Дэш изнемогал, ходил взад и вперёд по улицам, искал что-то, какой-то знак… пока, наконец, я не заставила его остановиться. Мы подумывали о том, чтобы нанять вас, мистер Тейлор, но мы слышали, что вы уже испробовали свой дар, но безрезультатно. Так что мы привыкли к мысли, что наш бедный Томми погиб, став ещё одной жертвой этой проклятой войны.
— Ларри никогда не отказывался от своего брата, — сказал Дэш. — Этот мальчишка всегда был упрям, как мул.
— Они оба были хорошими мальчиками, — сказала Ширли.
— Молодцы, — похвалил Дэш.
Они сидели рядом, держась за руки и склонив головы.
— Мы не очень хорошо ладили с нашими детьми, — сказала Ширли. — Ларри мёртв, Томми пропал, а Хэдли… Одному Богу известно, что такое Хэдли. Трое сыновей, но ни одного внука и вряд ли у него теперь будут внуки. Неужели всё, что мы делали, было напрасно? Мы спасли мир, по крайней мере, три раза. Президент вручил нам медали. Наедине. И всё ради чего? Состариться и увидеть, что наши дети потеряны для нас. Разве мы не заслуживаем чего-то за всё, что сделали?
— Мы сделали это не ради награды, — сказал Дэш, сжимая её руку. — Мы сделали это, потому, что это нужно было сделать.
— Долг и ответственность, — кивнул Уокер. — Единственное, что имеет значение.
— Отвали, Уокер, — сказала Ширли.
А мне хотелось аплодировать.
После клуба «Лондиниум» мы с Уокером нанесли визит в городской совет по неестественной торговле. Большое, величественное здание в самом центре делового района Тёмной Стороны.
Всё очень торжественно, очень достойно и по-деловому. В воздухе вестибюля явственно чувствовался запах свежих банкнот. Уокер водил меня в разные офисы, где не считались с затратами, а комфорт и показная роскошь были нормой. Он представил меня целому ряду могущественных и влиятельных людей, которые все поголовно делали вид, что рады меня видеть.
Потому, что если я был с Уокером, то я должен быть личностью, достойной знакомства. Они предложили мне густой, мутный херес, от которого я отказался и слушали каждое моё случайное замечание, как будто в каждом содержались тайны мира. Я улыбался, кивал и уклонялся от ответа на их изысканные, прощупывающие вопросы о том, что я делаю рядом с Уокером. Пусть удивляются и страдают.
Мне не потребовалось много времени, чтобы понять, почему Уокер хотел, чтобы я встретился с этими высокими городскими типами. Это были люди, которые снабжали Уокера личной и конфиденциальной деловой информацией изнутри. Например, кто поднимается вверх, кто падает вниз, на кого можно оказать давление, или шантажировать…
Всё это для того, чтобы Уокер мог быть в курсе событий и вносить коррективы, когда это необходимо. Не один крупный бизнесмен с бледным и потным лицом отодвинул меня в сторону, чтобы прошептать, как Уокер раздавил того, или иного человека, или даже заставил их исчезнуть… потому что они ставили свои личные финансовые интересы выше интересов Тёмной Стороны.
Никому не разрешалось угрожать статус-кво, пока Уокер был на работе. Какими бы богатыми и могущественными они не считали себя.
Следующей была Улица Богов. Портативная Хроно — машина Уокера теперь работала сверхурочно, перебрасывая нас с места на место. Мы с Уокером шагали по улице бок о бок и целая куча Существ, Сил и Божеств других измерений решила удалиться в свои частные храмы, запереть двери и спрятаться под алтарями, пока мы не уйдем.
Другие Существа и их прихожане обязательно выходили на улицу, просто чтобы быть замеченными дружелюбно беседующими со мной и Уокером и продемонстрировать всем остальным, что они были в хороших отношениях с нами. И ни в коей мере не бояться нас обоих. Уокер, как всегда, был очень вежлив и даже позволил нескольким Богам благословить себя.
— Неужели тебе это никогда не приходило в голову? — спросиля его, когда мы оставили позади наших поклонников.
— По-своему это довольно приятно, — сказал Уокер. — Это одно из преимуществ нашей работы. Но это ложь. Ни один из них не любит и даже не уважает меня по-настоящему. Это сопутствует положению и силе. Они бы так же быстро склонились перед тобой, будь ты на моём месте.
— Было время, когда люди так делали, — сказал я.
