Варя лихорадочно зашарила по карманам в поисках ключей – и вдруг с размаху хлопнула себя по лбу. Шлепок получился такой силы, что заболела ладонь. Варя без зеркала могла понять, что лоб ее теперь пылает красной отметиной. Но все это было не важно. Сбегая с горки, она уже впилась глазами в неровную рощу «Тюбингенского панно», прозванного в народе «отмычками».

Вот они – металлическая роща из столбов разной высоты, ширины и формы. Некоторые напоминали флаги, другие походили на портняжий метр. На утоптанной поляне, засыпанной черным отсевом, великаны соседствовали с коротенькими пеньками. Свист ветра протяжно завывал между «отмычками», а шум волн удвоил свою ярость, и Варе чудилось, что это и в самом деле сказочный железный лес, наполненный угрюмым волшебством. Не злым, не добрым, а кому как повезет.

– Один. Два. Три. Четыре. Пять, шесть, семь, – заметалась Варя, ладонью касаясь холодных стволов.

В первый раз получилось пятьдесят семь. Варя долго вслушивалась, щурилась и даже принюхивалась, в надежде уловить хоть какие-нибудь изменения. Изменения не спешили проявляться. Во второй раз вышло пятьдесят девять. В третий – пятьдесят шесть. В голове сама собой проявилась услышанная краем уха байка о том, что сосчитать «отмычки» невозможно, потому что всякий раз их количество меняется.

Ветер с Онеги нещадно терзал промокшее пальто. Все норовил принести в ладонях горсть мороси и швырнуть Варе в лицо. Волосы выбивались из-под шапки, лезли в рот. Руки коченели даже в перчатках. В очередной раз насчитав пятьдесят семь столбиков, Варя решила, что это не дело. Трясясь от холода, пяткой расчертила площадку на несколько неравных частей. Дело пошло бодрее.

– Пятьдесят восемь. Пятьдесят девять. Шестьдесят.

Ничего не произошло. Издевательски хохотал ветер. Дрожь то и дело насаживала Варино тело на спицу, и тогда тряслось все, от коленок до плеч. В отчаянии Варя обернулась вокруг, будто надеясь отыскать помощь в яростных волнах, в тощем сером парке, в пустынной Набережной, но вместо помощи увидела его – шестьдесят первый столбик, маленький, ниже колена. Сил на радость уже не осталось, и Варя просто обреченно хлопнула по пеньку ладонью.

Сзади, перекрывая гул озера, раздалось требовательное карканье. Огромный ворон, настолько угольно-черный, что казался пространственной дырой в форме птицы, восседал на ближайшей «отмычке». Глядя на него, становилось ясно, почему ворон и ворона суть разные виды. Позабыв про холод, Варя стояла разинув рот.

– Вот так «птичка»! – только и смогла вымолвить она.

В ответ ворон каркнул, нетерпеливо взмахнул крыльями. Варя понятливо закивала:

– Я побегу за тобой! Быстро-быстро!

Показалось – или ворон и в самом деле пожал плечами: дескать, как скажешь? Он легко подпрыгнул, зацепился крыльями за низкое небо и полетел в сторону парка, ставшего вдруг беспросветно темным, дремучим.

Восемь – побежал за птичкой.





Блестя оперением, ворон парил, ловя восходящие потоки воздуха. Варя глубоко вдохнула – и побежала. Под ногами захрустел снег.





* * *


Бежать пришлось в гору. После сотни-другой шагов закололо в боку. Не было дороги, даже намека на тропинку, только черная точка, перепархивающая с ветки на ветку. Ворон нетерпеливо каркал. В его хриплом голосе слышалась почти человеческая издевка. Стиснув зубы, Варя изо всех сил старалась не отставать.

Бег никогда не был ее сильной стороной. В школе у нее было освобождение от физкультуры. Пока все нарезали круги по залу, Варя скучала на скамейке, поеживаясь от завистливых взглядов одноклассников. На улице удержаться было сложно, она могла носиться и скакать, как обычный подросток, но всегда – всегда! – в кармане лежал баллончик с лекарством. Сейчас пустота и легкость кармана тяготили и пугали, пожалуй, даже больше, чем надвигающийся Лес.

