Она кивнула и закрыла меню, но терзать нижнюю губу не перестала.
Вернувшийся Антонио горделиво поставил на стол бутылку кьянти. Надписи на этикетке были сделаны от руки. Джулия с улыбкой смотрела, как метрдотель торжественно откупоривает бутылку и наливает вино в ее бокал.
Мистер Эмерсон завороженно следил за ее движениями. Вот она слегка покачала бокал, потом подняла его, чтобы посмотреть на вино в свете горящей свечи. Затем поднесла бокал к носу, закрыла глаза и осторожно вдохнула аромат. Завершив этот ритуал, Джулия осторожно пригубила вино, подержала во рту и медленно проглотила. Открыв глаза, она лучезарно улыбнулась Антонио и поблагодарила его за столь драгоценный подарок.
Антонио расцвел. Он похвалил мистера Эмерсона за прекрасную спутницу, следует признаться с излишней восторженностью, потом собственноручно наполнил оба бокала своим любимым вином и ушел, оставив гостей наедине.
Мистер Эмерсон, пользуясь полумраком, опустил руку под стол и поправил брюки, вздувшиеся в одном месте. Иначе и быть не могло, поскольку зрелище Джулии, дегустирующей тосканское вино, — это самое эротическое зрелище, какое ему доводилось видеть. Она была не просто привлекательной или красивой, хотя природа наделила ее красотой ангела или музы. Красота Джулии, несомненно чувственная, обладала гипнотическим действием. И в то же время это была красота невинной девушки. Ее прекрасные глаза отражали всю глубину чувств и излучали невинность. Странно, что он не заметил этого раньше.
Эмерсон отвел взгляд, вдруг почувствовав себя грязным. Ему стало очень стыдно за свою реакцию. Это ангельское создание пробуждало в нем далеко не ангельские чувства и желания. Надо будет об этом задуматься. Когда останется один. Когда вернется домой, где тоже пахнет ванилью.
Он заказал самые большие порции филе-миньон, какие только существовали в этом ресторане. Все протесты мисс Митчелл он отмел взмахом руки, заметив, что недоеденное она сможет взять с собой. По его расчетам, это позволит ей нормально питаться еще пару дней.
А что она будет есть потом? Профессор тут же отогнал мелькнувший вопрос. Этот вечер — однократное событие; вынужденное, чтобы загладить его хамское поведение в кабинете и у нее дома. Вечер закончится, и отношения между ними снова примут строго официальный характер. Все дальнейшие «стихийные бедствия» она пусть устраивает и преодолевает одна, без него.
Ход мыслей Джулии был совсем другим. Она искренне радовалась этому вечеру. Ей хотелось, чтобы профессор снял защитные барьеры и они смогли бы поговорить. Поговорить о более серьезных вещах, чем сорта итальянских вин и особенности итальянских блюд. Она хотела расспросить его о семье и похоронах. Ей хотелось по возможности утешить его. Более того, хотелось шепотом, на ухо, поведать ему о своих секретах и в ответ выслушать его секреты. Да, он смотрел на нее, но его взгляд был совершенно холодным и отрешенным. Похоже, сегодня ей не суждено получить желаемое.
Джулия улыбнулась этой мысли и продолжила есть, нарочито громко стуча вилкой и ножом. Вдруг ее нервозность спровоцирует его на вопрос и в крепостной стене появится маленькая брешь?
— Кстати, а что вас подвигло в старших классах на изучение итальянского языка?
Джулия шумно вздохнула, округлила глаза и удивленно раскрыла очаровательный рот. Наблюдая такую реакцию на свой вопрос, мистер Эмерсон наморщил лоб. Разве он спросил о чем-то запретном, вроде размера ее лифчика? Его глаза невольно переместились на ее грудь. Профессор покраснел, обнаружив, что знает и номер, и размер чашечек. Как и откуда — этого он понять не мог.
— В общем-то, ничего особенного. Заинтересовалась итальянской литературой. Увлеклась Данте и… Беатриче. — Говоря, Джулия теребила салфетку на коленях, а выбившиеся локоны нервно подрагивали.
Профессору вспомнилась репродукция в ее квартире. Потом он вдруг подумал о необычайном сходстве Джулии с Беатриче. Мысль была опасной, и он тут же выбросил ее из головы.
— Похвальный интерес, особенно если учесть, что старшеклассниц обычно интересует совсем другое, — заметил он, стараясь в то же время впитать в себя и запомнить ее красоту.