— Ещё тогда, когда кое-кто видел во мне потенциального короля в изгнании. Не могу сказать, что мне это очень нравилось. Они говорили не со мной, а с тем, кем, по их мнению, я мог быть.
— Ты заставил людей уважать себя, — сказал Уокер. — Приложили немало усилий, чтобы создать себе репутацию. И в отличие от многих на Тёмной Стороне, ты действительно сделал большинство ужасных вещей, которые должен был сделать.
— Репутация помогает отгонять мух, — сказал я. — Но она нужна, чтобы защитить меня, а не тешить моё эго.
— И это полезный инструмент, чтобы заставить людей делать то, что вы хотите, чтобы они делали. — Сказал Уокер.
— Да, — ответил я. Но…
А потом я замолчал, потому что не знал, что будет дальше.
Уокер только улыбнулся.
Какое-то время мы спокойно шли вместе.
— В обычном случае я бы отвёл тебя в «Клуб изгнанников», — сказал Уокер. — Познакомил тебя со всеми потусторонними и сверхъестественными Королевскими особами в изгнании, выброшенными к нам, на берега Тёмной Стороны, через временные сдвиги, или пространственные проходы, или по итогу какой-либо прискорбной небесной катастрофы.
— Все потерянные Короли и Королевы, Императоры и Божества… Хотя бы для того, чтобы показать тебе, что Королевская семья может быть настоящей занозой в заднице, как и все остальные. И всё же нет ничего лучше, чем когда Король, или Королева склоняют перед тобой голову, это помогает поднять настроение в скучный день.
— К сожалению, изгнанники в настоящее время немного злы на меня, с тех пор, как я счёл необходимым убить некоторых из них для поддержания общественного порядка. Ты же помнишь, Джон.
Я молча кивнул.
Я вспомнил их отрубленные головы, насаженные на железные пики возле клуба «Лондиниум». Королева Елена, Монарх Вечера из будущей сумеречной зоны. Таффи Льюис из Верхнего города, криминальный авторитет и подонок из подонков. И генерал Кондор, великий вождь людей из какого-то будущего, генерал космического флота, который заключил несколько неудачных союзов в своём стремлении поступить правильно.
Уокер никогда не колебался, был твёрд имея дело с любым, кто мог бы оспорить его авторитет.
Может быть, он пытался по своему намекнуть мне? Неужели он приготовил железный шип для моей головы, если я ему откажу?
Это была главная сила Уокера — он всегда заставлял вас гадать.
К моему удивлению, следующей остановкой оказался Крысиный переулок, где бездомные искали выброшенную еду или место, где можно было бы преклонить голову. Крысиный переулок — это широкая мощёная площадь и несколько узких отнорков, расположенных позади рядов из лучших и самых высококлассных ресторанов Тёмной Стороны.
Здесь, вне поля зрения прекрасной клиентуры, которая входит через парадную дверь, существует небольшая община тех, кто упал с края и не может найти дорогу назад. Бездомные, нищие, потерявшиеся и оборванные, изуродованные калеки и проклятые, живущие в картонных коробках, навесах, под листом пластика, или только в слоях одежды и редких одеялах. Беженцы из мира, который все мы воспринимаем как должное.
Однажды я провел здесь некоторое время.
Крысиный переулок в эти дни был более неприятным и опасным местом, в связи с потерей их святого ангела-хранителя, сестры Морфин.
Эдди Бритва по-прежнему часто здесь спал, держа стервятников на расстоянии и конечно же, у них всё ещё была Жаклин-Хайд.
Она вышла из тени, чтобы преградить нам путь, закутанная в грязные лохмотья того, что когда-то было дорогим пальто.
Уокер и я остановились, чтобы показать уважение к её территории. Все знали историю Жаклин.
Эта мрачная, грязная фигура когда-то была дебютанткой и высоко летала, пока она не совершила ошибку, экспериментируя с формулой своего деда. Теперь она олицетворение одной из самых печальных любовных историй Тёмной Стороны. Жаклин влюблена в Хайда, а он — в неё, но они могут встретиться только на мгновение, в момент перехода.
Она зарычала на Уокера и меня, и её тело внезапно взорвалось мускулами и массой. Хайд стоял перед нами, раскачиваясь и рыча, его огромные руки хватали воздух, готовые рвать и терзать, ломать кости и извлекать костный мозг. Он возвышался над нами, его грубое лицо пылало ненавистью ко всему человечеству. Жаклин-Хайд — две души в одном теле, вместе и разделённые одновременно.
