Он замолкает, а я, наверное, впервые не знаю, что ответить. Потому что не верю в судьбу. Не верю во все эти сказки про две половинки. Но Доминик прав — ребенок тут ни при чем и мои гены тоже. Иногда мне хочется его покусать, иногда просто видеть не могу эту волчью морду, но рядом с ним мое сердце болит и дрожит. Но я понимаю, что бьется оно для него.

Я не знаю, что ответить, поэтому просто приподнимаюсь на носки, обвиваю руками сильные плечи и целую его. Одно невинное прикосновение губ к губам — и Доминик перехватывает контроль. Он целует меня жадно, вжимает в свое тело, зарывается пальцами в мои волосы, а я, кажется, пьянею от всего этого.

Только одна настойчивая мысль не позволяет мне расслабиться, отдаться ему и чувствам целиком. Потому что это важно. Для меня это безумно важно. Потому что я готова быть с Домиником. Его женщиной. Его парой. Матерью его детей. Мне даже кольцо на пальце не нужно.

Но мне важно быть единственной.

Поэтому я отстраняюсь и спрашиваю:

— А как же свадьба с Одри?

Он дышит, как после пробежки, и долго смотрит на меня, прежде чем ответить.

— Свадьбы с Одри не будет. Переговоры о союзе с Конеллами велись с тех пор, как я вступил в права альфы. Но раз сегодня старейшина здесь, я официально его расторгну.

Мне понадобилась минута, а может, больше, чтобы до меня окончательно дошел смысл его слов.

Доминик не женится на Одри.

Я тут ревную, схожу с ума от беспокойства, а он на ней не женится? На ком тогда женится?

— Ты расторгаешь союз с Конеллами, чтобы заключить его с другой волчицей?

Доминик смотрит на меня как-то странно, а после вдруг смеется.

— Нет, Шарлин. Я не собираюсь жениться ни на одной волчице.

Я выдыхаю с облегчением: впервые за все это время напряжение, сковывающее меня, отпускает.

— Почему ты не сказал мне сразу?

— Хотел сделать это после того, как расторгну наше соглашение. Вообще-то это должно было произойти завтра на совете старейшин, но раз Конелл здесь, не вижу смысла тянуть с решением.

Я бью ладонями по его груди.

— Ты невыносимый! Ты в курсе, что с беременными так нельзя? Нельзя заставлять меня нервничать!

Мои руки перехватывают, заводят за спину. Доминик склоняется надо мной, пощекотав губами мое ухо.

— Кажется, этого я обещать не могу, — усмехается этот чересчур самоуверенный волк. — Потому что, даже если я свяжу тебя и оставлю в своей постели, ты все равно найдешь повод для беспокойства.

От его шепота по телу прокатывается жаркая волна, и мне уже не до невест, союзов и вечеринок.

— Если ты тоже останешься в этой постели, связывать меня не придется.

В ответ слышу утробное рычание волка. Он подхватывает меня и прижимает к стене, и одновременно с этим находит мои губы, терзая их не то поцелуями, не то укусами. Желание вспыхивает во мне мгновенно, будто кто-то переключает тумблер. А может, сейчас у меня нет причины его сдерживать.

Его. Себя. Нас.

Мы целуемся как безумные, я дурею от того, как он сжимает меня в объятиях, как нежно прикусывает шею, как лихорадочно гладит бедра, задирая юбку до отметки «неприлично». Но, когда я скольжу ладонью по животу Доминика и ниже, он перехватывает мою руку.

— Так нечестно! — рычу я.

— Мне нужно поговорить со старейшиной, — в его голосе столько сожаления, что я едва сдерживаю улыбку, — а потом я всех разгоню и в нашем распоряжении будет не только спальня, но и весь особняк.

— Не нужно разгонять, — протестую я, хотя у самой дрожат колени от возбуждения, по-прежнему гуляющего в крови. Я снова будто пьяная. Пьяная Домиником. — Это моя вечеринка, и я собираюсь познакомиться с твоей стаей.

— Своей стаей, — поправляет он, и в груди растекается тепло, не имеющее никакого отношения к возбуждению.

Перед тем как покинуть гостиную, мы поправляем одежду, но, кажется, это бесполезно. Я ловлю собственное отражение в зеркале и понимаю: у меня такие шальные глаза, что всем и каждому сразу станет понятно, чем мы занимались. И это подтверждает взгляд Клары, с которой мы сталкиваемся в коридоре по пути к залу для советов.

