— Доминик?
— Побудь здесь, Шарлин. Я все тебе расскажу.
— Если это касается меня, доктор Милтон, то я тоже хочу присутствовать при разговоре.
Я смотрю в глаза альфе и прошу:
— Доминик, пожалуйста.
Я чувствую, как напряжены его пальцы под моей ладонью, и уже понимаю, что никакие просьбы здесь не помогут. Поэтому просто отпускаю руку, но Доминик перехватывает ее снова, сплетая наши пальцы.
— Хорошо. Это действительно касается тебя.
— Могут возникнуть определенные сложности, альфа Экрот, — говорит доктор. — Прима Брайс носит волчонка. Плод развивается нормально по меркам вервольфов, но слишком быстро для человека. Поэтому ее тело, нервная и эндокринная система не успевают подстраиваться под такие перемены.
— Что это значит? — спрашиваю я, и только сейчас доктор наконец-то отвечает мне:
— Это значит, что вам нужны особые условия для того, чтобы выносить и родить этого ребенка. Я бы сказал — идеальные. Но даже в этих условиях я не могу ничего вам гарантировать. Ваша жизнь и ваше здоровье под угрозой.
Меня посещает странная мысль, что, возможно, стоило выйти и оставить все на Доминика, но я гоню ее прочь. Лучше послушать советы доктора из первых уст. Тем более по тому, как напрягся альфа, заметно — он всерьез задумался над идеальными условиями для меня.
— Я не обычный человек, доктор Милтон, — спешу я объяснить. — Мой… знакомый назвал меня «имани».
Взгляд доктора смягчается и становится задумчивым.
— Когда альфа Экрот вчера вечером рассказал мне о вас, я сначала не поверил. Впервые слышу об общих детях людей и вервольфов! Но результаты ультразвукового исследования и анализ вашей крови потрясают. И все же я не отказываюсь от своих слов, для вашего организма подобная беременность — настоящее испытание. Я бы хотел наблюдать вас на протяжении этих месяцев.
— Обязательно, доктор Милтон, — на этот раз за меня отвечает Доминик. — Еще я хочу уточнить насчет идеальных условий. Что вы под этим подразумеваете?
Да, мне тоже это интересно.
— Сбалансированное питание, массаж, специальная гимнастика, но самое главное — исключить любой стресс.
— Любой?
— Любой?!
Ну хотя бы в удивлении мы с Домиником солидарны.
— Да, — подтверждает доктор. — Обычно я советую это всем своим пациенткам, но вам, прима Брайс, — особенно. Не нужно лишних волнений. Только отдых, позитивные эмоции и настрой. Исключите общение с личностями, которые вам неприятны и которые вызывают раздражение.
Я прикусываю губу, чтобы сдержать смех, и ловлю взгляд Доминика. Его просто надо видеть: так внимательно слушает и будто не верит тому, что слышит. Еще бы! Чтобы исключить всех раздражающих личностей, мне нужно держаться как можно дальше от самого Доминика.
— Я советую окружить приму Брайс заботой, — продолжает доктор, — и быть к ней внимательным и лояльным. Как я уже говорил, ее гормональная система перестраивается слишком быстро, поэтому возможны слишком резкие перепады настроения. Постарайтесь отнестись с пониманием к просьбам, которые могут показаться женскими капризами.
А вот это уже перебор.
— У меня не бывает женских капризов! — возражаю я.
— Бывает, — отрезает Доминик, за что получает укоризненный взгляд от доктора.
— Это именно то, о чем я говорю.
Не знаю, что насчет позитивного настроя, но мое настроение стремительно скачет вверх. Возможно, все не так плохо, как я представляла. Это же какая власть над альфой теперь в моих руках!
Я широко улыбаюсь Доминику, а вот он хмурится.
— Еще насчет ваших сексуальных отношений, — продолжает доктор Милтон.
— Никаких сексуальных отношений? — с притворной грустью интересуюсь я. — Это сложно, но можно пережить.
— Наоборот, это часть животных инстинктов. Во время беременности вы должны отдаваться на волю инстинктов, чтобы ваш ребенок привыкал к своей волчьей сути. К тому же во время секса выделяется огромное количество эндорфинов, вы и ребенок начинаете чувствовать себя в безопасности. Я бы настоятельно вам его рекомендовал. Разве что выбирайте более безопасные позиции.
Теперь моя очередь хмуриться, но возразить мне нечего. Не объяснять же доктору, что между мной и Домиником больше нет и не будет никакого секса? Хотя теперь понятно, почему я хотела наброситься на вервольфа тогда, на лестнице. Когда я практически отдалась на волю инстинктов, а заодно чуть не отдалась ему.