— Спокойно, — сказал Уокер. — Медленно и спокойно, вот так. Ты же не хочешь причинить нам вред, Хайд. Это Уокер. Ты помнишь Уокера?
Если бы кто-то другой попытался вести себя спокойно и разумно, Хайд превратил бы его в труп на дороге. Но Уокер использовал Голос, умиротворяющий и успокаивающий, а не свои обычные резкие команды. Огромная голова Хайда медленно покачивалась взад — вперёд, глубоко посаженные глаза смущённо моргали под тяжёлыми надбровными дугами, затем он внезапно отвернулся и исчез в тени.
— Я не знал, что ты можешь так говорить, — сказал я.
— Ты многого обо мне не знаешь, Джон, — весело сказал Уокер. — Я мог бы написать книгу. Если бы только у меня было время.
Он легко двигался среди промокших картонных коробок и груд одеял, осторожно ступая по грязи, покрывавшей мощёную площадь. Он приветствовал многих бездомных по имени, когда они один за другим выходили из своих убежищ и укрытий, чтобы неловко присесть перед ним, как стая подозрительных диких собак.
Большинство не хотели подходить слишком близко, но другие открыто заискивали, выпрашивая еду, или лишнюю мелочь, или доброе слово — какой-то признак того, что они не были полностью забыты реальным миром. Уокер пробормотал что-то тихое, позволив им понюхать его руки и они быстро потеряли интерес и вернулись в свои маленькие мирки.
Уокер легко улыбнулся.
— Это последнее место, куда можно упасть до того, как могила призовёт тебя.
— Раньше это был Питэр Пендрейк, — сказал Уокер, указывая на закутанную фигуру, прижавшуюся к задней стенке покрытого плесенью ящика. — Ты ведь раньше работал на меня, Питэр? Пока я не поймал тебя с рукой в кассе.
— Давным-давно, Генри, — произнёс сухой призрачный голос из тени в глубине лежака. — Я теперь совсем другой человек. Ты можешь забрать меня обратно. Я всё ещё могу делать свою работу.
— Я ведь не только за этим тебя застукал, правда, Питэр? Ты действительно был очень плохим мальчиком. Но вот, что я тебе скажу: держи ухо востро и продолжай докладывать, а я подумаю.
Болезненно худой человек, весь в пятнах и грязи, в рваных остатках футуристического скафандра, съежился от холода под самым примитивным навесом. Он собственнически схватил свою бутылку и прижал её к груди, глядя на Уокера с угрюмым вызовом.
— Это был знаменитый реактивный Ас Брэнниган, — сказал Уокер. — Воздушный герой из какой-то альтернативной временной линии. Летал на сверхзвуковом реактивном самолёте собственной разработки, борясь с преступностью в небе. Затем он пролетел через временной сдвиг и оказался здесь. Ты ведь тоже когда-то работал на меня, Эйс? Охотиться на драконов в ночном небе? Пока выпивка не добралась до тебя и ты не разбил свой самолёт на главной улице, убив сто двадцать семь человек. Ты ушёл почти без единой царапины, но после этого я не мог позволить тебе снова летать.
— Я никогда не пил, — сказал Эйс. — Пока не встретил тебя.
Меньше всего Уокер хотел, чтобы я увидел дрожащую развалину, пытающуюся укрыться от холода и сырости единственным тонким одеялом. Он выглядел лет на сто, его лицо было цвета выбеленной кости, черты скрывались за тяжёлыми морщинами. Он отвернулся, не желая, чтобы его заметили. Уокер долго смотрел на него.
— Эта жалкая развалина была когда-то Сомерсетом Смитом, джентльменом — искателем приключений, — сказал он наконец. — Работал на Хэдли, потом на меня, разбираясь со всеми этими важными, необходимыми, но очень неприятными ситуациями, с которыми иногда приходится мирно разбираться таким людям, как ты, Джон.
— В своё время его имя было довольно известным, у него была чертовски хорошая репутация. Но потом он попытался сбить меня с ног и я сломал его. Многие мои враги оказываются в таких местах. Гораздо приятнее, чем просто убить их.
— Ты меня предупреждаешь, — или угрожаешь мне?
— А ты как думаешь, Джон? — спросил Уокер.
