Я поднимаюсь, чтобы наконец-то уйти, но Доминик перехватывает меня, возвращая на постель. Он склоняется так близко, что мне кажется, вот-вот поцелует, но он лишь говорит:
— Я должен перед тобой извиниться.
Если что-то и способно меня задержать, то это оно. Я вообще обо всем забываю, глядя ему в глаза.
— Извиняйся, — слетает с моих губ прежде, чем я успеваю задуматься.
Доминик вздыхает, будто собирается с силами. Уверена, что ему проще пробежать лес, нежели сказать то, что он сказать собирается.
— Я прошу прощения, что вчера повысил на тебя голос и был с тобой груб.
Я терпеливо жду, потому что он явно желает продолжить.
— Я не знаю, как обращаться с беременными. Я не жил в стае, где беременность у волчиц естественное явление, а у деда не было детей. Доктор Милтон сказал, что тебе нельзя волноваться, но тебя волнует все вокруг. Я пытаюсь оградить тебя от волнений, а ты постоянно придумываешь новые причины для беспокойства.
Мне хочется рассмеяться, потому что обеспокоен сейчас явно Доминик.
— Может, стоит расслабиться и получать удовольствие, большой и сильный альфа?
— Это вообще возможно рядом со мной?
— Сложно сказать. Я сама с собой живу и еще никогда не была спокойной. Мне с собой еще как беспокойно. Но ради моей малышки я готова попробовать.
Доминик улыбается, и у меня учащается пульс. Что сейчас очень и очень не к месту.
— Хорошо, я принимаю твои извинения и буду делать все, чтобы беспокоиться как можно меньше. Но для начала верни мне связь с миром. Подключи вайфай.
Он раздумывает всего пару секунд, а потом отвечает:
— Нет.
— Почему?! И почему не работает связь?
— Для твоей безопасности и спокойствия. Я не хочу, чтобы ты общалась с Хантером Бичэмом.
— С Хантером? — переспрашиваю пока спокойно. — То есть ты привез меня сюда и лишил связи с остальным миром только потому, чтобы я не общалась в Хантером?
— И поэтому тоже.
Я теряю дар речи, а когда «нахожу» его, в моем лексиконе просто не находится цензурных слов.
Я снова пытаюсь подняться, и мне опять этого не позволяют, роняя на подушки.
— Он как-то связан с Кампалой, Шарлин. Он мой враг.
— Я это знаю! — огрызаюсь я.
— Но ты с ним продолжала общаться, — звучит как обвинение.
— Потому что он единственный, кто знает про имани! Он собирал про них информацию, пока другие считали это сказками. В том числе ваши старейшины. Он такой же, как наша дочь.
Доминик гневно сверкает глазами.
— Это делает его другом?
— Хантер мне не друг. Но он не отвез меня к Кампале, хотя мог.
— Это и настораживает. Бичэм ведет свою игру, Кампала свою, и они в курсе того, что ты носишь мое дитя. Все это делает тебя легкой мишенью. По какой-то причине они меня ненавидят и, вероятнее всего, не остановятся ни перед чем, чтобы меня уничтожить. А проще всего это сделать через тебя и нашего ребенка. Я не позволю навредить вам. Никому!
Я готовила новый аргумент, правда готовила, но последние слова Доминика заставили мое сердце забиться чаще. Может, потому что я представила, как белоснежный волк защищает нас с дочерью до последнего. В эту самую минуту я убеждаюсь, до конца осознаю, что Доминик будет защищать меня ценой жизни. Из-за меня или из-за ребенка, но будет. Несмотря на все наши разногласия. И если убрать его скрытность, шовинистские замашки и Одри, то мы могли бы попробовать построить наши отношения заново.
— Почему ты разорвал наш договор? — интересуюсь я. — Если не хотел, чтобы я уходила.
Доминик хмурится, но смотрит мне в глаза:
— Я хотел, чтобы ты осталась по собственной воле. Всегда хотел. Чтобы была со мной без вынуждающих обстоятельств.
— Вынуждающие обстоятельства все-таки появились.
— Это самые лучшие обстоятельства, — усмехается Доминик.
И не поспоришь.
