— Ты еще не знаешь демона. Ты знакома лишь с графом Виттури. Демон слишком огромен для разума маленькой девочки. Твой лес темен, опасен, полон ужасов… — Каждое его слово раскаленным кинжалом било в ее сердце.

— Я не маленькая девочка. У меня есть меч! — Дрожь стала такой заметной, что она клацнула зубами.

Но граф, казалось, наслаждался ее страхом и попытками выдержать напор.

— Девочки-воины долго не живут. Жанна тоже считала, что в силах бороться со злом. Один неверный шаг, и те, за кого ты борешься, кого защищаешь, разорвут тебя в клочья. Есть только ты, темный лес и волки. Ты можешь осветить все вокруг огнем своего сердца, но помни, что огня не хватит на весь лес, свет исчезает, мрак побеждает, а горячее сердце рассыпается на искры и гаснет.

— Тогда в чем смысл всего? — Она крикнула, и эхо разнесло вопль по храму.

Демон обнял ее, и дрожь, от которой тело девушки ходило ходуном, улеглась. Довольно испытаний на сегодня.

— Вот это я и ищу, — промурлыкал он ей на ухо.

Его руки крепко держали ее за талию, голова кружилась от его прикосновений и голоса.

— Может, он в волке, в лесе или в тебе, маленькая девочка. Или во мраке, скрывающем все это. Пойдем домой, маленькая Настя. Ты однажды вырастешь до Анастасии, если волки не растерзают тебя до этого.

Смысл сказанного был неясен, но ее сознание цеплялось за перекаты его голоса, как за нить Ариадны, способную вывести из ночного кошмара, в который давно превратилась реальность. Покорно, доверчиво, она уткнулась ему в плечо, хотя безумно хотелось обнять его. Мрак смотрел на них сотнями равнодушных глаз. Демон усмехнулся ему с вызовом, подхватил рыдающую девушку и шагнул с ней в проход.

Из дневника Насти



Я сломалась после того вечера в Ином городе. Что-то неисправимо повредилось во мне, нарушилось. Так на фарфоровой чашке ни с того ни с сего появляется трещина. Может, это осознание того, что мы не так круты, как казалось до этого. Я думала, мы победоносны, неуязвимы, эта мысль жила во мне, несмотря на то что здравый смысл давал понять, что мы уязвимы. Но именно после того как Джонни потерял глаз, а яничего не смогла сделать, чтобы этому воспрепятствовать, во мне резко упал боевой дух.

Помимо того, что меня до сих пор сильно знобит, я ощущаю чувство вины перед Джонни. Я была там и ничего не смогла сделать, чтобы ему помочь. Джонни теперь носит повязку на лице и шутит, что решил стать пиратом, но мне кажется, что его здоровый глаз смотрит на меня с осуждением. И еще в нем ощущается какая-то внутренняя ярость, которой я начинаю побаиваться.

И в то же время именно он через два дня сгреб меня с дивана в кабинете Цезаря, откуда я не выходила, мучаясь из-за пережитого, и вместе с Диего вытолкал на экзамен по испанскому. Экзамен я сдала плохо, потому что все то время, пока сидела, склонившись над листами с тестами, в голове звучал голос этой дьяволицы:

— Бесполезная девчонка!

Да уж, куда бесполезнее.

После экзамена вернулась в агентство. На диван рядом со шкафом с книжками по демонологии, которые противоречат друг другу. Устав блуждать в догадках и сомнениях, отправилась бродить по кабинетам. Итсаску снова «медитировала»: на черном экране быстро мелькали строчки. Цезарь с Ликой занимались планированием поездки в США — на встречу с американским агентством по поводу пропавшего музейного экспоната. Серж с помощью какой-то мини-сварки пытался приварить проводки в странном приборе.

— Что делаешь?

Он снял сварочную маску, поправил очки и взъерошил волосы. Улыбнулся мне задорно и приложил палец к губам.

— Это секрет. Пытаюсь сделать прибор, который засекает демонов.

— В присутствии графа этот прибор вряд ли принесет пользу… — усомнилась я.

Серж поманил меня ближе.