Березы, клены и тополя понемногу уступали место толстым чешуйчатым стволам. Густые ветви сплетались высоко-высоко над головой в единую беспросветную крону, лишенную листвы, но все равно необычайно плотную. Когда Варя покинула дом, было чуть за полдень. Под сводами красноватых ветвей казалось, что уже поздний вечер. Длинная тень волочилась за Варей, норовя зацепиться за куст или обломанную ветку.

Карканье крылатого проводника становилось все настойчивее. Ворон подгонял нерасторопную девочку, велел бежать быстрее, еще быстрее! Но быстрее Варя уже не могла. Спотыкаясь о кочки, уворачиваясь от острых ветвей, проваливаясь в ямы, скрытые прошлогодней листвой, она выкладывалась, как, должно быть, не выкладываются даже бегущие за золотом олимпийцы. А ворон улетал все дальше, покуда не скрылся совсем.

Только голос его, пронзительный, зовущий, по-прежнему служил ориентиром. Но и он постепенно таял среди лесных шорохов, отдалялся. Вскоре Варя перестала понимать, действительно ли слышится вдалеке вороний грай или это лишь эхо отражается от змееподобных стволов. Зато все громче звучало зловещее шарканье. Невидимые обитатели Леса, скрытые полумраком, стонали в предвкушении, сжимая вокруг бегуньи кольцо.

Когда первый из них вырос перед Варей, та приняла его за куст. Той ночью, когда ее вел Егор, темнота не позволила разглядеть воняющих мороженым мясом тварей. Куст шевельнулся, протягивая к девочке странно гибкие ветви, и она наконец увидела. Липким взглядом выделила его среди пней, деревьев и настоящих кустов. И, хотя воздуха в легких едва хватало на то, чтобы бежать, хотя в памяти свежи были наставления Егора, велевшего не шуметь, Варя не выдержала и закричала в голос.

Жуткая фигура будто в испуге отпрянула, повалилась на спину. Одним невероятным прыжком Варя перемахнула через нее, чудом избежав извивающихся пальцев… корней. Это были корни. Красные, толстые, обросшие мохнатой бахромой, они скользили по телу, как черви, буравили мертвую плоть под туго натянутой кожей, выползали из носа, ушей, вращаясь, пялились из глазниц.

Неожиданно крик прочистил легкие. Бульканье и хрипы утихли, отступили, зато сердце заколотилось, как сотня отбойных молотков, – быстро, рвано, на пределе. Чувствуя, что долго не выдержит, Варя воспользовалась внезапной отсрочкой и рванулась вперед со спринтерской скоростью. Где-то там, в чаще, слышалось знакомое карканье.

Пронзенные корнями тела появлялись все ближе. Растопырив руки, они преграждали Варе путь, тянулись к ней розоватыми отростками. Стоило большого труда не сбавлять темп, избегая смертоносных объятий. Варя кидалась то влево, то вправо, но загонщиков становилось все больше, а выход из Леса, хоть и виднелся узкой полосой неяркого серого света, приближался слишком медленно.

Лиственный ковер впереди взорвался, выпуская на свободу огромный, толщиной с фонарный столб, корень, бордовый от бурлящих внутри него соков. Бородатый мертвец, еще не совсем скрытый капиллярами отростков, болтался на его жале кошмарной марионеткой. От резких рывков лишенные губ челюсти жутко клацали остатками зубов. В заледенелых, утративших цвет глазах отразилась Смерть. Мертвец болтался между двумя деревьями, перекрывая единственный широкий проход, и со всех сторон спешили все новые и новые твари. Запах мороженого мяса сделался невыносимым.

Варя встала как вкопанная, не зная, что делать дальше. Она еще не успела испугаться, не успела понять, что все кончено, когда мертвец-марионетка рухнул к ее ногам перезрелым яблоком. На его плечах, остервенело рыча, вгрызалась в корень огромная косматая собака с желтыми, как фары, совиными глазами. Могучие челюсти сомкнулись раз, другой, лобастая голова затряслась, и вот перекушенный корень замотался из стороны в сторону, истекая соком и хлеща по земле.

Пес спрыгнул с поверженного мертвеца, оскалился окровавленными зубами. Мордой указал Варе на выход – убирайся, мол. Четыре мощные лапы врылись в землю, игольчатый загривок ощетинился, зрачки сузились в точки. Долго уговаривать не пришлось. Варя коротко кивнула и помчалась к свету.

