Похоже, эти два слова были у герцога любимыми. И еще: «Ты меня расстроила».
– Кто ты? – просипел Марлоу.
– Мое имя – Пенеллаф, но мой брат и еще несколько человек называют меня Поппи.
– Поппи? – прошептал он.
Я кивнула.
– Странное прозвище, но так меня звала мама. Оно прилипчивое.
Марлоу медленно прикрыл глаза.
– Зачем?.. – В уголках его губ появились трещинки, из новых ранок сочились кровь и темнота. – Зачем ты здесь?
Заставив себя улыбнуться, я крепче стиснула рукоятку кинжала и совершила еще одно действие, которое должно бы помешать моему вхождению в храм. Но пока что ничего такого не произошло. Я не впервые открываю себя умирающим.
– Я Дева.
Его грудь поднялась в резком вдохе, и он закрыл глаза. По нему пробежала дрожь.
– Ты Избранная, рожденная под покровом богов, защищенная еще в утробе, с рождения закрытая вуалью.
Да, это я.
– Ты… ты здесь ради меня. – Он открыл глаза, и я заметила, что краснота в них разлилась еще сильнее, оставив только намек на голубизну. – Ты… ты дашь мне умереть достойно.
Я кивнула.
Никому из проклятых укусом Жаждущего не дано умереть в своей постели, тихо и мирно. Доброта и сочувствие – не для них. Обычно их вытаскивают на городскую площадь и сжигают заживо перед горожанами. И неважно, что большинство стали проклятыми на службе во благо королевства или защищая тех, кто приветствует их ужасный конец.
Взгляд Марлоу переместился на закрытую дверь позади меня.
– Она… она хорошая женщина.
– Она сказала, ты хороший человек.
Жуткие глаза устремились на меня.
– Я… – Его верхняя губа изогнулась, обнажая смертельно острый зуб. – Я недолго буду хорошим человеком.
– Да, недолго.
– Я… Я пытался сделать это сам, но…
– Все хорошо.
Я медленно вытащила из-под плаща кинжал. Темно-красный клинок блеснул в свете свечи.
Марлоу уставился на кинжал.
– Кровокамень.
Пока признаки проклятия не появились, смертного можно убить любым способом, но уже проклятого берет только огонь или кровокамень. А полностью обращенного Жаждущего убивает только кровокамень или заостренный кол из древесины деревьев, выросших в Кровавом лесу.
– Я только… только хотел попрощаться. – Он содрогнулся. – Вот и всё.
– Я понимаю, – сказала я. Пусть мне хотелось бы, чтобы он не приходил, но чтобы понять его действия, мне не обязательно с ними соглашаться. Боль начала возвращаться к нему, резко усиливаясь и снова отступая. – Марлоу, ты готов?
Опять глянув на закрытую дверь, он опустил веки и кивнул.
С тяжелым сердцем, не зная, его или мое горе давит на меня, я немного подвинулась. Если у вас есть клинок из кровокамня или сук из Кровавого леса, то существует два способа убить Жаждущего или проклятого. Проткнуть сердце или поразить мозг. Первое не означает мгновенной смерти. Пройдут минуты, прежде чем несчастный истечет кровью, это болезненно и… грязно.
Прижав левую ладонь к ледяной щеке, я наклонилась…
– Я… я был не один, – прошептал Марлоу.
Мое сердце замерло.
– Что?
– Ридли… его… его тоже укусили. – Он испустил свистящий вздох. – Он хотел попрощаться с отцом. Я не… не знаю, позаботился он о себе или нет.
Если этот Ридли тянул до тех пор, пока не появились признаки проклятия, то он уже не способен о себе позаботиться. Что-то в крови Жаждущих и атлантианцев запускает примитивный инстинкт выживания.
Боги!
– Где живет его отец?
– В двух кварталах. Третий дом. Синие… кажется, синие ставни, но Ридли… он живет в казармах с… с остальными.
Боги милостивые, это скверно.
– Ты поступил правильно, – сказала я, жалея, что он не сделал этого раньше. – Спасибо.
Марлоу поморщился и опять открыл глаза. Они больше не были голубыми. Ему осталось совсем чуть-чуть. Секунды.
– Я не…
Я ударила стремительно, как черная гадюка из ложбин на дороге к храмам. Острие кинжала вонзилось в мягкое место у основания черепа. Под углом вперед и между позвонками; клинок вошел глубоко, перерезав мозговой ствол.
