— Вспомнила о моих стариках. Как мы их обнесли, когда уходили из дома! Увидеть бы их рожи, когда они обнаружили, что денежки тю-тю!
Нет, это ни к чему. Лучше никогда их не видеть.
Папашка все не дает ей покоя… Ну, вставит себе челюсть, новую, красивую… У него наверняка страховка. Если ты держишь в доме вазы Галле, то, уж конечно, весь застрахован… С тех пор как Марианна покинула золотое гнездышко, копы наверняка идут по следу. Но не будут носом землю рыть, чтобы ее найти. Дела у них другого нет, кроме как гоняться за несовершеннолетней, которая удрала с мелкой шпаной, прихватив кое-что на память… Нужно снижать показатели преступности, повышать раскрываемость. Показать себя и получить мзду. Точь-в-точь как шлюхи, ни дать ни взять. Политики на них рассчитывают, чтобы их выбрали в очередной раз, не надо об этом забывать! Так что мусора сидят себе смирно за своими радарами или держат под контролем инородцев в городах и весях ради спокойствия добропорядочных граждан. Именно держат под контролем тех, кто не так опасен, ведь есть такие, к кому лучше не подходить слишком близко… И потом, Тома ее защищает. Вот уже полгода, как они скитаются вместе. Ему тоже не повезло. Но теперь они вдвоем. Они — сила. Перестав смеяться, Марианна опирается о его плечо. Машина мчится по мокрому асфальту, пронзая густую ночную тьму. Марианна не боится скорости, она вообще ничего не боится. Они порядочно нюхнули перед заходом к папашке-мамашке, а теперь, словно ловчие птицы, парят над городом по воле ветров. Они еще не пресытились, и ночь принадлежит им. Вот только добраться до логова, а потом… Потом, наверное, она даст ему то, чего он так долго ждет, хотя и не требует, не настаивает. Сегодня она чувствует, что готова. Наверное, потому, что завтра ей исполнится семнадцать.
— Черт!
Марианна подпрыгивает. Машина останавливается, шины пронзительно скрипят по асфальту. Блок-пост. Просто проверка документов или проба на алкоголь. Не важно. С тем, что у них в чемоданчике и в крови, это явно не ко времени. Полицейский велит им прижаться к обочине.
— Газуй! — умоляет Марианна.
Тома снова начинает движение, медленно, будто собирается исполнить приказ. Потом вдруг жмет на газ до предела, так что коп едва успевает отскочить в сторону. Они снова сполна ощущают свою мощь, но уже больше не смеются. Патрульная машина мчится за ними по пятам, присосалась пиявкой к буферам «рено». Воет сирена; смоешься по-тихому, как же!
— Мы попали!
— Не говори так! — взмолилась Марианна. — Оторвемся!
Оторваться? На этой раздолбанной колымаге с астматическим мотором? Нужно действовать хитрее, не рассчитывая на скорость. Найти другое решение. Съехать с окружной… Тома сворачивает направо, кортеж, впавший в истерику, тоже направляется к съезду. Промзона пуста, развязка кольцевая, полицейские машины так и приклеились сзади. Странно, что не идут на обгон. У «рено» все-таки что-то есть под капотом, хотя машина и выглядит, как железный хлам. Никогда еще она так быстро не ездила. Постовые понемногу отстают, в зеркальце заднего вида можно заметить, как мигалки мало-помалу удаляются.
Марианна вытащила из бардачка пистолет. Тот, что служит для устрашения. До сих пор его ни разу не использовали по-другому. Может, скинуть ствол перед тем, как нас задержат? Нет, они не смогут нас задержать, нас никто не остановит.
Вот только внезапно впереди вырастает стена. Белые машины, синие маячки, тяжелая артиллерия. Кавалерия на марше: подкрепление. Ловушка.
— На этот раз точно попали! — вопит Тома.
Нога по-прежнему на педали, а стена приближается. Нажать на тормоза, на акселератор? Нет времени искать ответ. Ветровое стекло разбивается, с ним и голова Тома.
