— Я соврала, — спокойно возразила Настя.

— Где же книга? — Лилит начала терять терпение.

— Сначала отпусти моих друзей.

— Ты не можешь диктовать мне правила!

— Могу, если хочешь получить книгу! — Настя напряженно сжимала рукоять меча, пытаясь не отвести взгляда от мечущих молнии глаз демонессы. «Это легче, чем выдержать взгляд графа Виттури», — вдруг подумалось ей.

— Хорошо, я буду убивать их одного за другим. Посмотрим, кого ты захочешь спасти. Начнем, пожалуй, с твоего друга у собора. — И Лилит посмотрела на Диего.

— Нет! — Настя в отчаянии готова была разрыдаться. Она вдруг поняла, что на ней лежит слишком много ответственности, что она не может быть героем и спасать других: почему-то вся эта ситуация на площади Иного города казалась ей шахматной партией. Настя терпеть не могла шахматы — за то, что надо в различных вариантах продумывать несколько ходов вперед. Она просто не в состоянии была проанализировать ситуацию трезво. В голове крутилось только «шах и мат», потому что любое ее действие приводило к проигрышу. Она не верила, что ее друзей оставят в живых, если она отдаст книгу. Оставалось только тянуть время, чтобы подарить им и себе секунды жизни.

— Художник спрятал ее в соборе, в одной из капелл левого нефа.

— Какой именно?

— Там есть три статуи: Мадонна, а по бокам святые с книгами.

— Я должна была догадаться…

Кинжал чуть плотнее прижался к горлу графа, и тонкая струйка крови скользнула по его шее вниз. Насте показалось, что ледяной металл лезвия режет ее кожу.

— Не убивай его, я говорю правду! — Ее сердце готово было разорваться от страха и боли за друзей и осознания собственной скорой гибели.

— Я знаю. Но я хочу, чтобы ты принесла мне эту книгу. Сейчас.

— Почему я?

— Не знаю. — Лилит злобно воззрилась на Настю. — Но, когда я увидела тебя в пустом городе, я сразу поняла, зачем ты сюда явилась. Я знала, что именно ты найдешь ее. И ты принесешь мне книгу, потому что другого выхода нет. Выхода нет! Поняла?

Настя заторможенно кивнула.

— Иди!

Девушка бросила взгляд на застывшего графа и на подгибающихся от отчаяния ногах пошла к собору. Огонь погас, мерные следы, оставшиеся от пламени, окружали вход в храм, словно вход в пещеру. Пахло горелым.

Внутри собора Настя достала книгу из-под куртки. Раз уж ее придется вручить демонессе, надо посмотреть, ради чего умерли Мохаммед и Нила. Ради чего умрут ее друзья и погибнет она. А в том, что она лишь пытается отсрочить и свою гибель, Настя не сомневалась. Она расстегнула кожаные ремешки и открыла обложку. Страницы были из плотной бумаги, текст написан от руки, первая буква каждой главы оформлена витиеватым рисунком. Там было много чертежей, схем, формул. Настя листала книгу и чувствовала глубокое разочарование. Она сама не знала, чего ждала. Но точно не этих осязаемых страниц с витиеватым почерком на незнакомом языке. Что же в этой книге за знание, если Лилит так хочет ее получить? И почему именно ей отдал книгу город? Да, книга защитила ее от огня, Настя не сомневалась, что именно из-за нее не превратилась в пепел. Значит, книга сильнее Лилит?

Больше медлить было нельзя. Требовалось возвращаться. Внезапная ярость от бессилия, от осознания своей беспомощности и никчемности охватила ее. Она с силой прижала книгу к себе, хотя больше всего хотела уничтожить ее, и прошипела, обращаясь больше к себе, чем к почерневшему собору:

— Я не знаю, что делать! Я не знаю! Почему я? Почему ты выбрал меня?

Слезы катились из глаз. Девушка вышла на площадь. Бесполезно просить ответа, если отвечать некому. Одно дело быть частью большой команды, искать книгу, вести расследование… и другое — в одиночку столкнуться лицом к лицу со злом. При виде кожаного переплета в ее руках демонесса заискрилась, по черным волосам пробежали язычки пламени. Зрачки расширились, полностью залив радужную оболочку, отчего ее вид стал еще более пугающим. Настя испуганно замерла, не в силах приблизиться. Она понимала, что отдает нечто важное, то, что, но-видимому, увеличит мощь демонессы, и ужас сковал ее.

