Я поморщилась, но все же остановилась. Глазами показала Тате, чтобы шла дальше.
– Михаэль поговорил с вами? – подходя ко мне вальяжной походкой, спросил темноволосый.
– Кто? – Да, я играю в дуру.
– Мики. Председатель совета адептов. Блондин в очках, – пояснил мне Леон, медленно, словно душевнобольной.
– Ах, этот манерный типок. Да, он приходил, – ответила ровно.
– Вы договорились? – глядя мне в глаза, спросил некромант.
– Не понимаю, о чем ты, – включила я полный наив.
– Умная девочка. – Леон растянул на губах понимающую улыбку.
Мне резко стало противно вести с ним диалог. И даже стоять рядом.
Развернулась, чтобы уйти, но темноволосый остановил меня хлесткой фразой:
– Ты теперь моя должница.
Я вновь повернулась к нему. На этот раз вдвое медленней.
– Я тебе ничего не должна, – буквально процедила, с хорошо контролируемой ненавистью глядя в его глаза, – и не буду должна никогда. С этого момента – запомни его очень хорошо – я даже разговаривать с тобой не буду. Ты мне противен. Противен настолько, что сейчас я заставляю себя открывать рот и произносить эти слова. Ты мерзкий, отвратительный, расчетливый ублюдок. Как и все представители богатеньких семей, полагающих, что они могут купить все и всех. И ты будешь терпеть мое присутствие в этом заведении, потому что в противном случае я уничтожу твою легенду одним-единственным словом. Мне нечего терять. А тебе и твоей завравшейся заднице – много чего. Так что усеки это и больше не заговаривай со мной. Надеюсь, мы поняли друг друга?
Но не успела я шагнуть прочь, как почувствовала руки на своей талии!
Еще один резкий разворот – но на этот раз не по моей воле.
Изумленно посмотрела в наглые голубые глаза…
– Нет, кажется, из нас двоих это ты чего-то не поняла, – нежно прошептал мерзкий челочник, глядя на меня чуть ли не с любовью. – Я буду говорить с тобой, когда захочу. И я буду считать тебя своей должницей столько, сколько мне захочется. – Его пальцы сжали мою кожу через платье и притянули еще ближе. – И даже не думай, что ты можешь разбрасываться такими словами, моя прелесть. Потому что мое слово всегда будет дороже твоего.
Он вдруг прижал меня так сильно, что стало трудно дышать. Его дыхание коснулось моего виска, а ладони начали путешествие по моей талии вниз…
– И потому что я умею касаться так… что твой защитник не засечет моих прикосновений, – договорил этот поганец.
Я резко зарядила ткань платья энергией – и Леон мгновенно отскочил от меня, получив по своим загребущим рукам.
– Еще раз так сделаешь, и я поджарю твой мозг, – совершенно серьезно предупредила я.
– В следующий раз я буду к этому готов, – ничуть не впечатлившись, спокойно ответил он.
– Поверь, ко мне ты готов не будешь. Никогда, – произнесла я с нескрываемым презрением, отступая от него.
– Проверим, моя хорошая, проверим. – Взгляд некроманта похолодел, хотя на губах продолжала играть легкая улыбка.
– Не замарай свою высокую честь, – ухмыльнулась я. – Интерес к преступнице? К отбросу общества? Что скажет твоя мамаша?
– Закрой свой ротик, – холодно и вежливо посоветовал Леон.
– Даже не подумаю, – усмехнулась уже в открытую. – Наш договор с этим блондинистым упырем будет в силе только тогда, когда ты оставишь нас в покое. А до тех пор даже не думай, что я буду держать язык за зубами. И плевать, что не поверят: доказать свою правду для меня – раз плюнуть.
Я сделала шутовской поклон и отвернулась от противного челочника.
Не признаюсь даже самой себе, но… ускорила шаг, стараясь уйти от него как можно быстрее.
Сердце колотилось как ненормальное.
Сегодня меня впервые обнял парень.
Это было ужасно…
Ужасно, мрак его забери, волнительно…
– Эй, это она! – вдруг раздался настороженный, удивленный и одновременно предвкушающий голос откуда-то сбоку, и тут же его прервали холодным и жестким:
– Не трогать.
Я посмотрела на Леона, затем на компанию адепток, только вышедших из корпуса – и остановленных одной фразой некроманта… и вновь пошла прочь, не сбавляя шага.
Хочет показать, что следует нашей договоренности? Или демонстрирует свою власть в академии?
Так мне этого демонстрировать не надо. И видела, и слышала, и на себе испытала. Хватит.
Хватит позволять вытирать о себя ноги, хватит давать всем повод думать, что мы здесь – ничтожнейшие ничтожества. Адепты даже не воспринимают нас всерьез! Они не боятся нас! И из-за кого?!
