Мы боремся друг с другом. Я цепляюсь за его плечи, царапая их, он пытается упереться в мои плечи. Мы причиняем боль друг другу. Постоянно. Физически. Душевно. Стремительно.
– Я люблю тебя, и это не изменилось… если ты не любишь, то я отпущу, слышишь? Скажи мне отпустить тебя, и я это сделаю, – шепчу, а слёзы катятся по лицу. Я вдыхаю отвратительный аромат Саммер и хочу выбить его из нашего кислорода. Я давлюсь им до тошноты, но крепко стискиваю голову Рафаэля.
– Я…
– Говори, я приму любой ответ, потому что хочу, чтобы ты был свободен. Говори, и я сделаю так, что отец заберёт тебя отсюда. Говори… скажи правду, мон шер, и всё закончится. Если ты попросишь отпустить тебя, то я не упрекну… отпущу и любым способом освобожу тебя. Если нет, то я никогда в жизни не забуду о тебе и буду любить тебя, что бы ты ни сделал. Я не обещаю тебя простить за предательство моих чувств, но они будут… и я помогу тебе дойти до конца. Просто скажи мне… как я должна поступить? Как для тебя будет лучше? Ты не один, понимаешь? Ты больше не один… у тебя есть те, кто готов на многое ради тебя… я же готова на всё. Скажи, – обхватываю его лицо руками, поднимая к себе.
Он смотрит на меня мокрыми от слёз глазами и больше не отталкивает. Сжимает в своих руках, зарываясь носом в мою шею, и просто плачет. Плечи Рафаэля сотрясаются от рыданий, а я крепко обнимаю его, целуя в волосы.
– Не отпускай… не отпускай меня… без тебя я не выживу… ради тебя живу… прости меня… за мою слабость. Прости меня… я так боюсь… я в тупике, понимаешь? Я не знаю, что мне делать… я пытаюсь… и так больно без тебя… больно дышать… больно… мне стыдно, слишком стыдно, чтобы даже голову поднять… стыдно.
– Мон шер, тебе нечего стыдиться, слышишь? Нечего… ты столько сделал, столько прошёл… я горжусь тобой. Горжусь и тем, что ты нашёл в себе силы признаться в своих слабостях. Мне признаться… я горжусь тобой, – целую его волосы, пропахшие табаком, алкоголем и вонью Саммер. Целую и глажу ладонями по голове, спине… он делает то же самое. Его руки блуждают по моей талии, поднимаются выше. Его губы целуют мою шею, подбородок, скулу, висок.
Это словно долгожданная встреча после долгой, очень долгой разлуки с ним. И в тот раз, в отеле, всё не было настоящим… нет, возможно, тогда это казалось реальными эмоциями, но у нас они другие. Прошедшие через боль. Через отчаяние. Через ссору. Через разломы. Через препятствия. Она честная. Открытая. Родная.
Сквозь немного приоткрытое окно доносятся крики, смех и музыка из братства. А мы снова спрятались. Как тогда… он пришёл ко мне, и всё изменилось. Он пришёл, покаялся, открылся мне, и это лучшее, что могло случиться в моей жизни.
Мы оба затихаем, просто обнимая друг друга. Не помню каким-то образом, оказалась сидящей на Рафаэле, моё платье задралось, и я обхватила его ногами. Его уже более или менее равномерное дыхание согревает мою шею, а мои пальцы машинально перебирают его волосы на затылке. И так хорошо. Так спокойно.
– Я не спал с ней…
– Я это услышала, – шепчу я.
– Она хотела вскрыть замок на двери моей комнаты и якобы искала шпильку для волос… я поговорил с ней… увёл оттуда и увидел тебя. Я хотел, клянусь, хотел поцеловать её, чтобы причинить тебе боль, и ты возненавидела бы меня и, хотя бы так была от меня подальше. Мне стыдно… стыдно за всё, Мира. Я не стыдился себя ни разу в своей жизни, а перед тобой стыдно.
– Мон шер, – отклоняюсь назад и приподнимаю его лицо к себе. Опускает взгляд и качает головой, словно говоря о том, что не может посмотреть в мои глаза.
– Ты взял на себя слишком много и не хочешь этим делиться. Но так не бывает, слышишь? Я понимаю тебя и то, как себя чувствуешь, но ты забыл, что в любви существуют два человека, как и в любых событиях есть другие люди. Невозможно бороться одному, я пыталась, и у меня ничего не получилось.