— Скорее! — поторопила Лилит.

Настя заставила себя сделать еще шаг. Книга вдруг налилась тяжестью и выскользнула из рук на каменную мостовую. Она почувствовала, что город не хочет отдавать книгу, не хочет, чтобы именно она отдала ее. И тогда, понимая, что теряет все — и жизнь тоже! — Настя с яростным отчаянием самоубийцы замахнулась мечом и вонзила его в книгу. Острый клинок вошел в нее мягко, как в плоть. Страшный вой и сокрушающий вихрь поднялись на площади, но девушка не отрывала глаз от книги — на обложке возле клинка проступило багровое пятно, которое, пульсируя, выросло в лужицу, а потом что-то, похожее на кровь, полилось потоками на камни мостовой. Настя робко посмотрела вокруг: поднялся вихрь, серый, туманный, и только крепко держась за меч, она смогла устоять на ногах. Книга начала распухать, увеличиваться, менять очертания, она словно обрастала плотью. Вскоре у ног Насти вместо книги лежала девушка с картины, пронзенная мечом. Кровь полилась у нее изо рта, с шипением забурлила, вены вздулись, кожа стала серой. Еще мгновение, и вихрь втянулся в нее, унося все рогатое, когтистое и зубастое демоническое воинство, а девушка с картины сморщилась, превратилась в мумию старой ведьмы с белыми волосами и рассыпалась в прах.

Площадь опустела. Остались только Настины друзья. Кто-то лежал, кто-то вставал, но все они были живы.

Граф Виттури тяжело поднялся. У него был тяжелый свинцовый взгляд. Настя поняла, какой он видит ее: в порванной одежде, перепачканной, с покрасневшими от дыма и слез глазами.

— Пора возвращаться домой, — просто сказал граф и взял девушку за руку, осторожно отцепив ее сведенные нервной судорогой пальцы от рукояти меча. Облегчение нахлынуло волной, плечи опустились, она расплакалась и спрятала лицо на груди у графа. Тот помедлил, прежде чем, встретившись с Цезарем взглядом, неловко положить руки ей на плечи и мягко отодвинуть от себя.

Иной город отпустил Настю безболезненно и легко. Словно она сделала все, что он хотел.





Часть третья

ВОЗВРАЩЕНИЕ В БАРСЕЛОНУ




Возвращение было тяжелым. Мало того что Настя болезненно переживала расставание с графом, так еще и город встретил их холодом и дождем.

Она с трудом принимала повседневную реальность — спокойную, размеренную, распланированную и предсказуемую. Официально дело о пропаже картины было закрыто, новых заданий не поступало. Настя продолжила слушать лекции Цезаря и тренироваться с Диего. Пепе оказался единственным, кто заметил в ней перемену.

— Что стряслось с тобой, дочка? — обеспокоенно спросил он, когда девушка надевала фартук. — Ты словно пребываешь в другом месте.


— Возможно, так оно и есть. — Настя задумчиво перебирала чашки. Хотелось рассказать хоть кому-то, как ее тянет к графу, но она понимала, насколько по-детски это прозвучит. Как объяснить, что это вовсе не влюбленность, а тяга — словно они своими душами играют в перетягивание каната и ее душа уже наполовину в его руках? Как описать, что яркое появление в ее жизни этого сумрачного незнакомца ослепило, а то, что он столько раз спасал, прикрывал, заботился о ней, лишь укрепило возникшую привязанность? И хотя после возвращения из Иного города они больше не виделись, Настя ни с кем не могла поговорить о графе и разрешить свои вопросы. Кто он? Почему он так молод, властен и богат? Что за комната с зеркалами в подвале его палаццо? Как объяснить, откуда в графе столько силы, проницательности и обаяния? Почему она не может обсудить графа Виттури с Цезарем и остальными ребятами? Они словно возвели стену, за которую девушка не может заглянуть. Почему столько нераскрытых и невыясненных обстоятельств, столько недомолвок, которые бесят и лишают доверия к агентам. И почему именно она, по выражению Диего, как-то связана с этой историей?

Такое не обсудишь с мамой по телефону или с Пепе за чашечкой кофе, а со временем все придется распутывать самой. Или просто жить дальше. Вряд ли они с графом увидятся до следующего бала.