— У меня была… подруга. Пожалуй, это она заразила меня интересом к итальянской литературе.
Почему-то слова о подруге звучали с оттенком невыразимой грусти.
Профессор почувствовал, что направляется прямиком к своей старой ране, чего делать было никак нельзя. Он спешно дал задний ход и переменил тему разговора:
— Антонио в восторге от вас.
— Он очень добр, — мило улыбнувшись, ответила Джулия.
— А вы ведь от доброты расцветаете, как роза.
Слова выскользнули из уст профессора Эмерсона раньше, чем сработал мозговой контроль. Он был тут же вознагражден ее более чем теплым взглядом. Ему стало не по себе, и он трусливо, по-мальчишески, захлопнулся. Вперился глазами в свой бокал с вином и в тарелку. Постепенно черты профессорского лица обрели прежнюю холодность. Джулия заметила перемену и больше не делала попыток вовлечь его в откровенный разговор.
Положение спасал очарованный Джулией Антонио. Метрдотель чаще, чем требовалось, присаживался за их столик и болтал по-итальянски с прекрасной Джулианной. Антонио пригласил ее на следующее воскресенье в Итало-канадский клуб, где обещал познакомить со своей семьей и угостить изысканным обедом. Джулия с благодарностью согласилась, за что была вознаграждена тирамису, эспрессо, бискотти, рюмочкой граппы, а также шоколадными конфетами «Baci».[2] На профессора Эмерсона щедрость Антонио не распространялась, и ему оставалось лишь молча смотреть, как мисс Митчелл поглощает эти деликатесы.
В конце их визита Антонио вручил Джулии внушительную корзинку и сказал, что не желает слушать никаких возражений. Метрдотель вновь расцеловал ее в обе щеки, причем несколько раз, сам подал ей плащ и попросил профессора почаще привозить сюда его очаровательную спутницу.
Последнюю просьбу профессор Эмерсон выслушал с каменным лицом и ледяным взглядом.
— Это невозможно, — пробормотал он и торопливо покинул ресторан, предоставляя Джулии самой нести подарок метрдотеля.
Провожая взглядом столь странную пару, Антонио чесал в затылке и никак не мог понять профессора. Привести изумительную девушку в столь романтическое место и целый вечер просидеть молча. Должно быть, у бедняги-профессора какие-то неприятности на работе.
Довезя мисс Митчелл до ее дома, профессор Эмерсон учтиво открыл ей дверь и достал с заднего сиденья тяжелую корзину. Не удержавшись, он поднял крышку и заглянул внутрь:
— Недурно. Вино, оливковое масло, бальзамический уксус, печенье, банка домашнего мармелада от жены Антонио и остатки вашего ужина. Этого вам хватит на несколько дней сытной жизни.
— Благодарю вас, — улыбнулась Джулия, протягивая руку к корзине.
— Корзина тяжелая. Я донесу ее до входной двери.
Он сделал то, что сказал, и теперь ждал, когда Джулия откроет дверь. Тогда он отдал ей корзину.
Взгляд Джулии уперся в ее элегантные туфли. Вот и все. Им пора прощаться. От этой мысли у нее почему-то вспыхнули щеки.
— Спасибо вам, профессор Эмерсон, за прекрасный вечер. Это было так великодушно с вашей стороны, что вы…
— Мисс Митчелл, — перебил ее профессор, — давайте не усугублять и без того нелепую ситуацию. Я прошу извинить меня за… прежние грубости. Единственно, что могу сказать в свое оправдание, — это было вызвано причинами… весьма личного характера. Так что пожмем друг другу руки и… оставим все в прошлом.
Он протянул руку. Джулия протянула свою. Профессор старался не причинить ей боль слишком уж сильным рукопожатием. Он старался не замечать ни дрожи ее пальцев, ни вздувшихся вен.
— Спокойной ночи, мисс Митчелл.
— Спокойной ночи, профессор Эмерсон.
С этими словами Джулия скрылась за дверью. Профессор счел, что его вина заглажена.
Где-то через час после их прощания Джулия сидела на кровати и разглядывала фотографию, которую всегда держала у себя под подушкой. Она очень долго смотрела на снимок, решая, как поступить с ним. Вариантов было три: разорвать на мелкие кусочки, оставить на прежнем месте или убрать в комод. Ей всегда нравился этот снимок — самый прекрасный из всех снимков. И в то же время ей было очень больно глядеть на него.