– Нет, я должен что-то делать… они спрятали всё так хорошо, и я не знаю, как вытащить тебя. Я не знаю, это убивает меня и заставляет делать ошибки, из-за которых я разрушаюсь изнутри. Иногда я даже не чувствую ничего… совсем ничего, и мне страшно это потерять. Тебя потерять страшно… а это так легко может случиться. Мне негде тебя спрятать, ничего нет у меня, Мира. Ничего.
– Почему ты должен, Рафаэль? – Наконец-то, его боль и мучения сменяются полным недоумением, и он поднимает на меня взгляд.
– Почему?
– Да, почему ты должен? Ты ничего и никому не должен. Даже мне ничего не должен, ты обязан, в первую очередь, думать о себе.
– Что ты говоришь? Думать о себе? Я не буду…
– Вот в чём заключается проблема, мон шер. Ты делаешь всё наперекор себе, настраивая себя на отчаяние и потребность в постоянной беготне. Но так неправильно. Ты должен только себе. Прислушайся к себе и честно признайся, чего ты хочешь и на что готов потратить свои силы, чего на самом деле боишься, а что выдумал для себя, чтобы было легче списывать на это свои неудачи. Подумай, что тебе нужно в первую очередь?
– Ты, – он даже не сомневается в ответе.
– Я. Живая или мёртвая? Замужняя или свободная?
– Живая, конечно, живая. Свободная, потому что иначе меня это убьёт. Я столько вложил своих сил и чувств в нас с тобой, в то, чтобы дойти до нового барьера. Я…
– Ты оправдываешься, но не надо этого делать. Перед кем ты оправдываешься? Передо мной или перед собой?
Его глаза расширяются от моих слов. Он не понимает их или же слишком хорошо понял и увидел, что не так всё плохо, как казалось ему. Он ломал себя, изводя только из-за того, что сам для себя отсчитал какой-то временной отрезок, за который не успел сделать всего.
– Знаешь, за последние дни, когда я чувствовала, как ты отдаляешься от меня, ощущала эту пропасть между нами, много думала о том, а что на самом деле происходит, и как это зависит от нас. Некоторые вещи мы попросту не можем изменить, не в силах на них повлиять, но мы пытаемся быть их частью. Зачем? Сейчас я вижу тебя, и большего мне не нужно. Я знаю точно, что ты для меня самый дорогой и любимый человек, единственный во всём мире. И я уверена, что большинство твоих страхов вызвано тем, что ты чего-то не можешь изменить. Так не бойся этого, пусть оно случится, пусть произойдёт, а дальше уже будут варианты что-то делать и направить свои силы не на исправление прошлого, а на построение будущего.
– Подожди… подожди, – Рафаэль снимает мои руки с себя, пересаживая на пол.
– То есть защищать того, кого любишь, это выдуманные проблемы? Все мои страхи связаны с тобой, Мира. Я боюсь проиграть им. Боюсь, что не успею уберечь тебя от какого-то наказания или чего-то подобного. Разве не так я должен поступать, если люблю тебя? Я обязан выполнять обещания, которые дал тебе.
– Должен? Обязан? Ошибаешься, Рафаэль. Любовь ничего не требует. Ты боишься проиграть, но что у тебя на кону? Моя жизнь? Но я буду жива и так. Твоя жизнь? Мой отец хоть и ублюдок, но вряд ли он позволит кому-то обвалять его имя в грязи твоими преступлениями. Любовь не обязывает тебя решать всё и сразу. Куда ты бежишь? От кого ты бежишь? Любовь не такая, какой ты её видишь. Она не берёт ни у кого обещаний, это делает сам человек. Она не снаружи, мон шер, она внутри нас. И вот это… признания в своей слабости, понимание того, что да, каждый имеет право на подобное, каждый имеет право и на ошибки, и на слёзы, и на истерики, да на всё. Но после этого, если люди продолжают быть вместе, идут по жизни, держась за руки, и принимая друг друга такими, какие есть, а не выдуманными персонажами для войны, то это любовь. Мы сами усложняем её, пытаясь найти пробелы, закрасить их, но закрашиваем их пустотой, и это отдаляет нас. Ты в моих глазах не стал менее мужественным, сильным и храбрым, после того как тебя подкосили твои мучения. Наоборот, для меня это смелость и признание в том, что ты тоже человек, как и я, как и любой другой. И ты мой человек, потому что я люблю каждую твою слабость с той же силой, с которой люблю другие качества. Я люблю в тебе и плохое, и хорошее. Потому что это ты.
– Выходит, я всё делал зря? Все эти жертвы, твои и мои, зря? – С ужасом шепчет он.
