— К сожалению, угрожает. Моя мать умерла при родах, но она не исключение. Я нашел несколько упоминаний об имани, все они погибали либо в попытках выносить младенца-вервольфа, либо, чаще, в момент его рождения. Человеческое тело, даже тело имани слишком хрупкое, поэтому мать отдавала все силы ребенку. Конечно, он рождался очень сильным, и это того стоило.
Мне кажется, я падаю, проваливаюсь куда-то глубоко-глубоко, хотя по-прежнему сижу на диване. Но слова Хантера въедаются в сознание, и вместо паники меня охватывает какая-то нездоровая злость, хочется рычать на него. Какого беса он все время лезет в мою жизнь?!
Когда в наушниках слышится рычание, сначала я думаю, что оно принадлежит мне. Только спустя мгновение до меня доходит, что это рычит мой волк.
— В истории упоминается всего два случая рождения полукровок, с тобой — три. — Я далеко не сразу осознаю, что это говорит не Хантер, а Доминик. — Но мне прекрасно известно, как пишется история, поэтому я предпочитаю доверять, но проверить.
— Ты знаешь об этом?
— Конечно. С тех пор, как я узнал о ее беременности, у меня целый отдел занимается тем, что день и ночь ищет любые упоминания этих имани.
Если я могла удивиться еще больше, то только что это сделала. Не просто удивиться, после слов Доминика у меня в груди растеклось тепло, и одновременно захотелось настучать ему по голове. За то, что столько для меня делает и при этом ни о чем мне не рассказывает. Вот как с ним бороться?!
— Нашли только о смерти? — усмехается Хантер, а внутри меня зарождается утробное рычание.
— Пока. Это та таинственная информация, которую ты хотел передать через Венеру? Напугать Шарлин еще больше?
— Я планировал рассказать ей об одном условии, которое может спасти ей жизнь.
— Расскажи мне.
Я даже придвинулась ближе к экрану и затаила дыхание.
— Нет, — отрезает он. — Она узнает это от меня или не узнает вовсе, но тогда ее смерть будет на твоей совести, Экрот.
— Если бы мы не выходили на Волчий ринг через несколько минут, я бы вызвал тебя вновь.
— Значит, прекрасно, что ты уже это сделал, а я принял вызов.
— Зачем тебе это? Этот бой.
— Это моя месть вашей стайной семейке.
— Ты не имеешь никакого отношения к моей стае, Бичэм. Твоя биологическая мать не была любовницей моего деда.
— Но это не помешало ему заниматься с ней сексом.
— У него была женщина, его пара. Ему больше никто не был нужен. Кто-то из твоих родителей солгал.
— Или лжешь ты.
— Увидимся на ринге.
Экран погас.
Не будь предыдущих сюрпризов со звуком, я бы, наверное, взревела волчицей, а так лишь крепко сцепила зубы, чтобы не высказать Кампале все, что я о нем на самом деле думаю. Не то чтобы я этого стеснялась, просто хотела, чтобы этот шутник показал сам бой. Если у него камеры в раздевалках стоят, то наверняка на ринге тоже.
— Как же обещанное место в первом ряду? — поинтересовалась спокойно, когда смогла подобрать цензурные слова. — Или у тебя технические неполадки?
— Думаю, стоит ли допускать беременную женщину к такому кровавому зрелищу.
— Будто тебя волнует мое здоровье.
— Волнует, Чар, еще как волнует. Когда эти два волка сцепятся и сдохнут в этой битве, ты и твой ребенок достанетесь мне. Я позабочусь о вас и воспитаю сильнейшего альфу. Непобедимого. Того, кто подогнет под себя все стаи. А я буду его любимым папочкой.
Судя по всему, неполадки у него не технические, а с головой! Потому что он еще больший психопат, чем я думала. Больной ублюдок!
От таких откровений захотелось бросить трубку, а потом еще и помыть руки и уши, но я сдержалась. Так я не помогу Доминику. И себе тоже не помогу.
— Ты слышал их разговор. Не факт, что я вообще смогу выносить ребенка.
— Ты постараешься, а потом отправишься следом за Экротом.
Меня замутило не столько от его слов, сколько от спокойного скучающего тона, будто Кампала вслух размышлял, что бы ему съесть на обед, а не о смерти, моей и моего волка.
Я заставила себя выдохнуть, потому что фантазии этого больного ублюдка не имели никакого отношения к реальности.
— Зачем напрягаться с ребенком, у тебя уже есть могущественный сын имани. Чем тебя не устраивает Хантер? Вы же союзники.
— Союзники. Поэтому он поможет мне избавиться от Экрота.