Куда бы мы ни пошли, люди замечали Уокера. Они улыбались и кланялись, сверкали глазами и отворачивались… но никто никогда не игнорировал его. Это был Уокер. Все знали, кто он такой и чем занимается. Но единственное, что их всех объединяло, если смотреть сквозь улыбки и приятные слова, было то, что никто никогда не был искренне рад его видеть.
Многие из них очень хорошо притворялись, так хорошо, что, возможно, только такой опытный и искушённый глаз, как мой, мог бы заметить фальшь, но я знал и я был почти уверен, что Уокер тоже знает. Мне оставалось только гадать, есть ли у Уокера ещё настоящие друзья, или он просто видит в этом слабость, которой воспользуются другие. Он держал свою жену и своих сыновей вне Тёмной Стороны, в совершенно отдельной жизни.
Но я знал, что у него были друзья. Хорошие друзья. Их было трое, крепкие, как братья и крепкие, как грабители, трое молодых парней, решивших преуспеть в этом мире и изменить его к лучшему. Генри, который стал Уокером. Марк, ставший Коллекционером. И Чарльз, мой отец. Я сказал об этом Уокеру, но он только пожал плечами.
— У меня нет времени на семью, не говоря уже о друзьях. Работа — это всё — моя жизнь, моя жена, моя любовница… Это большая ответственность.
— Дело в долге и ответственности в том, что они похожи на Морского Старца. Как только ты их поднимешь, ты не сможешь их снова отпустить. Никогда.
Вы несете их тяжесть до тех пор, пока не упадете и лучшее, на что вы можете надеяться, — это то, что найдется кто-то, кто возьмет на себя эту ношу вместо вас. Когда я начинал, мне казалось, что я знаю, на что иду, но я не знал.
Вы не можете знать, вы не можете понять, насколько велика работа, пока не примете всю её тяжесть на свои плечи.
Ты думаешь, это та жизнь, которую я хотел, Джон? Жизнь, которую я бы выбрал для себя? Я не управляю Тёмной Стороной — она управляет мной.
— Это верно. — А как же Хэдли? Он был главным до тебя. Как он справлялся?
— Возможно, он этого не делал, сказал Уокер. — Он всё бросил и сбежал в Тайную Школу, а теперь он детектив — инспектор. Как бы то ни было. Никто не уходит с этой работы, Джон. Мы сходим с ума, или нас убивают, или нас настигает наше прошлое. Однако это единственная работа, которую стоит делать. Другой такой работы нет.
— Ларри никогда не отказывался от своего брата, — сказал Дэш. — Этот мальчишка всегда был упрям, как мул.
— Они оба были хорошими мальчиками, — сказала Ширли.
— Молодцы, — похвалил Дэш.
Они сидели рядом, держась за руки и склонив головы.
— Мы не очень хорошо ладили с нашими детьми, — сказала Ширли. — Ларри мёртв, Томми пропал, а Хэдли… Одному Богу известно, что такое Хэдли. Трое сыновей, но ни одного внука и вряд ли у него теперь будут внуки. Неужели всё, что мы делали, было напрасно? Мы спасли мир, по крайней мере, три раза. Президент вручил нам медали. Наедине. И всё ради чего? Состариться и увидеть, что наши дети потеряны для нас. Разве мы не заслуживаем чего-то за всё, что сделали?
— Мы сделали это не ради награды, — сказал Дэш, сжимая её руку. — Мы сделали это, потому, что это нужно было сделать.
— Долг и ответственность, — кивнул Уокер. — Единственное, что имеет значение.
— Отвали, Уокер, — сказала Ширли.
А мне хотелось аплодировать.
После клуба «Лондиниум» мы с Уокером нанесли визит в городской совет по неестественной торговле. Большое, величественное здание в самом центре делового района Тёмной Стороны.
Всё очень торжественно, очень достойно и по-деловому. В воздухе вестибюля явственно чувствовался запах свежих банкнот. Уокер водил меня в разные офисы, где не считались с затратами, а комфорт и показная роскошь были нормой. Он представил меня целому ряду могущественных и влиятельных людей, которые все поголовно делали вид, что рады меня видеть.
Потому, что если я был с Уокером, то я должен быть личностью, достойной знакомства. Они предложили мне густой, мутный херес, от которого я отказался и слушали каждое моё случайное замечание, как будто в каждом содержались тайны мира. Я улыбался, кивал и уклонялся от ответа на их изысканные, прощупывающие вопросы о том, что я делаю рядом с Уокером. Пусть удивляются и страдают.