— А если то, о чем известно Хантеру, важно для нашего ребенка?
— Сильно сомневаюсь, что Бичэм знает больше врачей, а доктор Милтон — лучший в этой области. — Доминик плотно сжимает губы, прежде чем продолжить: — Но если для тебя это важно, я поговорю с ним.
Это неожиданно. И приятно.
— Боюсь, он не станет с тобой говорить.
— Значит, я достану информацию про имани другим путем. Бичэм же где-то ее взял.
В том, что Доминик способен достать все, что угодно, я не сомневаюсь.
Больше всего мне хочется спросить про Одри, но у нас с Домиником вроде как перемирие. Хотел бы — сам рассказал, зачем ему свадьба.
— Сотовая связь и интернет — не только общение с Хантером, — говорю я, возвращаясь к изначальной теме, — но и возможность позвонить родителям или Рэбел, оформлять заказы из магазина, да и вообще связь с миром. Как прикажешь писать книгу, если мне понадобится уточнить какой-то вопрос по матчасти?
У Доминика такой вид, будто его настигло несварение. Я видела, что он готов отказаться. Чем-чем, а упрямством этого волка природа одарила щедро.
Тут меня осенило. Я едва не рассмеялась, настолько все показалось простым.
— Я ведь маленькая альфа? — интересуюсь я. — Ты так меня называешь.
— Альфа, — прищуривается Доминик. — Маленькая.
— Но все-таки альфа! Значит, моя клятва равнозначна твоей. Если я поклянусь, ты мне поверишь?
Нужно видеть, кар у него вытягивается лицо, но нужно отдать вервольфу должное, он все-таки кивает.
Я торжественно прикладываю руку к груди:
— Клянусь на время беременности не общаться с Хантером Бичэмом. Не встречаться с ним, не звонить ему и не отвечать на его звонки, не переписываться с ним и сразу удалять его электронные письма. Даже если он меня похитит, я не скажу ему ни одного слова, даже матерного…
Доминик рычит и коротко целует меня.
— Не похитит. Я не позволю.
— Принимаешь мою клятву? — выдыхаю я.
— Да, — кивает он и снова пытается поцеловать, но я закрываю его рот ладонью.
— Нет-нет. Насчет секса я не передумала. Лучше устрой мне экскурсию по дому.
Доминик подозрительно легко согласился, но играть в параноика у меня не было желания. Мне гораздо больше хотелось осмотреть дом. Правда, пришлось сначала заглянуть в свою комнату и ванную, чтобы переодеться и умыться, а после съесть завтрак, без которого вервольф отказывался проводить экскурсию. Любопытно, что меня перестало тошнить и яичница пошла на ура. Как и десерт — это оказался легкий мусс с ягодами.
— Ты полон талантов, альфа! Еще и тортики умеешь делать.
— Не умею. Это доставили из кафе в поселении.
— Не знаю, как они это сделали, но нам, — я легко похлопала себя по животу, — нравится.
После того как я съела последнюю ложечку десерта, мы наконец-то отправились гулять по дому-замку. На первом этаже кроме кухни и зала для волчьих сборищ были библиотека, большая гостиная и зимний сад. Последний пристроили благодаря прабабушке Доминика — она очень любила цветы. Я фанатом цветов не была, но в оранжерее мне понравилось. Будто попала из зимы в лето. Распустившиеся бутоны, свежесть цветочных ароматов и такая концентрация кислорода, что от него кружится голова. Помимо цветов здесь были ящички с рассадой, зеленью и салатом.
— Кто за всем этим ухаживает? — интересуюсь я.
Клара и другие волчицы из поселения. Кому это нравится.
Другие волчицы.
— Анна Брайс тоже?
Доминик прищуривается:
— Она не будет искать с тобой встречи, Шарлин.
— Надеюсь, что не будет.
— Дэн мертв, и вам больше нечего делить.
— Ты прав, — сказала и поняла, что сейчас не испытываю ни гнева, не боли. Осталось только легкое сожаление, что все случилось именно так. О том, что я даже с ним не попрощалась.
Доминик бесшумно подходит и обнимает меня со спины, гладит меня по животу, и его ладони обжигают даже сквозь свитер.