Потом она подняла глаза к своей любимой репродукции и закусила губу, удерживая слезы. Она не знала, чего ждала от своего Данте, но ожидаемого не получила. И потому с мудростью, обретаемой только через разбитое сердце, она решила отпустить его на все четыре стороны.
Она думала о щедрости Антонио. Теперь ее импровизированная кладовка полностью забита снедью. Потом она вспомнила о нескольких голосовых сообщениях Пола. Пол ругал себя за то, что оставил ее один на один с профессором, и просил позвонить в любое время и сообщить, что с нею все в порядке.
Джулия побрела к комоду, выдвинула верхний ящик и бережно, но решительно положила фотографию на самое дно, под комплект эротического нижнего белья, которое она ни разу не надела. Думая о трех совершенно непохожих мужчинах, она улеглась в кровать, закрыла глаза и уснула. Ей снился заброшенный яблоневый сад.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
В пятницу Джулия вынула из своего почтового ящика официальное уведомление о согласии профессора Эмерсона быть руководителем по избранной ею теме. Что же заставило уважаемого профессора отказаться от его прежнего решения? Впрочем, долго раздумывать над этой метаморфозой Джулии помешал Пол.
— Ты готова? — донеслось сзади. — Тогда пошли.
Джулия улыбнулась ему. Конверт с извещением она запихнула в карман все того же рюкзака с наспех пришитой лямкой. Они вышли из здания факультета и направились в ближайший «Старбакс». Идти было недалеко — каких-нибудь полквартала.
— Хочу спросить тебя о встрече с Эмерсоном. Но сначала я сам должен тебе кое-что рассказать, — серьезным тоном сообщил Пол. Джулия с некоторой настороженностью посмотрела на него. — Да не бойся, Крольчиха. Ничего опасного, — потрепал он ее по руке. У этого широкоплечего, рослого парня было удивительно доброе сердце, остро чувствующее чужую боль. — Я знаю про историю с запиской, — сказал Пол.
Джулия закрыла глаза и мысленно выругалась.
— Пол, мне так неловко. Я собиралась сама рассказать тебе об этом ляпе, но как-то не удавалось. Я не говорила ему, кто писал про… придурка.
— Не волнуйся, — тронул ее за плечо Пол. — Это я тоже знаю. Я сам ему сказал.
— Ты? Зачем? — изумилась Джулия.
Глядя в большие карие глаза Крольчихи, Пол чувствовал: он готов на все, лишь бы не позволить кому-либо обижать эту славную девчонку. Даже если это разрушит его карьеру ученого. Даже если придется вытащить Эмерсона из уютного профессорского кабинета и хорошенько проучить за высокомерие и нетерпимость. Профессорский зад давно заслужил двойной порции розог или сильного пинка. Возможно, то и другое.
— От миссис Дженкинс я узнал, что Эмерсон назначил тебе срочную встречу. Я сразу понял, с какой целью: отшлепать тебя словами и объявить, что теперь ты можешь убираться ко всем чертям. А ксерокопию нашей записки я нашел среди прочих материалов, которые он мне оставил. — Пол поморщился. — Дополнительный риск, когда работаешь лаборантом у высокоученого чувака вроде Эмерсона.
Джулия застыла на месте. Пол осторожно взял ее за руку и предложил продолжить разговор в тепле, за большой чашкой ванильного кофе-эспрессо с горячим молоком.
Мест в «Старбаксе» было предостаточно. Они прошли в дальний конец. Джулия по-кошачьи расположилась на пурпурном бархатном диванчике, наслаждаясь теплом и кофе. Полу было приятно сознавать, что сейчас ей хорошо и, пока они здесь, Крольчихе не грозят никакие опасности.
— Понятное дело: цепь дурацких случайностей, — вернулся к прерванному разговору Пол. — Немудрено. Он тебя на первом же семинаре погладил против шерсти. Вообще-то, тебе не стоило ходить к нему. А вот мне — очень даже стоило. Честное слово, Джулия, я его таким еще не видел. Надменность, брезгливость — это бывало у него и раньше. Но чтобы он так нагло вел себя с женщинами… Подумаешь, ты прослушала его вопрос. Так тебя что, из-за этого гнобить нужно? На твою экзекуцию и смотреть-то было больно.
Джулия потягивала кофе и ждала продолжения монолога.
