А если посмотреть вон на того мрачного мальчика, наверное, едва дотягивающего до требуемых двадцати лет. Сидит в каком-то рванье, ни тёплой одежды, ни сапог. Да и провожающих поблизости не видно. Какой-нибудь бродяжка, решивший, что на воинской службе всяко сытнее будет. В первые годы после побега Майяри повидала множество таких парнишек. Большая часть из них вливалась в бандитские шайки – туда попасть особого труда не составляло, – кто-то умудрялся пробиться в ученики к ремесленникам, но тут уж дюжее старание требовалось, другие продолжали жизнь побирушек, и лишь единицам из них везло попасть куда-нибудь на воспитание.

Мысленно пожелав мальчишке удачи, Майяри продолжила осматриваться.

На заставу она проникла вместе с дозорным отрядом, возвращавшимся с задания. Управились быстро и вернуться решили через лес, чтобы поохотиться и привезти свежего мяса. Майяри потребовалось лишь скрыть запах – благо в этот раз у неё просто прорва амулетов – и в виде сугроба подобраться ближе к волокушам с добычей. Там она легла на ещё тёплую оленью тушу и сменила окрас цветного щита: олень враз слегка потолстел.

Оказавшись в крепости, Майяри подождала, пока охотники нахвалятся добычей, и, улучив момент, переместилась с волокуш к бочке, где и притаилась в ожидании ночи. Бродяжничая, она довольно часто проникала на заставы, чтобы разжиться едой, послушать, что творится в новом для неё мире, и посмотреть, как живут обычные оборотни. В этот раз на заставу её заманили голод и недомогание. Прошагав более суток на юго-запад, Майяри ощутила жар, а потом уже и сильную головную боль. Лекарства в мешке с артефактами не было, а камни, если это не специальные лечебные амулеты, от болезни помогали мало.

Но ночи ждать не пришлось. После полудня ворота распахнулись и внутрь повалил народ. Даже досадно стало. Вот знала бы, тогда бы не пришлось на туше убитого оленя кататься и слушать восхищения, какой зверь жирный! Хорониться у бочки смысла больше не было. Выискав в памяти образ безобидного старика, с которым Майяри как-то беседовала, будучи бродяжкой, девушка присоединилась к толпе. Внимания на неё никто и не обратил. Посчитали, наверное, одним из провожающих. А после чашки горячей каши, которую ей из уважения к почтенному возрасту поднёс один из оборотней, вроде как и жар отступил и стало значительно легче.

– Чего разнюнился, как девка?! – взбешённо прошипел кто-то рядом, и Майяри заинтересованно обернулась.

В сажени от неё стоял невысокий кряжистый оборотень с лысой головой и густой, завивающейся в кольца чёрной бородой. Сложив руки на груди, он с отвращением смотрел на понурившегося парнишку в коротком светлом овчинном тулупчике. Паренёк был довольно высок, но всё ещё по-подростковому нескладен и угловат. Веснушчатый, с растрёпанными пшеничными волосами и голубыми глазами.

– Да о такой жизни все мальчишки мечтают! – продолжал шипеть бородач. – Я тебя еле пропихнул сюда, спасибо старому другу, а то такого рохлю и брать-то не хотели.

– Дядя… – начал было парнишка, но его резко осадили.

– Смотришь, как бычок на заклание, у-у-у! – дядя замахнулся, чтобы отвесить оплеуху, но сплюнул и всё же опустил руку. – Через год сам меня благодарить будешь.

Мальчишка шмыгнул носом.

Майяри отвернулась, чувствуя, как внутри узлом завязывается злость. Это не её дело. Сами разберутся.

Заставив себя сосредоточиться на предстоящем дне, Майяри подумала, что ей всё же повезло. Завтра мальчишек-новобранцев должны были отправить на Ыйскую заставу для обучения. Кое-кто из родичей – те, кому домой ехать в ту же сторону, – отправится в путь вместе с ними. Почему бы и такому почтенному оборотню, как она сама, не проводить ещё немного внучка? Тем более что Ыйская застава стоит в каких-то двадцати верстах от Гава-Ыйских болот.

Благодушное настроение опять вернулось к ней – внутренний харен укоризненно посмотрел, немного подпортив прелесть момента, – и девушка опять огляделась. Пристальный взгляд одного из служивых заставил её напрячься, но она не отвернулась и, кивнув оборотню, одарила его отеческой улыбкой. Тот отчего-то смертельно побледнел и растерянно заморгал.



Глава 7. Дар харена – видеть истину

Обоз с новобранцами тянулся по всё сильнее расползающейся дороге вторые сутки. Родственники-провожатые один за другим отсеивались, и Майяри тоже подумывала покинуть обоз: больно приметной становилась. Пока-то служивые к деду особо не цеплялись, с уважением к возрасту относились. Да и поди пойми, что он тут лишний: все мальчишки почтительно величали его дедушкой, глядишь, где-то среди них и настоящий внук есть. И боязно как-то подходить.

Майяри чувствовала лёгкий страх, витающий вокруг неё, но понять, с чем он связан, так и не смогла. Особенно шарахался тот служивый, что так усердно пялился на неё ещё на заставе. Может, добрый дед, личиной которого она воспользовалась, и не добрый вовсе?