Позади яростное рычание перешло в протяжный надрывный визг, резанувший Варино сердце циркулярной пилой. На мгновение все стихло, и тут же вновь замычало, зашаркало многоногое воинство. Что-то затрещало, под ногами затряслась земля, будто сами деревья, обозленные неудачной охотой, решили пуститься в погоню. Варя не оглянулась, не остановилась ни на секунду, потому что уже видела на пути огромную яму с ледяными стенками, уходящими в неведомую глубь. Сгруппировавшись на бегу, Варя щучкой влетела в снежный тоннель, отсвечивающий морозной синевой.

Девять – в яму с головой.





Еловые лапы царапнули ее по лицу, и она вывалилась на тонкую, едва видную тропку, проторенную кроссовками Егора и лапами бабы Тони. Безлюдная улица Пушкина встречала Варю неприветливым карканьем ворона-проводника.

– Десять – и пришел домой, – хрипло выдавила Варя незнакомое окончание считалки.






* * *


Егор стоял на углу, руки скрещены на груди, поджатая левая нога упирается в стену. Бессменный спортивный костюм, стоптанные кроссовки, капюшон скрывает глаза. Увидав Варю, он порывисто отклеился от стены, шагнул вперед, раскинув руки, будто собираясь обнять, но сдержался.

– Добралась? Выглядишь так, будто в грязи валялась! – Он с сомнением оглядел девочку с головы до ног. – Можно же по-простому, без этой чуши со считалочкой, прямо через Лес… Эх, ладно уж…

Егор махнул рукой. В его голосе причудливо смешались облегчение, недоверие и радость. Варя остановилась, держась за бок. Пройденные километры навалились на нее болью в мышцах, одышкой, усталостью и пониманием: почти незнакомый человек только что пожертвовал ради нее жизнью. Губы зажили своей жизнью, скривились, затряслись. Варя указала пальцем на все еще галдящий Лес:

– Б-баба Т-тоня…

– …знала, на что шла, – безжалостно обрубил Егор. – Забудь. Сейчас нельзя об этом думать. Надо вытаскивать твою маму.

Усилием воли Варя проглотила подступающие слезы. Егор прав. Ничего еще не закончено. Не время плакать.

– Держи!

Егор швырнул ей гладкую округлую палку – похоже, черенок от лопаты. Сам вооружился такой же, ловко крутанув кистью, рассек воздух. Неумело держа оружие, Варя поспешила за ним.

– Для чего это? – на ходу спросила она.

Из-за угла появился Двор, и Варя охнула, пораженная переменами. Облако пара вырвалось изо рта туманным призраком. Мертвый дворник все так же старательно расчищал дорожки, но обледеневшие дома выглядели заброшенными. Огромные сосульки разорвали жестяные животы водосточных труб, повисли на потухших фонарях. Кусты и деревья съежились, почернели, как после пожара. Со стен отвалились куски штукатурки. Толстый слой инея затянул стекла, отчего окна казались похожими на бельма. Лишь кое-где виднелись проталины, из которых невидимые жильцы следили за предстоящей битвой. И повсюду – повсюду! – стояли уродливые стражи, слепленные сестричками Ярвинен.

Подточенные оттепелью, грязно-снежные тела их напоминали черные колдовские свечи из страшной сказки. Не спуская угольных глаз с Вариного окна, снеговики сонно покачивали ветками. Егор, не скрываясь, подошел к ближайшему и, размахнувшись как профессиональный хоккеист, начисто снес оплывшую башку. Вместе с фонтаном ледяной крошки над Двором разлетелся хрустальный звон. Спящие до поры снежные кадавры зашевелились.

– Быстрее! – закричал Егор, нанося удар за ударом. – Беги к подъезду!

Не было нужды объяснять, к какому. От четвертого подъезда, где жила Арина, их отделяло полсотни шагов и с десяток стражей. Остальные уже бросали свои посты у Вариного окна, спеша наперерез. Двигались они хоть и неловко, но довольно быстро.

Варя отскочила в сторону, пропуская мертвого дворника. Не обращая внимания на разыгравшуюся битву, он продолжал бездумно делать свое дело. Разбитый снеговик угодил на широкую лопату и поехал в другой конец дома. Варя вздрогнула – руки-ветви проворно лепили новую голову. Значит, Егор не уничтожил его и даже не ранил серьезно! Дело принимало скверный оборот.