— Можно будет исключить определенные волны, которые принадлежат именно ему! — Он показал мне непонятные хаотичные чертежи и явно хотел дальше рассказывать о приборе, но я спросила:

— Серж, а ты не ревнуешь Итсаску к графу?

Парень удивленно наморщил лоб:

— А почему я должен ревновать?

— Ну… — осторожно сказала я. — Она так с ним танцевала…

— Это всего лишь танец, Настя, — засмеялся Серж. — Итсаску его обожает как учителя. Тем, кого любишь, надо доверять. Я доверяю ей, не сомневаюсь ни минуты. Если она решит закончить наши отношения, она скажет прямо, потому что врать и сочинять красивые фразы — это не про нее. Сама знаешь, она рубит сплеча.

— Нелегко быть человеком в такой компании… — вздохнула я.

Серж посмотрел на меня внимательно:

— Эй, ты что? Не вздумай считать себя незначительной. На то мы и команда, чтобы каждый был важен. И потом, у тебя есть дар, особенный. Разве это не здорово? Я всего лишь техник и разработчик новых устройств, если на то пошло. А ты видишь призраков.

— Это не совсем тот дар, который мне хотелось бы иметь, — возразила я.

— Мы не выбираем, нас выбирают, — пожал плечами Серж. — Главное, что мы все вместе, а с остальным справимся.

— Серж, а что за портрет стоит на лестнице агентства? — решила я поменять тему.

— Это мое изобретение, камера для слежения, которая оценивает проходящего на предмет опасности. Если есть опасность, то в агентство подается звуковой сигнал.

Диего заглянул в лабораторию:


— Серж, ты мне нужен. В кабинете Цезаря вышла из строя система связи. А прям вот сейчас на связь должно выйти агентство в Нью-Йорке.

Ребята ушли, а я погасила свет в лаборатории и двинулась дальше по коридору. Вдруг вспомнила про комнату, где стоит только один стул, и заглянула в нее.

Граф Виттури сидел на стуле спиной ко мне, лицом к большому окну, за которым был виден город. Я сначала решила пройти мимо, но потом осталась, чтобы смотреть на его волосы, широкую спину, лежавшие на коленях руки с красивыми пальцами. Голова его была запрокинута, блики от аквариума на потолке оставляли на лбу золотистые дорожки.

— Демонесса, которую ты уничтожила в Венеции, — вторая дочь Люцифера.

Я поняла, что он знает о моем присутствии, вошла и закрыла за собой дверь.

— А натурщица?

— Всего лишь служила ей телом. А та, что напала на Джонни и Диего здесь, в Барселоне, его первая дочь. Вечно слепая Ярость. Кали теперь обладает глазом Локи. Сколько времени пройдет, прежде чем она найдет глаз оборотня? Прежде чем увидит женщину, которая станет телом для Ноктурны? Мы пытаемся отсрочить неизбежное. Ноктурна породит того, кто покончит с этим миром навсегда. Нами играют, как пешками, а мы пытаемся переписать сценарий в свою пользу.

— У нас получится?

— Может быть. Но когда все ветки бьют тебя по лицу, ты в чужом лесу.

Мне хотелось сбежать от всего этого. Сбежать от графа… Мысли о нем преследовали постоянно. Что бы я ни делала, образ демона, его тень стояла в подсознании. Когда наступала ночь, я оставалась наедине с этими мыслями и не находила сил противостоять им или как-то отвлечься. Меня изматывало желание, физическое страстное влечение к его телу.

Когда мы появились в агентстве после столкновения с Кали, граф небрежно бросил меня на диван, стащил с себя окровавленную рубаху, обнажил такой торс, что у меня дыхание сразу перехватило. Потом он повернулся к Лике, чтобы взять чистую одежду. Я ожидала увидеть на его спине шрамы или следы от крыльев, но… там были мышцы, чуть смуглая кожа, ровная, без родинок, шрамов и татуировок. Перед сном он являлся мне таким. Хочется дотронуться до его спины, провести рукой по коже, опуская ладонь все ниже. Я хочу узнать, как он целуется, хочу вдохнуть его запах, почувствовать контакт с ним, соединить наши солнечные сплетения так, чтобы мучительная тяга успокоилась и ослабла хоть на мгновение. Мы почти не виделись в эти дни. Граф постоянно был с Ликой и Джонни, я порой слышала их голоса в коридоре агентства. Я ему не нужна. Вопреки моим ожиданиям демон не бегает за мной, пытаясь отнять душу или соблазнить. Он вообще про меня забыл. Граф прав… я всего лишь маленькая девочка в темном лесу. Я сдамся, как только он приблизится ко мне.