— Не думай о прошлом, маленькая альфа. Ты поступила так, как поступила.
— Ты теперь читаешь мысли?
— Я должен перед тобой извиниться.
Если что-то и способно меня задержать, то это оно. Я вообще обо всем забываю, глядя ему в глаза.
— Извиняйся, — слетает с моих губ прежде, чем я успеваю задуматься.
Доминик вздыхает, будто собирается с силами. Уверена, что ему проще пробежать лес, нежели сказать то, что он сказать собирается.
— Я прошу прощения, что вчера повысил на тебя голос и был с тобой груб.
Я терпеливо жду, потому что он явно желает продолжить.
— Я не знаю, как обращаться с беременными. Я не жил в стае, где беременность у волчиц естественное явление, а у деда не было детей. Доктор Милтон сказал, что тебе нельзя волноваться, но тебя волнует все вокруг. Я пытаюсь оградить тебя от волнений, а ты постоянно придумываешь новые причины для беспокойства.
Мне хочется рассмеяться, потому что обеспокоен сейчас явно Доминик.
— Может, стоит расслабиться и получать удовольствие, большой и сильный альфа?
— Это вообще возможно рядом со мной?
— Сложно сказать. Я сама с собой живу и еще никогда не была спокойной. Мне с собой еще как беспокойно. Но ради моей малышки я готова попробовать.
Доминик улыбается, и у меня учащается пульс. Что сейчас очень и очень не к месту.
— Хорошо, я принимаю твои извинения и буду делать все, чтобы беспокоиться как можно меньше. Но для начала верни мне связь с миром. Подключи вайфай.
Он раздумывает всего пару секунд, а потом отвечает:
— Нет.
— Почему?! И почему не работает связь?
— Для твоей безопасности и спокойствия. Я не хочу, чтобы ты общалась с Хантером Бичэмом.
— С Хантером? — переспрашиваю пока спокойно. — То есть ты привез меня сюда и лишил связи с остальным миром только потому, чтобы я не общалась в Хантером?
— И поэтому тоже.
Я теряю дар речи, а когда «нахожу» его, в моем лексиконе просто не находится цензурных слов.
Я снова пытаюсь подняться, и мне опять этого не позволяют, роняя на подушки.
— Он как-то связан с Кампалой, Шарлин. Он мой враг.
— Я это знаю! — огрызаюсь я.
— Но ты с ним продолжала общаться, — звучит как обвинение.
— Потому что он единственный, кто знает про имани! Он собирал про них информацию, пока другие считали это сказками. В том числе ваши старейшины. Он такой же, как наша дочь.
Доминик гневно сверкает глазами.
— Это делает его другом?
— Хантер мне не друг. Но он не отвез меня к Кампале, хотя мог.
— Это и настораживает. Бичэм ведет свою игру, Кампала свою, и они в курсе того, что ты носишь мое дитя. Все это делает тебя легкой мишенью. По какой-то причине они меня ненавидят и, вероятнее всего, не остановятся ни перед чем, чтобы меня уничтожить. А проще всего это сделать через тебя и нашего ребенка. Я не позволю навредить вам. Никому!
Я готовила новый аргумент, правда готовила, но последние слова Доминика заставили мое сердце забиться чаще. Может, потому что я представила, как белоснежный волк защищает нас с дочерью до последнего. В эту самую минуту я убеждаюсь, до конца осознаю, что Доминик будет защищать меня ценой жизни. Из-за меня или из-за ребенка, но будет. Несмотря на все наши разногласия. И если убрать его скрытность, шовинистские замашки и Одри, то мы могли бы попробовать построить наши отношения заново.
— Почему ты разорвал наш договор? — интересуюсь я. — Если не хотел, чтобы я уходила.
Доминик хмурится, но смотрит мне в глаза:
— Я хотел, чтобы ты осталась по собственной воле. Всегда хотел. Чтобы была со мной без вынуждающих обстоятельств.
— Вынуждающие обстоятельства все-таки появились.
— Это самые лучшие обстоятельства, — усмехается Доминик.
И не поспоришь.
— А если то, о чем известно Хантеру, важно для нашего ребенка?