К вечеру обоз покинули ещё трое сопровождающих, и Майяри решила, что и ей нужно утром уходить. С обозом ехать, конечно, удобнее. Ей, как оборотню пожилому, и место в телеге уступили. Три раза в день можно поесть горячей каши, да и кому придёт в голову искать её среди новобранцев-вояк? Внутренний харен недовольно заворочался.

Юные оборотни уже успели перезнакомиться между собой и разбиться на группки. Даже у мальчишки-бродяги, разжившегося казёнными тулупом и сапогами, появился товарищ – серьёзный молчаливый паренёк в добротной одежде. Оба оборотня молча сидели у костра и изредка перебрасывались между собой словами. Заставники одобрительно посматривали на них, и Майяри даже слышала, как кто-то из них сказал, что из парней могут выйти соглядатаи.

Остальные группы были побольше и заводили там, главным образом, парнишки, «жаждущие геройской славы». Так их для себя определила Майяри. «Герои» порой цеплялись друг к другу, но до ссор и драк пока не дошло – заставники следили.

Были среди мальчишек и одиночки: с кем-то никто водиться не хотел, кто-то сам ни к кому ни шёл. Взять хотя бы парнишку, что рядом с ней сидел. Тот самый, с пшеничными волосами, которого дядя ругал. Дядя покинул заставу на следующее же утро, и племянник совсем раскис. Майяри никогда не видела, чтобы он плакал, но глаза у него постоянно были красными и опухшими. С плаксой никто иметь дела не хотел, да и ему окружающие были безразличны.

Заметив взгляд старика, мальчишка было отвернулся, а затем набычился и недовольно зыркнул в ответ. Дедушка лишь ласково улыбнулся, и парень стыдливо опустил голову.

– Не хочу я служить, – неожиданно даже для самого себя признался он. – Страшно и… и противно кого-то убивать.

– Вот как? – протянула Майяри, пытаясь вспомнить имя оборотня.

Вроде Лѐшкой звали.

Паренёк осмелел. Пожилой оборотень не торопился его осуждать и строго поучать, что, мол, служба почётна для любого мужчины и ему стоит гордиться, что он станет настоящим защитником родины и, может, достойно погибнет в бою и останется в истории героем.

– Чем нехороша работа земледельца? – на его глазах сверкнули сдерживаемые слёзы. – Хлеб все едят.

– Пахарем хочешь быть? – старик спросил не сразу. Помолчал, словно обдумывая услышанное, и только потом изволил говорить.

– Нет, – щёки юнца порозовели, и он стыдливо опустил голову. – Кузнецом, как отец. Но дяде не по нраву это занятие. Всю жизнь папеньку попрекал за то, что тот серпы да плуги ковал. Вот из меня решил настоящего мужчину сделать. Неужто настоящий мужчина должен непременно воевать и убивать?

– Да кто ж знает? – пожилой оборотень вздохнул. – Сколько ни живи на свете, а все ответы не найти. Иногда кажется, что их и нет. Какой он – настоящий человек? По мне так настоящий человек тот, кто твёрдо идёт по намеченному пути, не слушая, что там другие болтают.

– А вы, дедушка, по вашему пути твёрдо шли? – парнишка уставился на старика затаив дыхание.

– Да нет, куда уж мне? Сложное это дело. Здесь устоишь, а там споткнёшься. Вроде иду-бреду… Может, и хватит до конца жизни прошагать.

– До конца жизни? – выпучил глаза мальчишка.

– А ты думал, год-два, и нужный путь сам под ноги ляжет? – дедушка улыбнулся и хитро прищурился. – Э-э, нет. Его порой своими рученьками надо прокладывать. Хочешь жить по-своему? Так придётся ой как потрудиться!

Парнишка опустил голову и глубоко задумался. Старик продолжал ласково улыбаться, а Майяри, скрытая его обликом, погрузилась в воспоминания. Мудрость, которую она высказала мальчишке, была заёмной. Когда-то она сама говорила с этим стариком, чьим лицом прикрывалась, но на его речи отреагировала иначе, чем юный оборотень. Слова доброго деда, не отказавшегося поговорить с бродяжкой, пока внуки чинили поломавшуюся телегу, убедили её, что если бороться, то жизнь сложится как надо. Бороться и выгрызать то, что ей нужно, Майяри умела.

Понимание, что не всегда и не всё можно выгрызть, пришло позднее. Когда её собственный путь начал пересекаться с чужими дорогами. Эти перекрёстки порой были такими хрупкими, что каждый надлом мог разрушить всё полотно дороги. Сколько раз за эти годы проложенный и свеженамеченный путь рассыпался в пыль или уходил в болото? Быть строителем своей собственной жизни очень сложно. Наверное, действительно проще ходить по уже испытанным дорогам, только вот судьба у неё такая, что и эти пути ей недоступны. Либо жить той жизнью, что определил для неё дед, либо самой строить.

Только вот у неё почему-то всё какая-то дрянь выходит.




