Он выбрался из автомобиля и быстро зашагал к гостинице. Я даже не пытался догонять. Зашел в штаб несколькими минутами позже и устроился в укромном месте, за столом в задней части зала. Нужно закончить охоту за сокровищами до того, как иссякнут подсказки, выяснить, куда Эми хотела меня привести. Посижу здесь какое-то время и возьмусь за третий ключ. А пока можно позвонить.
— Да, — ответил нетерпеливый голос.
Где-то неподалеку плакал ребенок. Я услышал, как женщина сдула волосы с лица.
— Добрый день, это Хилари Хэнди?
Она отключилась. Я снова набрал номер.
— Слушаю.
— Добрый день. Кажется, нас разъединили.
— Почему бы вам не убрать этот номер из вашего списка?
— Хилари, я ничего не продаю. Я хочу поговорить об Эми Данн. То есть Эми Эллиот.
Тишина. Малыш снова взвизгнул. Похожий на мяуканье звук — то ли веселится ребенок, то ли собирается зареветь.
— Что с ней?
— Может, вы видели в новостях — она пропала. Это случилось пятого июля при внушающих тревогу обстоятельствах.
— О, мне так жаль…
— Я Ник Данн, муж. Обзваниваю ее старых друзей.
— Ну и?..
— Хочу спросить, не общались ли вы с ней? Недавно?
Хилари выдохнула в трубку. Три глубоких выдоха подряд.
— Это из-за тех глупостей в школе?
Где-то в отдалении капризно закричал ребенок:
— Ма-ама! Иди ко мне-е-е!
— Одну минутку, Джек, — ответила она в сторону, а потом обратилась ко мне раскаленным докрасна голосом: — Вы… поэтому мне звоните? Черт возьми, двадцать лет уже прошло! Даже больше.
— Я знаю, знаю. Погодите, я только хочу спросить. Я был бы последним подонком, если бы не спросил…
— Гребаный Иисус! Я сейчас мать троих детей! Я словом не перемолвилась с Эми после школы! Я отлично усвоила урок. Если увижу ее на улице, то перейду на другую сторону. — Малыш заплакал. — Уже бегу!
— Я только на секундочку, Хилари…
Она отключилась. И в тот же миг завибрировал мой мобильный. Я нажал на «отбой». Нет, эту назойливую вещицу надо спрятать куда подальше.
И тут я почувствовал, что рядом со мной кто-то есть. Женщина. Но я не обернулся, рассчитывая, что она уйдет.
— Нет еще и полудня, а вы так выглядите, будто вкалывали целый день. Бедный мальчик.
Шона Келли. Она завязала волосы в конский хвост, подобно малолетке с жевательной резинкой, и смотрела на меня, сочувственно вытянув намазанные блеском губы.
— Хотите попробовать мой пирог фрито? — В руках она держала форму для выпечки, опустив ее ниже груди, так что тонкая ткань блузки промокла от пара. Фраза звучала почти как в рок-клипе из восьмидесятых: «Хочешь попробовать мой пирожок?»
— Я хорошо позавтракал. Но все равно спасибо. Вы так добры.
Вместо того чтобы отправиться восвояси, она уселась. Выставила, наводя на размышления, до блеска намазанные лосьоном ноги из-под бирюзовой теннисной юбки и ткнула меня носком незапятнанного кеда «Треторн».
— Вы хоть высыпаетесь, дорогуша?
— Да, все нормально.
— Ник, вам нужно выспаться. Кому вы поможете, если измотаетесь до предела?
— Может, и вздремну часок-другой.
— Вздремните обязательно.
Внезапно во мне всколыхнулась щемящая волна благодарности. Словно вернулись забытые отношения мамы и сына.
Опасно! Берегись, Ник!
Я все ждал, когда же она уйдет. На нас уже косились.
— Могу подвезти домой, — проговорила Шона. — Вам и правда необходимо поспать.
Она потянулась, чтобы тронуть меня за колено, и тем самым вызвала вспышку ярости. Оставь свою стряпню, кошелка приставучая, и проваливай!
