— Правда? — Рыч аж задохнулся от волнения. — Да ты шо! Да я завсегда! Да я как…
— Вот и отлично, — хлопнул себя по колену Валет. — Отличненько! И про зверя ты мне тоже докладывай. Одного из корешков твоих отец с ним служил, на войне. Так шо…
— Обещаю. Как шо узнаю, то сразу, — Рыч приподнялся от стола.
— Ну, и лады тогда. При мне пока будешь. А дальше — уж как пойдет. Ты ешь, ешь!
И, уставившись в темноватый угол, в котором ничего не было, Валет выпил залпом стакан водки.
⁂
— К тебе тут пришли! — Мать посторонилась в дверях, пропуская высокого странного человека, которого Стекло видел впервые. Он сидел за столом возле подвального окна и делал вид, что корпит над уроками. Однако мысли его были далеко и совсем не сосредоточивались на математических примерах.
— Ну, здравствуй, — мужчина с копной густых каштановых волос вошел в комнату, заслоняя собой свет. — Я с отцом твоим в одном полку служил. Хорошо твоего батю помню.
Стекло, не отвечая, закусил губу, чтобы не заплакать, и отвернулся к окну. Погибший отец был его больной темой. Он прошел всю гражданскую, потом пошел работать в ЧК. Но однажды, во время ночной облавы, его настигла бандитская пуля. И несмотря на то что отца убили шесть лет назад, Стекло до сих пор тяжело переживал его смерть. Он боготворил отца, и его гибель стала для него незаживающей, кровавой раной.
— Садитесь, — Стекло наконец повернулся к гостю, придвинул ему стул, мечтая при этом, чтобы он поскорее ушел. Любое упоминание об отце до сих пор вызывало у него слезы, а плакать при чужом человеке было невыносимо.
— Мама сказала, что ты в милицию хочешь пойти служить, когда школу закончишь, — сказал мужчина… — Как папа. Верно?
Стекло кивнул, крепко сжав губы.
— А я в милиции тоже служу. Вот, недавно приехал в ваш город и возглавил уголовный розыск.
— Здорово, — в глазах мальчика появился интерес.
— И пришел я к тебе не просто так, а как к будущему милиционеру. Дело в том, что сейчас я расследую одно дело. И так думаю, что ты мне можешь помочь.
— Какое дело? — Стекло насторожился, почувствовал недобрый холодок в глубине живота.
— Парень из вашего района исчез. Кличка Филин. Ты о таком слыхал?
— Слыхал, — Стекло сжал кулаки, — он был бандитом. Тварь редкостная. У малолеток деньги отбирал, а тех, кто не отдавал, бил.
— Да, я это тоже слышал, — кивнул мужчина. — А ты с ним лично был знаком?
— Да, был, — Стекло почувствовал подвох, — но так, не близко. Видел всего пару раз. Мы в разных лагерях были.
— Ты от него детей защищал, так?
— Ну… было пару раз. Но не так, чтобы защищал. Просто он не хотел со мной связываться.
— Боялся тебя?
— Никого он не боялся! — воскликнул Стекло. — Никого! С ним все время его лбы ходили! Просто он предпочитал драку не начинать.
— У тебя есть хорошие друзья? — вдруг изменил тему разговора мужчина.
— А что? — Мальчику показалось, что даже воздух вокруг него стал раскаленным.
— Он, наверное, обижал и твоих друзей?
— Да… Я такого не припомню.
— Я слышал, ты дружишь с очень талантливым мальчиком. Он вроде играет на скрипке?
— Да, это Сема, — отрицать было бессмысленно, Стекло видел это по лицу оперативника.
— А Филин разве его не обижал?
— Нет, — Стекло с честью выдержал чужой взгляд, — ничего такого не было.
— А я слышал от других, что однажды Филин очень сильно твоего друга Сему унизил.
— Это неправда, — Стекло старался изо всех сил, чтобы голос его звучал спокойно и ровно, не дрожал, — ничего подобного не было, я ничего такого не знаю.
— Знаешь, какое качество является очень важным в оперативной работе? — улыбнулся мужчина. — Идти четко к своей цели, не отвлекаясь на ненужное, в том числе на бессмысленных друзей. Для милиционера главное — его цель, потом родина и партия, а больше ничего не существует. Нет таких друзей, которые могли бы помешать расследованию дела.
— Я запомню, — ответил Стекло.
— Понимаешь, к чему я все это говорю?
— Нет. К чему?
— Есть сотрудники органов, это один лагерь. А все остальные находятся в другом, враждебном. Ты понимаешь? Всегда во враждебном!
— И мама тоже?
— Ты умный мальчик. Я слышал, ты хорошо учишься?
— Я стараюсь.
— А еще я слышал, что второй твой друг замешан в делах уличных банд, в воровстве… Это так?