Светловолосый паренёк сбежал той же ночью. Может, часовые его и поймали бы, но Майяри отвлекла их, зашевелив землю под кустами. Пока оборотни проверяли заснеженные заросли, парнишка канул в тьму, а «старик» спокойно забрался под его одеяло.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Утром добрый дедушка исчез. Его поискали – больше всех старался болтавший с ним накануне вечером светловолосый мальчишка, – да и тронулись в путь.

Только один из заставников продолжал обеспокоенно осматриваться и шептать раздражённому товарищу:

– Говорю тебе, знаю я этого деда. Знаю! Это дед Лирим из Отловиных брошек. Сам, на своих плечах года два назад нёс его на погребальный костёр. Мертвец это!

– Да когда ж ты угомонишься?! – вызверился друг, которому надоело слушать эти байки, и невольно с опаской осмотрелся.



– И куда только, поганка, заныкалась? – Викан с досадой взъерошил волосы и плюхнулся на лапник.

Ещё неделю назад прыткость Майяри его забавляла и даже приводила в восторг, но сейчас, после бесконечных и однообразных полётов над заснеженными лесами и полями, звериный азарт окончательно выветрился и выстудился. Дико хотелось завалиться в медвежью берлогу и проспать хотя бы до середины второго месяца весны. А одинокие чёрные точки уже вызывали зубовный скрежет: приходилось опускаться вниз и проверять, не Майяри ли это, хотя чутьё вопило, что так легко она не попадётся.

Посеревший и осунувшийся Ранхаш не спешил покидать седло, и Шидай настороженно посматривал на него, опасаясь, что сын поднимется в небо без него. Спал харен очень мало и плохо, и другим нормально отдыхать не давал. Ирривану ещё везло: он мог поспать немного в птичьем облике, пристроившись на драконе позади всадника. А на замечание Шидая, что отряду нужен отдых, Ранхаш ответил, что они могут вообще вернуться назад. Он их не звал.

Неделю, целую неделю они прочёсывали леса, но так и не нашли замеченную где-то здесь девушку. А сегодня утром, залетев на ближайшую заставу, чтобы сменить драконов, узнали, что девчонку видели за сотню вёрст от этих мест, чуть ли не у самых Рирейских гор. И как только ей удалось забраться так далеко? Десятки отрядов в воздухе и на земле рыскают туда-сюда в поисках её, но Майяри умудрилась избежать встречи со всеми. В другой ситуации Шидай бы даже возгордился, а сейчас только досада крепла.

– Ранхаш, спускайся. Надо отдохнуть. Завтра к горам лететь.

Харен мотнул головой и медленно спешился.

– Что такое? – лекарь с опаской взглянул на погружённого в глубокую задумчивость сына.

Ранхаш не ответил и опустился на лапник рядом с Виканом. Брат взглянул на него неприязненно, но гнать не стал. Пусть уж лучше сидит, где сидит, а то опять на дракона полезет и отдохнуть снова не выйдет.

– Майяри видели уже три раза, – глухо пробормотал харен, и отец с братом непонимающе посмотрели на него.

Вид у Ранхаша был несколько невменяемый от недосыпов, и порой казалось, что он бредит.

Сам он считал, что наконец смог вернуть прежнюю невозмутимость и рассудительность и начал слышать собственную интуицию.

Майяри видели три раза. Целых три раза. Почему?

Ранхаш не мог ответить на этот вопрос. Её не ограничивали хаггаресские браслеты, ей нет необходимости скрывать собственные силы – она и так себя раскрыла – и она забрала мешок с артефактами, содержимое которого Ранхаш знал до последнего камешка. Почему она позволила обнаружить себя целых три раза?

Майяри в спешке горазда совершать ошибки и оставлять следы, но чтобы столь очевидно… Ранхаш закусил губу. И его совсем не тянуло к Рирейским горам. Даже представляя, что девушка на драконе переваливает за горную гряду и скрывается в другом государстве, он совершенно ничего не чувствовал.

– Обманку можно научить летать на драконе? – неожиданно спросил он.

– Да можно, наверное… – неохотно ответил Викан.

– В мешке были кристаллы ложного облика.

– Обманка бы столько не продержалась, – отрицательно мотнул головой брат. – В неё столько магии не вбухаешь… Эй, дядя, ты чего?

Оборотень с удивлением уставился на лекаря, который выронил котелок со снегом и ошеломлённо распахнул рот.

– Её обманки могут продержаться…

– Вот как? – Ранхаш устало потёр глаза.

Образ летящей за горы Майяри окончательно исчез из его воображения.

– Мы не полетим к Рирейским горам.

– Что? Отступить решил? – поинтересовался Викан.

– Она на Гава-Ыйских болотах.

Теперь харен был уверен в этом. Его даже кольнуло сожаление, что он позволил себя запутать и свернул с правильного пути.

– Дядя, кажется, ему пора нормально поспать.

К удивлению Викана, лекарь задумчиво закусил губу и посмотрел на северо-запад.

– Да что ей делать на болотах?

– Действительно, что? – в отличие от брата в голосе Ранхаша прозвучал интерес, а не недоумение.