Опять эта чертова снисходительность! Разве у нее может быть разум? Мышление? У нее всего-навсего «черепная коробочка», и высокоученый профессор предвкушает интеллектуальное развлечение.

«Сейчас я тебя развлеку!»

— Я рада, что мне представился случай поговорить с вами в неформальной обстановке, — начала Джулия, доставая из сумки два конверта. — Я не могу это принять.

Она выложила на стол конвертик с подарочной картой «Старбакса» и факультетское извещение о назначении ей гранта.

Габриель сразу понял что к чему и нахмурился.

— С чего вы решили, что это от меня? — спросил он, отодвигая конверты.

— Применила метод дедукции. Вы единственный, кто называет меня Джулианной. И вы единственный, кому по карману оплачивать ежемесячный грант в пять тысяч долларов. — Она снова придвинула конверты к нему.

Габриель задумался. Неужели только он называет ее Джулианной? Он всегда считал, что именно так ее и зовут. А Джулия — сокращенное имя.

— Вы должны это принять.

Конверты уперлись в ее бокал.

— Ничего я не должна. Подарки всегда ставят меня в очень неловкое положение. Карточка «Старбакса» на немыслимую сумму, не говоря уже о гранте. Пять тысяч долларов! Мне же будет не расплатиться с вами. Я и так в большом долгу перед вашей семьей.

— Джулия, не надо капризничать. Карточка «Старбакса» — мелочь. Считайте, что вы нашли на пустынной улице стодолларовую бумажку. У меня в месяц на кофе уходит гораздо больше. Вы можете это взять, и возьмете. Я очень ценю ваш интеллект. Мисс Петерсон… мало того что она вырвала мои слова из контекста… она еще и исказила смысл того, что я говорил. Кстати, я потом очень серьезно поговорил с нею. А это даже не подарок. Это… реституция, выражаясь языком ушедшей эпохи.

— Меня совершенно не касается, что вы там говорили мисс Петерсон, но я хорошо помню свой первый семинар и ваши слова. Это был, так сказать, первый акт. Второй я смотрела в вашем кабинете.

Джулия думала, что сейчас он вскочит и убежит, не дождавшись заказа. Или обзовет ее неблагодарной дурой. Но профессор Эмерсон не сделал ни того ни другого. Он запустил руки себе в волосы и удрученно на нее посмотрел:

— Да, Джулия. Я имел наглость не только унизить вас, но еще и сделал это в присутствии других. Я уже извинялся за свой идиотский характер. Готов извиниться еще раз. Я не пытаюсь деньгами загладить вину перед вами. Но и каяться без конца не могу. А это просто… дружеский жест.

Джулии было неуютно от его взгляда. Синие глаза вновь сверкали, как два прожектора. Чтобы отвлечься, она принялась рассматривать его безупречно завязанный галстук. Как это ему удается делать такой прямой, ровный узел? Может, в Торонто есть служба по завязыванию галстуков и Габриель у них там числится в постоянных клиентах? А может, галстуки ему завязывает какая-нибудь крашеная блондинка с длиннющими ногтями, обожающая туфли на высоком каблуке?

Она решительно отпихнула карточку «Старбакса». К ее немалому удивлению, Габриель сунул карточку в карман. Лицо у него стало каменным.

— Я не собираюсь весь вечер играть в этот «карточный пинг-понг», — сердито бросил он. — А аннулировать грант невозможно. Эти деньги не от меня. Я просто связался с мистером Рендоллом, директором одной филантропической организации, и рассказал о ваших способностях.

— И о моей бедности, — себе под нос пробормотала Джулия.

— Мисс Митчелл, если ваши слова обращены ко мне, убедительно прошу произносить их с такой громкостью, чтобы мне было слышно.

Теперь уже глаза Джулии сердито вспыхнули.

— Сомневаюсь, профессор Эмерсон, что ваш поступок не нарушает регламента отношений между преподавателями и студентами. Вы передаете мне тысячи долларов, которые вам удалось облечь в форму гранта. Кстати, миссис Дженкинс говорила мне, что гранты на вашем факультете очень редки. Но, невзирая на эту официальную и благопристойную форму, по сути, вы пытаетесь меня купить.

Габриель резко выдохнул и сосчитал до десяти.

— Вас… купить? Поверьте, мисс Митчелл, у меня и в мыслях такого не было! Меня глубоко оскорбляют ваши беспочвенные утверждения. Если бы у меня был к вам определенный интерес, мне бы не понадобилось вас покупать.