— А что потом?
— Ты действительно хочешь это знать?
Нет. По сути, мне плевать на Хантера, наша дружба закончилась на том, когда я узнала, что он меня использовал. Но мне совершенно точно не наплевать на Доминика.
— Покажи мне бой, — приказываю я. На мысли о Доминике в меня втекает холодная уверенность. Такая, с которой можно идти напролом. — Я все равно буду волноваться, возможно, даже сильнее, если ничего не увижу, и тогда тебе придется распрощаться с планами насчет преемника.
— Не могу отказать, когда женщина просит, — усмехается он, и в наушники ударяет гул, похожий на рычание толпы, собравшейся на стадионе во время футбольного матча или концерта суперзвезды.
На этом сходство заканчивается, потому что это не стадион. Мне приходится развернуть окно на весь экран, чтобы рассмотреть происходящее с девяти разных ракурсов. Девять камер устремлены на без преувеличения огромный ринг, похожий на поляну. С одной стороны песок, кое-где островки вытоптанной травы, высохшие бревна и камни: крупные и поменьше. Все это утоплено внизу, чтобы зрителям было все хорошо видно, а зрителей здесь много. Мужчин, женщин, людей и вервольфов. Казалось, каждое место резко уходящих вверх рядов занято. Возбужденными, взбудораженными, предвкушающими яркое зрелище зрителями.
Не знаю, чего я ждала, но явно не того, что их будет так много. Так много желающих посмотреть на бой Доминика и Хантера. Или это норма для волчьего ринга?
— Первый ряд, — вклинивается в этот шум Кампала. — Хотя вернее будет сказать, ВИП-место.
— Ты всегда смотришь бои через экран? — догадываюсь я.
— Это удобно, так я могу видеть всё и всех.
— А тебя не видит никто.
Он не отвечает, но все и так понятно: скрывает лицо, скрывает голос, скрывает истинную личность. Кто же он такой?
Мой взгляд скользит от одной камеры к другой и цепляется за вервольфа возле дверей, больше похожих на ворота. Мэверик Халли. Тот самый, что приходил ко мне в магазин с требованием долга. Судя по выражению лица, он не разделяет бушующего вокруг восторга, но рассмотреть его как следует я не успеваю.
Кто-то ударяет в гонг, и волчий ринг резко погружается во тьму. Публика мгновенно затихает, а свет выхватывает высокого рыжеволосого мужчину в смокинге на площадке.
— Доброй ночи, леди и джентльмены! — приветствует он, и его усиленный микрофоном голос наверняка слышно всем. — Добро пожаловать на Волчий ринг. Впрочем, вы уже знаете, куда пришли, потому что в наш закрытый и эксклюзивный клуб просто так не попасть. Нужно особое приглашение. И сегодня вы его получили!
Публика рукоплещет и свистит, а некоторые даже подвывают, изображая волков.
— Рад видеть наших постоянных гостей и тех, кто с нами впервые. Сегодня вас ждет неожиданное уникальное шоу. Сильный молодой альфа выступит против нашего с вами любимчика — непобедимого Сына имани.
Непобедимого?!
Ведущий треплется, распаляя публику, а я сижу как на иголках, пытаясь в темноте ринга рассмотреть, что же там происходит. И только случайно краем уха улавливаю:
— Наши бойцы сражаются до тех пор, пока один из них не сможет подняться. Что же касается правил — их как всегда нет! Надеюсь, вы успели сделать ставки, потому что мы н-а-ч-и-н-а-е-м!
Трибуны просто взрываются ревом, над рингом-поляной ярко вспыхивает свет, и я вижу, как через одну дверь выходит Доминик. Он выглядит так же, как и несколько минут назад, сосредоточенным и решительным.
Я долго всматриваюсь в его лицо и поэтому чуть не пропускаю появление Хантера с противоположной стороны. Историк выходит красиво и гораздо более эффектно: на нем лишь джинсы и, собственно, всё. Его публика встречает довольным ревом, а он вскидывает руки вверх, приветствуя всех.
Позер!
Как я вообще могла им интересоваться?
Противники встречаются в центре ринга, на большом плоском камне, и становятся друг напротив друг. Одна камера показывает крупным планом Доминика, другая — Хантера, на губах которого играет усмешка, и меня прошибает холодный пот, но я медленно повторяю про себя, что верю в своего мужчину. Мой волк, мой альфа сейчас победит, затем разделается с Кампалой, а со всем остальным мы разберемся вместе.
— Да начнется волчий бой! — ревет ведущий, и с моих губ срывается хриплый выдох.