Из-за него.
А это значит лишь одно.
Больше мерзкий челочник ко мне не подойдет.
Я прошла сквозь живой забор, дошагала до башни и, удивленная, застыла. Весь наш горе-курс выстроился перед входом в полном составе и в полной… нет, не в боевой готовности, но в боевой таки решительности.
В центре компании стояла Тата, и я догадалась, что «добрая весть» была доставлена и уже получила свой резонанс в нашем ни разу не высшем обществе.
– Они меня достали, – поигрывая мышцами на руках, сообщил Грог.
– Мы не можем оставить это без реакции, – сказала Нани, сурово глядя на меня.
Братья молчали, изучая мое лицо внимательными глазами, а Пузачо понуро смотрел вниз. Кажется, он переживает.
– Можем и оставим, – произнесла я негромко, затем обвела изумленные лица уверенным взглядом. – Вы все знаете, чего от нас ждут. Что мы будем пропускать занятия, что мы не будем слушаться, что мы будем вести себя так, как ведут себя все отбросы за стенами этой академии. Я предлагаю оправдать их ожидания.
– Чего? – засопел Грог, не очень понимая, куда я веду.
На лицах Таты и Нани были примерно такие же выражения.
– Неделя. Неделя оправданных ожиданий, неделя подтверждений всех их опасений. Мы не будем ходить на лекции, мы не будем ходить на практику, мы будем воровать еду – потому что мы не будем есть в общей столовой. И мы не будем вести переговоры.
– А что мы будем делать? – Пузачо почесал пузо, а его милые светлые кудряшки колыхались на ветру.
– Мы будем готовиться, – ответила я с мрачным удовлетворением.
– К чему? – еще более удивленно спросил Грог.
– К следующей неделе, – уже с предвкушением сообщила я.
На лицах братьев появилось идентичное моему выражение.
Они меня поняли без слов.
– Ты хочешь… оправдать их надежды, чтобы потом убить нашей дисциплиной? – Тата подняла бровь, глядя на меня с недоверчивым недоумением.
– Я хочу, чтобы никто, НИКТО в этой академии не мог навредить нам. Чтобы никто не мог застать нас врасплох и никто не мог напасть на нас поодиночке. Я хочу сделать из нас не просто сплоченную команду, я хочу сделать из нас силу, с которой вынужден будет считаться сам ректор. И я не хочу погибать в первом же бою предстоящей войны. Поэтому я планирую получить все знания, которые сможет мне предоставить данная академия. Поэтому я буду ходить на все лекции. И я заставлю и магистров академии, и обычных профессоров уверовать, что я не просто отброс общества, с которым они вынуждены дышать одним воздухом некоторое время, что я… что МЫ – такие же полноправные адепты этой академии. И для этого мы целую неделю будем отрабатывать нашу защиту, искать слабые места и прикрывать их сильными; мы наберем такую форму, что адепты будут вынуждены считаться с нашим присутствием, и мы добьемся уважения. Потому что, в отличие от них, мы пойдем на передовую и будем защищать честь нашего императора – пусть никто и не верит, что мы продержимся дольше пары минут. И я понимаю, что моя речь не тянет на премию «Оратор года», но все же жду вашей реакции.
Столь стремительное окончание пылкого и эмоционального монолога вызвало ступор у моих однокурсников. Следующие несколько секунд они переглядывались, пытаясь уловить общий настрой, а потом Грог не очень уверенно протянул:
– Я не шибко-то хочу попадать на эту самую войну…
– Сбежать с линии фронта мы всегда успеем – но для того, чтобы вырубить нашего конвоира, мы должны научиться драться вместе, – спокойно пожала я плечами.
В стане вольнослушателей послышались смешки. Кажется, однокурснички наконец отошли от шока.
Ну хвала всем повелителям Хаоса!
– Я думала, ты всерьез про «защищать честь императора», – с явным облегчением заметила Тата.
Воевать? За этого?..
– В моем плане нет пунктов о «смерти во имя засранца», – ответила просто. – В моем плане есть пункт «выбраться из этой задницы».
– Мне нравится этот пункт, – кивнула Нани.
– Мне тоже, – оскалилась Тата.
– Грог? – Я посмотрела на бугая, ожидая реакции.
– Хочу глянуть на этого темноволосого… – рассматривая свои ногти на наличие грязи, протянул лысый. – Что же он такого сделал, что у тебя аж в заду фитиль горит.
Я состроила кислую гримасу.
– Он сделал то, что хотел сделать ты: посмотрел, что у меня под платьем.
Лица окружающих вытянулись от шока. Снова.