Самое странное — мне все равно.

То есть не все равно.

Где-то внутри меня впервые ярко горит надежда на счастье.

— Дай мне полчаса, — говорит Доминик. — Я найду тебя. Клара, присмотри за ней и за тем, чтобы она не нашла новых неприятностей.

— Смотря что ты подразумеваешь под неприятностями, альфа.

— Например, общение с незваными гостями.


Он уходит, и я остаюсь в обществе бывшей главной волчицы. С которой не представляю, как общаться. Особенно после того, как вроде бы подвинула ее с пьедестала.

— Не знаешь, где Венера? — интересуюсь я.

— Общается с незваными гостями.

Мои брови взлетают вверх.

— Со старейшиной?

— Нет, с невестой альфы.

Как ни странно, после разговора с Домиником тема Одри перестала меня цеплять. Если она и невеста какого-то альфы, то точно не моего.

— Сегодня она перестанет быть ею.

Клара резко останавливается и спрашивает:

— Поговорим в другом месте? Раз альфа все равно занят.

Я раздумываю секунду, но потом киваю. В конце концов, если я решу остаться в стае, мне стоит наладить отношения с ней. Или сразу расставить все точки над i.

Мы направляемся в сторону оранжереи, и только оказавшись внутри, Клара продолжает наш разговор:

— Значит, он разрывает союз с Конеллами?

— Да.

— Что ж, этого стоило ждать, когда он представил тебя как свою женщину. Но это плохо.

— Мне нравится твоя честность, — признаюсь я, складывая руки на груди. — Правда нравится. Жаль, что я не нравлюсь тебе.

Неожиданно волчица тихо смеется.

— Это не так. В тебе есть стержень, сила, гордость волчицы и горячее сердце. Ты достойная пара для альфы. Достойная для Доминика. И ты его любишь.

— Это плохо?

— Плохо то, что ты не волчица. То, что Доминик перешел дорогу Конеллам. Плохо, что мои сыновья слишком молоды и в стае нет достойного волка, который может занять место альфы Морийских лесов.

Вот теперь по моей спине пробежал холодок, прогоняя тепло разговора с Домиником.

— Зачем кому-то занимать место альфы?

— Невеста выбирает волка, хотя вернее будет сказать — в наше время семья невесты выбирает волка. Старейшина Конелл так просто этого не оставит. Так было с моим мужем, они изгнали его. Но он согласился на это изгнание. Согласится ли на это Доминик? Если нет, то нас всех ждет война.

— Война? Звучит очень пафосно.

Клара пожимает плечами:

— Возможно. Но как есть. Старейшины не любят, когда альфы или члены их стай нарушают правила. Показывая другим плохой пример.

Об этом говорила Элис. Мнение старейшины Конелла мне тоже известно. А что на этот счет думает сам Доминик, он как всегда забыл рассказать.

— Доминик на это не пойдет, — замечаю я. — Он скорее примет удар на себя, чем станет рисковать стаей.

— Как истинный альфа, — кивает Клара. — Муж упивался властью, которую получил. Доминик действительно другой, он понимает всю ответственность возложенной на его плечи роли.

Признаться честно, раньше я не задумывалась о его стае. Но раньше я не думала и о том, что мы с Домиником вообще можем быть вместе.

— Ты сказала, что невеста выбирает волка. Что это значит? Насколько я успела изучить вервольфов, шовинизм у вас цветет и пахнет.

— В древности так и было. Волчицы выбирали самца по истинности.

— Истинности?

— Только не говори, что не слышала про истинных! Волк и волчица, созданные Предками друг для друга.

По виду Клары сложно сказать: говорит она серьезно или смеется надо мной. Но я почему-то представляю сплетенных в объятиях Доминика и Одри. Они жадно целуются, а после перекидываются в огромного белоснежного волка и маленькую серую волчицу.

Фантазия, но от нее почему-то становится тяжело дышать и саднит в груди. Я моргаю, чтобы прогнать глупое видение.

— Это же сказки, — усмехаюсь я, но моя улыбка тут же гаснет. Откуда мне знать, какие у этих старейшин методы выбора пар. — Сказки? Или Одри истинная Доминика?

— Судя по тому, что он назвал своей женщиной тебя, сомневаюсь. Да и истинность пар — последнее, что интересует старейшин. Ты попала в точку насчет шовинистов: сейчас среди вервольфов все решают мужчины.