— Знаешь, Настя, думаю, тебе пора немного отвлечься, выбросить из головы все, что произошло. В конце концов, дело закрыто, надо уметь отдыхать. — Диего делал растяжку после бега. Настя старалась повторять за ним. Они стояли на пасео, выложенной плиткой широкой дорожке вдоль берега для прогулок и бега. Мимо шли туристы, проносились делающие утреннюю пробежку бегуны. Воздух был по-зимнему холодным и соленым, море серым и грустным. До них долетал шум волн.

— Сложно выбросить из головы не поддающиеся нормальному объяснению вещи, которые стали случаться со мной после знакомства с агентством.

— Я не уверен, что странные вещи в твоей жизни стали происходить именно после знакомства с агентством, иначе сложно объяснить, почему за тобой следили и следят.

— До сих пор? — Настю передернуло.

— Да. Но теперь иначе. Иногда это люди, не твари.

— Полегчало.

— Не иронизируй. Лучше задумайся, почему они следят за тобой.

— Я подозреваю, что что-то произошло в мой первый день в Барселоне. — Настя рассказала Диего о том, как ее пытался ограбить мальчишка в кафешке на Пасео-де-Грасия. Тогда она не поняла, что мальчик — призрак, ведь в ее восприятии воришка был живым. И частое сердцебиение, и плохое самочувствие она списала тогда на расстройство из-за происшествия. Лишь после контакта с Исабель и художником, почувствовав то же самое, только сильнее, вспомнила о мальчишке. Изумление и легкое презрение посетителей кафе теперь можно было объяснить тем, что в их понимании она вела себя как городская сумасшедшая.

Диего внимательно слушал.

— Возможно, мальчишка и сейчас промышляет мелким воровством. Интересно его поймать, — заметил он.

— Но как, будучи призраком, он может брать вполне реальные и материальные вещи?

— Тема призраков весьма туманна. Никто не изучал их природу. Займешься как-нибудь и напишешь докторскую диссертацию на эту тему.

— Еще этого не хватало! С другой стороны, если подумать, Исабель брала мой платок, а художник вполне реально двигал моей рукой, — задумалась Настя. — Возможно, и картину украли призраки?

— Из галереи? Возможно… — Диего улыбнулся. — Такой ты мне нравишься больше: ты загорелась азартом и жаждой новых действий.

Настя засмеялась:

— Да, хватит грустить, давай попробуем отыскать этого воришку!



Джонни вернулся в Барселону вместе с остальными. Граф Виттури не освободил его от задания после того, как книга была уничтожена. Он пригласил парня в свой кабинет ночью, после похода в Иной город, накануне возвращения агентов в Барселону. Все уже спали, в палаццо было тихо.

Джонни вошел вслед за лакеем. Граф сидел при свете свечей и горящего камина. Огненные всполохи играли на его лице, отчего оно казалось зловещим. Впечатление сгладилось, когда глава агентства поднял голову и жестом пригласил Джонни сесть в кресло напротив.

— В доме непривычно людно, — сказал граф, словно извиняясь, что пригласил Джонни в кабинет, а не в гостиную.

Лакей подал коньяк и виски на подносе, поклонился и вышел.

Некоторое время они молча смотрели на огонь. Джонни чувствовал, что напряжен, мышцы словно отяжелели от ожидания. Граф обладал огромной властью над ними, но не страх подчинял ему всех, а глубокое уважение, священный трепет, которому насчитывалась не одна тысяча лет — словно он, этот доходящий почти до коленопреклоненности восторг, наследовался в генах.

— Я еду в Барселону? — спросил Джонни, чтобы прекратить томительное молчание, прерываемое только треском дров в камине.

Граф перевел на него взгляд темных глаз:

— Ты ведь этого хочешь?

Эта его способность вызывать на откровение, от которой собеседник радостно выворачивал душу, как карманы, открывая в себе все: и низкое, и высокое… Бороться с ней — как пытаться устоять при цунами.