– И что он там увидел? – слегка охрипшим голосом спросил Грог.
– Михаэль поговорил с вами? – подходя ко мне вальяжной походкой, спросил темноволосый.
– Кто? – Да, я играю в дуру.
– Мики. Председатель совета адептов. Блондин в очках, – пояснил мне Леон, медленно, словно душевнобольной.
– Ах, этот манерный типок. Да, он приходил, – ответила ровно.
– Вы договорились? – глядя мне в глаза, спросил некромант.
– Не понимаю, о чем ты, – включила я полный наив.
– Умная девочка. – Леон растянул на губах понимающую улыбку.
Мне резко стало противно вести с ним диалог. И даже стоять рядом.
Развернулась, чтобы уйти, но темноволосый остановил меня хлесткой фразой:
– Ты теперь моя должница.
Я вновь повернулась к нему. На этот раз вдвое медленней.
– Я тебе ничего не должна, – буквально процедила, с хорошо контролируемой ненавистью глядя в его глаза, – и не буду должна никогда. С этого момента – запомни его очень хорошо – я даже разговаривать с тобой не буду. Ты мне противен. Противен настолько, что сейчас я заставляю себя открывать рот и произносить эти слова. Ты мерзкий, отвратительный, расчетливый ублюдок. Как и все представители богатеньких семей, полагающих, что они могут купить все и всех. И ты будешь терпеть мое присутствие в этом заведении, потому что в противном случае я уничтожу твою легенду одним-единственным словом. Мне нечего терять. А тебе и твоей завравшейся заднице – много чего. Так что усеки это и больше не заговаривай со мной. Надеюсь, мы поняли друг друга?
Но не успела я шагнуть прочь, как почувствовала руки на своей талии!
Еще один резкий разворот – но на этот раз не по моей воле.
Изумленно посмотрела в наглые голубые глаза…
– Нет, кажется, из нас двоих это ты чего-то не поняла, – нежно прошептал мерзкий челочник, глядя на меня чуть ли не с любовью. – Я буду говорить с тобой, когда захочу. И я буду считать тебя своей должницей столько, сколько мне захочется. – Его пальцы сжали мою кожу через платье и притянули еще ближе. – И даже не думай, что ты можешь разбрасываться такими словами, моя прелесть. Потому что мое слово всегда будет дороже твоего.
Он вдруг прижал меня так сильно, что стало трудно дышать. Его дыхание коснулось моего виска, а ладони начали путешествие по моей талии вниз…
– И потому что я умею касаться так… что твой защитник не засечет моих прикосновений, – договорил этот поганец.
Я резко зарядила ткань платья энергией – и Леон мгновенно отскочил от меня, получив по своим загребущим рукам.
– Еще раз так сделаешь, и я поджарю твой мозг, – совершенно серьезно предупредила я.
– В следующий раз я буду к этому готов, – ничуть не впечатлившись, спокойно ответил он.
– Поверь, ко мне ты готов не будешь. Никогда, – произнесла я с нескрываемым презрением, отступая от него.
– Проверим, моя хорошая, проверим. – Взгляд некроманта похолодел, хотя на губах продолжала играть легкая улыбка.
– Не замарай свою высокую честь, – ухмыльнулась я. – Интерес к преступнице? К отбросу общества? Что скажет твоя мамаша?
– Закрой свой ротик, – холодно и вежливо посоветовал Леон.
– Даже не подумаю, – усмехнулась уже в открытую. – Наш договор с этим блондинистым упырем будет в силе только тогда, когда ты оставишь нас в покое. А до тех пор даже не думай, что я буду держать язык за зубами. И плевать, что не поверят: доказать свою правду для меня – раз плюнуть.
Я сделала шутовской поклон и отвернулась от противного челочника.
Не признаюсь даже самой себе, но… ускорила шаг, стараясь уйти от него как можно быстрее.
Сердце колотилось как ненормальное.
Сегодня меня впервые обнял парень.
Это было ужасно…
Ужасно, мрак его забери, волнительно…
– Эй, это она! – вдруг раздался настороженный, удивленный и одновременно предвкушающий голос откуда-то сбоку, и тут же его прервали холодным и жестким:
– Не трогать.
Я посмотрела на Леона, затем на компанию адепток, только вышедших из корпуса – и остановленных одной фразой некроманта… и вновь пошла прочь, не сбавляя шага.
Хочет показать, что следует нашей договоренности? Или демонстрирует свою власть в академии?
Так мне этого демонстрировать не надо. И видела, и слышала, и на себе испытала. Хватит.
Хватит позволять вытирать о себя ноги, хватит давать всем повод думать, что мы здесь – ничтожнейшие ничтожества. Адепты даже не воспринимают нас всерьез! Они не боятся нас! И из-за кого?!