Бойцы в доли секунды перекидываются в волков.
Сказать, что это неожиданно, — значит ничего не сказать. Я наивно полагала, что они будут сражаться в человеческом обличье. Ключевое слово «наивно».
Костюм Доминика в мгновение ока расходится по швам, и знакомый снежный волк опускается на все четыре тяжелые лапы. Хантер немного отстает, но я не могу сказать, потому что он слабее или потому что пафосный и работает на публику. Его тело покрывается серебристо-серой шерстью, лицо вытягивается, превращаясь в звериную морду. Когда он окончательно трансформируется в волка, то через любую из открытых мне камер заметно, что сын имани крупнее и массивнее Доминика раза в полтора, а его взгляд светится жутковатым синим сиянием. Ко всему прочему, Хантер задирает голову кверху и издает вой, больше похожий на боевой клич.
Публике это нравится — толпа затихает, предвкушая зрелище. Волки обходят друг друга по кругу, рассматривая и оценивая противника. Смотрят глаза в глаза, и я ловлю взгляд Доминика, когда одна из камер получается направленной в его морду. Хочется крикнуть: «Зачем тебе это? У тебя же есть пара, ребенок», пусть даже он меня не услышит. Поэтому я не кричу. Поэтому, а еще потому, что крик застывает в горле.
Белый волк нападает первым: бросок — и он с силой врезается в Хантера. Удар мощный, поэтому они оба соскальзывают с камня и катятся по песку, где уже серебристый монстр изворачивается и полосует лапами по боку Доминика. Но тот будто не замечает этого, прыгает сверху и ударяет так, что голова Хантера откидывается назад. Вздохнуть с облегчением я не успеваю: лапа белого попадает под пасть серого волка.
Все происходит быстро. Настолько быстро, что просто невозможно уследить за ударами, укусами, подсечками.
Это не постановка. Не драматическое шоу, хотя ведущий подогревает публику своими комментариями.
Это бойня.
Толпа ликует, когда на песок проливается первая кровь — кровь моего волка. Я чувствую ее запах, привкус на языке и одновременно с тем болезненное жжение со стороны внутренней части щеки.
В отличие от моей, рана Доминика мгновенно затягивается, и бой продолжается.
— Как тебе зрелище? — «оживает» в наушниках Кампала.
— Отвратительное.
Настолько отвратительное, что мне хочется закрыть глаза и уши или захлопнуть крышку ноутбука, но тогда я не узнаю, чем все это кончится. Поэтому выбираю смотреть и слушать.
Мне кажется, я падаю, проваливаюсь куда-то глубоко-глубоко, хотя по-прежнему сижу на диване. Но слова Хантера въедаются в сознание, и вместо паники меня охватывает какая-то нездоровая злость, хочется рычать на него. Какого беса он все время лезет в мою жизнь?!
Когда в наушниках слышится рычание, сначала я думаю, что оно принадлежит мне. Только спустя мгновение до меня доходит, что это рычит мой волк.
— В истории упоминается всего два случая рождения полукровок, с тобой — три. — Я далеко не сразу осознаю, что это говорит не Хантер, а Доминик. — Но мне прекрасно известно, как пишется история, поэтому я предпочитаю доверять, но проверить.
— Ты знаешь об этом?
— Конечно. С тех пор, как я узнал о ее беременности, у меня целый отдел занимается тем, что день и ночь ищет любые упоминания этих имани.
Если я могла удивиться еще больше, то только что это сделала. Не просто удивиться, после слов Доминика у меня в груди растеклось тепло, и одновременно захотелось настучать ему по голове. За то, что столько для меня делает и при этом ни о чем мне не рассказывает. Вот как с ним бороться?!
— Нашли только о смерти? — усмехается Хантер, а внутри меня зарождается утробное рычание.
— Пока. Это та таинственная информация, которую ты хотел передать через Венеру? Напугать Шарлин еще больше?
— Я планировал рассказать ей об одном условии, которое может спасти ей жизнь.
— Расскажи мне.
Я даже придвинулась ближе к экрану и затаила дыхание.
— Нет, — отрезает он. — Она узнает это от меня или не узнает вовсе, но тогда ее смерть будет на твоей совести, Экрот.
— Если бы мы не выходили на Волчий ринг через несколько минут, я бы вызвал тебя вновь.
— Значит, прекрасно, что ты уже это сделал, а я принял вызов.
— Зачем тебе это? Этот бой.
— Это моя месть вашей стайной семейке.
— Ты не имеешь никакого отношения к моей стае, Бичэм. Твоя биологическая мать не была любовницей моего деда.