Марлоу дернулся.
Вот и всё. Он испустил последний вздох прежде, чем я это поняла. Смерть была настолько быстрой, насколько это возможно.
Вытащив клинок, я встала с кровати. Глаза Марлоу были закрыты. Это… это небольшое благословение. Агнес не увидит, насколько близко он подошел к тому, чтобы превратиться в ночной кошмар.
– Может, Рейн отведет тебя в рай, – прошептала я, вытирая кинжал маленьким полотенцем с приставного столика. – И может, ты обретешь вечный покой с теми, кто ушел до тебя.
Отвернувшись от кровати, я убрала кинжал в ножны, надела маску и накинула капюшон на голову.
Ридли.
Я направилась к двери.
Если Ридли еще жив, до обращения ему остались считаные минуты. Сейчас ночь, и если он в казармах, где спят те, кто не на дежурстве…
Я содрогнулась.
Как бы тренированы они ни были, они уязвимы так же, как и любой спящий. Мне на ум пришел один конкретный гвардеец с Вала, и мое нутро пронзил страх.
Очень скоро начнется резня.
Что еще хуже, проклятие распространится. А я как никто другой знала, насколько быстро оно разорит город, оставив на улицах только лужи крови.
Глава 5
Мы оставили Агнес в спальне. Она прижимала к груди обмякшую руку мужа и бережно убирала с его лица волосы.
Этот образ я нескоро забуду.
Но я не могу на этом зацикливаться. Я узнала от Виктера, что у Агнес есть дочь, но, к счастью, ее отправили к друзьям, сказав, что отец заболел. Виктер не видел причин не верить Агнес. Я испытала облегчение от того, что мои худшие опасения не подтвердились. Что ребенок не проклят тоже. Когда кто-то проклят, его укус может передавать проклятие, и хотя Марлоу не полностью обратился, с момента укуса он был подвержен вспышкам неконтролируемой ярости и жажды.
Теперь я стояла перед еще одной крохотной хижиной, в тенях узкого грязного переулка, и выслушивала очередную трагедию. Как только я поделилась с Виктером словами Марлоу, мы отправились прямиком к отцу Ридли, поскольку это ближе, чем казармы. Я была безмерно рада тому, что не смотрю на этого мужчину, потому что слышала в его голосе душераздирающие нотки, когда он рассказывал Виктеру о случившемся. У меня раскалывалась голова. Если я увижу бедного отца, то захочу как-то облегчить его боль. Как только Виктер спросил у старика, не видел ли он сына, тот сразу понял, зачем пришел Виктер.
Ридли не смог о себе позаботиться.
Однако отец смог.
Он показал Виктеру место во дворе под грушей, где похоронил Ридли. Он оборвал жизнь сына днем раньше.
Я все еще думала об этом, когда мы с Виктером брели по густой роще за цитаделью, чтобы не нарваться на городских гвардейцев. Когда-то в Роще Желаний в изобилии водились животные – олени и дикие кабаны, но после многих лет охоты остались только самые крохотные существа и огромные хищные птицы. Теперь роща служила чем-то вроде границы между имущими и неимущими: густая полоса деревьев стирала тесные жилища Нижнего квартала с глаз тех, кто живет в домах втрое больше того, в котором горюет Агнес. Часть рощи, ближе к центру города, расчистили и разбили там парк, где проводят ярмарки и праздники, катаются верхом, торгуют и устраивают пикники в теплые дни. Роща буквально врезалась во внутреннюю стену замка Тирман.
Мало кто отваживался ходить через рощу: считалось, что здесь блуждают души умерших. Или души гвардейцев? Или же между деревьями бродят духи загнанных на охоте животных? Точно не знаю, существует много разных версий. В любом случае, они нам на руку. Мы легко можем выскользнуть незамеченными из Садов Королевы в рощу, нужно только следить за патрулями. А уж из рощи можно идти куда угодно.
– Нам нужно обсудить то, что произошло в том доме, – заявил Виктер, когда мы пробирались по лесу, ведомые лишь проблесками лунного света. – О тебе говорят.
Я знала, что этот разговор неизбежен.
– И ты используешь свой дар там, где он все равно не поможет, – добавил он, стараясь говорить тихо, хотя нас некому было подслушивать. Разве что какому-нибудь еноту или опоссуму. – Ты по сути просто подтверждаешь, кто ты.