Он хмурился все больше, на лице явно было написало недовольство.
— Я так не думаю. Это очень важные вещи, и я считаю, что обязан уделять им внимание.
— Дорогой мой, нет смысла тратить кучу сил на ерунду, чтобы тебя любили. Ты замечательный человек и будешь дорог людям, даже если вилка ляжет не очень ровно.
В глазах Корантена вспыхнул такой ужас, словно я была наркодилером, предлагавшим ему вколоть дозу героина прямо сейчас.
— Ты не права, — ответил он с плохо скрываемой злостью. — В ресторане дела шли бы лучше, если бы остальные поменьше расслаблялись и побольше думали о деталях.
Его ответ меня оскорбил. Жалкий официантишка отверг мою помощь, а ведь он так в ней нуждается. За кого он вообще себя принимает?
— Ладно, возвращайся в зал. Некогда мне с тобой болтать.
Безмозглый тип вернулся к своим бессмысленным делишкам, пошел выравнивать по линейке свои дурацкие вилочки. Конечно, что еще можно делать с таким куцым умишком?
Ужин прошел спокойно. К десяти часам вечера я валилась с ног от усталости и собиралась пойти домой, чтобы наконец отдохнуть. Пальцы Джереми уже забегали по клавишам, Палома вышла на сцену, как вдруг ко мне подошел Джеф. У него явно что-то стряслось.
— Сибилла, у меня проблема.
— Что случилось?
— Мама заболела, а она живет одна. Я бы хотел зайти к ней, пока она не уснула, и убедиться, что все в порядке. Ты не могла бы заменить меня на время концерта?
— Вообще-то, я собиралась домой, но ладно, иди, я поработаю.
Джеф просиял и, не заставив повторять ему дважды, умчался, забыв переодеться и прибрать за собой.
Я встала за стойку. Вообще-то, я никогда не работала барменом, но примерно представляла, как это делается. К тому же в такой поздний час заказов почти не было.
— Я думал, ты устала и хочешь вернуться пораньше, — шепнул Натан, забирая стаканы.
— Все нормально. Посплю поменьше, не беда.
Для начала я убрала грязные стаканы, которые Джеф забыл — или сделал вид, что забыл, — на стойке. Я улыбнулась про себя: накануне я бы на этом не остановилась, оттерла бы до блеска и стойку, и пивные краны, и даже раковину.
— Добрый вечер. «Куба либре», пожалуйста.
— «Куба либре», сейчас сделаю, — с улыбкой ответила я клиенту, седому мужчине с сигаретой в зубах.
В тот же миг к бару подошли еще три человека. В ресторанном бизнесе всегда так: то никого, то вдруг целая толпа, словно все сговорились прийти в одно время.
«Куба либре»… Черт, как же он делается? Ладно, сначала нужен ром, но сколько? Скажем так, на донышке… Хорошо. Э-э-э… Швепс? Да, точно, швепс. Где он стоит? Я открыла по очереди все ящики, но ничего не нашла. Ничего, можно вместо него налить лимонад. Вот так, побольше, не жалея. Что там еще? Черт… Там точно было что-то еще… Может, какой-то фрукт? Нет-нет, цедра! Лимона или апельсина? Ладно, возьму апельсиновую, какая разница.
— Я сделаю вам домашний «Куба либре», по нашему особенному рецепту.
Апельсин я обнаружила достаточно быстро, оставалось найти терку. Я перерыла несколько ящиков, но ее нигде не было. Тогда я схватила нож, отрезала несколько тонких ломтиков и кинула их в стакан.
Все, теперь немного вишневого ликера. Оп! Готово.
Очередь становилась все длиннее, посетители явно нервничали.
— Можете сделать «Манхэттен»? Концерт уже начался! — выкрикнул какой-то нетерпеливый тип.
Кровь ударила мне в лицо.
— Послушайте, я и так делаю большое одолжение! Это, вообще-то, не моя работа. Я управляющая корабля, а не бармен!