И Джонни начал говорить. Некоторые мысли, которые он озвучивал сейчас, раньше даже не осознавались, словно таились на краю сознания, чтобы вырваться на волю и удивить его самого:

— Я знаю, она была неравнодушна ко мне, преданно смотрела в глаза, смеялась и все время переводила на меня взгляд. Она с первого мгновения была очарована мной, как вы и хотели. Но потом вы сами отняли ее у меня. Зачем Нила лезла ко мне так открыто? Вы наслаждались тем, как Настя отдаляется от меня, не так ли? Я сам не знаю, почему обижен на вас. Вы то даете задание, которое я стараюсь исполнить, то сами делаете все, чтобы я потерпел крах. Она теперь смотрит на вас. Чего вы теперь хотите? Я охраняю ее, как могу, сплю в ее комнате и каждое утро убегаю, поджав хвост. Но она все равно успевает пропасть, потеряться, попасть в беду. Я бессилен, хотя делаю все, чтобы выполнить приказ.

— Я знаю, — мягко прервал его граф. Он помолчал немного, глядя на огонь. Его рука машинально вертела бокал с коньяком, жидкость послушно качалась из стороны в сторону. Джонни уловил запах алкоголя.

— Это не конец, — мрачно заговорил граф снова. Джонни почувствовал, как по спине прошла дрожь. — Это только начало. Эта сценка с демонессой — всего лишь прелюдия к драме более грандиозной, чем мы можем себе представить. Ты же знаешь, что было в той книге. Они начали раскручивать историю, конец которой может стать страшным. Ты только посмотри на Цезаря: по природе своей человек, он, несмотря на всю житейскую мудрость, не может не опасаться за Настю. Ему проще думать, что я собираюсь совратить ее для достижения темных целей, чем верить мне — тому, кто был рядом с ним все эти годы. Он знает меня, но не может не подозревать. И Лика? Ангелам свойственно недоверие, но чтобы так… А теперь ты с глупыми претензиями на первенство в обожании девчонки. Я просил тебя стать ей защитой и другом, но ты почему-то решил, что должен влюбить ее в себя. Это мелко. Ты проиграл самому себе, как всегда, как и тогда… Твоя гордыня и уверенность в собственной неотразимости… Я лишь отзеркалил Нилой то, до чего ты мог скатиться. Девчонка… Я сам не могу понять, почему она. Думаю, Цезарь частично прав: Настя является одним из персонажей этой драмы. Я пока не знаю, насколько важным. Время покажет, чья она игрушка. Не спускай с нее глаз. Будь рядом, но прекрати вести себя глупо и смешно.

— Вы постоянно рядом с ней, вас забавляет ее интерес. И вы просите меня не быть смешным, но при этом смотреть, как она смешна для вас!

— Мне не смешно! — Граф так посмотрел, что Джонни на мгновение перенесся во времена, когда его спас от гибели этот горящий напряженный взгляд. Тогда весь знакомый с рождения мир, все родные и собратья сгинули, а его, считавшего себя всемогущим и сильным, выдернула из месива смерти рука графа. — Думаешь, мне было приятно подвергать вас опасности ради того, чтобы узнать, что Лилит нужно от Насти? Я мог преодолеть вязкость времени хотя бы для себя, но подставил свою шею под кинжал, потому что знал: Иной город хочет что-то показать Насте. Если бы мы вмешались, он никогда не отдал ей книгу. Мы все были в смертельной опасности. Но теперь у них нет книги. У девочки интуиция, потрясающая интуиция, она многое бессознательно делает правильно. Меня это все забавляет и развлекает, но я не знаю, что она выкинет в следующее мгновение. Настя непостоянна, вот что опасно. Она сама не ведает, куда идет. Ты единственный, на кого я могу положиться. Будь с ней рядом.



Джонни обещал, старался и снова провалил задание. Настя и Диего исчезли бесследно. Прошло уже пять часов с минуты, когда он известил об их исчезновении графа. Серж пытался отследить местонахождение ребят по телефонам, но вскоре мобильники нашли в мусорном контейнере на пляже. Итсаску подняла на ноги все связи агентства и свои личные, но пока никто ничего не знал. Кроме одного свидетеля, который видел на Пасео-де-Грасия красивого парня с девушкой, похожих на Диего и Настю, ничего найти не удалось.

Джонни чувствовал, что вся тяжесть ответственности ложится на его плечи. Виноват. Сейчас он, обратившись в собаку, пытался найти запах Насти и Диего среди сотен следов на Пасео-де-Грасия. Лика с красными от ветра щеками, кутаясь в пуховик, стояла рядом.