Мне не потребовалось много времени, чтобы понять, почему Уокер хотел, чтобы я встретился с этими высокими городскими типами. Это были люди, которые снабжали Уокера личной и конфиденциальной деловой информацией изнутри. Например, кто поднимается вверх, кто падает вниз, на кого можно оказать давление, или шантажировать…
Всё это для того, чтобы Уокер мог быть в курсе событий и вносить коррективы, когда это необходимо. Не один крупный бизнесмен с бледным и потным лицом отодвинул меня в сторону, чтобы прошептать, как Уокер раздавил того, или иного человека, или даже заставил их исчезнуть… потому что они ставили свои личные финансовые интересы выше интересов Тёмной Стороны.
Никому не разрешалось угрожать статус-кво, пока Уокер был на работе. Какими бы богатыми и могущественными они не считали себя.
Следующей была Улица Богов. Портативная Хроно — машина Уокера теперь работала сверхурочно, перебрасывая нас с места на место. Мы с Уокером шагали по улице бок о бок и целая куча Существ, Сил и Божеств других измерений решила удалиться в свои частные храмы, запереть двери и спрятаться под алтарями, пока мы не уйдем.
Другие Существа и их прихожане обязательно выходили на улицу, просто чтобы быть замеченными дружелюбно беседующими со мной и Уокером и продемонстрировать всем остальным, что они были в хороших отношениях с нами. И ни в коей мере не бояться нас обоих. Уокер, как всегда, был очень вежлив и даже позволил нескольким Богам благословить себя.
— Неужели тебе это никогда не приходило в голову? — спросиля его, когда мы оставили позади наших поклонников.
— По-своему это довольно приятно, — сказал Уокер. — Это одно из преимуществ нашей работы. Но это ложь. Ни один из них не любит и даже не уважает меня по-настоящему. Это сопутствует положению и силе. Они бы так же быстро склонились перед тобой, будь ты на моём месте.
— Было время, когда люди так делали, — сказал я.
— Ещё тогда, когда кое-кто видел во мне потенциального короля в изгнании. Не могу сказать, что мне это очень нравилось. Они говорили не со мной, а с тем, кем, по их мнению, я мог быть.
— Ты заставил людей уважать себя, — сказал Уокер. — Приложили немало усилий, чтобы создать себе репутацию. И в отличие от многих на Тёмной Стороне, ты действительно сделал большинство ужасных вещей, которые должен был сделать.
— Репутация помогает отгонять мух, — сказал я. — Но она нужна, чтобы защитить меня, а не тешить моё эго.
— И это полезный инструмент, чтобы заставить людей делать то, что вы хотите, чтобы они делали. — Сказал Уокер.
— Да, — ответил я. Но…
А потом я замолчал, потому что не знал, что будет дальше.
Уокер только улыбнулся.
Какое-то время мы спокойно шли вместе.
— В обычном случае я бы отвёл тебя в «Клуб изгнанников», — сказал Уокер. — Познакомил тебя со всеми потусторонними и сверхъестественными Королевскими особами в изгнании, выброшенными к нам, на берега Тёмной Стороны, через временные сдвиги, или пространственные проходы, или по итогу какой-либо прискорбной небесной катастрофы.
— Все потерянные Короли и Королевы, Императоры и Божества… Хотя бы для того, чтобы показать тебе, что Королевская семья может быть настоящей занозой в заднице, как и все остальные. И всё же нет ничего лучше, чем когда Король, или Королева склоняют перед тобой голову, это помогает поднять настроение в скучный день.
— К сожалению, изгнанники в настоящее время немного злы на меня, с тех пор, как я счёл необходимым убить некоторых из них для поддержания общественного порядка. Ты же помнишь, Джон.
Я молча кивнул.
Я вспомнил их отрубленные головы, насаженные на железные пики возле клуба «Лондиниум». Королева Елена, Монарх Вечера из будущей сумеречной зоны. Таффи Льюис из Верхнего города, криминальный авторитет и подонок из подонков. И генерал Кондор, великий вождь людей из какого-то будущего, генерал космического флота, который заключил несколько неудачных союзов в своём стремлении поступить правильно.
Уокер никогда не колебался, был твёрд имея дело с любым, кто мог бы оспорить его авторитет.
Может быть, он пытался по своему намекнуть мне? Неужели он приготовил железный шип для моей головы, если я ему откажу?