Мне выдают еще множество указаний, записывают на регулярные обследования и анализы и наконец-то отпускают.
Мы выходим из клиники вместе, и я интересуюсь:
— Подвезешь меня в магазин?
— Я отвезу тебя домой.
Мое хорошее настроение лопается, как мыльный шар.
— Что?! У меня рабочий день в разгаре.
— Тебе нельзя работать, Шарлин, — раздраженно сверкает глазами Доминик. — Ты беременна.
— Беременна, а не больна.
— Ты слышала, что сказал доктор?
— Прекрасно слышала! Меня нельзя раздражать, а ты меня сейчас раздражаешь.
Лицо Доминика нужно видеть: зрачки налились желтым, скулы заострились, губы сжаты в тонкую линию. Ощущение такое, что он вот-вот лопнет от сдерживаемой ярости! Но он быстро берет себя в руки и распахивает передо мной дверцу автомобиля.
— Значит, на работе ты не раздражаешься?
— Нет, она меня умиротворяет.
Конечно, не в дни перед праздниками, когда я и Рэбел сбиваемся с ног, чтобы всех обслужить и ничего не забыть, но если доктор Милтон прав в своих опасениях, мне стоит закончить все дела в магазине именно до праздников, чтобы потом полноценно отдыхать. Как бы ни был велик соблазн злить Доминика, я не собираюсь подвергать жизнь малыша опасности.
— Хорошо, — говорит вервольф, устраиваясь на соседнем сиденье. — Тогда я должен сам в этом убедиться.
Что?! Надеюсь, это не то, о чем я подумала!
— То есть?
— Я поеду с тобой, чтобы убедиться, что твоя работа не доставляет тебе и нашему сыну беспокойства.
Я даже поворачиваюсь к нему целиком, всматриваясь в резкий мужской профиль.
— И как ты собираешься в этом убедиться?
— Проведу день рядом с тобой, в магазине.
Доминик в моем магазине? Он распугает всех покупателей! Не говоря уже о том, что он будет постоянно мелькать у меня перед глазами и о работе можно забыть.
— Не получится. Это будет меня раздражать. Лишний стресс и все такое.
Теперь Доминик смотрит на меня, но без прежней ярости, в светло-карих глазах лишь решимость. Он подается вперед и кладет ладонь на мою скулу, я даже не успеваю отпрянуть. Да и отпрянуть — значит, показать свою слабость, и плевать, что он наверняка слышит мой участившийся пульс.
— Тебе придется смириться с моим присутствием в своей жизни, Шарлин, и перестать все списывать на раздражение. Тем более что я чувствую, когда в тебе вспыхивает гнев, а когда — совершенно другие эмоции. — Вервольф усмехается. — Если мы будем порознь, сложно будет выполнять все рекомендации доктора. Особенно ту, где тебе нужно обязательно отдаваться на волю животных инстинктов.
Он всего лишь проводит большим пальцем по скуле, задевая ухо и прядь волос, а по всему моему телу в секунду прокатывается жаркая волна. Это ненормально, но мне дико хочется секса. С Домиником.
Бесы!
— Доктор Милтон не сказал, что мне обязательно делать это с тобой.
Доминик рычит, обхватывает меня за плечи и притягивает к себе. Так быстро и так внезапно, что я не успеваю ничего сделать.
— Никто к тебе не притронется, Шарлин, — клянется он мне прямо в губы, и я понимаю, что это действительно слово альфы. — Я не позволю.
Мой пульс не просто сбился, сердце грохочет уже где-то у горла.
— Ты снова меня раздражаешь, Доминик, — говорю я. — Больше. Так. Не делай.
По его лицу прокатывается судорога, меня возвращают на место очень медленно и осторожно. Но больше всего меня поражают его слова:
— Прости. Это больше не повторится.
— Хорошо, — киваю я. — Держи свои эмоции в узде. И домыслы тоже.
— Домыслы?
— О множестве мужчин вокруг меня. Сейчас для меня важен только ребенок.
Это правда. Мой малыш сейчас важнее всего.
— И если ты собираешься в мой магазин только затем, чтобы отпугивать от меня мужчин, то не стоит. Твой вервольфы уже всех распугали.
Доминик снова бросает на меня пристальный взгляд.
— Я проведу день в магазине только по той причине, которую озвучил. Чтобы убедиться, что ты не раздражаешься.
— Тебе разве не нужно заниматься своими делами? — снова не выдерживаю я. — Бизнесом там, обязанностями альфы, подготовкой к свадьбе, в конце концов!