Человек тут же замолчал. Здорово я поставила его на место.
Я протянула стакан первому клиенту:
— Пожалуйста, специально для вас!
Он взял напиток и внимательно изучил его, не вынимая изо рта сигарету.
— Но это не «Куба либре»…
Я отмахнулась от него, как от мухи.
— Вот и отлично! Вкуснее, чем обычный «Куба либре», и витаминов гораздо больше. Сплошная польза для здоровья!
Мужик поворчал еще немного и убрался.
Вот идиот! Стараешься-стараешься, а они даже не ценят.
Оставшиеся посетители один за другим вернулись к своим столикам, и я наконец смогла выдохнуть. Официанты разошлись по домам, осталась одна Манон.
В зале царил полумрак, нежный голос Паломы действовал на меня как колыбельная на младенца. Я с трудом сдерживала зевоту. Надо было продержаться до окончания концерта.
Оставив зрителей наслаждаться музыкой, я пошла в свой кабинет, чтобы записать свежую порцию впечатлений в начатый накануне дневник. Затем прогулялась до комнаты отдыха и открыла «почтовый ящик». Мне хотелось убить время и хоть как-то поддержать себя.
Письма оказались настолько ужасными, что противно было держать их в руках.
За барную стойку я вернулась в ярости. Столько упреков, и все абсолютно несправедливые! Меня обвиняли в том, что я вмешивалась не в свое дело, помогала, когда никто не просил, смотрела на всех сверху вниз…
Какой кошмар…
Никто не замечал, что мной двигала любовь. Никто не замечал, сколько раз за день я пожертвовала собой ради других.
Мне хотелось плакать от злости.
Какие же у меня жалкие и неблагодарные сотрудники!
К счастью, Манон немного сгладила это впечатление. Она подошла попрощаться, и от ее трогательной вежливости мне немного полегчало. Эта официанточка и правда очень мила. Единственный стоящий человек на корабле.
— Это так любезно, что ты подменила Джефа, — сказала она на прощание. — Хотя, по-моему, он поступил нехорошо. Футбольные матчи постоянно показывают по телику, так что одним больше, одним меньше…
Я смотрела ее вслед. В груди больно кольнуло.
Джеф провел меня.
Вот они, люди. Одни беззастенчиво пользуются моей добротой, а другие еще и не стесняются обманывать.
Остатки сил покинули меня. Я чувствовала себя раздавленной.
Мне было тошно вспоминать уходящий день. Печально подперев голову кулаком, я слушала музыку. Задушевный голос Паломы следовал за звуками рояля, то взмывая вверх, то опускаясь вниз. Постепенно я забывала о своих злоключениях и вслед за музыкой улетала далеко отсюда.
Вот оно, мое настоящее призвание. Как же мне хотелось стоять на сцене, петь и своим голосом пробуждать в людях чувства!
Концерт закончился. Джереми и Палома ушли, последние посетители растворились в ночи. Я заперла корабль и осталась одна на пустынной набережной.
Натан давно уехал, даже не спросив, как я собираюсь возвращаться домой. Общественный транспорт уже не ходил, а такси я не могла себе позволить. Никому не пришло в голову проводить меня. Я знала, что Джереми, как и я, живет на холме Круа-Русс и ездит на мотоцикле, но ни за что в жизни я не стала бы просить его о помощи. Это было бы слишком унизительно. Я предпочла идти домой пешком, по дороге перебирая перенесенные за день обиды. Ничего страшного. Ночной город меня ни капельки не пугал. Я же не какая-то сопливая девчонка.
Я шла по набережной. Слабый свет фонарей отражался в спокойных водах Соны. То тут, то там виднелись силуэты бездомных. Некоторые уже спали прямо на газоне. Один прошел мимо с бутылкой дешевого красного вина, покачиваясь и выкрикивая во все горло непристойности. Его голос громко раздавался в ночной тишине, а кислый запах перегара еще долго преследовал меня.