— Словом, когда я нашел ксерокопию обеих сторон этой чертовой бумажки, то понял: Эмерсон решил живьем изжарить тебя на углях. Я выведал, на какое время назначена ваша встреча, и тоже договорился с ним о встрече, причем непосредственно перед вашей. Я признался Эмерсону, что фраза о придурке написана моей рукой. Я даже соврал ему и попытался убедить его, что ради шутки подделал твою подпись. Он на это не купился.
— И ты все это сделал ради меня?
Пол улыбнулся и пошевелил своими ручищами.
— Я хотел стать живым щитом между им и тобой. Решил принять огонь на себя. Мне-то что: пусть орет, пока не охрипнет. Чем больше он выплеснет на меня, тем меньше достанется тебе. — Он посмотрел на Джулию и со вздохом пожал плечами: — Увы, моя стратегия не сработала.
— За меня еще никто не заступался, — призналась Джулия, с благодарностью глядя на добродушного верзилу. — Я перед тобой в долгу.
— Брось. Я просто хотел оттянуть весь его дерьмовый поток на себя. Кстати, что он тебе говорил?
Джулия разглядывала кофейную чашку, делая вид, что не расслышала вопроса.
— Неужели было так скверно, что и вспоминать не хочется? — Пол задумчиво поскреб подбородок. — Но мой визит не пропал даром. На последнем семинаре Эмерсон был вполне вежлив с тобой.
— Да уж, — усмехнулась Джулия. — Зато он не дал мне ответить ни на один вопрос, сколько бы я ни тянула руку. По-моему, Криста Петерсон высказывается за всех нас.
Пола удивило, что такая мелочь вызвала у Джулии вспышку недовольства.
— Об этом можешь не беспокоиться. Криста усердствует на семинарах, потому что с ее диссертацией не все гладко. Эмерсону не нравится избранное ею направление. Он мне сам говорил.
— Как ужасно. А ей это известно?
— Пора бы догадаться, — пожимая плечами, ответил Пол. — Но кто знает? Главная цель Кристы — соблазнить Эмерсона, и тогда можно будет не беспокоиться ни о каких диссертациях. Смотреть противно.
Джулия постаралась это запомнить. Так, на всякий случай; может, в будущем пригодится.
Вернувшийся Антонио горделиво поставил на стол бутылку кьянти. Надписи на этикетке были сделаны от руки. Джулия с улыбкой смотрела, как метрдотель торжественно откупоривает бутылку и наливает вино в ее бокал.
Мистер Эмерсон завороженно следил за ее движениями. Вот она слегка покачала бокал, потом подняла его, чтобы посмотреть на вино в свете горящей свечи. Затем поднесла бокал к носу, закрыла глаза и осторожно вдохнула аромат. Завершив этот ритуал, Джулия осторожно пригубила вино, подержала во рту и медленно проглотила. Открыв глаза, она лучезарно улыбнулась Антонио и поблагодарила его за столь драгоценный подарок.
Антонио расцвел. Он похвалил мистера Эмерсона за прекрасную спутницу, следует признаться с излишней восторженностью, потом собственноручно наполнил оба бокала своим любимым вином и ушел, оставив гостей наедине.
Мистер Эмерсон, пользуясь полумраком, опустил руку под стол и поправил брюки, вздувшиеся в одном месте. Иначе и быть не могло, поскольку зрелище Джулии, дегустирующей тосканское вино, — это самое эротическое зрелище, какое ему доводилось видеть. Она была не просто привлекательной или красивой, хотя природа наделила ее красотой ангела или музы. Красота Джулии, несомненно чувственная, обладала гипнотическим действием. И в то же время это была красота невинной девушки. Ее прекрасные глаза отражали всю глубину чувств и излучали невинность. Странно, что он не заметил этого раньше.
Эмерсон отвел взгляд, вдруг почувствовав себя грязным. Ему стало очень стыдно за свою реакцию. Это ангельское создание пробуждало в нем далеко не ангельские чувства и желания. Надо будет об этом задуматься. Когда останется один. Когда вернется домой, где тоже пахнет ванилью.
Он заказал самые большие порции филе-миньон, какие только существовали в этом ресторане. Все протесты мисс Митчелл он отмел взмахом руки, заметив, что недоеденное она сможет взять с собой. По его расчетам, это позволит ей нормально питаться еще пару дней.