Второй подъезд. Сбоку, по-паучьи перебирая лапами, приближался одноглазый уродец. Варя с разбегу воткнула палку в оскаленный иглами-сосульками рот. Надавила что есть силы, так, что морда кадавра развалилась надвое. С силой толкнула ногой в грудь, роняя обезглавленное тело. Что-то свистнуло, стегнуло по бедру. Шипя от боли, Варя отпрыгнула. Под разорванную полу пальто тут же полез холод, обдувая набухающий кровью порез на ноге.

Третий подъезд. Мимо вновь пронесся дворник, снес пару снеговиков, стоящих на пути. Разбитые кадавры, не прекращая собирать себя, норовили вцепиться Варе в ноги, задержать, обездвижить. У заветного крыльца скакал, размахивая палкой, Егор, обороняясь сразу от трех тварей. Спортивный костюм пестрил прорехами, в плече торчал толстый обломок, но крови видно не было.

– Давай же! Быстрее! – кричал он. – Торопись!

Варя торопилась как могла. Прихрамывая, она бросилась к подъезду, на ходу смахнув голову пытающемуся подняться снеговику. Прыжком преодолела три ступеньки, вцепилась в холодную дверную ручку и… отлетела в сторону, отброшенная мощным ударом.

Палка выпала из рук. Маленький, с саму Варю размером, кадавр навалился на нее, вдавливая в снег. Безликая голова, напоминающая изъеденный эрозией камень, нависла над Вариным лицом. Ни единого камешка, обозначающего простые черты снежной морды. Ни носа, ни рта, ни глаз. Хотя нет, один глаз все же был. Из-под смерзшейся корки мутно сиял затянутый пеленой зрачок. Оранжевые рукава уходили глубоко в округлое тело. Красные рукавицы вцепились в Варино горло. Оля душила ее.

Варя извивалась, как червяк на крючке, но, как ни старалась, не могла сбросить девочку. Маленькое тело, наверное, было из камня и весило целую тонну! Хотя воротник и мешал красным варежкам сомкнуться как следует, воздуха начинало не хватать. Отчаянно кричал Егор, слышался свист веток и глухие удары. Варя попыталась дотянуться до палки, но та лежала слишком далеко.

Немыслимым усилием Варя перевернулась на бок. Давление на шею немного ослабло. Вмятое в утоптанный снег тело ощутило вибрацию близких шагов. Краем глаза Варя видела приближающегося дворника. Вот бы столкнуть к нему Олю! Сметет! Растопчет! Но нет… нет… его путь пролегает полуметром левее, а тяжеленную Олю не поднять и на миллиметр.

Дворник уже почти миновал борющихся девочек, как вдруг, не замедляя шага, замахнулся лопатой и обрушил ее на спину Оли. Ледяная корка треснула, засыпав Варе лицо. Оглушенная Ярвинен повалилась на крыльцо. Торжествующе завопил Егор. Варя, пошатываясь, тут же вскочила на ноги. Свежий воздух хлынул в измятое горло так, что закружилась голова.

– Ну, чего встала?! – подбежал Егор. – Шевелись!

Вместо этого Варя откашлялась, подняла оброненную палку и встала плечом к плечу с мальчиком.

– Никуда я без тебя не пойду, – пробормотала она.

– Да иди же ты! – Егор, казалось, искренне развеселился. – Я теперь знаю, что делать. Справлюсь, не дрейфь!

Только сейчас Варя заметила, что часть снежных фигур стоит неподвижно, а разрушенные перестали вылепливать себя. Численность армии уродцев уменьшилась ровно наполовину. У детской площадки растерянно переминался низенький снеговик с торчащими из тела оранжевыми рукавами.

– Иди, – повторил Егор, настойчиво подталкивая ее к дверям. – Не думай о бабе Тоне, не бойся за меня. Ты сейчас важнее нас всех. Если у тебя не выйдет…

Костяшки его побелели, стиснув палку.

– То что? – спросила Варя.

– Лето… – Егор запнулся. – Лето никогда не наступит.

Столько горя и надежды было в этих коротких словах, что Варя не посмела спорить. Сжав на прощание худое плечо, она рванула дверь на себя и вошла в подъезд.