Чуть дальше, под мостом, прятался дилер. Он держался в тени, а несколько «клиентов» явно требовали от него очередную дозу.
Я шла не торопясь. С каждым шагом мне становилось все спокойнее, в голове прояснялось. На углу набережной Пешри и улицы Лонг я увидела телефонную кабинку и вспомнила, что давно не звонила матери, хотя и обещала. В Джибути ночь еще не наступила, так что можно было поговорить.
Я зашла в кабинку и достала кошелек. Мелочи оказалось немного, как раз на три-четыре минуты разговора — маме будет приятно, а я не задержусь надолго. Чаще всего наше общение выглядело так: я выслушивала бесконечный и, скажем прямо, очень неприятный монолог, в котором мама обращалась со мной как с трехлетним ребенком, неспособным и шагу ступить самостоятельно. Она словно не замечала, что я уже лет десять жила одна и прекрасно со всем справлялась.
Мама взяла трубку почти сразу, и тут произошло нечто неожиданное. В ее обычной манере говорить я увидела… свое отражение! В ее словах я узнавала свою манеру вести себя, говорить, проявлять чувства, выстраивать отношения с другими. Это отражение было… невыносимым. Настолько невыносимым, что у меня закружилась голова и потемнело в глазах. В тот момент, когда автомат проглотил последнюю монетку, оборвав разговор, я привалилась к стеклу, мое тело безвольно сползло на пол, и я отключилась под короткие гудки, доносившиеся из телефонной трубки.
Когда я пришла в себя, не понимая, сколько времени пролежала на полу кабины, меня внезапно охватил страх. Довольно быстро я сообразила, что именно изменилось: я снова стала той Сибиллой, которой была всю жизнь. Почему? Как это произошло?
С трудом справившись с тугой дверцей кабины, я вышла на улицу. Поежилась от ночной прохлады. В тот же момент я почувствовала нарастающую тревогу: что я делаю одна ночью, в городе, где по улицам расхаживают только воры и насильники? Это же безумие, идти домой пешком! Со мной может случиться все, что угодно. Нужно срочно найти такси. За любые деньги! Такси, немедленно! Где ближайшая стоянка? Проезжая часть была совершенно пуста — ни одной машины, ни одного такси. Вокруг какие-то бродяги, все ужасно подозрительные. Ни в коем случае не стоять на месте, иначе они почуют во мне жертву. Надо идти. Причем идти быстро. Выглядеть уверенно.
Я поспешила в сторону площади Терро. Время от времени украдкой оглядывалась, пытаясь заметить преступника, затаившегося в мрачных закоулках Старого города.
Миновав площадь, я нырнула в одну из улочек не самого спокойного района. Другого пути на Круа-Русс не было. Приходилось рисковать.
На углу, метрах в десяти от меня, возник бандитского вида тип со взъерошенными волосами и неровной походкой. Сердце сжалось от страха. Умирая от ужаса, я быстро перешла дорогу, чтобы не столкнуться с ним. Он тоже перебежал на противоположный тротуар и пошел навстречу. Меня парализовал страх, и я замерла на месте.
— Десяти франков не будет? — прохрипел он, буравя меня безумным взглядом.
Интуиция подсказывала, что он хочет не денег, а кое-чего другого. А вопрос задал, чтобы посмотреть на реакцию и понять, как далеко можно зайти.
— Нет, спасибо, — с глупым видом пробормотала я.
Голос прозвучал глухо, словно застрял в горле. Я проплыла мимо него, не чувствуя ног, и тут же ускорила шаг.
Обернувшись, я увидела, что он пошел вслед за мной. Я побежала. От страха я ничего не соображала, но ноги сами несли меня прочь. Я мчалась все быстрее, но тот тип не отставал, более того — он постепенно догонял меня.
Вокруг не было ни души. Никто не мог прийти на помощь. Мне хотелось кричать, орать во все горло, но дыхание перехватывало, и сил не оставалось.
На углу с улицей Бурдо я заметила справа вспышки синего света.