— Но это не помешало ему заниматься с ней сексом.
— У него была женщина, его пара. Ему больше никто не был нужен. Кто-то из твоих родителей солгал.
— Или лжешь ты.
— Увидимся на ринге.
Экран погас.
Не будь предыдущих сюрпризов со звуком, я бы, наверное, взревела волчицей, а так лишь крепко сцепила зубы, чтобы не высказать Кампале все, что я о нем на самом деле думаю. Не то чтобы я этого стеснялась, просто хотела, чтобы этот шутник показал сам бой. Если у него камеры в раздевалках стоят, то наверняка на ринге тоже.
— Как же обещанное место в первом ряду? — поинтересовалась спокойно, когда смогла подобрать цензурные слова. — Или у тебя технические неполадки?
— Думаю, стоит ли допускать беременную женщину к такому кровавому зрелищу.
— Будто тебя волнует мое здоровье.
— Волнует, Чар, еще как волнует. Когда эти два волка сцепятся и сдохнут в этой битве, ты и твой ребенок достанетесь мне. Я позабочусь о вас и воспитаю сильнейшего альфу. Непобедимого. Того, кто подогнет под себя все стаи. А я буду его любимым папочкой.
Судя по всему, неполадки у него не технические, а с головой! Потому что он еще больший психопат, чем я думала. Больной ублюдок!
От таких откровений захотелось бросить трубку, а потом еще и помыть руки и уши, но я сдержалась. Так я не помогу Доминику. И себе тоже не помогу.
— Ты слышал их разговор. Не факт, что я вообще смогу выносить ребенка.
— Ты постараешься, а потом отправишься следом за Экротом.
Меня замутило не столько от его слов, сколько от спокойного скучающего тона, будто Кампала вслух размышлял, что бы ему съесть на обед, а не о смерти, моей и моего волка.
Я заставила себя выдохнуть, потому что фантазии этого больного ублюдка не имели никакого отношения к реальности.
— Зачем напрягаться с ребенком, у тебя уже есть могущественный сын имани. Чем тебя не устраивает Хантер? Вы же союзники.
— Союзники. Поэтому он поможет мне избавиться от Экрота.
— А что потом?
— Ты действительно хочешь это знать?
Нет. По сути, мне плевать на Хантера, наша дружба закончилась на том, когда я узнала, что он меня использовал. Но мне совершенно точно не наплевать на Доминика.
— Покажи мне бой, — приказываю я. На мысли о Доминике в меня втекает холодная уверенность. Такая, с которой можно идти напролом. — Я все равно буду волноваться, возможно, даже сильнее, если ничего не увижу, и тогда тебе придется распрощаться с планами насчет преемника.
— Не могу отказать, когда женщина просит, — усмехается он, и в наушники ударяет гул, похожий на рычание толпы, собравшейся на стадионе во время футбольного матча или концерта суперзвезды.
На этом сходство заканчивается, потому что это не стадион. Мне приходится развернуть окно на весь экран, чтобы рассмотреть происходящее с девяти разных ракурсов. Девять камер устремлены на без преувеличения огромный ринг, похожий на поляну. С одной стороны песок, кое-где островки вытоптанной травы, высохшие бревна и камни: крупные и поменьше. Все это утоплено внизу, чтобы зрителям было все хорошо видно, а зрителей здесь много. Мужчин, женщин, людей и вервольфов. Казалось, каждое место резко уходящих вверх рядов занято. Возбужденными, взбудораженными, предвкушающими яркое зрелище зрителями.
Не знаю, чего я ждала, но явно не того, что их будет так много. Так много желающих посмотреть на бой Доминика и Хантера. Или это норма для волчьего ринга?
— Первый ряд, — вклинивается в этот шум Кампала. — Хотя вернее будет сказать, ВИП-место.
— Ты всегда смотришь бои через экран? — догадываюсь я.
— Это удобно, так я могу видеть всё и всех.
— А тебя не видит никто.
Он не отвечает, но все и так понятно: скрывает лицо, скрывает голос, скрывает истинную личность. Кто же он такой?
Мой взгляд скользит от одной камеры к другой и цепляется за вервольфа возле дверей, больше похожих на ворота. Мэверик Халли. Тот самый, что приходил ко мне в магазин с требованием долга. Судя по выражению лица, он не разделяет бушующего вокруг восторга, но рассмотреть его как следует я не успеваю.
Кто-то ударяет в гонг, и волчий ринг резко погружается во тьму. Публика мгновенно затихает, а свет выхватывает высокого рыжеволосого мужчину в смокинге на площадке.