Теперь во взгляде Джулии читалась открытая неприязнь. «Берегись!» — говорили ее глаза. Габриель заерзал на скамейке, что бывало с ним очень редко. Джулия торжествовала.

— Вы неправильно поняли мои слова. Я имел в виду, что никогда не хотел обращаться с вами как с вещью. Вы не из тех девушек, которых можно купить. Думаю, с этим утверждением вы спорить не будете.

Джулия бросила на него ледяной взгляд и отвернулась. Она смотрела на дверь и подумывала, не уйти ли ей прямо сейчас.

— Зачем вы так поступаете со мной? — шепотом спросил Габриель, не выдержав тягостного молчания.

— Как?

— Провоцируете меня.

— Я не… Я вас не провоцирую. Я констатирую факт.

— Однако ваша констатация очень смахивает на провокацию. Всякий раз, когда я пытаюсь поговорить с вами как обычный человек, вы меня провоцируете.

— Я помню, что вы мой профессор.

— Да, и к тому же — старший брат вашей лучшей подруги. Но неужели мы на некоторое время не можем послать к чертям все правила, все роли и быть просто Габриелем и Джулианной? Неужели мы не можем вести приятную беседу, наслаждаясь вкусной едой и уютной атмосферой этого места? Вам, наверное, невдомек, но сейчас я пытаюсь вести себя как обычный человек. — Исчерпав аргументы, Габриель вздохнул и закрыл глаза.

— Вы это серьезно?

Вопрос был вполне невинным и искренним, но, представив, каково другому услышать такое, Джулия инстинктивно зажала себе рот.

Габриель открыл глаза не сразу. Он открывал их медленно, как толкиеновский дракон. Он не поддался на новую провокацию. И пламя из ноздрей он не извергал. Пока.

— Итак, мисс Митчелл, вы настаиваете на официальном характере наших отношений. Хорошо, давайте проанализируем ваши слова и поступки с профессиональных позиций. Нормальная аспирантка, получив извещение о том, что ей выделен грант, была бы глубоко благодарна и приняла бы деньги. Так что, мисс Митчелл, извольте вести себя профессионально. Я мог бы скрыть свою причастность к гранту, но решил отнестись к вам как ко взрослому человеку, а не капризному подростку. Я решил не скрывать, что воздаю должное вашему интеллекту, и не стал нагромождать обман на обмане. И в то же время я принял все меры предосторожности, чтобы скрыть этот факт от нашего факультетского начальства. Филантропическая организация нигде не афиширует моего имени, а потому установить мою причастность невозможно. Эмерсон — фамилия достаточно распространенная. И даже если у вас появится бредовая мысль заявить о моей причастности, вам попросту не поверят. Зато репутацию себе вы здорово испортите. — Он достал айфон, открыл приложение «Блокнот» и стал что-то набирать.


— Я не собиралась… жаловаться, — неуверенным тоном начала Джулия.

— Могли хотя бы спасибо сказать.

— Благодарю вас, профессор Эмерсон. А теперь взгляните на ситуацию моими глазами. Возможно, вы и чувствуете себя Абеляром, но я не хочу играть роль вашей Элоизы. — Она принялась раскладывать ножи и вилки, добиваясь полной симметрии.

Однажды Габриель это уже видел, когда они ездили в «Гавань-60». Он отложил телефон и стал следить за ее движениями. На душе у него было муторно. Вдвойне муторно, если вспомнить о том, что едва не случилось в его душном библиотечном отсеке. Да, он был так захвачен очарованием мисс Митчелл, что рисковал разделить участь Абеляра. А Рейчел, узнав, что он соблазнил ее подругу, наверняка бы его кастрировала. К счастью, ему хватило самообладания, и потому его сравнение с Абеляром было не совсем точным.

— Я бы не позволил себе соблазнить аспирантку.

— В таком случае еще раз спасибо, — пробормотала Джулия. — И спасибо за ваш… дружеский жест с грантом, хотя я и не могу обещать, что возьму эти деньги. Конечно, для вас такая сумма — капля в море, но ее хватит, чтобы слетать домой на День благодарения, Рождество, весенние каникулы и на Пасху. Этого хватит еще на многое, чего я не могу себе позволить. В том числе и на мясные деликатесы.

— Зачем тратиться на самолетные билеты? Я думал, что теперь вы снимете себе более удобное жилье.