Это была главная сила Уокера — он всегда заставлял вас гадать.
К моему удивлению, следующей остановкой оказался Крысиный переулок, где бездомные искали выброшенную еду или место, где можно было бы преклонить голову. Крысиный переулок — это широкая мощёная площадь и несколько узких отнорков, расположенных позади рядов из лучших и самых высококлассных ресторанов Тёмной Стороны.
Здесь, вне поля зрения прекрасной клиентуры, которая входит через парадную дверь, существует небольшая община тех, кто упал с края и не может найти дорогу назад. Бездомные, нищие, потерявшиеся и оборванные, изуродованные калеки и проклятые, живущие в картонных коробках, навесах, под листом пластика, или только в слоях одежды и редких одеялах. Беженцы из мира, который все мы воспринимаем как должное.
Однажды я провел здесь некоторое время.
Крысиный переулок в эти дни был более неприятным и опасным местом, в связи с потерей их святого ангела-хранителя, сестры Морфин.
Эдди Бритва по-прежнему часто здесь спал, держа стервятников на расстоянии и конечно же, у них всё ещё была Жаклин-Хайд.
Она вышла из тени, чтобы преградить нам путь, закутанная в грязные лохмотья того, что когда-то было дорогим пальто.
Уокер и я остановились, чтобы показать уважение к её территории. Все знали историю Жаклин.
Эта мрачная, грязная фигура когда-то была дебютанткой и высоко летала, пока она не совершила ошибку, экспериментируя с формулой своего деда. Теперь она олицетворение одной из самых печальных любовных историй Тёмной Стороны. Жаклин влюблена в Хайда, а он — в неё, но они могут встретиться только на мгновение, в момент перехода.
Она зарычала на Уокера и меня, и её тело внезапно взорвалось мускулами и массой. Хайд стоял перед нами, раскачиваясь и рыча, его огромные руки хватали воздух, готовые рвать и терзать, ломать кости и извлекать костный мозг. Он возвышался над нами, его грубое лицо пылало ненавистью ко всему человечеству. Жаклин-Хайд — две души в одном теле, вместе и разделённые одновременно.
— Спокойно, — сказал Уокер. — Медленно и спокойно, вот так. Ты же не хочешь причинить нам вред, Хайд. Это Уокер. Ты помнишь Уокера?
Если бы кто-то другой попытался вести себя спокойно и разумно, Хайд превратил бы его в труп на дороге. Но Уокер использовал Голос, умиротворяющий и успокаивающий, а не свои обычные резкие команды. Огромная голова Хайда медленно покачивалась взад — вперёд, глубоко посаженные глаза смущённо моргали под тяжёлыми надбровными дугами, затем он внезапно отвернулся и исчез в тени.
— Я не знал, что ты можешь так говорить, — сказал я.
— Ты многого обо мне не знаешь, Джон, — весело сказал Уокер. — Я мог бы написать книгу. Если бы только у меня было время.
Он легко двигался среди промокших картонных коробок и груд одеял, осторожно ступая по грязи, покрывавшей мощёную площадь. Он приветствовал многих бездомных по имени, когда они один за другим выходили из своих убежищ и укрытий, чтобы неловко присесть перед ним, как стая подозрительных диких собак.
Большинство не хотели подходить слишком близко, но другие открыто заискивали, выпрашивая еду, или лишнюю мелочь, или доброе слово — какой-то признак того, что они не были полностью забыты реальным миром. Уокер пробормотал что-то тихое, позволив им понюхать его руки и они быстро потеряли интерес и вернулись в свои маленькие мирки.
Уокер легко улыбнулся.
— Это последнее место, куда можно упасть до того, как могила призовёт тебя.
— Раньше это был Питэр Пендрейк, — сказал Уокер, указывая на закутанную фигуру, прижавшуюся к задней стенке покрытого плесенью ящика. — Ты ведь раньше работал на меня, Питэр? Пока я не поймал тебя с рукой в кассе.
— Давным-давно, Генри, — произнёс сухой призрачный голос из тени в глубине лежака. — Я теперь совсем другой человек. Ты можешь забрать меня обратно. Я всё ещё могу делать свою работу.
— Я ведь не только за этим тебя застукал, правда, Питэр? Ты действительно был очень плохим мальчиком. Но вот, что я тебе скажу: держи ухо востро и продолжай докладывать, а я подумаю.
