Не будучи лично представленным Вам, я взял на себя смелость написать данное письмо. Глубоко поражен известием о болезни Императора Михаила и спешу выразить слова глубокого личного сочувствия Вам, сударыня, и надежду на скорейшее выздоровление Вашего Августейшего супруга. Уверен, что к моим пожеланиям присоединяется сейчас множество голосов поддержки, поскольку новость о болезни Августа Нового Рима и Единства потрясла весь цивилизованный мир и все, без исключения, королевские Дома Европы.
В моем лице, в лице Дома Гогенцоллернов и всей Германии, Вы, Ваше Величество, Дом Гольштейн-Готторп-Романовых и вся Россия всегда будут иметь доброго друга, хорошего соседа и надежного партнера.
Еще раз примите уверения и проч.
Остаюсь Ваш,
Вильгельм.
Потсдам, Новый дворец, 6 октября 1918 года.
* * *
ИМПЕРИЯ ЕДИНСТВА. РОССИЯ. КРЫМ. КАЧА. ВОЕННО-ВОЗДУШНАЯ БАЗА «БУРЕВЕСТНИК». 6 октября 1918 года.
- Ваше Императорское Величество!
Маша обернулась к своему морскому адъютанту:
- Слушаю вас, Евгений Андреевич.
Командор Беренс взял под козырек:
- Государыня! Смею обратить внимание Вашего Величества на то, что сейчас в Севастопольскую бухту входит линкор «Императрица Мария». Представляется правильным послать от Высочайшего имени приветственный лист. Это будет огромная честь и одна из величайших реликвий для всего экипажа линкора
Царица кивнула.
- Хорошо, составьте текст, я подпишу.
Адъютант козырнул и поспешил исполнять повеление, а на его месте тут же образовалась фигура княгини Долгоруковой.
- Ваше Императорское Величество! Дозвольте доложить!
- Докладывайте, княгиня.
- Государыня! Сводки погоды показывают, что пока над Харьковом плотная облачность. Есть надежда на то, что она развеется, но ждать долго невозможно, поскольку мы не можем вылететь из Качи позже двух часов пополудни, иначе мы рискуем садиться уже в сумерках, а то и в полной темноте. Это недопустимый риск для безопасности Вашего Величества.
- Какие могут быть варианты?
- Можем лететь на Киев, но в Москве все равно буран. Придется ждать.
- Понятно. Благодарю, княгиня. Что ж, время еще есть. Считайте Харьков приоритетом.
- Слушаюсь, Ваше Величество!
Маша козырнула Долгоруковой. Что ж, у них есть четыре часа на принятие решения. Харьков лучше во всех отношениях. Там основная перевалочная база между Константинополем и Москвой. Там есть все, включая Императорский поезд и узел связи. А Киев, что? Захолустье. Там такая же военно-воздушная база, как и здесь, в Каче. Да и то, тут хоть Севастополь рядом, а там что? Нет, если что, можно и из Киева выехать на поезде, или, если погода позволит, перелететь ближе к Москве, но…
- Командор Беренс! Что вы там говорили про Севастополь?
* * *
ИМПЕРИЯ ЕДИНСТВА. РОССИЯ. КРЫМ. КАЧА. ВОЕННО-ВОЗДУШНАЯ БАЗА «БУРЕВЕСТНИК». 6 октября 1918 года.
Когда кортеж Государыни выехал из ворот базы, к командиру «Разящей Алконост» подошел франтоватый господин.
- Прошу простить мою бестактность. Не имел счастья быть вам представленным, княгиня. Смею нарушить дворцовый этикет, представившись самолично. Светлейший Князь Петр Петрович Волконский, Гофмейстер Двора и тайный советник.
Волконский склонил голову в светском приветствии.
Долгорукова кивнула в ответ:
- Капитан графиня Софья Алексеевна Бобринская, по мужу - княгиня Долгорукова, честь имею.
- Это для меня честь, княгиня. Счастлив нашему знакомству. Много наслышан о ваших полетах до войны и о ваших подвигах на войне, а сегодня имел возможность лично убедиться в вашем высочайшем летном мастерстве.
Долгорукова несколько холодно ответила:
- Благодарю вас, князь. А вы на каком фронте воевали?
Прозвучало с некоторым вызовом, на что господин в штатском смиренно вздохнул.
- Наша война видна не всем, княгиня. О нас не слагают легенд. Видите ли, я некоторым образом чиновник Министерства иностранных дел. Ранее первый секретарь посольств России в Вене, а затем в Риме. Ныне – полномочный посол Единства при Святом Престоле.
- Понимаю. Это очень важное сейчас направление.
- Это так, сударыня. Как говорит наш Государь, Рим и Ватикан – это наши магистральные направления в дипломатии.
- А сейчас вы летите с Свите Государыни?
- Да, дипломатическая практика полна таких поворотов. Еще четыре дня назад я выехал из Рима в Константинополь, теперь же Ее Величество призывает меня с собой в Москву.
* * *
Анастасiя Алексеѣвна Суворина (Мясоѣдова-Иванова) въ разныхъ роляхъ и танцахъ своего репертуара. Американскiй танецъ «Коу-бой».
ИМПЕРИЯ ЕДИНСТВА. РОССИЯ. МОСКВА. ОСОБНЯК КУПЦА ПЕРВОЙ ГИЛЬДИИ БОРИСА ФИЛИППОВА. 6 октября 1918 года.
Дождавшись, пока прислуга поможет гостье снять засыпанную снегом верхнюю одежду и калоши, Филиппов распорядился подать чаю.
- Чем обязан, сударыня?
- Меня зовут Анастасия Алексеевна Мясоедова-Иванова, хотя я предпочитаю сценический псевдоним Астра Суворина.
Миллионер кивнул.
- Да, я наслышан о вас. Вы – родная сестра Министра информации графа Бориса Алексеевича Суворина, правильно ли я информирован?
- Да, это так.
Подали чай.
- Итак, сударыня, чем обязан?
Гостья отпила глоток. Руки ее дрожали, и она поспешила вернуть чашку на стол.
- Господин Филиппов, могу ли я видеть баронессу Ольгу Кирилловну Мостовскую?
Борис Иванович поднял брови.
- Позволю себе осведомиться, сударыня, а почему вы ищете баронессу именно здесь?
Та горько поджала губы.
- У меня к ней поручение от брата, от графа Суворина. Я должна ее найти, но, поскольку дома ее нет, то я подумала, что, возможно, она гостит у вас, ведь ваша супруга – командир ее экипажа и, насколько я могу судить, они подруги.
Филиппов кивнул, признавая доводы логичными.
- Если баронессе Мостовской нужно что-то передать, то я буду рад сообщить сие своей супруге, когда она вернется. Думаю, что она сможет передать. О чем речь?
- Речь о Государе…
- Что с НИМ?! - Мостовская, словно вторя бушующему на улице урагану, ворвалась в комнату, игнорируя досадливо сморщившего лицо хозяина дома. – Что с… Государем?!
Суворина хмуро покачала головой.
- Он жив. Это все, что я могу сказать.