Граф Виттури даже не пошевелился, говоря со мной. А если бы он встал, если бы подошел, мне было бы легче переносить душевное напряжение и страх перед неизвестностью.

Ночные кошмары — еще одна из причин, по которым я не торопилась засыпать и думала о графе. Лучше думать о его теле, мучиться от желания, чем убегать по темному городу от Мрака, пытаться спастись в лесу от демонесс или от зомби. Лика варила мне успокоительные чаи, но кошмары все равно не уходили. А утром было сложно просыпаться, да и не хотелось.

На следующий день Лика отвела меня в кафе на работу. Практически силой. Пепе увидел меня и нахмурился. Я отработала смену, но выходить на улицу не хотелось. В кафе Пепе появлялась иллюзия, что все беды остаются за дверью. Так тут хорошо и спокойно. Несмотря на то что я видела Диего, поджидавшего меня на углу, я затеяла генеральную уборку барной стойки. Пепе подсел и долго подсчитывал что-то в своей бухгалтерской книге, которую вел по старинке. Мы долго работали в полном молчании, так что было слышно тиканье старых часов в подсобном помещении, показывающих неправильное время. Пепе всегда шутил, что время они показывают правильное, просто это время в каком-нибудь другом городе. Я мыла чашки и думала о графе Виттури. Мне бы хотелось, чтобы он вошел в это кафе, сел за стойку и заказал кофе. Каким он будет? С перчинкой? С шоколадным вкусом? Соленый? Или просто очень крепкий, с большим количеством черного осадка?

Его губы будут иметь вкус этого кофе, если поцеловать его после того, как он сделает первый глоток…

Чашка со звоном выскочила из рук в раковину. Хорошо, что не разбилась. Но я не выдержала. Только сейчас поняла, как все во мне натянуто — нервы, мышцы, сухожилия — словно я пыталась превзойти саму себя, не желая признавать, что выше головы не прыгнуть. Я оперлась руками о мойку.

«Бесполезная девчонка».

Я такая бесполезная, что меч падает из рук, желание побеждает рассудок, а интуицию заглушают какие-то дурацкие доводы.

— Все в порядке, дочка? — Пепе внимательно смотрел на меня.

— Да, — как можно более живо ответила я. Получилось — как радостное восклицание мертвеца в гробу. На самом деле мне очень хотелось поплакать, но я понимала, что плакать можно только ночью, наедине с собой, когда горечь и страх перемешиваются с желанием и отчаянием. Я никому не могла рассказать о своих мыслях и сомнениях. Ни с кем не могла поделиться. С Цезарем я пыталась разобраться в части проблем, но он все свел к графу, еще раз запретил мне с ним сближаться и оставил наедине со всеми страхами. Моя психика не выдерживала ирреальности происходящего. Еще немного, и я ударюсь в истерику от всего, что происходит вокруг. Я не справлюсь. Я не герой. Господи, да я даже не могу взять себя в руки и вести себя прилично со взрослым мужиком! Как перестать фантазировать, как стать сильнее самой себя? Еще немного, и меня просто взорвет от всего этого безумия.



На квартиру мы с Джонни вернулись через неделю после того, как покинули ее вместе с призраком. Юка и Мартин устроили нам праздничный ужин. Как оказалось, Джонни наплел Мартину целую историю о том, как мы ездили в Пиренеи и там с ним произошел несчастный случай — он потерял глаз, но зато мы сблизились. Очень сблизились.