Теперь вернулись отношения отца и сына. Тоже опасно.
— Почему бы вам не отметиться у Мэрибет? — резко проговорил я, указывая на тещу, которая не отходила от ксерокса, штампуя бесконечные копии портрета моей жены.
— Ладно! — Наконец-то она сообразила, что я почти в открытую пытаюсь от нее избавиться. — Раз так, не буду мешать. Надеюсь, вам понравится фрито.
Мое пренебрежение ее обидело — уходя, она даже не взглянула на меня. Развернулась и зашагала прочь. Мне тотчас же стало стыдно, как будто я отплатил злом за добро. «Не смей догонять эту женщину», — шепнул я себе.
— Есть новости? — Ко мне подошла Ноэль Хоторн и уселась на освободившийся стул.
Я знал, что она моложе Шоны, но выглядела соседка старше — расплывшаяся фигура и вислая грудь. Хмурое выражение лица.
— Пожалуй что никаких.
— А вы, похоже, неплохо держитесь.
Я дернул головой, не зная, что и ответить.
— Вы хоть знаете, кто я?
— Конечно знаю. Ноэль Хоторн.
— Я лучшая подруга Эми в этом городе.
Либо Ноэль нравится купаться во всеобщем внимании, примазавшись к известности пропавшей соседки, либо она сумасшедшая. Надо было сказать это детективам. Возможно, похититель искал дружбы Эми, а когда та отказалась…
— Ноэль, у вас есть какие-нибудь сведения об Эми? — спросил я.
— Конечно есть, Ник. Она же моя лучшая подруга.
Несколько секунд мы смотрели глаза в глаза.
— Вы намерены поделиться информацией? — прервал молчание я.
— Следователи знают, где меня искать. Когда у них дойдут руки…
— Это было бы исключительно полезно, Ноэль. Я добьюсь, чтобы они поговорили с вами.
Она залилась румянцем — по яркому импрессионистскому пятну на каждой щеке.
А когда она отошла, со дна рассудка против моей воли поднялась свирепая мысль: «Женщины, вы все полоумные, мать вашу так. Все до одной».
Подобные мысли всегда приходят ко мне непрошеными. Не «кое-кто из женщин», не «многие женщины», а именно так — «женщины, вы все полоумные».
Когда окончательно смерклось, я поехал к пустующему дому моего отца. Загадка Эми лежала рядом, на пассажирском сиденье.
За то, что взял меня сюда, ты можешь ощущать вину.
И я, приходится признать, всех чувств, конечно, не пойму.
Хоть выбрать мы могли края отсюда вдалеке,
Решились ехать мы сюда, в наш город на реке.
Давай же приведем любовь в коричневый тот дом,
Давай порадуем «Гудвил», супруг мой дорогой.
Третья загадка показалась более сложной, чем предыдущие, но, вне всякого сомнения, решил я ее правильно. Эми приняла Карфаген, окончательно простив меня за переезд сюда.
«За то, что взял меня сюда, ты можешь ощущать вину…» Но: «Решились ехать мы сюда, в наш город на реке». А коричневый дом — это дом моего отца, который на самом деле был синим. Это была наша с Эми «внутренняя» шутка. Мне всегда нравились «внутренние» шутки — они позволяли чувствовать нашу сплоченность куда лучше, чем разговоры по душам или страстные занятия любовью. Маленький коричневый домик намекал на отца — моя выдумка, о которой никто в этом мире, кроме Эми, не знал. После развода родителей я видел отца так редко, что решил думать о нем как о персонаже книги. Как бы он мне не отец — человек, который любил бы меня, возился бы со мной. Просто доброжелательная и весьма влиятельная персона — мистер Браун, очень занятый какой-то важной и секретной деятельностью на благо Соединенных Штатов. И он иногда использовал меня в качестве прикрытия, чтобы свободно разгуливать по городу. Когда я рассказал о своей выдумке Эми, у нее на глазах выступили слезы, хотя я вовсе не рассчитывал на такой эффект, а вспоминал забавную историю из детства. Эми сказала, что теперь она — моя семья, что любит меня сильнее, чем десяток дрянных отцов, что мы Данны и будем вместе. А потом шепнула на ухо: «У меня тоже найдется для тебя достойное задание, мой неподражаемый шпион».