Машина картинно прорывается сквозь заграждение. Похоронный марш, звуки органа. Пока саркофаг не въезжает на строительную площадку и не валится в огромную дыру, из которой вот-вот начнет вырастать очередной объект недвижимости. Марианна уже не кричит. Удивляется, что еще жива. Отстегивает ремень, проводит рукой по волосам Тома. Кровь, повсюду. Они убили моего парня. Убили его, сволочи! Она выползает из машины, а люди в униформе уже подбегают к краям разверстой могилы.
— Полиция! Стоять! Поднимите руки!
Скажешь тоже! Она драпает, мечется между опорами фундамента, ствол в правой руке. Лицо заливают жгучие слезы. Она бежит с невероятной скоростью, совсем чуть-чуть запыхавшись. Они убили моего парня. Убили.
Вылезает с другой стороны котлована, который уже оцепляют копы. Бежит среди бытовок и металлических штырей, торчащих из земли. Слезы застилают глаза. Она все бежит, и сердце приспосабливается к адскому ритму. Годы тренировок прошли не даром. Перелезает через ограду, сворачивает направо; свора следует по пятам. Шныряет в какой-то проулок, прыгает через стенку. Прячется за кустом, растущим у самой ограды. Преследователи пробегают по проулку. Ее не заметили. Получилось.
Они забрали у меня Тома. Забрали мою жизнь.
Марианна размеренно дышит, нигде ни звука. Но вот где-то в доме залаяла собака. Зажегся свет — в холле, затем в саду.
— Заткнись, поганая псина! Ты всех сюда созовешь…
Безопаснее будет пройти через соседние участки. Марианна поднимается, идет вдоль живой изгороди. Почувствовав чье-то присутствие за спиной, оборачивается и натыкается на дуло пистолета.
— Руки за голову! Живо!
Полицейский во весь рот улыбается, довольный собой. Подбегает, выбиваясь из сил, одна из его подружек. Марианна медленно поднимает руки. Но в мозгу, наоборот, все прокручивается очень быстро. Тюрьма, кривая усмешка старых говнюков — мы так и знали, что ты плохо кончишь, — и ломка.
Они не заметили ствол у меня за поясом. Иначе бы уже забрали…
— Я ее нашел! — испускает полицейский победный клич.
— Подойди ближе! — командует девушка, дергая за наручники, прикрепленные к поясу брюк.
Похоже, она напугана куда больше, чем Марианна. Руки дрожат, бусинки пота на лбу. Еле дышит. Ее коллега продолжает скликать всю команду. Револьвер убрал в кобуру, это не укрылось от Марианны. Берет рацию, вызывает дружков, раз уж те не слышат его триумфальных воплей. Малышка возится с браслетами. Еще немного, и на себе их защелкнет. Тут Марианна смекает, что у нее еще есть шанс. Последний. Пара недотеп, только и всего. Вот она — настоящий воин.
Действовать, пока не прибыли остальные.
Движением стремительным, почти незаметным, она вытаскивает пистолет, целится в мундиры. Не так-то и сложно, в конце концов. Глаза у них становятся круглыми от страха.
— Не двигаться! — выдыхает она, немного хрипло.
Обходит стенку, пятится: дойти бы до последнего дома, а там пуститься наутек, их оставив на месте… Но… что это он затеял? Он… Он достает пистолет из кобуры… Впечатление, будто от скверного фильма в замедленной съемке. Сейчас выстрелит.
Ну нет! Я первая!
Нажимает на курок, раз, второй, третий… Закрыв глаза, разряжает обойму. Когда открывает их, оба лежат на земле, девушка еще шевелится. Парализованная. Марианна ищет выхода, ее взгляд прикован к жертвам. Сердце готово остановиться, ноги на краю пропасти.
— Бросай оружие, или буду стрелять!
Вся свора примчалась по следу. Четверо. На нее нацелены четыре ствола. А вдруг Тома все еще жив? Может, просто потерял сознание; может, он выкарабкается. Она ведь могла не разглядеть в темноте.
— Бросай оружие, говорят тебе!
Пальцы не разжимаются, мертвой хваткой вцепились в металл. У ее ног отчаянно стонет девушка. Марианна глядит на нее, потом на всех остальных. Кажется, эта сцена длится уже много часов…
В домах по улице зажигаются окна, пес вот-вот вышибет входную дверь. Люди в пижамах робко выходят — насладиться зрелищем. Куда занимательней, чем телесериал.