Полиция!
— Я так не думаю. Это очень важные вещи, и я считаю, что обязан уделять им внимание.
— Дорогой мой, нет смысла тратить кучу сил на ерунду, чтобы тебя любили. Ты замечательный человек и будешь дорог людям, даже если вилка ляжет не очень ровно.
В глазах Корантена вспыхнул такой ужас, словно я была наркодилером, предлагавшим ему вколоть дозу героина прямо сейчас.
— Ты не права, — ответил он с плохо скрываемой злостью. — В ресторане дела шли бы лучше, если бы остальные поменьше расслаблялись и побольше думали о деталях.
Его ответ меня оскорбил. Жалкий официантишка отверг мою помощь, а ведь он так в ней нуждается. За кого он вообще себя принимает?
— Ладно, возвращайся в зал. Некогда мне с тобой болтать.
Безмозглый тип вернулся к своим бессмысленным делишкам, пошел выравнивать по линейке свои дурацкие вилочки. Конечно, что еще можно делать с таким куцым умишком?
Ужин прошел спокойно. К десяти часам вечера я валилась с ног от усталости и собиралась пойти домой, чтобы наконец отдохнуть. Пальцы Джереми уже забегали по клавишам, Палома вышла на сцену, как вдруг ко мне подошел Джеф. У него явно что-то стряслось.
— Сибилла, у меня проблема.
— Что случилось?
— Мама заболела, а она живет одна. Я бы хотел зайти к ней, пока она не уснула, и убедиться, что все в порядке. Ты не могла бы заменить меня на время концерта?
— Вообще-то, я собиралась домой, но ладно, иди, я поработаю.
Джеф просиял и, не заставив повторять ему дважды, умчался, забыв переодеться и прибрать за собой.
Я встала за стойку. Вообще-то, я никогда не работала барменом, но примерно представляла, как это делается. К тому же в такой поздний час заказов почти не было.
— Я думал, ты устала и хочешь вернуться пораньше, — шепнул Натан, забирая стаканы.
— Все нормально. Посплю поменьше, не беда.
Для начала я убрала грязные стаканы, которые Джеф забыл — или сделал вид, что забыл, — на стойке. Я улыбнулась про себя: накануне я бы на этом не остановилась, оттерла бы до блеска и стойку, и пивные краны, и даже раковину.
— Добрый вечер. «Куба либре», пожалуйста.
— «Куба либре», сейчас сделаю, — с улыбкой ответила я клиенту, седому мужчине с сигаретой в зубах.
В тот же миг к бару подошли еще три человека. В ресторанном бизнесе всегда так: то никого, то вдруг целая толпа, словно все сговорились прийти в одно время.
«Куба либре»… Черт, как же он делается? Ладно, сначала нужен ром, но сколько? Скажем так, на донышке… Хорошо. Э-э-э… Швепс? Да, точно, швепс. Где он стоит? Я открыла по очереди все ящики, но ничего не нашла. Ничего, можно вместо него налить лимонад. Вот так, побольше, не жалея. Что там еще? Черт… Там точно было что-то еще… Может, какой-то фрукт? Нет-нет, цедра! Лимона или апельсина? Ладно, возьму апельсиновую, какая разница.
— Я сделаю вам домашний «Куба либре», по нашему особенному рецепту.
Апельсин я обнаружила достаточно быстро, оставалось найти терку. Я перерыла несколько ящиков, но ее нигде не было. Тогда я схватила нож, отрезала несколько тонких ломтиков и кинула их в стакан.
Все, теперь немного вишневого ликера. Оп! Готово.
Очередь становилась все длиннее, посетители явно нервничали.
— Можете сделать «Манхэттен»? Концерт уже начался! — выкрикнул какой-то нетерпеливый тип.
Кровь ударила мне в лицо.
— Послушайте, я и так делаю большое одолжение! Это, вообще-то, не моя работа. Я управляющая корабля, а не бармен!