А что она будет есть потом? Профессор тут же отогнал мелькнувший вопрос. Этот вечер — однократное событие; вынужденное, чтобы загладить его хамское поведение в кабинете и у нее дома. Вечер закончится, и отношения между ними снова примут строго официальный характер. Все дальнейшие «стихийные бедствия» она пусть устраивает и преодолевает одна, без него.
Ход мыслей Джулии был совсем другим. Она искренне радовалась этому вечеру. Ей хотелось, чтобы профессор снял защитные барьеры и они смогли бы поговорить. Поговорить о более серьезных вещах, чем сорта итальянских вин и особенности итальянских блюд. Она хотела расспросить его о семье и похоронах. Ей хотелось по возможности утешить его. Более того, хотелось шепотом, на ухо, поведать ему о своих секретах и в ответ выслушать его секреты. Да, он смотрел на нее, но его взгляд был совершенно холодным и отрешенным. Похоже, сегодня ей не суждено получить желаемое.
Джулия улыбнулась этой мысли и продолжила есть, нарочито громко стуча вилкой и ножом. Вдруг ее нервозность спровоцирует его на вопрос и в крепостной стене появится маленькая брешь?
— Кстати, а что вас подвигло в старших классах на изучение итальянского языка?
Джулия шумно вздохнула, округлила глаза и удивленно раскрыла очаровательный рот. Наблюдая такую реакцию на свой вопрос, мистер Эмерсон наморщил лоб. Разве он спросил о чем-то запретном, вроде размера ее лифчика? Его глаза невольно переместились на ее грудь. Профессор покраснел, обнаружив, что знает и номер, и размер чашечек. Как и откуда — этого он понять не мог.
— В общем-то, ничего особенного. Заинтересовалась итальянской литературой. Увлеклась Данте и… Беатриче. — Говоря, Джулия теребила салфетку на коленях, а выбившиеся локоны нервно подрагивали.
Профессору вспомнилась репродукция в ее квартире. Потом он вдруг подумал о необычайном сходстве Джулии с Беатриче. Мысль была опасной, и он тут же выбросил ее из головы.
— Похвальный интерес, особенно если учесть, что старшеклассниц обычно интересует совсем другое, — заметил он, стараясь в то же время впитать в себя и запомнить ее красоту.
— У меня была… подруга. Пожалуй, это она заразила меня интересом к итальянской литературе.
Почему-то слова о подруге звучали с оттенком невыразимой грусти.
Профессор почувствовал, что направляется прямиком к своей старой ране, чего делать было никак нельзя. Он спешно дал задний ход и переменил тему разговора:
— Антонио в восторге от вас.
— Он очень добр, — мило улыбнувшись, ответила Джулия.
— А вы ведь от доброты расцветаете, как роза.
Слова выскользнули из уст профессора Эмерсона раньше, чем сработал мозговой контроль. Он был тут же вознагражден ее более чем теплым взглядом. Ему стало не по себе, и он трусливо, по-мальчишески, захлопнулся. Вперился глазами в свой бокал с вином и в тарелку. Постепенно черты профессорского лица обрели прежнюю холодность. Джулия заметила перемену и больше не делала попыток вовлечь его в откровенный разговор.
Положение спасал очарованный Джулией Антонио. Метрдотель чаще, чем требовалось, присаживался за их столик и болтал по-итальянски с прекрасной Джулианной. Антонио пригласил ее на следующее воскресенье в Итало-канадский клуб, где обещал познакомить со своей семьей и угостить изысканным обедом. Джулия с благодарностью согласилась, за что была вознаграждена тирамису, эспрессо, бискотти, рюмочкой граппы, а также шоколадными конфетами «Baci».[2] На профессора Эмерсона щедрость Антонио не распространялась, и ему оставалось лишь молча смотреть, как мисс Митчелл поглощает эти деликатесы.
В конце их визита Антонио вручил Джулии внушительную корзинку и сказал, что не желает слушать никаких возражений. Метрдотель вновь расцеловал ее в обе щеки, причем несколько раз, сам подал ей плащ и попросил профессора почаще привозить сюда его очаровательную спутницу.
Последнюю просьбу профессор Эмерсон выслушал с каменным лицом и ледяным взглядом.
— Это невозможно, — пробормотал он и торопливо покинул ресторан, предоставляя Джулии самой нести подарок метрдотеля.