– Не зря, Рафаэль, не зря. Послушай меня внимательно, прошу тебя. Я не умаляю всего, что ты совершил. Я горжусь тем, что у тебя хватило сил это сделать и остаться живым. Но порой приходит время, когда тебе нужно стать бесчувственным, чтобы полностью увидеть настоящие страхи и желания. Ты просто возьми и подумай о том, чего ты сам хочешь достигнуть. Я знаю чего хочу: навсегда уехать отсюда, начать новую жизнь. Знаю, что мне будет сложно, но у меня есть финансовая подушка. Я хочу видеть тебя рядом с собой, но я не имею права заставлять тебя жить моими мечтами. У тебя должны быть свои. Так вспомни о них. Поговори со мной, и давай вместе найдём выход, у нас достаточно времени, чтобы жить и бороться. До февраля ещё два месяца, и за это время мы всё успеем, только не гони, потому что эта гонка тебя ломает.
Рафаэль дёргает головой, мрачно бросая на меня взгляд. Сначала ему будет больно, затем он разозлится, а потом всё поймёт. Каждое моё слово поймёт, потому что так больше нельзя. В таком темпе, двигаясь без определённой цели, хватаясь за всё подряд, он убьёт себя, а я на это не согласна.
Придвигается ко мне и опускает голову мне на плечо.
Слабо улыбаюсь и обнимаю его, гладя по волосам.
– Ты в моей жизни единственный, мон шер. И если мы падём, то вместе. Но я знаю, что вместе мы намного сильнее, чем порознь. Не отбирай у себя силы. Расскажи мне о том, что на самом деле творится в твоём сердце, и я это тоже полюблю, – шепчу, целуя его в висок.
Глава 12
Мира
Делаю глоток ароматного, немного остывшего и безумно сладкого шоколада, вдыхая тихий и свежий воздух. Мягкий поцелуй в макушку, тёплые объятия любимых рук, обнимающих меня за талию. Что может быть лучше?
– Ты так и не легла в постель, – шепчет Рафаэль, вызывая улыбку на лице.
– Столько дел, столько дел, спать ещё рано. Очень рано, и я больше не согласна спать одна, – поворачиваюсь к нему.
Рафаэль обхватывает мою руку, держащую кружку, и подносит к своим губам.
– Слишком приторно-шоколадно, – кривится он.
– Зато повышает настроение, – приглушённо смеюсь я.
– Ты проделала интересную работу.
– Мы проделали. Надо же, как это утомляет, но зато есть чему радоваться. Ты наверх?
– Ещё чего. Я должен это видеть, и грех будет упустить возможность самому в этом поучаствовать, – усмехается он, отпуская меня.
– Тогда принеси поднос с угощениями, мон шер. По моим данным, Сиен должна всех привести через семь минут.
Рафаэль усмехается и, качая головой, заходит в дом. Практически все девочки остались в доме братства «Альфы» после шумной и громкой вечеринки. И не только они, ещё и некоторые студенты разбрелись по свободным местам в «Омеге», потому что последствия такой попойки просто не позволили им дойти до своих кроватей. Они тусовались до четырёх утра, оставив мне дом в полное распоряжение и эту ночь. Одна ночь, и всё так изменилось. Появились новые цели и новые чувства. Стало больше тепла, спокойствия и чёткого понимания того, к чему мы стремимся. Да, мы, Рафаэль и я. Он долго и тщательно обдумывал мои слова, а затем рассказывал о своих переживаниях. Удивительно, что люди, благодаря общению, могут достичь такого подъёма внутри и полной уверенности в победе. Оказывается, всё же стоит разговаривать.
Слышу голоса девочек, обсуждающих, кто и что сделал на вечеринке, а кто-то возмущается, зачем Сиен их так рано подняла, когда они могли выспаться в доме братства.
Поднимаю голову, и в этот же момент выходит Рафаэль, держа поднос в руках. Мы переглядываемся, и в лучах нового рассвета для нас я вижу подтверждение правильности всех моих решений. Хватит. Пришло время рубить. На корню.
– Ни черта себе доброе утро, – удивляясь тому, что мы встречаем всех на крыльце дома с кружками шоколада, произносит Сиен.
Она улыбается и мне, и Рафаэлю, а затем хмурится, опасаясь проблем. Оборачивается, и её глаза от ужаса распахиваются.
Да мы их ищем! Правда, мы так хотим проблем и их решения, что терпеть больше не смогли.
– Бери свою кружку и оставайся здесь, – предлагаю я, спускаясь с лестницы, и вижу группу девочек.