— Доброй ночи, леди и джентльмены! — приветствует он, и его усиленный микрофоном голос наверняка слышно всем. — Добро пожаловать на Волчий ринг. Впрочем, вы уже знаете, куда пришли, потому что в наш закрытый и эксклюзивный клуб просто так не попасть. Нужно особое приглашение. И сегодня вы его получили!
Публика рукоплещет и свистит, а некоторые даже подвывают, изображая волков.
— Рад видеть наших постоянных гостей и тех, кто с нами впервые. Сегодня вас ждет неожиданное уникальное шоу. Сильный молодой альфа выступит против нашего с вами любимчика — непобедимого Сына имани.
Непобедимого?!
Ведущий треплется, распаляя публику, а я сижу как на иголках, пытаясь в темноте ринга рассмотреть, что же там происходит. И только случайно краем уха улавливаю:
— Наши бойцы сражаются до тех пор, пока один из них не сможет подняться. Что же касается правил — их как всегда нет! Надеюсь, вы успели сделать ставки, потому что мы н-а-ч-и-н-а-е-м!
Трибуны просто взрываются ревом, над рингом-поляной ярко вспыхивает свет, и я вижу, как через одну дверь выходит Доминик. Он выглядит так же, как и несколько минут назад, сосредоточенным и решительным.
Я долго всматриваюсь в его лицо и поэтому чуть не пропускаю появление Хантера с противоположной стороны. Историк выходит красиво и гораздо более эффектно: на нем лишь джинсы и, собственно, всё. Его публика встречает довольным ревом, а он вскидывает руки вверх, приветствуя всех.
Позер!
Как я вообще могла им интересоваться?
Противники встречаются в центре ринга, на большом плоском камне, и становятся друг напротив друг. Одна камера показывает крупным планом Доминика, другая — Хантера, на губах которого играет усмешка, и меня прошибает холодный пот, но я медленно повторяю про себя, что верю в своего мужчину. Мой волк, мой альфа сейчас победит, затем разделается с Кампалой, а со всем остальным мы разберемся вместе.
— Да начнется волчий бой! — ревет ведущий, и с моих губ срывается хриплый выдох.
Бойцы в доли секунды перекидываются в волков.
Сказать, что это неожиданно, — значит ничего не сказать. Я наивно полагала, что они будут сражаться в человеческом обличье. Ключевое слово «наивно».
Костюм Доминика в мгновение ока расходится по швам, и знакомый снежный волк опускается на все четыре тяжелые лапы. Хантер немного отстает, но я не могу сказать, потому что он слабее или потому что пафосный и работает на публику. Его тело покрывается серебристо-серой шерстью, лицо вытягивается, превращаясь в звериную морду. Когда он окончательно трансформируется в волка, то через любую из открытых мне камер заметно, что сын имани крупнее и массивнее Доминика раза в полтора, а его взгляд светится жутковатым синим сиянием. Ко всему прочему, Хантер задирает голову кверху и издает вой, больше похожий на боевой клич.
Публике это нравится — толпа затихает, предвкушая зрелище. Волки обходят друг друга по кругу, рассматривая и оценивая противника. Смотрят глаза в глаза, и я ловлю взгляд Доминика, когда одна из камер получается направленной в его морду. Хочется крикнуть: «Зачем тебе это? У тебя же есть пара, ребенок», пусть даже он меня не услышит. Поэтому я не кричу. Поэтому, а еще потому, что крик застывает в горле.
Белый волк нападает первым: бросок — и он с силой врезается в Хантера. Удар мощный, поэтому они оба соскальзывают с камня и катятся по песку, где уже серебристый монстр изворачивается и полосует лапами по боку Доминика. Но тот будто не замечает этого, прыгает сверху и ударяет так, что голова Хантера откидывается назад. Вздохнуть с облегчением я не успеваю: лапа белого попадает под пасть серого волка.
Все происходит быстро. Настолько быстро, что просто невозможно уследить за ударами, укусами, подсечками.
Это не постановка. Не драматическое шоу, хотя ведущий подогревает публику своими комментариями.
Это бойня.
Толпа ликует, когда на песок проливается первая кровь — кровь моего волка. Я чувствую ее запах, привкус на языке и одновременно с тем болезненное жжение со стороны внутренней части щеки.
В отличие от моей, рана Доминика мгновенно затягивается, и бой продолжается.
— Как тебе зрелище? — «оживает» в наушниках Кампала.
— Отвратительное.
Настолько отвратительное, что мне хочется закрыть глаза и уши или захлопнуть крышку ноутбука, но тогда я не узнаю, чем все это кончится. Поэтому выбираю смотреть и слушать.