Провожая взглядом столь странную пару, Антонио чесал в затылке и никак не мог понять профессора. Привести изумительную девушку в столь романтическое место и целый вечер просидеть молча. Должно быть, у бедняги-профессора какие-то неприятности на работе.
Довезя мисс Митчелл до ее дома, профессор Эмерсон учтиво открыл ей дверь и достал с заднего сиденья тяжелую корзину. Не удержавшись, он поднял крышку и заглянул внутрь:
— Недурно. Вино, оливковое масло, бальзамический уксус, печенье, банка домашнего мармелада от жены Антонио и остатки вашего ужина. Этого вам хватит на несколько дней сытной жизни.
— Благодарю вас, — улыбнулась Джулия, протягивая руку к корзине.
— Корзина тяжелая. Я донесу ее до входной двери.
Он сделал то, что сказал, и теперь ждал, когда Джулия откроет дверь. Тогда он отдал ей корзину.
Взгляд Джулии уперся в ее элегантные туфли. Вот и все. Им пора прощаться. От этой мысли у нее почему-то вспыхнули щеки.
— Спасибо вам, профессор Эмерсон, за прекрасный вечер. Это было так великодушно с вашей стороны, что вы…
— Мисс Митчелл, — перебил ее профессор, — давайте не усугублять и без того нелепую ситуацию. Я прошу извинить меня за… прежние грубости. Единственно, что могу сказать в свое оправдание, — это было вызвано причинами… весьма личного характера. Так что пожмем друг другу руки и… оставим все в прошлом.
Он протянул руку. Джулия протянула свою. Профессор старался не причинить ей боль слишком уж сильным рукопожатием. Он старался не замечать ни дрожи ее пальцев, ни вздувшихся вен.
— Спокойной ночи, мисс Митчелл.
— Спокойной ночи, профессор Эмерсон.
С этими словами Джулия скрылась за дверью. Профессор счел, что его вина заглажена.
Где-то через час после их прощания Джулия сидела на кровати и разглядывала фотографию, которую всегда держала у себя под подушкой. Она очень долго смотрела на снимок, решая, как поступить с ним. Вариантов было три: разорвать на мелкие кусочки, оставить на прежнем месте или убрать в комод. Ей всегда нравился этот снимок — самый прекрасный из всех снимков. И в то же время ей было очень больно глядеть на него.
Потом она подняла глаза к своей любимой репродукции и закусила губу, удерживая слезы. Она не знала, чего ждала от своего Данте, но ожидаемого не получила. И потому с мудростью, обретаемой только через разбитое сердце, она решила отпустить его на все четыре стороны.
Она думала о щедрости Антонио. Теперь ее импровизированная кладовка полностью забита снедью. Потом она вспомнила о нескольких голосовых сообщениях Пола. Пол ругал себя за то, что оставил ее один на один с профессором, и просил позвонить в любое время и сообщить, что с нею все в порядке.
Джулия побрела к комоду, выдвинула верхний ящик и бережно, но решительно положила фотографию на самое дно, под комплект эротического нижнего белья, которое она ни разу не надела. Думая о трех совершенно непохожих мужчинах, она улеглась в кровать, закрыла глаза и уснула. Ей снился заброшенный яблоневый сад.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
В пятницу Джулия вынула из своего почтового ящика официальное уведомление о согласии профессора Эмерсона быть руководителем по избранной ею теме. Что же заставило уважаемого профессора отказаться от его прежнего решения? Впрочем, долго раздумывать над этой метаморфозой Джулии помешал Пол.
— Ты готова? — донеслось сзади. — Тогда пошли.
Джулия улыбнулась ему. Конверт с извещением она запихнула в карман все того же рюкзака с наспех пришитой лямкой. Они вышли из здания факультета и направились в ближайший «Старбакс». Идти было недалеко — каких-нибудь полквартала.
— Хочу спросить тебя о встрече с Эмерсоном. Но сначала я сам должен тебе кое-что рассказать, — серьезным тоном сообщил Пол. Джулия с некоторой настороженностью посмотрела на него. — Да не бойся, Крольчиха. Ничего опасного, — потрепал он ее по руке. У этого широкоплечего, рослого парня было удивительно доброе сердце, остро чувствующее чужую боль. — Я знаю про историю с запиской, — сказал Пол.
Джулия закрыла глаза и мысленно выругалась.
— Пол, мне так неловко. Я собиралась сама рассказать тебе об этом ляпе, но как-то не удавалось. Я не говорила ему, кто писал про… придурка.