– Мира, что случилось? – Зевая, спрашивает Кайли. Замечаю, что не только девушки проснулись, но и парни из братств и другие студенты, которых по моей просьбе специально разбудила Сиен.
Парни пришли к Рафаэлю, потому что и этот приказ был отдан Белчу, идентичный Сиен. Никто не понимает, что происходит.
– Что за фигня? Это что, моя одежда? – Взвизгивает Саммер, расталкивая девочек и выбегая на лужайку.
Представление набирает обороты, собирая рядом с домом всё больше зрителей. Прекрасно.
– А это моя! Мира, как ты посмела?
– И моя!
– Что это значит, Мира? Моя тоже здесь! И всё испачкано…
– Как это понимать? Ты не имеешь права копаться в моих вещах, да ещё и выбрасывать их сюда!
Они все быстро начинают собирать трусики, бюстгальтеры, ищут свои украшения, вырывая из рук друг друга даже не свои вещи. Забавно.
– А это всё мусор, представляете? Вот вчера вернулась домой и увидела, насколько грязно вокруг меня. Я была шокирована тем, как много лишних вещей находится в моём доме, ведь их обладательницы больше не состоят в сестринстве «Оморфия», – вот это выстрел.
Парни присвистывают, ошарашенно наблюдая за тем, как у пятерых девушек чуть не отваливаются челюсти. А вот оставшиеся девочки скрывают свою улыбку, чему я рада. Они поддерживают моё решение.
– А ну-ка повтори ещё раз. Это как, не состоят в сестринстве? – Возмущается Саммер.
– Мне лень повторять. Я делаю официальное заявление. Те, чьи вещи валяются здесь и представляют собой мусор, отчислены из состава сестёр «Оморфия». Они нарушили правила, и я не собираюсь с этим мириться. Неповиновение. Открытое игнорирование моего правления. Появление без своей главы на вечеринке, на которую они обязаны были идти только за мной. Интриги. Неподобающее поведение. Ну и напоследок, вы меня утомили, особенно ты, Саммер. Я устала от тебя и от твоего вида, а я глава сестринства «Оморфия», и в моей власти выгнать любую, даже без объяснения причины. А они есть, так что всё законно, – с торжественной улыбкой заканчиваю свою речь.
– Ты не посмеешь… я же уничтожу тебя. Я же…
– А начинай. Ну давай, чего же ты ждёшь? Я сегодня в таком хорошем настроении и готова посмотреть на цирковое выступление мартышки. Поддержим Саммер, в её излюбленной манере угрожать тем, что не имеет никакого смысла. Ведь ей мало было того случая, когда она специально решила подставить меня и упала с лестницы, только вот мои скрытые камеры всё сняли и не дали ей шанса обвинить меня. Ей мало было моего прощения за то, что она обманула и обокрала хорошего человека, сделавшего для меня серию снимков в очень пикантном стиле, так ещё и угрожала расправой с его семьёй, а у него милые маленькие карапузы. Бесчеловечно. Хотя за это, наверное, стоит поблагодарить, почему бы не показать красоту этому миру, не так ли? Вы же порадовались, когда увидели мои снимки в стиле «ню», да и не только их. Я по собственному желанию разделась перед всеми студентами, чтобы защитить свою сестру, и мне ни капли не стыдно за это. Ох, нет, и ей всё мало, представляете? Я уже не припоминаю тот факт, что её родители взяли кредит… или же заняли у кого-то деньги, ах да, это был мой отец, точнее, я благородно помогла ей остаться в нашем заведении, как и постоянно поддерживала её ухоженный вид, открывала для неё мир за свои деньги. Ой, это была тайна, да? Ну, ничего, раз уж мы устраиваем шоу, то сделаем его запоминающимся, – радостно хлопаю в ладоши, ещё больше изумляя собравшихся здесь студентов и сестёр. Вряд ли они ожидали от меня такого откровения, но это только начало.
– Ты шлюха! Я покажу всем, как тебя имели Всадники! Да-да! Слышали? Она ублажала их всех за место в сестринстве! И даже после этого ты, сука, не успокоилась! Тебе отдали Оливера, а тебе не хватило его! Но знай, твой любимый Рафаэль трахался со мной! Этой ночью! Он трахался со мной, а ты для него лишь жалкое существо, которое ни хрена из себя в этой жизни не представляет! Кусок дерьма, напичканного деньгами! Все слышали? Рафаэль Лоф трахается со мной, потому что она никчёмное бревно! – Кричит Саммер, указывая на меня пальцем.