Пока я врубалась в эту историю, которую Джонни мне конечно же не рассказал заранее, приходилось глупо улыбаться, молчать и пытаться показать бровью или уголком губ мое истинное отношение к его выдумкам. Потом я долго шипела на него шепотом, но он молчал, и только синий глаз зло сверкал рядом с черной повязкой. Меня изматывало его присутствие рядом. Чувства вины и страха перед ним, совершенно необъяснимого и нового, такого колко-хрустящего, как вещь с магазинной полки, пиявками пили мою душу. Почему-то этот новый Джонни с внешностью пирата не заслуживал доверия, как раньше. Его розыгрыши стали злыми. Если мы все и раньше страдали от его довольно невинных шуток — он мог во время обеда незаметно убрать со стола бутылку пива Мартина, стрельнуть телефон Итсаску, спрятать инструменты Сержа в столе Лики, напугать внезапным появлением из-за угла Юку — то теперь стал просто невыносим. Поджег локоны Лике, ввел вирус в компьютер Итсаску, залил какой-то несмываемой грязью новое пальто Диего. А меня подставил морально. Заставив врать в глаза друзьям.

Пишу это, а меня от злости потряхивает. Даже в своей комнате не могу побыть одна: ночью одноглазый нес, словно Цербер, сторожит меня, лежа у ног.



Ночью Настя внезапно проснулась. Села на кровати и долго не могла понять, где сон, а где явь. Ночные кошмары стали такими четкими, что, проснувшись в темноте, она пыталась определить, где находится. Рычание собаки сбивало с толку, но потом она сообразила:

— Джонни, что происходит?

Настя протянула руку и нащупала лежащего в ее ногах пса. Его шерсть стояла дыбом. Под ее рукой пес превратился в мужчину и через мгновение навис над ней черной тенью.

— Тише!

Настя лежала, боясь шевельнуться. От Джонни шло тепло, он крепко обнял ее и лег рядом. Это было очень кстати, потому что после происшествия с Кали она все время мерзла. Но девушка тут же подумала, что это очередной розыгрыш, хотела возмутиться. Джонни зажал ей рот. И вдруг она услышала помимо их дыханий еще одно, свистящее, под дверью. Кто-то стоял там, сипло дыша, и Настя почувствовала, как от страха каждый волосок на ее теле становится дыбом. В темноте сверкнул серебряный топорик, который Джонни аккуратно взял в руку. Они лежали, прижавшись друг к другу, несколько минут, пока, тихий вздох не раздался под дверью, и шаги не удалились по коридору.

— Кто это был?

— Не знаю. — Шепот Джонни был искренним, с тенью страха. — Но он ушел.

Настя вдруг осознала, что они лежат в обнимку, тесно прижавшись друг к другу. Джонни, положив оружие в сторону, обнял ее крепко, а потом ласково провел подушечками пальцев по подбородку и шее.

— Я думаю, уже можно и разойтись, — осторожно предложила Настя.

Но он и не думал от нее отодвигаться. Вместо этого его борода, такая шелковая и нежная, коснулась ее щеки, а губы прильнули к ее губам.

Все произошло так быстро — только Настя решила сопротивляться и попыталась оттолкнуть его, как Джонни сам, стиснув зубы, чтобы не закричать, с придушенным воплем, превратившимся в протяжный стон, откатился от нее подальше. Она вскочила и включила свет. Джонни был обнажен, на нем остались только фенечки на запястьях. Его сильное тело, скрючившееся от боли, через секунду выпрямилось, он сел, закусил палец и еле сдерживал крик. Настя увидела, как на его спине и руках из-под кожи проявляются чернильные рунические надписи. Трясущимися руками она нашла мобильник и нажала первую кнопку срочного вызова. Диего.

Диего примчался быстро, вслед за ним прибыли Лика и граф Виттури. Пока Диего усыплял разбуженных шумом Юку и Мартина, граф, бросив мимолетный взгляд на растерянную и бледную Настю, пошел к Джонни.

На скандинавского бога было больно смотреть: за те минуты, что Настя ждала друзей, руны из татуировок начали медленно превращаться в кровоточащие раны, а затем в язвы. Простыни были безнадежно запачканы кровью Локи. Настя переминалась в сторонке, пока Лика и граф, склонясь над Джонни, тихо переговаривались.