— Не волнуйся, — тронул ее за плечо Пол. — Это я тоже знаю. Я сам ему сказал.
— Ты? Зачем? — изумилась Джулия.
Глядя в большие карие глаза Крольчихи, Пол чувствовал: он готов на все, лишь бы не позволить кому-либо обижать эту славную девчонку. Даже если это разрушит его карьеру ученого. Даже если придется вытащить Эмерсона из уютного профессорского кабинета и хорошенько проучить за высокомерие и нетерпимость. Профессорский зад давно заслужил двойной порции розог или сильного пинка. Возможно, то и другое.
— От миссис Дженкинс я узнал, что Эмерсон назначил тебе срочную встречу. Я сразу понял, с какой целью: отшлепать тебя словами и объявить, что теперь ты можешь убираться ко всем чертям. А ксерокопию нашей записки я нашел среди прочих материалов, которые он мне оставил. — Пол поморщился. — Дополнительный риск, когда работаешь лаборантом у высокоученого чувака вроде Эмерсона.
Джулия застыла на месте. Пол осторожно взял ее за руку и предложил продолжить разговор в тепле, за большой чашкой ванильного кофе-эспрессо с горячим молоком.
Мест в «Старбаксе» было предостаточно. Они прошли в дальний конец. Джулия по-кошачьи расположилась на пурпурном бархатном диванчике, наслаждаясь теплом и кофе. Полу было приятно сознавать, что сейчас ей хорошо и, пока они здесь, Крольчихе не грозят никакие опасности.
— Понятное дело: цепь дурацких случайностей, — вернулся к прерванному разговору Пол. — Немудрено. Он тебя на первом же семинаре погладил против шерсти. Вообще-то, тебе не стоило ходить к нему. А вот мне — очень даже стоило. Честное слово, Джулия, я его таким еще не видел. Надменность, брезгливость — это бывало у него и раньше. Но чтобы он так нагло вел себя с женщинами… Подумаешь, ты прослушала его вопрос. Так тебя что, из-за этого гнобить нужно? На твою экзекуцию и смотреть-то было больно.
Джулия потягивала кофе и ждала продолжения монолога.
— Словом, когда я нашел ксерокопию обеих сторон этой чертовой бумажки, то понял: Эмерсон решил живьем изжарить тебя на углях. Я выведал, на какое время назначена ваша встреча, и тоже договорился с ним о встрече, причем непосредственно перед вашей. Я признался Эмерсону, что фраза о придурке написана моей рукой. Я даже соврал ему и попытался убедить его, что ради шутки подделал твою подпись. Он на это не купился.
— И ты все это сделал ради меня?
Пол улыбнулся и пошевелил своими ручищами.
— Я хотел стать живым щитом между им и тобой. Решил принять огонь на себя. Мне-то что: пусть орет, пока не охрипнет. Чем больше он выплеснет на меня, тем меньше достанется тебе. — Он посмотрел на Джулию и со вздохом пожал плечами: — Увы, моя стратегия не сработала.
— За меня еще никто не заступался, — призналась Джулия, с благодарностью глядя на добродушного верзилу. — Я перед тобой в долгу.
— Брось. Я просто хотел оттянуть весь его дерьмовый поток на себя. Кстати, что он тебе говорил?
Джулия разглядывала кофейную чашку, делая вид, что не расслышала вопроса.
— Неужели было так скверно, что и вспоминать не хочется? — Пол задумчиво поскреб подбородок. — Но мой визит не пропал даром. На последнем семинаре Эмерсон был вполне вежлив с тобой.
— Да уж, — усмехнулась Джулия. — Зато он не дал мне ответить ни на один вопрос, сколько бы я ни тянула руку. По-моему, Криста Петерсон высказывается за всех нас.
Пола удивило, что такая мелочь вызвала у Джулии вспышку недовольства.
— Об этом можешь не беспокоиться. Криста усердствует на семинарах, потому что с ее диссертацией не все гладко. Эмерсону не нравится избранное ею направление. Он мне сам говорил.
— Как ужасно. А ей это известно?
— Пора бы догадаться, — пожимая плечами, ответил Пол. — Но кто знает? Главная цель Кристы — соблазнить Эмерсона, и тогда можно будет не беспокоиться ни о каких диссертациях. Смотреть противно.
Джулия постаралась это запомнить. Так, на всякий случай; может, в будущем пригодится.