспокоенно склоняется надо мной Николай Демидович.

– Нет, со мной все в порядке. – Я с трудом поднимаюсь на ноги. – Устал просто…

– Какой «в порядке»? Ты себя в зеркале давно видел?!

– В тюрьме на Лубянке зеркал нет! – вырывается у меня хриплый смешок.

И вслед за этим я на несколько минут захожусь в сильном приступе кашля. Откашлявшись, спрашиваю:

– А Иван Григорьевич здесь?

– Нет, но он скоро будет… У‑у, парень, – качает головой коллега, рассматривая меня, – да тебе в больницу бы надо, к врачу.

– Был я уже, и в больнице, и у врача. Еле ноги оттуда унес. А у нас пенициллин и шприц найдутся?