— Да, — ответил нетерпеливый голос.
Где-то неподалеку плакал ребенок. Я услышал, как женщина сдула волосы с лица.
— Добрый день, это Хилари Хэнди?
Она отключилась. Я снова набрал номер.
— Слушаю.
— Добрый день. Кажется, нас разъединили.
— Почему бы вам не убрать этот номер из вашего списка?
— Хилари, я ничего не продаю. Я хочу поговорить об Эми Данн. То есть Эми Эллиот.
Тишина. Малыш снова взвизгнул. Похожий на мяуканье звук — то ли веселится ребенок, то ли собирается зареветь.
— Что с ней?
— Может, вы видели в новостях — она пропала. Это случилось пятого июля при внушающих тревогу обстоятельствах.
— О, мне так жаль…
— Я Ник Данн, муж. Обзваниваю ее старых друзей.
— Ну и?..
— Хочу спросить, не общались ли вы с ней? Недавно?
Хилари выдохнула в трубку. Три глубоких выдоха подряд.
— Это из-за тех глупостей в школе?
Где-то в отдалении капризно закричал ребенок:
— Ма-ама! Иди ко мне-е-е!
— Одну минутку, Джек, — ответила она в сторону, а потом обратилась ко мне раскаленным докрасна голосом: — Вы… поэтому мне звоните? Черт возьми, двадцать лет уже прошло! Даже больше.
— Я знаю, знаю. Погодите, я только хочу спросить. Я был бы последним подонком, если бы не спросил…
— Гребаный Иисус! Я сейчас мать троих детей! Я словом не перемолвилась с Эми после школы! Я отлично усвоила урок. Если увижу ее на улице, то перейду на другую сторону. — Малыш заплакал. — Уже бегу!
— Я только на секундочку, Хилари…
Она отключилась. И в тот же миг завибрировал мой мобильный. Я нажал на «отбой». Нет, эту назойливую вещицу надо спрятать куда подальше.
И тут я почувствовал, что рядом со мной кто-то есть. Женщина. Но я не обернулся, рассчитывая, что она уйдет.
— Нет еще и полудня, а вы так выглядите, будто вкалывали целый день. Бедный мальчик.
Шона Келли. Она завязала волосы в конский хвост, подобно малолетке с жевательной резинкой, и смотрела на меня, сочувственно вытянув намазанные блеском губы.
— Хотите попробовать мой пирог фрито? — В руках она держала форму для выпечки, опустив ее ниже груди, так что тонкая ткань блузки промокла от пара. Фраза звучала почти как в рок-клипе из восьмидесятых: «Хочешь попробовать мой пирожок?»
— Я хорошо позавтракал. Но все равно спасибо. Вы так добры.
Вместо того чтобы отправиться восвояси, она уселась. Выставила, наводя на размышления, до блеска намазанные лосьоном ноги из-под бирюзовой теннисной юбки и ткнула меня носком незапятнанного кеда «Треторн».
— Вы хоть высыпаетесь, дорогуша?
— Да, все нормально.
— Ник, вам нужно выспаться. Кому вы поможете, если измотаетесь до предела?
— Может, и вздремну часок-другой.
— Вздремните обязательно.
Внезапно во мне всколыхнулась щемящая волна благодарности. Словно вернулись забытые отношения мамы и сына.
Опасно! Берегись, Ник!
Я все ждал, когда же она уйдет. На нас уже косились.
— Могу подвезти домой, — проговорила Шона. — Вам и правда необходимо поспать.
Она потянулась, чтобы тронуть меня за колено, и тем самым вызвала вспышку ярости. Оставь свою стряпню, кошелка приставучая, и проваливай!
Теперь вернулись отношения отца и сына. Тоже опасно.
— Почему бы вам не отметиться у Мэрибет? — резко проговорил я, указывая на тещу, которая не отходила от ксерокса, штампуя бесконечные копии портрета моей жены.