Человек тут же замолчал. Здорово я поставила его на место.
Я протянула стакан первому клиенту:
— Пожалуйста, специально для вас!
Он взял напиток и внимательно изучил его, не вынимая изо рта сигарету.
— Но это не «Куба либре»…
Я отмахнулась от него, как от мухи.
— Вот и отлично! Вкуснее, чем обычный «Куба либре», и витаминов гораздо больше. Сплошная польза для здоровья!
Мужик поворчал еще немного и убрался.
Вот идиот! Стараешься-стараешься, а они даже не ценят.
Оставшиеся посетители один за другим вернулись к своим столикам, и я наконец смогла выдохнуть. Официанты разошлись по домам, осталась одна Манон.
В зале царил полумрак, нежный голос Паломы действовал на меня как колыбельная на младенца. Я с трудом сдерживала зевоту. Надо было продержаться до окончания концерта.
Оставив зрителей наслаждаться музыкой, я пошла в свой кабинет, чтобы записать свежую порцию впечатлений в начатый накануне дневник. Затем прогулялась до комнаты отдыха и открыла «почтовый ящик». Мне хотелось убить время и хоть как-то поддержать себя.
Письма оказались настолько ужасными, что противно было держать их в руках.
За барную стойку я вернулась в ярости. Столько упреков, и все абсолютно несправедливые! Меня обвиняли в том, что я вмешивалась не в свое дело, помогала, когда никто не просил, смотрела на всех сверху вниз…
Какой кошмар…
Никто не замечал, что мной двигала любовь. Никто не замечал, сколько раз за день я пожертвовала собой ради других.
Мне хотелось плакать от злости.
Какие же у меня жалкие и неблагодарные сотрудники!
К счастью, Манон немного сгладила это впечатление. Она подошла попрощаться, и от ее трогательной вежливости мне немного полегчало. Эта официанточка и правда очень мила. Единственный стоящий человек на корабле.
— Это так любезно, что ты подменила Джефа, — сказала она на прощание. — Хотя, по-моему, он поступил нехорошо. Футбольные матчи постоянно показывают по телику, так что одним больше, одним меньше…
Я смотрела ее вслед. В груди больно кольнуло.
Джеф провел меня.
Вот они, люди. Одни беззастенчиво пользуются моей добротой, а другие еще и не стесняются обманывать.
Остатки сил покинули меня. Я чувствовала себя раздавленной.
Мне было тошно вспоминать уходящий день. Печально подперев голову кулаком, я слушала музыку. Задушевный голос Паломы следовал за звуками рояля, то взмывая вверх, то опускаясь вниз. Постепенно я забывала о своих злоключениях и вслед за музыкой улетала далеко отсюда.
Вот оно, мое настоящее призвание. Как же мне хотелось стоять на сцене, петь и своим голосом пробуждать в людях чувства!
Концерт закончился. Джереми и Палома ушли, последние посетители растворились в ночи. Я заперла корабль и осталась одна на пустынной набережной.
Натан давно уехал, даже не спросив, как я собираюсь возвращаться домой. Общественный транспорт уже не ходил, а такси я не могла себе позволить. Никому не пришло в голову проводить меня. Я знала, что Джереми, как и я, живет на холме Круа-Русс и ездит на мотоцикле, но ни за что в жизни я не стала бы просить его о помощи. Это было бы слишком унизительно. Я предпочла идти домой пешком, по дороге перебирая перенесенные за день обиды. Ничего страшного. Ночной город меня ни капельки не пугал. Я же не какая-то сопливая девчонка.
Я шла по набережной. Слабый свет фонарей отражался в спокойных водах Соны. То тут, то там виднелись силуэты бездомных. Некоторые уже спали прямо на газоне. Один прошел мимо с бутылкой дешевого красного вина, покачиваясь и выкрикивая во все горло непристойности. Его голос громко раздавался в ночной тишине, а кислый запах перегара еще долго преследовал меня.