— Вряд ли я стану искать себе другую квартиру. Мне важнее побывать дома, увидеть отца. Других близких родственников у меня нет. Ни братьев, ни сестер. И я очень хотела повидать Ричарда, прежде чем он продаст дом и переедет в Филадельфию.

«Напрасно я тут играла в благородство. Я ведь могу не только повидать отца и Ричарда, но и навестить старый яблоневый сад… если там не срубили последние деревья. Интересно, кто-нибудь заметил мои инициалы, которые я вырезала на стволе?»

Габриель хмурился, на что было несколько причин.

— Значит, не появись эти деньги, вы бы не поехали домой?

Джулия покачала головой.

— Отец просил, чтобы я обязательно приехала на Рождество. Я хотела лететь самолетом, а не трястись в автобусе. Но в «Эр Канада» слишком кусачие цены. Мне было стыдно просить денег у отца.

— Теперь вам не придется просить у него денег. И трястись в автобусе тоже не придется. Никогда не стыдитесь принимать подарок, когда он вас ни к чему не обязывает.

— Вы повторяете слова Грейс. Она часто мне это говорила.

Габриель снова заерзал на скамейке и поскреб затылок.

— А от кого, по-вашему, я научился щедрости? Не от своей же родной матери.

Теперь Джулия выдержала его взгляд и даже не покраснела. Она убрала письмо с извещением, решив, что обязательно внимательно и всесторонне обдумает вопрос с грантом. Но делать это нужно в спокойной обстановке и в отсутствие профессора, иначе его магнитное поле, аура или что-то там еще мешают ей думать самостоятельно. Все попытки спорить с ним кончались ничем, заводя ее в тупик. В этом отношении (да и не только в этом) он был точной копией Пьера Абеляра: сексапильный, соблазнительный и чертовски сообразительный.

— И все же, несмотря на все мои усилия, вы продолжаете жить впроголодь?

— Габриель, у меня с моим желудком не самые нежные отношения. Если я чем-то занята, что-то меня увлекает, я просто забываю поесть. Когда грущу — тоже. И дело тут не в деньгах. Просто таков мой образ жизни. И пожалуйста, не надо себя корить. Вы тут ни при чем. — Она вновь взялась перекладывать ножи и вилки.

— Значит, вы… грустите? И часто?

Джулия медленно глотала пиво и не отвечала.

— Неужели это Данте делает вас столь несчастной?

— Иногда, — прошептала она.

— А в другое время?

Она вдруг улыбнулась. Тепло, по-домашнему.

— Мне не отойти от Данте. Его поэзия дарит мне минуты просто сумасшедшего счастья. Иногда после чтения «Божественной комедии» я чувствую, что занимаюсь тем, чем и должна. Я чувствую, что нашла свою страсть, свое призвание. Я уже не та робкая девчонка из Селинсгроува, которая впервые взяла в руки том Данте. Я могу не только наслаждаться его стихами. Я могу изучать его творчество и раскрывать красоту его стихов другим. Я знаю: это мне по силам. Тогда я начинаю чувствовать себя… значимой.

Она сказала больше, чем нужно. Джулия приписала это действию пива, выпитого на голодный желудок, и запаху хозяина свитера. Вот кровь и ударила ей в голову. Такое можно было сказать Рейчел. Даже Полу. Но только не ему.

Но Габриель лишь смотрел на нее, и взгляд его снова обрел теплоту.

— Да, вы застенчивы. Но застенчивость никогда не считалась пороком… Знаете, я даже завидую вашему энтузиазму, с каким вы говорили о Данте. Когда-то и я пылал таким же энтузиазмом. Но это было давно. Слишком давно. — Он снова улыбнулся ей и отвернулся.

— А кто такой М. П. Эмерсон? — спросила Джулия, наклоняясь к нему.

Теплый взгляд мгновенно превратился в два острых лазерных луча.

— На эту тему я предпочитаю не говорить.

Его тон не был жестким, но каждое слово дышало льдом. Джулия поняла, что коснулась чего-то запретного, какой-то не до конца зажившей раны. Или только-только покрывшейся коркой. А она своим вопросом содрала эту корку.

Она уже хотела извиниться за бестактный вопрос, как с ее губ сорвался другой, который, наверное, тоже не стоило задавать:

— Вы пытаетесь стать моим другом? Вы это хотели мне показать через грант и все остальное?

— Вам Рейчел подбросила эту мысль? — нахмурился Габриель.