— Нет, — Стекло отвел глаза в сторону.
— А этот Сема… Кто его родители?
— Мама — учительница музыки. А папа у него умер.
— Как печально. Понимаю, почему вы сдружились. Конечно, и я заступился бы за своего лучшего друга, если б кто-то его обижал.
— Сему никто не обидел. У него нет времени по улицам ходить. Он в музыкальной школе при консерватории учится. У него концерты все время.
— А почему не в школе Столярского? Его не приняли?
— Еще как приняли! Только Сема не захотел, из-за мамы. Оставить ее одну не захотел. Они же вдвоем живут.
— Я понимаю. Что ж, если услышишь что про Филина, ты мне сообщи. У мамы есть мой номер телефона.
— Хорошо.
— Удачи тебе, будущий милиционер!
Мужчина вышел, неловко сильно стукнув дверью. Но Стекло услышал другой звук, который доносился через окно. Было понятно, что Сема начал заниматься. Это был тонкий, печальный и пронзительный звук скрипки.
Глава 4
2 мая 1966 года, Одесса, парк Шевченко
Из кустов доносились раскаты смеха. Парк опустел после десяти часов вечера, как только закончился концерт. Но часов до одиннадцати оставались все еще влюбленные парочки, бродящие по полутемным аллеям и пользовавшиеся отличной погодой и тем, что завтра выходной.
Настроение у всех было праздничное, и даже обычно сердитый сторож, собиравший мусор на главной аллее, не ворчал на вечных нарушителей спокойствия и порядка, сохраняя на губах нечто вроде улыбки. Впрочем, до тех пор, пока…
В кустах за эстрадой слышался громкий смех и разговоры. Группа молодежи, вся яркая, необычная, допивала портвейн. Место было выбрано отличное: спрятавшись в некотором отдалении от эстрадной площадки, молодые люди могли разговаривать и смеяться более свободно, чем если бы сидели у всех на виду, на одной из многочисленных скамеек, которые были добавлены в парк в еще большем количестве, чем их было раньше.
Центром этого места была эстрадная площадка «Ракушка», известная всем без исключения жителям города, — знаменитая эстрадная площадка в центре парка Шевченко, сделанная в форме раковины, а потому получившая в народе такое название.
Она была построена в 1936 году. Здесь проходили концерты, выступления коллективов художественной самодеятельности, музыкальных ансамблей. А по выходным часто устраивались танцы. Словом, это место любили все без исключения, но особым успехом оно пользовалось у молодежи.
На лавках перед эстрадой можно было посидеть, послушать концерт, а отойдя от них — потанцевать, места для этого было достаточно. Ну а стоило зайти чуть поглубже, обогнуть знаменитую «Ракушку» с тыльной стороны, как открывались просто-таки отличные, густые и достаточно темные кусты, ставшие местом не одной молодежной тайны, а главное свободы…
В этих кустах очень часто продолжалось веселье, начатое в официальной части парка, происходили ссоры, даже драки, но главное — спокойствие всегда восстанавливалось очень быстро. Этому способствовали и сердитые сторожа парка, ну и близость дежурного участка милиции на улице Энгельса, бывшей Маразлиевской. До участка было рукой подать, поэтому если и происходило какое-нибудь веселье в кустах, в любом случае сделать его пытались негромким и, по возможности, без криминальных последствий.
Концерты в «Ракушке» всегда заканчивались непоздно, часов в восемь, максимум — девять вечера. Но в этот вечер выступление задержалось до десяти часов. И артисты, и зрители воспользовались тем, что на многих предприятиях продлили выходные после двух официальных праздников — 1 и 2 мая. А многие горожане к тому же взяли отгулы, чтобы провести майские праздники как можно дольше — и либо уехать из города, либо просто побыть с семьей. В общем, был тот редкий случай, когда администрация позволила провести концерт до такого позднего часа.
Впрочем, даже когда музыканты из народного ансамбля зачехлили свои инструменты и покинули эстраду, веселье в парке не закончилось, там оставалось достаточно много людей — и влюбленных парочек, и просто веселых компаний, которые продолжали шумно праздновать.
И вот было уже за полночь, а из кустов все еще доносился шум. Веселье там было в самом разгаре, поэтому молодежь почти не отреагировала на встревоженную физиономию сторожа, вдруг появившуюся из-за кустов.
Несмотря на то что он выглянул внезапно, никто из компании не испугался, тем более, что бесстрашие подогревалось портвейном, пустые бутылки из-под которого валялись прямо на земле.
Веселившихся было пять человек — две девицы и трое парней, по виду все студенты. Одеты они были очень ярко, красочно, по всему — в заграничные вещи, явно купленные у фарцовщиков. Было понятно, что они выпили достаточно, впрочем, были не пьяные, скорее, веселые.