— Ладно! — Наконец-то она сообразила, что я почти в открытую пытаюсь от нее избавиться. — Раз так, не буду мешать. Надеюсь, вам понравится фрито.
Мое пренебрежение ее обидело — уходя, она даже не взглянула на меня. Развернулась и зашагала прочь. Мне тотчас же стало стыдно, как будто я отплатил злом за добро. «Не смей догонять эту женщину», — шепнул я себе.
— Есть новости? — Ко мне подошла Ноэль Хоторн и уселась на освободившийся стул.
Я знал, что она моложе Шоны, но выглядела соседка старше — расплывшаяся фигура и вислая грудь. Хмурое выражение лица.
— Пожалуй что никаких.
— А вы, похоже, неплохо держитесь.
Я дернул головой, не зная, что и ответить.
— Вы хоть знаете, кто я?
— Конечно знаю. Ноэль Хоторн.
— Я лучшая подруга Эми в этом городе.
Либо Ноэль нравится купаться во всеобщем внимании, примазавшись к известности пропавшей соседки, либо она сумасшедшая. Надо было сказать это детективам. Возможно, похититель искал дружбы Эми, а когда та отказалась…
— Ноэль, у вас есть какие-нибудь сведения об Эми? — спросил я.
— Конечно есть, Ник. Она же моя лучшая подруга.
Несколько секунд мы смотрели глаза в глаза.
— Вы намерены поделиться информацией? — прервал молчание я.
— Следователи знают, где меня искать. Когда у них дойдут руки…
— Это было бы исключительно полезно, Ноэль. Я добьюсь, чтобы они поговорили с вами.
Она залилась румянцем — по яркому импрессионистскому пятну на каждой щеке.
А когда она отошла, со дна рассудка против моей воли поднялась свирепая мысль: «Женщины, вы все полоумные, мать вашу так. Все до одной».
Подобные мысли всегда приходят ко мне непрошеными. Не «кое-кто из женщин», не «многие женщины», а именно так — «женщины, вы все полоумные».
Когда окончательно смерклось, я поехал к пустующему дому моего отца. Загадка Эми лежала рядом, на пассажирском сиденье.
За то, что взял меня сюда, ты можешь ощущать вину.
И я, приходится признать, всех чувств, конечно, не пойму.
Хоть выбрать мы могли края отсюда вдалеке,
Решились ехать мы сюда, в наш город на реке.
Давай же приведем любовь в коричневый тот дом,
Давай порадуем «Гудвил», супруг мой дорогой.
Третья загадка показалась более сложной, чем предыдущие, но, вне всякого сомнения, решил я ее правильно. Эми приняла Карфаген, окончательно простив меня за переезд сюда.
«За то, что взял меня сюда, ты можешь ощущать вину…» Но: «Решились ехать мы сюда, в наш город на реке». А коричневый дом — это дом моего отца, который на самом деле был синим. Это была наша с Эми «внутренняя» шутка. Мне всегда нравились «внутренние» шутки — они позволяли чувствовать нашу сплоченность куда лучше, чем разговоры по душам или страстные занятия любовью. Маленький коричневый домик намекал на отца — моя выдумка, о которой никто в этом мире, кроме Эми, не знал. После развода родителей я видел отца так редко, что решил думать о нем как о персонаже книги. Как бы он мне не отец — человек, который любил бы меня, возился бы со мной. Просто доброжелательная и весьма влиятельная персона — мистер Браун, очень занятый какой-то важной и секретной деятельностью на благо Соединенных Штатов. И он иногда использовал меня в качестве прикрытия, чтобы свободно разгуливать по городу. Когда я рассказал о своей выдумке Эми, у нее на глазах выступили слезы, хотя я вовсе не рассчитывал на такой эффект, а вспоминал забавную историю из детства. Эми сказала, что теперь она — моя семья, что любит меня сильнее, чем десяток дрянных отцов, что мы Данны и будем вместе. А потом шепнула на ухо: «У меня тоже найдется для тебя достойное задание, мой неподражаемый шпион».