Если я пошевелюсь, мне конец. Если не пошевелюсь, конец все равно. Но если Тома жив, я не хочу умирать!
Она делает движение, чувствует удар, слышит выстрел. Падает навзничь, кричит от боли. Потом все происходит очень быстро. Пляшут вокруг угрожающие тени. Пока она не закрывает глаза.
Тома? Тома? Больше она ничего не видит… Только голоса, шаги. Ее толкают, трясут. Ей больно, очень больно.
— Он мертв! Мертв! «Скорую», живо!
Тома?
И вот ее по спирали затягивает вниз. Ей так холодно, так больно. Она вращается все стремительнее, хрупкая бабочка среди бури. Наконец, кромешная тьма. Полное безмолвие.
Конец сцены.
Вторник, 5 апреля
Начало месяца, день раздачи. Маркиза появилась у двери камеры 119. После ночного дежурства она заступила еще и на дневную смену. Спала мало и плохо, а значит, станет вымещать свой недосып на окружающих. С другой стороны, она всегда что-то на ком-то вымещает…
Марианна присела на койку, когда Соланж вошла, Мишлен за ней по пятам. Мишлен, заключенная, которая по закону уже давно должна была бы выйти на пенсию. Можно сказать, призрак, фантом, тень женщины, которая когда-то где-то жила, не за решеткой. Но она неизбежно сделалась серой, под цвет стен.
— Вот тебе маленький подарок, де Гревиль! — презрительно бросила Маркиза.
— Просто Гревиль, — спокойно возразила Марианна, вставая с места. — Или мадемуазель де Гревиль, или просто Гревиль… Учитесь говорить по-французски, надзиратель!
— Ты, что ли, будешь меня учить французскому?
— Я всего лишь объясняю вам, как следует употреблять дворянскую частицу. Уж Маркизе-то следовало бы знать!
— Умолкни!
— Слушаюсь, мадам де надзиратель! — фыркнула Марианна.
— Скажи лучше спасибо налогоплательщикам, что они тебе не дают подохнуть.
Марианна переплела пальцы, стала хрустеть суставами.
Воспользовавшись паузой, Мишлен выложила на стол пакет. Нищенский набор: зубная щетка, мыло, гигиенические прокладки, шампунь, гель для душа, зубная паста. Необходимый минимум, любезно предоставляемый тюремной администрацией тем, у кого ничего нет. Марианне даже пришлось затронуть свои жалкие сбережения. Смешную сумму, оставшуюся у нее на счету. Купить ту или иную безделицу и две пачки сигарет: Даниэль требовал делать это ежемесячно, чтобы надзирательницы ничего не заподозрили. Как будто не видно, что она курит по пачке в день! Не важно: все-таки создается иллюзия.
Марианна глаз не сводила с Соланж, пока Мишлен снова горбилась над своей тележкой.
— Надзиратель, не могли бы вы поставить на вид щедрому налогоплательщику, что он забыл «Шанель номер пять»?
— Ты и вправду воняешь, но тут никакие духи не помогут.
— Снова ошибка, надзиратель! Это не от меня воняет в камере вот уже… — Она взглянула на свой старый будильник. — В точности две минуты и тридцать секунд!
— Давно карцер не навещала, да? Недели две как минимум…
— Ага, две недели, точнехонько. С математикой у вас лучше, чем с грамматикой!
— Кажется, ты по карцеру соскучилась, де Гревиль! Но я могу тебе это устроить, раз припекло…
— Просто Гревиль.
— Тебе бы пойти помыться, — съязвила Соланж, нацепив похабную улыбочку. — Но никаким мылом не смоешь кровь, которая на твоих руках!
Прицельный удар. Если палить все время из пушки, какой-нибудь снаряд обязательно попадет. Марианна подошла ближе, Мишлен отвернулась. Мол, ничего не видела. Расстояние между женщинами сократилось до нескольких сантиметров. Марианна прошептала еле слышно:
— Продолжай меня доставать — и когда-нибудь от моих рук запахнет твоей кровью…
— Я и не таких крутых обламывала!
— Круче меня нет никого. Даже твои тюремные шлюхи не круче меня…