— Сильно сомневаюсь, что Бичэм знает больше врачей, а доктор Милтон — лучший в этой области. — Доминик плотно сжимает губы, прежде чем продолжить: — Но если для тебя это важно, я поговорю с ним.
Это неожиданно. И приятно.
— Боюсь, он не станет с тобой говорить.
— Значит, я достану информацию про имани другим путем. Бичэм же где-то ее взял.
В том, что Доминик способен достать все, что угодно, я не сомневаюсь.
Больше всего мне хочется спросить про Одри, но у нас с Домиником вроде как перемирие. Хотел бы — сам рассказал, зачем ему свадьба.
— Сотовая связь и интернет — не только общение с Хантером, — говорю я, возвращаясь к изначальной теме, — но и возможность позвонить родителям или Рэбел, оформлять заказы из магазина, да и вообще связь с миром. Как прикажешь писать книгу, если мне понадобится уточнить какой-то вопрос по матчасти?
У Доминика такой вид, будто его настигло несварение. Я видела, что он готов отказаться. Чем-чем, а упрямством этого волка природа одарила щедро.
Тут меня осенило. Я едва не рассмеялась, настолько все показалось простым.
— Я ведь маленькая альфа? — интересуюсь я. — Ты так меня называешь.
— Альфа, — прищуривается Доминик. — Маленькая.
— Но все-таки альфа! Значит, моя клятва равнозначна твоей. Если я поклянусь, ты мне поверишь?
Нужно видеть, кар у него вытягивается лицо, но нужно отдать вервольфу должное, он все-таки кивает.
Я торжественно прикладываю руку к груди:
— Клянусь на время беременности не общаться с Хантером Бичэмом. Не встречаться с ним, не звонить ему и не отвечать на его звонки, не переписываться с ним и сразу удалять его электронные письма. Даже если он меня похитит, я не скажу ему ни одного слова, даже матерного…
Доминик рычит и коротко целует меня.
— Не похитит. Я не позволю.
— Принимаешь мою клятву? — выдыхаю я.
— Да, — кивает он и снова пытается поцеловать, но я закрываю его рот ладонью.
— Нет-нет. Насчет секса я не передумала. Лучше устрой мне экскурсию по дому.
Доминик подозрительно легко согласился, но играть в параноика у меня не было желания. Мне гораздо больше хотелось осмотреть дом. Правда, пришлось сначала заглянуть в свою комнату и ванную, чтобы переодеться и умыться, а после съесть завтрак, без которого вервольф отказывался проводить экскурсию. Любопытно, что меня перестало тошнить и яичница пошла на ура. Как и десерт — это оказался легкий мусс с ягодами.
— Ты полон талантов, альфа! Еще и тортики умеешь делать.
— Не умею. Это доставили из кафе в поселении.
— Не знаю, как они это сделали, но нам, — я легко похлопала себя по животу, — нравится.
После того как я съела последнюю ложечку десерта, мы наконец-то отправились гулять по дому-замку. На первом этаже кроме кухни и зала для волчьих сборищ были библиотека, большая гостиная и зимний сад. Последний пристроили благодаря прабабушке Доминика — она очень любила цветы. Я фанатом цветов не была, но в оранжерее мне понравилось. Будто попала из зимы в лето. Распустившиеся бутоны, свежесть цветочных ароматов и такая концентрация кислорода, что от него кружится голова. Помимо цветов здесь были ящички с рассадой, зеленью и салатом.
— Кто за всем этим ухаживает? — интересуюсь я.
Клара и другие волчицы из поселения. Кому это нравится.
Другие волчицы.
— Анна Брайс тоже?
Доминик прищуривается:
— Она не будет искать с тобой встречи, Шарлин.
— Надеюсь, что не будет.
— Дэн мертв, и вам больше нечего делить.
— Ты прав, — сказала и поняла, что сейчас не испытываю ни гнева, не боли. Осталось только легкое сожаление, что все случилось именно так. О том, что я даже с ним не попрощалась.
Доминик бесшумно подходит и обнимает меня со спины, гладит меня по животу, и его ладони обжигают даже сквозь свитер.
— Не думай о прошлом, маленькая альфа. Ты поступила так, как поступила.
— Ты теперь читаешь мысли?