Из-за него.
А это значит лишь одно.
Больше мерзкий челочник ко мне не подойдет.
Я прошла сквозь живой забор, дошагала до башни и, удивленная, застыла. Весь наш горе-курс выстроился перед входом в полном составе и в полной… нет, не в боевой готовности, но в боевой таки решительности.
В центре компании стояла Тата, и я догадалась, что «добрая весть» была доставлена и уже получила свой резонанс в нашем ни разу не высшем обществе.
– Они меня достали, – поигрывая мышцами на руках, сообщил Грог.
– Мы не можем оставить это без реакции, – сказала Нани, сурово глядя на меня.
Братья молчали, изучая мое лицо внимательными глазами, а Пузачо понуро смотрел вниз. Кажется, он переживает.
– Можем и оставим, – произнесла я негромко, затем обвела изумленные лица уверенным взглядом. – Вы все знаете, чего от нас ждут. Что мы будем пропускать занятия, что мы не будем слушаться, что мы будем вести себя так, как ведут себя все отбросы за стенами этой академии. Я предлагаю оправдать их ожидания.
– Чего? – засопел Грог, не очень понимая, куда я веду.
На лицах Таты и Нани были примерно такие же выражения.
– Неделя. Неделя оправданных ожиданий, неделя подтверждений всех их опасений. Мы не будем ходить на лекции, мы не будем ходить на практику, мы будем воровать еду – потому что мы не будем есть в общей столовой. И мы не будем вести переговоры.
– А что мы будем делать? – Пузачо почесал пузо, а его милые светлые кудряшки колыхались на ветру.
– Мы будем готовиться, – ответила я с мрачным удовлетворением.
– К чему? – еще более удивленно спросил Грог.
– К следующей неделе, – уже с предвкушением сообщила я.
На лицах братьев появилось идентичное моему выражение.
Они меня поняли без слов.
– Ты хочешь… оправдать их надежды, чтобы потом убить нашей дисциплиной? – Тата подняла бровь, глядя на меня с недоверчивым недоумением.
– Я хочу, чтобы никто, НИКТО в этой академии не мог навредить нам. Чтобы никто не мог застать нас врасплох и никто не мог напасть на нас поодиночке. Я хочу сделать из нас не просто сплоченную команду, я хочу сделать из нас силу, с которой вынужден будет считаться сам ректор. И я не хочу погибать в первом же бою предстоящей войны. Поэтому я планирую получить все знания, которые сможет мне предоставить данная академия. Поэтому я буду ходить на все лекции. И я заставлю и магистров академии, и обычных профессоров уверовать, что я не просто отброс общества, с которым они вынуждены дышать одним воздухом некоторое время, что я… что МЫ – такие же полноправные адепты этой академии. И для этого мы целую неделю будем отрабатывать нашу защиту, искать слабые места и прикрывать их сильными; мы наберем такую форму, что адепты будут вынуждены считаться с нашим присутствием, и мы добьемся уважения. Потому что, в отличие от них, мы пойдем на передовую и будем защищать честь нашего императора – пусть никто и не верит, что мы продержимся дольше пары минут. И я понимаю, что моя речь не тянет на премию «Оратор года», но все же жду вашей реакции.
Столь стремительное окончание пылкого и эмоционального монолога вызвало ступор у моих однокурсников. Следующие несколько секунд они переглядывались, пытаясь уловить общий настрой, а потом Грог не очень уверенно протянул:
– Я не шибко-то хочу попадать на эту самую войну…
– Сбежать с линии фронта мы всегда успеем – но для того, чтобы вырубить нашего конвоира, мы должны научиться драться вместе, – спокойно пожала я плечами.
В стане вольнослушателей послышались смешки. Кажется, однокурснички наконец отошли от шока.
Ну хвала всем повелителям Хаоса!
– Я думала, ты всерьез про «защищать честь императора», – с явным облегчением заметила Тата.
Воевать? За этого?..
– В моем плане нет пунктов о «смерти во имя засранца», – ответила просто. – В моем плане есть пункт «выбраться из этой задницы».
– Мне нравится этот пункт, – кивнула Нани.
– Мне тоже, – оскалилась Тата.
– Грог? – Я посмотрела на бугая, ожидая реакции.
– Хочу глянуть на этого темноволосого… – рассматривая свои ногти на наличие грязи, протянул лысый. – Что же он такого сделал, что у тебя аж в заду фитиль горит.
Я состроила кислую гримасу.
– Он сделал то, что хотел сделать ты: посмотрел, что у меня под платьем.
Лица окружающих вытянулись от шока. Снова.
– И что он там увидел? – слегка охрипшим голосом спросил Грог.