Болезненно худой человек, весь в пятнах и грязи, в рваных остатках футуристического скафандра, съежился от холода под самым примитивным навесом. Он собственнически схватил свою бутылку и прижал её к груди, глядя на Уокера с угрюмым вызовом.
— Это был знаменитый реактивный Ас Брэнниган, — сказал Уокер. — Воздушный герой из какой-то альтернативной временной линии. Летал на сверхзвуковом реактивном самолёте собственной разработки, борясь с преступностью в небе. Затем он пролетел через временной сдвиг и оказался здесь. Ты ведь тоже когда-то работал на меня, Эйс? Охотиться на драконов в ночном небе? Пока выпивка не добралась до тебя и ты не разбил свой самолёт на главной улице, убив сто двадцать семь человек. Ты ушёл почти без единой царапины, но после этого я не мог позволить тебе снова летать.
— Я никогда не пил, — сказал Эйс. — Пока не встретил тебя.
Меньше всего Уокер хотел, чтобы я увидел дрожащую развалину, пытающуюся укрыться от холода и сырости единственным тонким одеялом. Он выглядел лет на сто, его лицо было цвета выбеленной кости, черты скрывались за тяжёлыми морщинами. Он отвернулся, не желая, чтобы его заметили. Уокер долго смотрел на него.
— Эта жалкая развалина была когда-то Сомерсетом Смитом, джентльменом — искателем приключений, — сказал он наконец. — Работал на Хэдли, потом на меня, разбираясь со всеми этими важными, необходимыми, но очень неприятными ситуациями, с которыми иногда приходится мирно разбираться таким людям, как ты, Джон.
— В своё время его имя было довольно известным, у него была чертовски хорошая репутация. Но потом он попытался сбить меня с ног и я сломал его. Многие мои враги оказываются в таких местах. Гораздо приятнее, чем просто убить их.
— Ты меня предупреждаешь, — или угрожаешь мне?
— А ты как думаешь, Джон? — спросил Уокер.
Куда бы мы ни пошли, люди замечали Уокера. Они улыбались и кланялись, сверкали глазами и отворачивались… но никто никогда не игнорировал его. Это был Уокер. Все знали, кто он такой и чем занимается. Но единственное, что их всех объединяло, если смотреть сквозь улыбки и приятные слова, было то, что никто никогда не был искренне рад его видеть.
Многие из них очень хорошо притворялись, так хорошо, что, возможно, только такой опытный и искушённый глаз, как мой, мог бы заметить фальшь, но я знал и я был почти уверен, что Уокер тоже знает. Мне оставалось только гадать, есть ли у Уокера ещё настоящие друзья, или он просто видит в этом слабость, которой воспользуются другие. Он держал свою жену и своих сыновей вне Тёмной Стороны, в совершенно отдельной жизни.
Но я знал, что у него были друзья. Хорошие друзья. Их было трое, крепкие, как братья и крепкие, как грабители, трое молодых парней, решивших преуспеть в этом мире и изменить его к лучшему. Генри, который стал Уокером. Марк, ставший Коллекционером. И Чарльз, мой отец. Я сказал об этом Уокеру, но он только пожал плечами.
— У меня нет времени на семью, не говоря уже о друзьях. Работа — это всё — моя жизнь, моя жена, моя любовница… Это большая ответственность.
— Дело в долге и ответственности в том, что они похожи на Морского Старца. Как только ты их поднимешь, ты не сможешь их снова отпустить. Никогда.
Вы несете их тяжесть до тех пор, пока не упадете и лучшее, на что вы можете надеяться, — это то, что найдется кто-то, кто возьмет на себя эту ношу вместо вас. Когда я начинал, мне казалось, что я знаю, на что иду, но я не знал.
Вы не можете знать, вы не можете понять, насколько велика работа, пока не примете всю её тяжесть на свои плечи.
Ты думаешь, это та жизнь, которую я хотел, Джон? Жизнь, которую я бы выбрал для себя? Я не управляю Тёмной Стороной — она управляет мной.
— Это верно. — А как же Хэдли? Он был главным до тебя. Как он справлялся?
— Возможно, он этого не делал, сказал Уокер. — Он всё бросил и сбежал в Тайную Школу, а теперь он детектив — инспектор. Как бы то ни было. Никто не уходит с этой работы, Джон. Мы сходим с ума, или нас убивают, или нас настигает наше прошлое. Однако это единственная работа, которую стоит делать. Другой такой работы нет.