Чуть дальше, под мостом, прятался дилер. Он держался в тени, а несколько «клиентов» явно требовали от него очередную дозу.
Я шла не торопясь. С каждым шагом мне становилось все спокойнее, в голове прояснялось. На углу набережной Пешри и улицы Лонг я увидела телефонную кабинку и вспомнила, что давно не звонила матери, хотя и обещала. В Джибути ночь еще не наступила, так что можно было поговорить.
Я зашла в кабинку и достала кошелек. Мелочи оказалось немного, как раз на три-четыре минуты разговора — маме будет приятно, а я не задержусь надолго. Чаще всего наше общение выглядело так: я выслушивала бесконечный и, скажем прямо, очень неприятный монолог, в котором мама обращалась со мной как с трехлетним ребенком, неспособным и шагу ступить самостоятельно. Она словно не замечала, что я уже лет десять жила одна и прекрасно со всем справлялась.
Мама взяла трубку почти сразу, и тут произошло нечто неожиданное. В ее обычной манере говорить я увидела… свое отражение! В ее словах я узнавала свою манеру вести себя, говорить, проявлять чувства, выстраивать отношения с другими. Это отражение было… невыносимым. Настолько невыносимым, что у меня закружилась голова и потемнело в глазах. В тот момент, когда автомат проглотил последнюю монетку, оборвав разговор, я привалилась к стеклу, мое тело безвольно сползло на пол, и я отключилась под короткие гудки, доносившиеся из телефонной трубки.
Когда я пришла в себя, не понимая, сколько времени пролежала на полу кабины, меня внезапно охватил страх. Довольно быстро я сообразила, что именно изменилось: я снова стала той Сибиллой, которой была всю жизнь. Почему? Как это произошло?
С трудом справившись с тугой дверцей кабины, я вышла на улицу. Поежилась от ночной прохлады. В тот же момент я почувствовала нарастающую тревогу: что я делаю одна ночью, в городе, где по улицам расхаживают только воры и насильники? Это же безумие, идти домой пешком! Со мной может случиться все, что угодно. Нужно срочно найти такси. За любые деньги! Такси, немедленно! Где ближайшая стоянка? Проезжая часть была совершенно пуста — ни одной машины, ни одного такси. Вокруг какие-то бродяги, все ужасно подозрительные. Ни в коем случае не стоять на месте, иначе они почуют во мне жертву. Надо идти. Причем идти быстро. Выглядеть уверенно.
Я поспешила в сторону площади Терро. Время от времени украдкой оглядывалась, пытаясь заметить преступника, затаившегося в мрачных закоулках Старого города.
Миновав площадь, я нырнула в одну из улочек не самого спокойного района. Другого пути на Круа-Русс не было. Приходилось рисковать.
На углу, метрах в десяти от меня, возник бандитского вида тип со взъерошенными волосами и неровной походкой. Сердце сжалось от страха. Умирая от ужаса, я быстро перешла дорогу, чтобы не столкнуться с ним. Он тоже перебежал на противоположный тротуар и пошел навстречу. Меня парализовал страх, и я замерла на месте.
— Десяти франков не будет? — прохрипел он, буравя меня безумным взглядом.
Интуиция подсказывала, что он хочет не денег, а кое-чего другого. А вопрос задал, чтобы посмотреть на реакцию и понять, как далеко можно зайти.
— Нет, спасибо, — с глупым видом пробормотала я.
Голос прозвучал глухо, словно застрял в горле. Я проплыла мимо него, не чувствуя ног, и тут же ускорила шаг.
Обернувшись, я увидела, что он пошел вслед за мной. Я побежала. От страха я ничего не соображала, но ноги сами несли меня прочь. Я мчалась все быстрее, но тот тип не отставал, более того — он постепенно догонял меня.
Вокруг не было ни души. Никто не мог прийти на помощь. Мне хотелось кричать, орать во все горло, но дыхание перехватывало, и сил не оставалось.
На углу с улицей Бурдо я заметила справа вспышки синего света.
Полиция!